Когда старшая внучка бабы Оли собралась в очередной раз в первопрестольную, она забежала на несколько минут к своей любимой бабуле, которая вынянчила её с пелёнок.
За столом Филипповны, как всегда, чаёвничали её подружки-одногодки: толстая, неповоротливая, но острая на язычок «толокочиха» - Толокова баба Вера, худющая с детства хохотушка Ермолаевна и невестка младшего сына хозяйки – белобрысая Екатерина. «Садись, внученька, с нами. Ты же любишь мой чаёк… Я опять заварила твоими любимыми вишнёвыми веточками…» - Филипповна засуетилась, подавая прямо с пылу горячие пирожки с малиновым вареньем…
Когда стрелки часов показывали уже вечер, любимая бабушкина кровиночка встала из-за хлебосольного стола:
« Я, бабуля, вот по какому делу. Ты говорила как-то, что тебе занавесочки новые нужны. Так вот, я в Москву еду, там тебе и куплю их в подарок к твоему семидесятилетию. Возвращусь ведь как раз к нему. Только мне надо знать, сколько их нужно, какие ты хочешь, куда собралась повесить, и какой нужны длины. Я вот и сантиметр захватила…»
Филипповна, всплеснув руками, со слезами прижалась к внучке. Баба Вера и Ермолаевна заёрзали на табуретках:
« Ишь ты, да подишь ты, какая умница, бабке решила угодить!» Только белобрысая Катька, с момента свадьбы ненавидевшая свекровь, язвительно выпалила: «Вам, мама, пора о смерти уже думать, а Вы о новых занавесках!» Она демонстративно встала, хлопнула входной дверью и ушла в свой новый дом, построенный в бабушкином дворе. Баба Оля заплакала…
«Бабуля, я знаю, как ей ответить!» - сказала длинноногая красавица-внучка и принялась усердно вымерять окна бабушкиной хаты…
В Москве- матушке молодая учительница вместе с учениками на площади трёх вокзалов нашла огромный магазин, где продавались шторы. Выстояв огромнейшую очередь, она купила самые красивые белоснежные кружевные шторы, такое же чудесное покрывало им в тон и накидки на подушки, немного подумав, купила и кружевную скатерть. Заодно приобрела два небольших, почти сказочных, паласа. Довезти домой всё это в их прекрасную предгорную глубинку помогли её десятиклассники.
Накануне семидесятилетия бабули, в солнечный августовский день Людмила явилась к ней с ведром извести, щетками и тряпками… Выпроводив будущую именинницу сидеть с подружками на лавочке под раскидистой ивою возле хатки, внучка бойко взялась за дело.
Ей понадобилось три часа, чтобы всё заблистало, как у Золушки. По звонку подъехал муж и привёз поклажу. Помог Людмиле всё повесить и разложить. На кружевную скатерть поставили алые гладиолусы…
Торжественно по приглашению вошла Филипповна, прихватив подружек…
Недовольная Катька, услышав восторженные причитания в открытое окно и увидев новые красивые шторы на окнах свекрови, пришла, когда все сидели за столом бабы Оли, ели пирожки с капустой и любовались чудесными обновами. «Я тебе, Екатерина, вот что скажу: я с этими шторами теперь в сирень на кладбище собираться не буду. Даже не жди!» - выделяя каждое слово, произнесла гордо баба Оля и поставила табуретку для невестки. Екатерина сконфуженно промолчала.
С красивыми кружевными шторами баба Оля после своего семидесятилетия прожила ещё почти три десятка лет.
Она умерла ранней весной, сразу после очередного праздника Пасхи, когда ей было уже девяносто восемь лет. Белые кружевные красивейшие шторы, на которые с завистью смотрела Екатерина двадцать восемь долгих лет, теперь висели у невестки в зале. Свою свекровь она пережила всего на три года.
С бабой Олею Екатерина и после смерти рядом. Их похоронили на новом кладбище через дорогу друг от друга, а белые занавески, покрывало и накидки облюбовала новая жена сына… В её квартире до сих пор лежат старые паласы из старой маленькой хатки девяностовосьмилетней старушки. Возражать теперь против этого никто не будет. Светлый памятник сыну стоит недалеко от матери, которой по душе когда-то накануне семидесятилетия пришлись московские занавески…
08.12.2012