Пойду, думаю, в театр. Среди людей побуду. Одичал в мастерской. Шутка ли, пять дней людей не видеть? Одному идти в театр не с руки, хочется даму рядом. Неплохо бы привлекательную. Но взять где? Те дамы, что не так давно казались привлекательными, набили оскомину, хочется обновить общение. Вспомнил об одной малознакомой, но обаятельной. Нашёл на салфетке записанный телефон, звоню. Берёт трубку.
– Наташа?
– Да, – говорит, – я.
Представляюсь:
– Олег, – говорю, – художник. Помнишь меня?
Не помнит. Описываю обстоятельства знакомства: ночь, кафе, музыка, танец медленный. Не помнит. Привожу фрагменты общения. Всё напрасно – не помнит. Отчего бы такая амнезия, думаю? Признаюсь: в момент знакомства, я и сам был несколько выпимши, но это «несколько» – сущие пустяки, не больше трёхсот граммов беленькой. Что делать? Каким фактом освежить воспоминания? Ничего в голову не приходит. Затянулась пауза… Чувствую по дыханию, девушка нервничает. Предлагаю познакомиться заново и приглашаю в театр. Знакомиться не отказывается, но о театре отзывается прохладно:
– Не люблю я, – говорит, – театр.
Пытаюсь вкусы выяснить: от театра, через кино, кафе, прогулки в парке, дошли до белого полусладкого. На нём и остановились. На трёх бутылках. Встретиться решили у меня в мастерской, очень ей стало любопытно посмотреть на культуру. Опять, думаю, в мастерской, но… всё же, новый человек.
Часа через два – звонок. Пришла. Объясняю, как дверь найти. Стучит. Открываю… Ну, нет, не мог я тогда в кафе так напиться! Той было не больше тридцати, а этой под сорок. Та была брюнетка, а эта – рыжая. Та – симпатичная, эта, чтобы не обидеть… да, что уж тут, не обидеть – страшная! Первое желание – дверь захлопнуть! Но, неловко… всё же – интеллигент, хоть и не потомственный. Впускаю. Пытаюсь улыбаться. Помогаю пальтишко снять. От дамы табаком крепким пахнет – смерть для некурящего.
– Проходи, – говорю, – сейчас с котом познакомлю. – Поглупел от шока, себя не узнаю.
– Кисонька…– говорит дама и начинает моего Марса по холке гладить. Да так нежно… Ну, ладно, думаю, хоть не живодёрка. Предлагаю наверх подняться. Но дама изъявляет желание, осмотреться, прежде выпивки. Медленно так ходит, картинки разглядывает, вопросы задаёт. Отвечаю что-то, а сам думаю: слава богу, что не театралка, я б себе психическое расстройство нажил.
Сели мы за стол после экскурсии. Открываю бутылки, чувствую: руки дрожат. Переволновался, скорей бы выпить. Выпили. Ещё. И ещё. Начало понемногу отпускать. И даже тема как-то сама собой нашлась – кошки. С кошек перешли на работу. Дама работает в транспортном агентстве. Тут меня осенило – салфетки перепутал! Телефон этот я по делу записывал. Вот что… И тут она просит разрешения закурить:
– Можно, – говорит, – я закурю?
А у меня в мастерской – ни-ни. Исключение только для голых женщин: ну, не гонять же голую из постели на улицу? Я возьми, да и ляпни… Вижу: у собеседницы моей глаза заблестели. С каждым бокалом блеск усиливался. И когда дама решительно передвинула свой стул ближе к моему, я вдруг вспомнил о больном друге, сильно во мне нуждающемся, (лежит бедный в постели, стакан воды подать некому).
Путь от стола до выхода на улицу (не больше тридцати метров), мы с дамой преодолели за какие-нибудь сорок минут, очень ей не хотелось покидать культурное пространство.
Следующую неделю дама звонила настойчиво. Я не отвечал. И вот, как-то обедаю, созерцаю за окном прохожих и в приближающейся к двери моей мастерской блондинке! узнаю Даму. Затаился я: сижу тихо – как сдохши. Погромыхала моя Дама в дверь, погромыхала… да так и ушла ни с чем.