Бойкот

Махпрат Мухиддинова
               

     Наш средний сын Арсений родился во второй половине апреля, когда весна  превратила огромные белоснежные сугробы в грязную кашицу, мутные многочисленные лужи и лужицы, в которых  дети с упоением плескались, находя  в этом, одним им ведомую, радость. Привезли меня из роддома в трагический, как потом оказалось, для страны день. Произошёл взрыв на Чернобыльской АЭС, но об этом мы узнали много позже.  Мы были далеко от Припяти, зато под боком Новой Земли, где производились то ли подземные атомные взрывы, то ли захоронения ядерных отходов, а может и то и другое.

     Из-за стремительных родов, наш долгожданный малыш  был опухшим, весь в ссадинах, с узенькими щёлочками вместо глаз, а желтки вместо белков сплошь в красных прожилках. Он был похож то ли на монгола, то ли на китайца, поэтому я даже возрадовалась тому, что он мальчик, а не девочка, хотя мы очень надеялись в этот раз на дочь. Возможно, утешая себя, я старалась не думать о том, что девочка по своей природе всё равно родилась бы намного симпатичнее, чем наш мальчик.
       Роды были стремительными из-за того, что в течение нескольких часов две акушерки пичкали меня хинином (средство, стимулирующее схватки), но схватки,  несмотря на это, были слабыми. Говорили они со мной грубовато, по-свойски, обращаясь на «ты». Мне это резало слух, но в моём положении, в прямом и  переносном смысле,  следовало молча терпеть, что я и делала. Вместо того, чтобы держать моё состояние под  постоянным контролем, они лишь изредка заглядывали в предродовую палату.  Стимуляторы оказали, в конце концов, своё действие. Меня резко выгнуло – начались роды!  В этот момент с ведром и со шваброй вошла помыть полы санитарка Валя. Она, с грохотом уронив швабру, с воплем вылетела из палаты и  только минут через пять прибежала обратно с одной из акушерок, а вторую ей так и не удалось  найти. Акушерка,  вбежав в палату, принялась уговаривать  меня, как будто от меня что-то зависело, чтобы я потерпела немного и  попробовала залезть  на высокую каталку, стоявшую в другом кабинете  -  родовой. Я, с трудом доковыляв и взгромоздившись на неё, выгнулась дугой. Акушерка не успела подкатить поднос,  который был рассчитан для  подстраховки ребёнка при выходе. Чудом ей удалось подхватить пулей вылетевшего младенца  и не выронить  скользкий комочек, который, получив  шлепок по  попе, заорал, как потом сказали, на весь роддом. Не найдя вторую куда-то запропастившуюся акушерку Вале пришлось самой  помогать  принимать роды, к тому же нестерильными руками, да и у акушерки вряд ли они были чище. Слава богу, я ничего в тот момент не соображала, поэтому сей факт осознала много позже, когда уже было бессмысленно  переживать по такому поводу. Зато я осталась на всю жизнь благодарной санитарке Вале, маленькой, некрасивой женщине, спасшей моего сына. Ведь неизвестно, чем бы всё закончилось, не зайди она ко мне и не найди хотя бы одну из акушерок, которые должны были  находиться рядом со мной, а не бог знает где.

       Мы долго мучились с подбором имени нашему  малышу: ни одно из имён не подходило ему, а от азиатских наш папа отказался, заявив, что хватит с него и одного. Прошли  две недели, прежде, чем наш малыш получил долгожданное  положенное ему по праву имя. Муж, решив покончить, наконец, с  затянувшимися поисками  втайне от меня зарегистрировал его под именем Арсений, которое не понравилось  мне, когда ранее, в числе других, было предложено на моё усмотрение.
     Через три месяца у Арсюшеньки зажили ранки, опала отёчность и тогда мы в изумлении обнаружили, что у него большие,  круглые чёрные глазищи в обрамлении густых, как щётка,  ресниц  - самый настоящий пупсик! Был он спокойным и невозмутимым, поэтому  мы прозвали его Буддой  – буддёнком. Он не доставлял нам хлопот, сидел куда посадишь, ничего не требовал, только невозмутимо взирал на нас  глазищами и кто  знает, о чём он думал...  Даже в свои два годика говорил  он мало, односложно, но чётко. Обожал каши, особенно манную, которую мог есть целыми днями.  Детки - друзья его старшего брата Рустама, при встрече с ним любили его потормошить, потрогать, потискать, бурно выражая  свои эмоции, таким  красивеньким с кудряшками малышом он был.  Арсений же невозмутимо воспринимал их шумные  восторги, никак не реагируя на них. Нас стало тревожить  отсутствие с его стороны  реакции, мы не могли понять, почему он не эмоциональный, решив, даже, что у него могут быть проблемы с развитием. Старший сын  - Рустамушка,  чуть ли не с пелёнок был смышлёным,  шумно и живо реагирующим и выражающим  свои чувства ребёнком. Мы к этому привыкли, думая, что так и должно быть, а тут второй ребёнок совсем другой – его полная противоположность!  Это надо было как-то уложить в голове. В то время мы не имели большого опыта, но со временем, постепенно, в процессе воспитания нам пришлось совершенствовать свои родительские чувства и знания.
 
      Арсений отличался степенностью, не бегал, не прыгал, не испытывал постоянной потребности  стоять на голове, бегать на четвереньках, как его брат. Он уходил гулять чистеньким, аккуратненьким и возвращался  точно таким же, как и уходил. Когда по телевизору показывали что-то пугающее, то Рустам прятался за нас, совал голову под подушку или вовсе выходил из комнаты, а Арсюша  же сидел себе спокойненько, не шелохнувшись, не проявляя  никаких эмоций на то, что происходило на экране.
     Лет с  трёх  у нас с ним начались серьёзные проблемы. Он стал почему-то капризным, вредным, вечно  чего-то требующим от меня. В три годика и шесть месяцев  у него родился братишка Олежка. Он, конечно же, ревновал  нас к нему, но быстро успокоился,  поняв, что мы не стали его меньше любить. Наоборот, он стал к нему ярко  проявлять свои братские чувства. Летом во время массового выезда северян на юга детей так мало оставалось, что их едва хватало на одну группу.   Арсюше и Олежке один раз пришлось провести вместе всё лето в одной группе.  Воспитательницы сообщили мне, что Арсений  удивляет и умиляет их, так трогательно  он заботится и опекает своего братика. Я гордилась им, но вместе с тем мне было обидно, что воспитательницы взвалили на маленького мальчика  свои обязанности.  Арсюше самому тогда было лет пять, но повёл он себя ответственно, как взрослый, полностью взвалив на себя всю заботу о братишке.
       Между  тем, Арсений мог капризничать с утра до вечера, постоянно  что-то требуя и этим, изводя меня. Как только получал требуемое, тут же переключался на другое. Он был покладист с папой, который часто отсутствовал, улетая на несколько месяцев  то зимой на буровую, то летом на полевой сезон. Получалось, что именно мне мой сын посвящал  и устраивал свои «концерты». Мне трудно было справляться с ним, но я проявляла терпение, правда, иногда всё же срываясь. Когда Арсюше доставалось от меня, то он не обижался – он вообще не умел обижаться, во всяком случае, его обиды хватало на пять минут. Меня спасало иногда то, что он мог часами сидеть и листать детские книжки, которых было в доме в большом количестве.

       Арсений не переставал нас удивлять. В четыре года  у него открылся своего рода дар. Мог мгновенно складывать и вычитать числа сначала от одного до десяти, а потом и до тридцати. Когда я попросила его рассказать, как это у него получается,  он напрягся,  немного подумав, а потом просто расплакался, так и не сумев ничего объяснить. Папа же его накинулся на меня с упрёком, что я мучаю ребёнка, но мне очень хотелось знать, что же происходило в такой момент в его головке. Чуть позже у него появилась потребность считать всё подряд: сколько пельменей налеплено и съедено, сколько птиц летает или сидят на деревьях, сколько конфет и печенья в вазочках и т.д. Мы очень удивлялись его такой странной потребности,а потом привыкли решив, что это его склонность к математике так причудливо проявляется. Действительно, в школе математика легко ему давалась, а в музыкальной школе педагоги считали, что у него не голова, а компьютер, настолько точно и быстро всё усваивал, даже такой трудный предмет, как сольфеджио. В его артистических способностях нам тоже пришлось  убедиться, когда ему дали роль деда в сказке «Репка», показ которой приурочили к какому-то празднику. На его беду роль оказалась «многословной» и он забуксовал с ней, не желая прилагать усилие. Наша воспитательница Надежда Евгеньевна попросила меня поговорить с ним. Он упорно не желал учить слова на репетициях, а времени оставалось совсем немного.  Одна из воспитательниц  Людмила Николаевна, отвечавшая  за проведение утренника,  изначально  не хотела давать эту роль Арсению под предлогом того, что тот не справится. К ужасу Надежды Евгеньевны, так и выходило, и вот она, забив тревогу, обратилась ко мне  за помощью. Мне пришлось долго его уговаривать и, в конце концов, рассказать всё как есть: Людмила Николаевна не верит, что он справится с  ролью; если не успеет выучить слова, то подведёт  Надежду Евгеньевну, доверившую именно ему главную роль  - роль деда. До Арсения, в конце концов, всё дошло, поэтому мы стали каждый вечер усиленно  учить слова. Я очень волновалась, но Арсюша  не подвёл  - блестяще сыграл роль деда, войдя в образ  и ни разу не запнувшись!

        Чем старше Арсений становился, тем тяжелее с ним было. Я не знала, чем это объяснить. Билась с ним, часто беседовала, он вроде всё понимал, но не мог себя контролировать, как будто что-то сидело в нём, мешая  ему быть нормальным ребёнком. Так как он был рослым, крепеньким и красивым  мальчиком, все на него обращали внимание, и вот тогда мне пришла в голову мысль показать его Носыреву, психотерапевту  и по совместительству экстрасенсу. Я ходила к нему на лечебные сеансы, связанные с болезнью рук, постоянно доставлявших мне сильные боли и мешавших нормальному сну. Я договорилась с Носыревым, чтобы он посмотрел сына. Из-за его частых истерик я стала подумывать о том, что его могли сглазить. Я, выбившись из сил, не зная, что ещё можно предпринять, не исключала такого варианта. После сеанса со мной Носырев решил осмотреть Арсения. Арсюша  сидел в кресле, в дальнем углу большого кабинета. Доктор - экстрасенс, бросив взгляд в его сторону, с удивлением произнёс: «Это вы про него говорили?! Да он сам кого угодно сглазит! Я со своего места ощущаю его биополе. У него мощная энергетика. Если вы сумеете с ним справиться: правильно его воспитать, направить, поставить  на правильный путь, то он у вас добьётся, достигнет очень многого!»  Слова, сказанные психотерапевтом,  врезались в мою память на всю жизнь и служили маяком в трудном деле воспитания нашего сына  Арсения. Конечно же, он был необычным ребёнком, в голове которого много чего происходило, но мы не знали что именно. У меня не хватило умения, терпения и времени, чтобы по-хорошему разобраться, чем же жил мой ребёнок, какие процессы в нём происходили, почему он так странно, как нам казалось, вёл себя. Следовало мне найти подход к нему, но как-то не  получалось – он не шёл на контакт, не открывался, всё ускользал. С покладистыми детьми, конечно же, легче, а вот к воспитанию таких, как наш Арсений необходимо прикладывать немало усилий, следует постоянно, не ленясь, работать с ними. Но разве у взрослых есть достаточно понимания, времени и желания заниматься этим?

        С Арсюшей было сложно ещё и потому, что он не всегда  мог, как братья, вести себя открыто и естественно. Он даже свою любовь ко мне и старшему брату выражал  своеобразно: не кидался мне на шею, а молча  выжидал, когда же я сама поцелую и прижму его к себе со словами: «Иди же ко мне, мой медвежонок!» К старшему брата его чувства проявлялись ещё более своеобразно, если не сказать странно. Он его часто зеркально копировал. Если Рустам закашляет он тоже начинал кашлять, если споткнётся при  нём, он точно также спотыкался, и так почти во всём. Со стороны это выглядело забавно, но очень уж необычно. У него было немало особенностей и одной из них была способность сосредотачиваться всеми силами души и ума на том, что ему важно на данный момент. Любовь к  близким была  для него всегда очень важным чувством, впрочем, как и для его братьев, только он уходил туда с головой, слишком по-своему  проявляя её. Он до семи лет частенько по ночам приходил к нам в спальню. У меня не было сил среди ночи сопротивляться, поэтому, получив моё сонное согласие, бежал за своей подушкой, а затем укладывался между мной и папой, и, крепко обняв меня за шею, засыпал счастливый.
       Арсюша так любил свои игрушки: большого оранжевого мишку, надувного зелёного плющевого собачку и свои многочисленные маленькие железные машинки, что перед сном складывал их к себе в кровать. Я каждый раз заставляла его выложить всё это богатство обратно, но утром  заставала его  спящим на огромном количестве машинок, да ещё сбоку с мишкой и собачкой в придачу – прямо маленький  йог! Я не могла понять, как можно было так спокойно спать на «железяках», если даже ему не хотелось расставаться с ними всего лишь на ночь! Потом я поняла, что с его любовью к машинкам и к мишке с собачкой бесполезно бороться.

        Я под внешней невозмутимостью Арсения ощущала некую силу и, очевидно, не только я. В одну группу с Рустамом ходил мальчик – очень неуравновешенный, с патологией в нервной системе. Мама его переболела серьёзной для беременных  болезнью – краснухой. Все его боялись, так как он не мог себя контролировать и  бил всех подряд без разбору. Рустам, будучи спокойным и дружелюбным по своей природе, как и все, боялся этого мальчика, хотя тот почему-то его не трогал. Очевидно, очень положительный Рустам сдерживал его, но остальных бил без пощады. Такие  личности, что маленькие, что взрослые, всегда внушают опасение и страх нормальным людям, особенно  мирным и безобидным. Все понимают, что на их  адекватность не стоит рассчитывать. Я убеждала сына не бояться его, а если тот тронет его, то обязательно дать сдачу – иначе нельзя, человек обязан уметь защищать  себя. Летом, когда в садике объединили оставшихся детей, этот мальчик и Арсений оказались в одной группе. К удивлению воспитателей, он всё лето мирно играл только с моим сыном, хотя был старше его. Наверное, Арсюше не приходило в голову, что должен его бояться, поэтому абсолютно спокойно общался с ним. Мальчик, очевидно, ощущал отсутствие в Арсении страха, и ещё нашёл в нём  что-то интересное для себя, и это как-то гасило его природную агрессию.
 
       Арсению было шесть лет, ходил он в подготовительную группу садика, когда произошло это неприятное событие. Как-то раз ко мне обратилась его воспитательница.
   -   Арсений вот уже месяц ни с кем не играет, не разговаривает. Я думала, что это временно, но он и не думает с кем-либо общаться. Пыталась поговорить с ним, но бесполезно. Я решила, что надо вам сообщить об этом. Меня это очень беспокоит.
       Я поблагодарила нашу воспитательницу, пообещав обязательно поговорить с сыном. Сердце моё сжалось. Я знала его особенность: он мог часами играть сам с собою,  в одиночестве, даже тогда, когда многочисленная детвора, собравшись  на очередное  день рождение, чуть ли не через его голову носилась по дому, а он играл со своими машинками, не обращая ни на кого  внимания. Он отключался от всех и от всего, сосредоточившись лишь на том, что ему интересно.
       И вот теперь Арсений ни с кем не общался  уже месяц - это было  серьёзно!  Я, конечно же, кинулась поговорить с ним. Долго же мне пришлось уговаривать его, прежде чем он рассказал, что же произошло у него с ребятами. В группе собрались почти все одногодки и почти все тигры по гороскопу. Детки все сложные, своеобразные, некоторые  даже очень странные. Ребята чуть постарше  и посильнее  вечно что-то придумывали  против остальных. Спокойное большинство как всегда боялось агрессивного меньшинства. Совсем маленькое сообщество, которое наглядно демонстрировало суть человеческого общества в целом. «Агрессивное меньшинство», время от времени, по обоюдной договорённости с инертным большинством «неугодным» объявляло наказание - бойкот. С «неугодным» не разговаривали, не играли, пока не сочтут, что тот достаточно наказан. Устраивали  «пытки», типа есть грязный снег. Получившим «чёрную  метку», приходилось несладко: они проходили через унижения и неизвестно как это отражалось на их психике в дальнейшем. Арсений не участвовал в таких жестоких играх, хотя был дружен со всеми ребятами. Когда в очередной раз они  кому-то объявили бойкот и попросили  Арсения присоединиться, он отказался, заявив, что они плохо поступают и ему всё это надоело. Ребята, разозлившись, пригрозили самому ему объявить бойкот, на что он ответил, что ему всё равно - пусть делают что хотят. Итак - бойкот был объявлен Арсению!

       Прошло какое-то время и ребята, видя, что Арсений преспокойненько обходится без них, не обращая  на них внимания, не выдержали. Очевидно, в их планы не входило, чтобы Арсюша  не общался с ними так долго. Я расспрашивала его,  не было ли ему тяжело  одному, на что он ответил  – «нет!» В итоге ребята сами подошли к нему  и объявили, что отменяют бойкот, и он может теперь играть с ними, но он отказался. Так проходили  дни  за днями, пока воспитательница не заметила неладное. Она пыталась поговорить с ним, но он молчал, а ребята тоже не желали выдавать свою тайну. Арсений меня поразил! Случившееся проявило его скрытую сущность, дав мне возможность заглянуть в его будущее. Именно тогда я по-настоящему открыла для себя скрытую силу в моём сыне и поняла, что в нём заложены нравственные устои и они  сработали, когда это было нужно. Ну и, конечно же, получаемое от нас, родителей, воспитание не могло не повлиять на его характер и поступки. Дети бывают очень жестоки, совершают осознанные и неосознанные неблаговидные поступки, как будто в них срабатывает некий заложенный природой механизм морального и физического истязания себе подобных. Я считаю, что, возможно, люди запрограммированы на  уничтожение и самоуничтожение. В некоторых детях настолько ярко выражена  жестокость, что диву даёшься! Многие из них меняются, взрослея, их агрессивность сглаживается, исчезает полностью или  же прячется далеко или близко, дожидаясь своего часа. Это уже зависит от воспитания и природы каждого человека: какие гены получены от предков, то есть какие из них сработали при зачатии. Этот случай в садике яркий пример того, откуда берутся «плохие» взрослые - из детства! Хотя бывает и так, что вроде хорошие дети, а вырастают негодяями, возможно, это срабатывание  «плохих» генов, неправильное воспитание или же неблагоприятная среда. Бывает и наоборот, когда из «непутёвых»  вырастают замечательные личности. Если в ребёнке генетически заложена тяга к «правильному» и отторжение  «плохого», и к тому же есть возможность получить хотя бы элементарные понятия, как о хорошем, так  и о плохом, то у него может хватить силы характера противостоять «злу»! Борьбе со «злом» - все возрасты покорны!

        В деле воспитания детей следует быть готовыми к тому, что не всё, что мы вкладываем в них, даёт положительный результат и по разным  причинам даже многое  отскакивает, так и не прижившись. Очевидно, одним из главных  причин в этом играет индивидуальность ребёнка, его способность реагировать, воспринимать и усваивать информацию, особенно положительную. Всем известно, почему-то «плохое» очень быстро прилипает к детям, а чтобы прижилось «хорошее», следует приложить немало усилий, да и то, нет никакой гарантии, что это даст ожидаемый результат. Такова, очевидно, человеческая природа. Основой же воспитания является  само поведение, жизненные устои родителей. Если не воспитывать детей, не прилагать усилие в надежде на то, что хоть что-то приживётся в них, то получится то, что видим вокруг себя – массовая невоспитанность, душевная убогость, даже при наличии образования. Академическое образование, развивая человека интеллектуально, не сделает его по-настоящему воспитанным, позитивно мыслящим, если не будут задействованы более глубокие - духовные аспекты личности. Знания, общая информированность почему-то не всегда воздействуют положительно на сознание, а значит на мышление, порождая потребность и тягу к духовному  саморазвитию и, как следствие, на формирование позитивного мировоззрения. Интеллект без души, выхолащивает, сводя на нет само понятие  нравственности. Никто в ней не нуждается, так как она мешает «свободе» поступков, вынуждая считаться с интересами других людей, вынуждая поступать «правильно», может, даже в ущерб самому себе. А кому это нужно?!

       Правильное, осознанное поведение моего сына дало мне надежду, что из него вырастет нормальный человек. Я с радостью выразила своему сыну своё восхищение и уважение. Даже не все взрослые понимают и поступают так, как поступил шестилетний мальчик. Да, в нём был стержень – нравственный потенциал! Я попросила его простить ребят, объяснив ему, что они не понимают того, что понимает он, но, может, теперь всё изменится – они перестанут поступать дурно. Разговор у нас был с ним серьёзный, я убедила его простить их. Мне было очень важно, чтобы мой сын не зациклился  на неприятных моментах своей жизни, которых всегда у всех бывает в избытке. Я постаралась, чтобы этот случай остался позитивным опытом, если не в памяти, то в подсознании сына, что было очень важно для правильного, гармоничного развития его личности. К моей радости, бойкоты прекратились.

       Мы, взрослые,  должны уметь фиксировать и плохие, и хорошие события в  сознании наших детей, чтобы они научились думать и анализировать всё, что происходит как в их жизни, так и в окружающем мире. В конечном счёте, в наших  детях отражается то, что есть в нас самих, почти как в зеркале, почти…  Как положительные, так и какие-то отрицательные качества достаются нам по наследству, и с этим очень трудно бороться. Конечно же, мы не учим их быть плохими, но и не учим  быть людьми. В конце концов, мы можем дать своим детям только то, что есть в нас самих, то, что важно нам самим и то, что нам доступно. Получается замкнутый круг. Мне очень печально от того, что столько вокруг молодых людей, которым не привита с детства способность к мышлению и не заложены хотя бы зачатки моральных устоев. 
     Многие родители, особенно отцы, не умеют и не желают, не считают нужным говорить со своими детьми, общаться с ними. Большинство из них вообще не принимают участия в их воспитании, взвалив всё на плечи матерей, у которых дел итак "выше крыши" и сил хватает, в основном, на насущные проблемы, а остальное - как уж получится. Некоторые отцы проявляют внимание до определённого возраста, а потом, посчитав, что на этом их миссия закончена, предаются только своим делам. Родители начинают чётко разделять всё на «свои дела» и на «их дела». Странно, что жить интересами друг друга, быть единым целым, при этом оставаясь самодостаточными личностями, считается вмешательством в жизнь своих детей. Это, скорее всего, отсутствие потребности в духовном родстве – всё сводится лишь к кровным, биологическим отношениям. Непонятно мне, почему самые близкие люди по крови не становятся по-настоящему близкими по духу? Выходит, мало кто способен относиться к воспитанию детей, как к жизненно необходимому и важному делу, взяв и неся на себе ответственность за них. Как ни крути, а "правильно" воспитывать детей, возможно для человека только при наличии чуткой души, гибкого, тонкого ума и обязательно позитивного, для которого чётко разделены что такое "хорошо" и, тем более, что такое "плохо". Но где его взять?!

       С детьми нужно много говорить о важных вещах, открывать их сознание, чтобы  они были мыслящими людьми, несущими ответственность за свои поступки и помыслы, были чище, не совершали роковых ошибок, старались и умели жить в ладу с собой и миром. И нет в том их вины, если не происходит этого. Для многих из них мораль – пустой звук и абстрактное понятие, и в этом огромном, сложном и жестоком мире им приходится выживать с душой, заполненной чем угодно, но только не нашей позитивной родительской любовью.

08.11.2012 г.