Благостны те, чья время простое, ибо в той простоте нет места сложным и извращённым способам решать бытие жизни, коротая её занимательными и далеко не приводящими к счастью событиями.
Одна девочка восьми лет принадлежала к аристократическому дому, традиция которого была часто принимать самых разных и экзотичных гостей правящего мира. Банкиры, их прихвостни - политики, редакторы средств массовой информации, иными словами все те, кто создаёт запланированную картину восприятия у людей, кто далёк от этой кухни и беден способностью независимого взгляда на мир. На протяжении нескольких лет маленькая девочка, ещё не посвящённая во все тайны своей семьи, но уже по праву унаследовавшая высокое положение в обществе, радовала собравшихся своей безупречной игрой на пианино и пением в большом зале, где и проходили торжественные вечера, а после, с приглушённым светом и малым кругом доверенных лиц, ритуалов для укрепления своей власти.
Ангельский голосок ещё ничего не подозревающей девочки вызывал улыбки, все её слушали и никто не смел говорить что-то непотребное друг другу, когда звучала музыка выпущенная её касающимися клавишей тоненькими пальцами. Она несла мир и спокойствие, ей очень хотелось, чтобы все были довольны, а её отец - гордился такой помощницей, старающейся сделать вечер как можно приятней. Понимая её обезоруживающее очарование, возможность собравшимся насладиться нетронутой чистотой сердца, её отец использовал игру на музыкальном инструменте умышленно, ставя дочь в положение такого же инструмента, что, к слову, не противоречило его любви. Как опиум для собравшихся, она исполняла новые заученные композиции, вольно импровизируя ритмом, вынося его за разум гостей так, что волны этой музыки омывали сами сердца, наглухо закрытые и очерствевшие от некогда обрушившихся иллюзий тонко воспринимающих.
После игры своей дочери отец умело добивался, конечно, не без помощи своего красноречия и умения убеждать, желанных позиций и расстановок фигур на многоклеточной доске бытия бессмертного дела, продолжающегося уже четвёртое тысячелетие. К моменту переговоров дочь по обыкновению должна была спать в своей комнате закрытой на ключ с внешней стороны. Это Звуконепроницаемые стены комнаты на втором этаже окружали её иллюзией доброго мира достопочтенных господ, в то время как внизу к тому моменту в бокалы лилась кровь, произносились заклинания на чуждом и пугающем языке, происходили оргии и всё то, что никак не должно было стать известным случайному зрителю.
И всё же момент перелома, при котором детство оказывается где-то позади, а идущий рука об руку с ним человек на другой стороне некогда прямой линии жизни, наступает почти всегда, предоставляя переживающему это потрясение либо остаться навсегда с детством на одной стороне, либо так же навсегда потерять его.
Однажды, во время очередного приёма, в зале на первом этаже, когда маленькая девочка лежала в своей кровати готовясь ко сну, произошло то, что происходит редко, но всё же происходит. Таинственным образом незапертая дверь девочки, отсутствие сна, внутреннее беспокойство, какое присуще лишь чистому сердцу. Она вышла из своей комнаты в ночной пижаме и неслышно, стараясь не издавать ни одного звука, спустилась вниз по лестнице к главному залу, где всегда проводились торжественные ужины. Маленькая девочка увидела, как все, поделившись на группы совершенно странным для неё образом, раздирают друг друга на части. Её отец стоял на столе и махал большим мечом отсекая головы налетающим на него, повсюду слышались крики, картины, пол и занавески то и дело вымазывались очередным пятном красного цвета, было невыносимо страшно от понимания, что некогда безопасный дом стал могилой для множества тех, кого она привыкла считать своими радостными друзьями, одаривающими её своими улыбками. В этой суматохе и общем озверении никто не обращал на неё внимание, отец был занят очередным убийством атакующего его. Кажется, это был её дядя, который всегда навещал их в Рождество, оставляя дорогие подарки.
Испуг парализовал её, но она тут же собралась и поспешила к музыкальному инструменту. Сев за пианино и начав играть она надеялась, что вся дикость покорится музыке и происходящее прекратит являть ей тот ужас, какой она не до могла осознать. Она играла и пела, пока всюду реками текла кровь, багряные брызги окрашивали занавески, лицо девочки, всем было плевать на её пение, но она всё равно играла, задавая бойне ритм.