Реинкарнация12

                Р Е И Н К А Р Н А Ц И Я

                12

Чумак проснулся утром и силился вспомнить, что произошло и почему он здесь в незнакомой обстановке. Привыкший к анализу ум, быстро вё расставил по местам. Он—Боугарт—вчера вернулся из Стапгорста, где расследовал дело об убийстве. Приехал вечером в Амстердам и пришёл домой. Никого. Быстро соорудил ужин. И, даже не заходя в гостиную, отправился спать. Вскочил и отправился в душевую. Сварганил пару бутербродов и кофе. После кофе мысли пришли к окончательный порядок. В гостиной на столе лежала книга, раскрытая почти посередине. На стене висел отрывной календарь. Чумак машинально глянул на него и увидел: сегодня 25 впреля 1953 года. Неужели я уже два года живу в Нидерландах—изумился он? Но я же ничего не помню? За два года должны же накопится какие-то воспоминания? Перевёл взгляд на стол и обнаружил письмо от Роджера де Грота. Нет,--подумал он,--куда-то ехать я не готов. Машинально,--и откуда-то в памяти всплыл номер телефона,--и отказался от поездки. Пот ом, вновь увидел раскрытую книгу и уселся за стол.         
         --И ты в это действительно веришь?
    --Ты чертовски прав. Я действительно верю в это! Если бы мы  ограничились в обучении  чтением, письмом и арифметикой вместо того, чтобы перекармливать их  всякой всячиной  типа  «критическое  мышление»,  то мы  бы  сегодня жили
намного лучше. Если бы мы выдворили так называемое «сексуальное просвещение» из классов, то  нам  бы не пришлось сейчас видеть  подростков с собственными детьми, и матерей-одиночек,  которые в свои 17 лет претендуют на специальное пособие,  и  того, как мир  просто выбивается  из-под контроля.  Если бы  мы настояли на том, чтобы наша молодежь жила нашими моральными нормами, если бы мы не позволяли детям отступать от них и  создавать  свои собственные, то мы бы не превратили нашу когда-то  сильную, жизнеспособную нацию в свое  жалкое подобие.
--Понимаю.
--И еще. Не настаивай и не говори мне, что мы должны вдруг  признать себя «неправыми»  за то, что совершили  в Хиросиме и Нагасаки. Ради Бога, мы ведь покончили с войной. Мы спасли тысячи жизней. С обеих сторон. Мы заплатили за это ценой войны. Никому не нравилось это решение, но его надо было принять.
--Понимаю.
--Да уж, Ты понимаешь. Ты как  все эти  розовые  коммунисты-либералы.  Ты хочешь, чтобы мы пере смотрели нашу историю. Ты хочешь, чтобы мы все изменили и  сами сжили  себя со света.  И тогда вы,  либералы,  наконец-то  добьетесь своего,  завладеете  миром, -- создадите   свои   декадентские  общества, перераспределите богатства. Власть народу и всякая подобная чушь. Только это нас ни к чему не привело. То, что нам нужно, -- так  это возврат к прошлому, к ценностям наших предков. Вот что нам нужно!
--Больше сказать нечего?
-- Нечего, я сказал все. Ну и как?
--Ты хорошо сказал. Действительно  хорошо.  Когда  годами слушаешь радио, это не трудно сделать. Так думают люди на вашей планете. Да?
--Можешь не сомневаться. И не только в Америке. Я хочу сказать, что можно сменить  название страны,  название  войны, вставить  любую военную  вылазку
наступательного характера любой нации, в любое время в истории. Это не имеет значения. Все  считают,  что  правы они.  Всякий скажет,  что  именно другой человек «не прав».  Забудь про  Хиросиму.  Возьми  вместо  этого Берлин. Или Боснию.  Каждый знает,  что  именно  старые ценности  были  действенными. Каждый знает, что жизнь скатывается в ад. И не только в Америке. Повсюду. Раздаются возгласы протеста  за  возвращение  старых  ценностей  и  за  возвращение  к национализму на всей планете. Я знаю, что это так. Я  просто   попытался  сейчас   изложить  эти  чувства,  озабоченность, негодование.
--У тебя это хорошо получилось. Ты почти убедил Меня.
--Ну как? Что Ты скажешь тем, кто действительно так думает?
-- Я  скажу, вы что, действительно думаете, что 30,  40, 50 лет тому назад дела обстояли  лучше? Я  говорю,  что  память  слепа.  Вы помните  лучшее  и забываете  все  самое   плохое.  Это  нормально.  Только  не  обманывайтесь. Поразмыслите немного критически, а не старайтесь запоминать то, что хотят от вас другие. Говоря снова о  нашем примере, ты действительно считаешь, что  сбросить атомную бомбу на  Хиросиму  было  совершенно  необходимо? Что  говорят  ваши американские историки о тех многочисленных сообщениях,  сделанных теми,  кто хотел знать  больше  о  том,  что произошло  на самом деле? Японская империя конфиденциально  выразила  перед   Соединенными   Штатами  свою   готовность прекратить  войну до  того,  как была  сброшена бомба! 
Какую  роль  желание отомстить за ужасы Перл-Харбора сыграло в принятии решения о  бомбарди ровке? И если ты допускаешь, что бомбовый удар  на Хиросиму был необходим, то зачем тогда понадобилось сбрасывать вторую бомбу? Конечно,  может  быть,   твое  собственное  мнение   обо  всем  этом  и правильное. Возможно,  и американская точка зрения на этот счет отражает все именно так, как это было на самом деле.  Не в этом суть обсуждения.  Главное здесь  в  том,  что ваша  система  образования,  по  существу, не  допускает критического осмысления этих и многих других вопросов.
--Ты можешь себе представить, что будет с общественными предметами или  с учителем  истории в  штате  Айова,  который задает  классу выше перечисленные вопросы, побуждая и стимулируя своих учеников изучить  и глубоко понять  эти вопросы, а потом сделать свои собственные выводы?
Вот в чем суть! Вы  не хотите,  чтобы  ваши  молодые  люди приходили  к собственным заключениям. Вы хотите, чтобы они пришли к тем же выводам, что и вы. Таким образом, вы обрекаете их повторять те же ошибки, к которым привели вас ваши заключения.
--А  как  насчет  утверждений,  высказанных  столькими  людьми  о  старых ценностях  и  разобщенности  нашего общества в наши  дни?  Как относиться  к невероятному  росту  рождения  детей у подростков или к большому  количеству оставивших учебу юных мам, живущих на детское  пособие, или к  тому, что мир становится безумным?
--Ваш мир стал неуправляемым.  С  этим  я  соглашусь. Но  ваш мир выбился из-под контроля не  из-за  того, что вы  разрешили школам  учить своих детей чему-то. Он стал неуправляемым из-за того, чему вы не разрешили учить. Вы не разрешили своим школам учить, что любовь -- это все, что есть. Вы не разрешили своим школам говорить о бескорыстной любви.
--Черт возьми, мы бы даже нашим религиям не позволили говорить об этом.
 --Это так. И  вы  не позволите,  чтобы ваших детей учили радоваться самим себе и  их  чудесной сексуальной природе. Вы не позволите своим детям знать, что  они,  прежде  всего,  духовные существа,  находящиеся  в теле. И  вы не воспринимаете, что дети -- это души, вошедшие в тела. В обществах, где о сексуальности говорят открыто, свободно обсуждают, с радостью объясняют  и узнают  о  ней по  опыту, практически  нет сексуальных преступлений, --есть  только   незначительное  количество  неожидаемого появления  детей  на  свет и  нет «незаконных»  или нежелательных  родов.  В высокоразвитых обществах каждое рождение является счастьем, обо всех матерях
и обо всех детях заботятся. В таком обществе иначе и быть не может.
В  обществах,  где  история  не  подвержена  влиянию взглядов  наиболее сильных  и  властных,  ошибки  прошлого  признают открыто  и  никогда  их не повторяют.  Достаточно один раз допустить промах, чтобы ясно понять его вред для самого человека. В обществах, где учат критическому мышлению,  решению проблем и навыкам для жизни, а не просто механическому запоминанию фактов, даже так называемые «освидетельствованные»  действия  с  провалом  тщательно изучают.  Ничто  не воспринимают на веру по первому впечатлению.
И  как это действует? Давай возьмем наш пример из Второй мировой войны. Как  был бы рассмотрен исторический  эпизод с  Хиросимой в школьной системе, где учат навыкам жизни, а не голым фактам?
Ваши учителя точно описали  бы все, что там  произошло. Они обязательно включили бы  все  факты --именно  все,--которые  предшествовали  этому событию. Осознавая, что всегда существует не одно  мнение на любой счет, они попытаются найти взгляды  историков от каждой  стороны. Они не будут просить учеников запомнить факты.  Вместо этого они будут побуждать класс усомниться в услышанном. Они скажут: «А теперь вы уже все  слышали об этом  событии. Вы знаете, что было  до  него, что было после. Мы дали вам столько «знаний»  об этом  событии, сколько нам удалось раздобыть. Итак, исходя из этих «знаний», какую  «мудрость»  вы  почерпнули  для  себя?
Если  бы  вам пришлось  решать проблемы, которые  предстояло решить  тогда  и  которые  были  решены  путем сбрасывания  бомбы, то как бы их решили вы? Можете ли  вы придумать  решение лучше?
--Ну конечно. Это  так легко. Каждый из нас «задним  умом  крепок». Любой может оглянуться и бросить через плечо: «Я бы сделал по-другому».
--Так почему же вы этого не делаете?
--Прости, не понял?
--Я сказал, так почему же вы этого  не делаете? Почему  вы не оглянулись, не научились на своем прошлом  и не сделали по-другому? Я скажу тебе почему. Потому что позволить детям заглянуть в прошлое и осмыслить его критически --фактически, потребовать, чтобы это было обязательным в их обучении,  -- было бы рискованным, потому что они могли бы не согласиться с тем, как вы вершили дела.
А они в любом случае не согласятся. Вы ни за что не допустите такого набуроках. Тогда  они  пойдут на  улицу.  Будут махать всякими плакатами. Рвать призывные повестки. Жечь лифчики и флаги. Делать все, что взбредет в голову, чтобы  вы  обратили на  них  внимание,  чтобы  заставить  вас  увидеть. Ваша молодежь  открыто кричала  вам: «Есть решение получше»! А  вы все не слышите их. Вы не хотите их услышать. И уж, конечно, вы не хотите воодушевлять их на уроках, чтобы они критически относились к фактам, которые вы им даете.
Берите, что вам  дают,--говорите вы им. Нечего  приходить и говорить здесь,  что мы  поступали  неправильно. Просто зарубите себе на носу, что мы все делали правильно, -- только и всего. Вот так вы учите своих детей. И это вы называете образованием. Но  найдутся  люди,  которые  скажут,  что  именно  молодые  люди  с их безумными,  бредовыми,  либеральными  идеями опустили  страну и этот  мир на
самое  дно.  Отправили  в  ад. Низвели  до  края  забвения.  Разрушили  нашу культуру,  основанную на ценностях,  и подменили ее моралью типа «делай, что
хочешь»  или  «после нас--хоть  потоп»,--которая  угрожает  полностью разрушить образ нашей жизни.
Молодежь  действительно рушит  ваш  образ  жизни. Молодежь  всегда  это делала. Ваше дело -- воодушевлять их, а не отбивать у них охоту. Не молодежь вырубает  леса. Они просят вас не делать этого. Не молодежь разрушает озоновый  слой. -- Это они просят вас не делать этого. Не молодежь эксплуатирует труд  бедных на  тяжелых  работах  по всему миру.  -- Это  они просят вас не делать этого.  Не молодежь  до  смерти изнуряет вас  налогами, используя потом  эти деньги на войны и  вооружение.-- Это  они  просят  вас прекратить  это.  Не  молодежь игнорирует  проблемы  слабых и  обездоленных, позволяя сотням людей ежедневно умирать от голода на планете, где достаточно еды, чтобы накормить каждого. -- Это они просят вас не делать этого.
Не молодежь  занята  политикой  обмана  и  манипулирования.  -- Это они просят   вас   не   делать   этого.  Не   молодежь   испытывает  сексуальную подавленность, стыдится и стесняется собственных тел и передает  этот стыд и смущение своим потомкам. -- Это они просят вас не  делать этого. Не молодежь установила систему ценностей, в которой «кто силен, тот и прав», и общество, которое решает проблемы  с  помощью насилия.--Это они просят вас не делатьэтого.
Более того, они не просят вас.... они умоляют вас.
--Но ведь  именно молодежь бушует! Молодые  люди, которые  организовывают банды и убивают  друг друга!  Молодежь  воротит нос от  законов и порядка --
любого порядка. Молодежь сводит нас с ума!
--Если  крики  и  чаяния молодежи  изменить мир  не  услышат  и к ним  не прислушаются;  если  они  увидят, что  их  дело проиграно (вы пойдете  своим путем,-- не важно каким), тo молодежь (а они не тупые) «из всех зол выберет меньшее». Если им вас не победить, то они будут с вами заодно. Ваша молодежь  заодно с вами в  ваших поступках. Если они ожесточились, то  это потому, что  ожесточились вы. Если они  «заматериализованы»,  то это потому,  что  «заматериализованы»  вы. Если они  творят  безумства,  то это потому, что вы творите безумства. Если они манипулируют сексом, относятся  к нему  легкомысленно,  безобразно,  то это только  потому,  что они видят: вы делаете  то  же  самое. Единственная  разница между молодыми людьми и людьми старшими в том, что молодежь делает все это открыто.
Взрослые  скрывают свое поведение. Взрослые думают, что молодежь ничего не видит. Молодежь видит все.  От них  ничего не утаишь. Они видят лицемерие своих взрослых и пытаются что-то изменить. Но, сделав неудачную попытку, они не  видят другого выхода, кроме того,  чтобы начать подражать всему этому. В этом  они неправы,  но их  не учили  по-другому.  Им  никогда  не  разрешали критически  анализировать  то,  что  делают взрослые. Им разрешалось  только запоминать это. То, что ты запоминаешь, ты увековечиваешь.
--Так как же нам учить нашу молодежь?
--Прежде всего, обращайтесь с ними как с душами. Они -- это души, которые вошли в  физическое тело. Душе нелегко это сделать, и  душе нелегко  к этому привыкнуть.  Она как бы  в  заточении.  Если ребенка сильно ограничивать, он может вдруг выразить свой протест. Услышьте этот крик. Поймите  его. И дайте своим детям столько чувства «неограниченности», сколько вы можете.
Далее,  вводите их  в созданный вами мир заботливо и с любовью.  Будьте осторожны в  отношении того, чем вы  загружаете им память. Дети помнят  все, что видят  и переживают.  Зачем вы шлепаете своих детей  в тот момент, когда они  появляются на свет?  Вы и в самом  деле думаете,  что только  так можно заставить организм действовать? Почему вы отлучаете детей от своих матерей с первых же минут  после того,  как они только что  расстались  с единственной привычной для них на тот момент формой жизни?  Почему бы не подождать, давая им  возможность на мгновение  оценить,  соизмерить,  поглазеть на мир, чтобы только что родившиеся почувствовали безопасность и комфорт того, что дало им жизнь?
Почему вы  допускаете, что самые первые ощущения, которым  подвергается ваш  ребенок, связаны с насилием?  Кто вам сказал, что детям это  на пользу? Почему вы прячете образы любви? Почему вы учите своих детей стыдиться и стесняться собственного  тела и его  функций,  пряча от  них  ваши  тела  и  не разрешая  им трогать  себя с удовольствием? Что они извлекут из этого об  удовольствии? Что вообще  будут думать о теле?
Почему  вы отдаете  своих  детей  в школы,  где  позволяют  и  поощряют соперничество, где поощряют тех, кто ведет  себя «лучше»  и выучил «больше», где  ставят оценки за «поведение» и  с трудом  терпят, если  кто-то пытается идти в своем собственном темпе? Что ваш ребенок извлекает из этого?
Почему  вы не учите своих детей  движению, музыке  и радости искусства, таинству сказок, чуду жизни?  Почему вы не стараетесь обнаружить  в  ребенке естественные  задатки,  а  стремитесь  вложить   в   него  то,  что  ему  не свойственно? Почему вы не позволяете своим детям постигать логику, научиться мыслить критически,  решать проблемы, созидать, используя механизмы  их  собственной интуиции и самое  глубокое внутреннее знание вместо  правил  и  отработанных схем для запоминания  и готовых выводов общества, которое уже доказало  свою неспособность  развиваться, следуя этим методам, но  все еще  продолжает ими пользоваться?
И, наконец, учите понятиям, а не предметам. Разработайте новый  курс  обучения  и  постройте его на  трех  основных понятиях:Осознание, Честность, Ответственность. Учите детей этим понятиям с самого  раннего  детства.  Пусть они учатся этому всю жизнь до последнего дня. Пусть самой основой модели обучения будут дети. Пусть  процесс обучения  исходит  из глубоких внутренних  потребностей детей.
--Мне не понятно, что это значит.
--Это значит, что все, чему вы учите, должно исходить из этих понятий.
--Ты можешь объяснить? Как же нам учить чтению, письму и математике?
--В основе всего -- от самых  первых букварей  до более сложных  книг для чтения -- во всех сказках, рассказах и историях должны быть эти три  базовые
понятия. То есть нужно, чтобы это  были рассказы об осознанности, рассказы о честности, рассказы об ответственности. Нужно знакомить детей с  этими понятиями, вводить и  погружать их в эти понятия.
Письменные задания и  другие виды работ также должны быть ориентированы на эти основные  понятия, по мере того как ребенок совершенствуется в умении выражать себя. Даже навыкам  счета  надо  обучать  в  этих  же  рамках.  Арифметика  и математика не абстракции, они--самые основные инструменты во Вселенной для практической жизни. Нужно обучать навыкам счета в  контексте  более широкого жизненного опыта так, чтобы  привлечь внимание и сконцентрироваться на  этих основных понятиях и производных от них.
--Какие это «производные»?
--Всю  образовательную  модель  можно  построить   на  этих   производных понятиях, заменив ими существующие сейчас учебные предметы, которые изучают, в основном, факты.
--Например?
--Ну, давай представим. Какие понятия важны для нас в жизни?
--Ну, я бы назвал... честность, как Ты уже сказал.
--Так, продолжай. Это основное понятие.
--И, гм... справедливость. Для меня это важное понятие.
--Хорошо. Какие еще?
--Хорошо  относиться к  другим. Это важно.  Только  я не  знаю,  как  это назвать.
--Продолжай. Просто говори, что думаешь.
--Преуспевать. Быть терпимым. Не обижать других. Относиться к  другим  на равных. Вот те вещи, которым я хотел бы научить своих детей.
--Хорошо. Отлично! Говори дальше.
--Ну...  верить в себя. Это важно. И... постой-постой... как бы это лучше выразить. Ну... да,  вот так: сохранять собственное достоинство. Я бы назвал это  качество --сохранением  собственного  достоинства.  Не  знаю,  каким понятием это лучше выразить, но это связано с тем, как человек несет себя по жизни, как он почитает других и как относится к тому, что выбирают другие.
--Это хорошее качество.  Все эти качества важные. Вы сейчас начинаете это понимать. Но есть много  других  понятий, которые  все  дети  должны глубоко осознать, если  им предстоит стать развитыми личностями и  вырасти  людьми в полном смысле слова. Но вы не учите этому в ваших школах. Вещи, о которых мы сейчас говорим,  очень важны,  но  их не изучают  в школе. Вы не  учите, что значит  быть честным.  Вы  не учите, что значит быть ответствен ным.  Вы  не учите, что значит осознавать чувства других людей и уважать чужой выбор. Вы  говорите,  что этому должны  научить родители.  Но  родители  могут передать  только  то,  что было  передано  им. И отцовские грехи переходят к сыновьям.  В  своем  доме  вы  учите тому, чему вас в  свое время учили ваши родители.
--И что? Что в этом плохого?
 --Мне  уже  приходилось  повторять  здесь  не  раз:  знаешь  ли  ты,  что происходит в мире?
--Ты то и дело заостряешь на этом  внимание. Ты заставляешь нас взглянуть на все это. Но ведь это не наша вина. Нас нельзя винить за то,  как живет остальной мир.
--Дело не в чувстве вины.  Все дело в  выборе. Если ты не в ответе за  те решения, которые принимало и продолжает принимать человечество, то кто же?
--Но не можем же мы отвечать за все!
--Я говорю тебе: Пока вы не захотите  принять на себя ответственность  за все, что происходит, вы ничего не можете изменить. Нельзя то и дело твердить,  что  это они  сделали,  что это они все еще продолжают так  делать  и  пусть  бы они  что-то исправили! Вспомни чудесную фразу, которую произнес персонаж Пого из  комикса Уолта Келли, и  никогда не забывай ее:
«Мы повстречались с врагом, и враг тот -- мы сами».
--Мы  повторяли  одни и те  же ошибки на  протяжении сотен  лет,-- так получается...
--Тысяч лет,  сын  мой. Вы совершали одни  и  те же ошибки на  протяжении тысяч лет.  Человечество не продвинулось в своих основных инстинктах дальше, чем это  было в эпоху  пещерного человека. Но всякую попытку что-то изменить встречают  с  презрением. Всякий вызов взглянуть на  ваши  ценности и, может быть, даже изменить их, приветствуется страхом, который сменяется  гневом. И вот от Меня сейчас исходит  идея обучать высшим понятиям в школах. О, сейчас мы действительно шагаем по тонкому льду. И все-таки в высокоразвитых обществах делается именно так.
--Но проблема в том, что не все родители согласны с подобными понятиями и с  тем, что  они означают. Так  что мы не можем  учить этому в наших школах. Родители придут  в ужас,  если ввести  подобные вещи  в  курс обучения.  Они заявляют, что всем этим «ценностям» не место в школе.
--Они неправы! Опять-таки, исходя из того, что вы как раса людей говорите о  своих намерениях  -- что вы хотите построить жизнь лучше, -- они неправы. Именно  в школах надо учить всему  этому. Это именно так, потому  что  школы обособлены  от родительских  предрассудков. Это именно так, потому что школы отдалены от родительских  предубеждений.  Вы уже видели,  что  получилось на вашей планете  в результате того, что ценности родителей передавались детям. На вашей планете беспорядок.
Вы не понимаете самые основные принципы цивилизованных обществ. Вы не знаете,  как  улаживать конфликты без насилия. Вы не знаете,  как жить без  страха.  Вы не знаете, как действовать без выгоды  для себя. Вы не знаете, как любить без всяких условий. Все  это основные--базовые-- принципы, а  вы еще не подошли к тому, чтобы даже  начать их понимать, уж не  говоря  о том,  чтобы воплощать  их в жизнь... тысячи и тысячи лет спустя.
--Есть ли какой-нибудь выход из этой неразберихи?
--Да! И он в ваших школах! В образовании вашей  молодежи! Ваша надежда --на следующее  поколение  и  на  следующее  после  него.  Вам надо  перестать погружать их в пути прошлого. Они не сослужили добрую службу. Они не привели вас туда, куда вы выразили желание пойти. Но  если  вы не позаботитесь, то вы  неминуемо  попадете туда, куда  вы держите курс! Так  остановитесь!  Оглянитесь  вокруг! Сядьте  вместе и  соберитесь  с мыслями. Создайте высшее  из высших  представлений о себе как о человеческой расе, какого у вас еще никогда не было. Затем возьмите  ценности и  понятия, которые поддерживают эту идею, и обучайте им в школах.
Почему бы не ввести такие курсы, как...
• Сила понимания
• Улаживание конфликтов мирным путем
• Составляющие надежных отношений
• Индивидуальность и создание самого себя
• Тело, разум и душа: как они функционируют
• Занимательное творчество
• Как быть довольным собой и ценить других
• Радостное самовыражение в сексе
• Справедливость
• Терпимость
• Различия и сходства
• Этическая экономика
• Творческое сознание и сила ума
• Самосознание и бдительность
• Честность и ответственность
• Видимость и прозрачность
• Наука и духовность
-- Многое  из  этого сейчас  уже  изучают.  Мы называем это  общественными науками.
--Я  не говорю об уроках, которые  проходят  два раза  в неделю в течение семестра. Я  имею  в виду отдельные  курсы по всем этим вещам.  Я  говорю  о полном пересмотре ваших школьных учебных планов. Я говорю о школьных курсах, ориентированных  на  ценности.  Сейчас  вы обучаете в основном  по  школьным планам, ориентированным на факты.
Я говорю,  что  вы  должны сконцентрировать внимание ваших учеников  на постижении основных понятий и теоретических  схем, вокруг которых могут быть выстроены  их  системы ценностей. И  уделяйте  этому  столько  же  внимания, сколько вы уделяете датам, фактам и статистике. В высокоразвитых обществах вашей галактики и  вашей Вселенной  детей  обучают  понятиям для  жизни, начиная  с самого раннего возраста. То, что вы  называете «фактами», в  этих обществах  считается гораздо менее важным,  и  этому  учат  в более  позднем возрасте.
Вы  создали на своей планете общество, в котором маленький  Джонни  уже умеет читать, не  выйдя из дошкольного возраста, но еще не научился, как ему перестать  кусать своего братишку. Сьюзи на  зубок  знает таблицу умножения, сходу давая ответы по памяти на все более и более ранних этапах обучения, но она еще не узнала, что нет  ничего постыдного в том, что касается ее тела, и стыдиться тут нечего.
 Сейчас  ваши школы существуют, главным образом, чтобы давать ответы. Но было бы гораздо больше пользы,  если бы  их  основной  функцией было ставить вопросы.  Что значит быть  честным, ответственным или «справедливым»? Что из этого  следует?  А  что, собственно,  значит 2+2=4?  Что  из этого  следует? Высокоразвитые общества побуждают детей,  чтобы  они сами  искали и находили ответы на такие вопросы.
--Но... но это привело бы к хаосу!
--А те условия, в которых вы сейчас живете..
--Ладно, ладно... Скажем, это привело бы к еще большему хаосу.
--Я не  говорю,  что ваши  школы не  должны  делиться  со  своими  детьми знаниями  и  готовыми  решениями. Как  раз  наоборот.  Школы выполняют  свое назначение, когда они делятся с молодыми тем, что взрослые  узнали, открыли, решили  и выбрали в прошлом. Тогда ученики могут  пронаблюдать, как  это все действовало.  Но в  ваших школах вы представляете ученикам  данные  так, как будто Все Это Верно. На самом же деле информацию нужно предлагать просто как информацию.
Данные из  прошлого не  должны  быть основанием  для  истины  нынешней. Данные из предшествующего времени  или опыта должны быть -- всегда и  только-- основанием для новых вопросов. Сокровище всегда должно таиться в вопросе, а не в ответе.  А  вопросы  всегда  одни и  те  же. Что касается фактов, которые мы вам изложили, -- вы согласны с ними или нет? Что вы думаете? Это всегда ключевой вопрос. Он всегда в центре внимания.  Что вы думаете? Что вы думаете? Что вы думаете?
Конечно же, при ответе на этот вопрос дети  будут ссылаться на ценности родителей.   Родители   будут   продолжать  оказывать   сильное  влияние-- несомненно, играть главную  роль--в создании  у детей  системы  ценностей. Школа должна  стремиться и  видеть свою  цель в том, чтобы побуждать детей с самого  раннего возраста  и до окончания формального  обучения  изучать  эти ценности, учиться, как ими пользоваться, применять,  знать  их применение  в действии --  и,  да,  даже  подвергать  их  сомнениям.  Потому что родители, которые не  хотят, чтобы дети сомневались в  их ценностях,  не  любят  своих детей, -- они, скорее, любят себя через своих детей.
Хотел бы я -- о, как бы я хотел, чтобы такие школы были! Есть школы, которые близки к этой модели обучения.
-- Неужели?
--Да.  Почитай труды  человека по имени  Рудольф  Штайнер.  Изучи  методы Вальдорфской школы, которую он открыл.
--Конечно, я знаю про эти школы. Это реклама?
--Это констатация факта.
--Потому что Ты знал, что я знаком с Вальдорфскими школами. Ты это знал.
--Конечно,  я это  знал. Все в твоей жизни  было тебе на пользу и привело тебя к этому моменту. Я  ведь начал говорить с тобой не в начале этой книги. Я годами беседовал с тобой через твои ассоциации и переживания.
--Ты говоришь, что Вальдорфская школа -- самая лучшая?
--Нет. Я говорю, что  это модель,  которая работает,  учитывая то, что вы как человеческая  раса изъявляете  желание  делать, какими вы хотите быть. Я говорю, что  это  один  из примеров того,  как образование  может  достигать поставленных  целей,  имея в  качестве  ориентира «мудрость»,  а  не  просто «знание». В вашем обществе такие примеры редки. Да, я очень одобряю эту  модель. Вальдорфские школы очень отличаются от других школ. Я хочу привести один пример.  Он  простой,  но он  очень хорошо иллюстрирует суть дела.
В  Вальдорфской школе учитель  сопровождает  своих учеников  через  все ступени начального  обучения. Все эти годы у учеников один и тот же учитель, и  им не  приходится переходить от одного учителя к другому. Можно  ли  себе представить,  какая  связь  при этом возникает  между учителем и  учениками? Можно ли понять ее значение? Учитель узнает  ребенка  так  хорошо, как  будто  это  его  собственный ребенок. Ребенок выходит на уровень доверия и любви в отношениях с учителем, который  открывает  такие возможности, о существовании которых  традиционные школы даже  не подозревали. По истечении  лет учитель  снова  возвращается к первой ступени обучения и  уже с новым  классом учеников проходит весь  курс обучения от начала до конца.  Учитель  Вальдорфской  школы, одержимый  своей работой, может  закончить  свою деятельность, проработав  только  с четырьмя классами учеников за всю свою карьеру.
Но  он  сыграл  такую  роль  для  своих  учеников,  какую  трудно  даже представить в условиях традиционного обучения. Эта модель образования признает и утверждает, что взаимоотношения между людьми,  их  совместная деятельность  и любовь, которой они  делятся друг  с другом  при таком подходе  к  обучению,  так  же  важны, как и  любые факты, которые учитель может сообщать  детям. Это как домашнее обучение, только вне дома. Да, это хорошая модель.
--А есть другие хорошие модели?
--Есть. Что  касается обучения, то на вашей планете наблюдается некоторый прогресс, -- но все происходит очень медленно. Даже сама попытка внедрить  в школы  учебные курсы,  ориентированные  на достижение  целей  и формирование навыков, встречается  с огромным  сопротивлением. Люди не  считают  все  это эффективным или  видят  в  этом угрозу.  Они  хотят, чтобы дети учили факты. Правда, есть отдельные попытки. Но многое еще предстоит сделать.  Учитывая,   кем  вы,   люди,  хотите  стать,  это  только  одна   сфера человеческого опыта, которая нуждается в изменениях.
-- Да, я думаю, что на политической арене тоже нужны кое-какие перемены.
--Несомненно.
--Я ждал  этого. Ты  обещал  мне, что  в  Книге  2 будут  рассматриваться мировые вопросы  в  глобальном  масштабе.  Прежде, чем мы начнем говорить  о политике,  могу  я  задать  Тебе   один  вопрос,  который  может  показаться банальным?
--Нет вопросов ненужных или недостойных. Вопросы -- как люди.
Хорошо сказано. Ладно, тогда я хочу спросить: считается ли неправильным вести внешнюю политику исходя из интересов своей страны.
--Нет. Во-первых, с Моей точки зрения, ничто не бывает «неправильным». Но я  понимаю,  в каком  смысле  ты  употребляешь  это слово,  поэтому  Я  буду говорить,   учитывая   вашу   терминологию.   Я   буду  употреблять   термин «неправильный» в  значении «что-то, что тебе не  на пользу,  исходя из того, кем  и  чем  ты  выбираешь быть».  Именно  так  Я всегда  использовал  слова «правильный»  и  «неправильный»  в  отношении  вас.  Всегда  только  в  этом контексте, потому  что, по  правде говоря,  Правильного и  Неправильного  не существует.
 Поэтому в  данном случае--нет, не считается  неправильным  основывать решения  внешней  политики,  принимая  во   внимание  собственные  интересы. Неправильно притворяться, будто вы не делаете этого. Конечно,  многие  страны  так  поступают.  Они  предпринимают  какое-то действие  -- или  им не удается  предпринять какое-то действие, -- выставляя одни  причины,  а  потом  в  качестве  основания  заявляют  совсем о  других причинах.
--Почему? Зачем странам это нужно?
--Потому что правительства знают, что,  если бы  люди осознавали истинные причины большинства решений в международной политике, они не поддерживали бы их. Это  справедливо  в  отношении  всех  правительств.   Есть  очень  мало правительств, которые не вводят свой народ в заблуждение умышленно. Обман --это составная часть  управления, потому  что немногие  люди  согласились бы, чтобы ими управляли так, как ими управляют, и очень немногие  согласились бы на то, чтобы ими вообще управляли, если бы правительство не убедило  их, что принятые им решения были им же на благо.
Убеждать  нелегко,   потому  что  большинство  людей  ясно  видит,  что правительство их  обманывает.  Поэтому  правительство должно  лгать  народу, чтобы по  крайней  мере попытаться  сохранить его  лояльность. Правительство очень точно отображает аксиому, что если ты лжешь много и достаточно  долго, то ложь становится «правдой».  Люди  у власти  никогда не должны допускать,  чтобы народ знал, как они пришли к власти и что они сделали и собираются делать, чтобы остаться там.
Правда и политика  не уживаются и не могут ужиться, потому что политика--это искусство говорить  только  то,  что нужно  сказать, -- причем, так сказать, для того, чтобы достичь желаемого результата. Не  всякая  политика  плоха.  Но  искусство  политики  --  практическое искусство. Она  очень откровенно опирается на  психологию большинства людей. Она  просто  видит, что большинство действует  исходя  из личных  интересов. Поэтому  политика  -- это способ,  при помощи которого люди власти стараются убедить тебя, что их личный интерес совпадает с твоим собственным.
Правительства понимают личные интересы.  Поэтому  у  правительств очень хорошо получается придумывать программы, которые предоставляют людям что-то. Раньше функции  правительств были очень  ограниченными. Их  целью  было просто «оберегать  и  защищать». Потом кто-то добавил  «обеспечивать». Когда правительства стали  и «кормильцами»  людей, и их защитниками, правительства стали скорее создавать общества, а не оберегать их.
     --Разве  правительства  не делают то, что хотят люди? Разве правительство не предоставляет  механизм, посредством которого люди сами себя обеспечивают в  масштабах  всего общества?  Например, мы  в Америке  очень  высоко  ценим достоинство  человеческой  жизни,  личную  свободу,  значение   возможности, безгрешность  детей.  Поэтому  мы создали законы  и попросили  правительство создать  программы  обеспечения  доходами  пожилых  людей,  чтобы  они могли сохранить собственное достоинство, когда они уже не могут зарабатывать  себе на жизнь.  Обеспечить равенство при  устройстве на  работу и равные шансы на жилье для всех людей,--даже тех, кто от нас отличается или с образом жизни которых мы не согласны.  Гарантировать через законы  о трудовой деятельности детей, чтобы  дети нации не стали  рабами нации и чтобы  ни одна семья,  где есть  дети, не жила  без основных  атрибутов достойной жизни -- еды, одежды, крова.
--Эти   законы  хорошо  отражают  интересы   общества.   Но,  обеспечивая потребности  людей,  вы  должны быть осторожными в том,  чтобы не лишать  их величайшего достоинства:  развития собственных сил, личностного творчества и целеустремленной  изобретательности, которая позволяет людям определить, что они  могут  сделать для  самих себя. Здесь  нужен тонкий баланс.  Вы,  люди, склонны   бросаться   из   крайности  в  крайность.   То  вы  хотите,  чтобы правительство «сделало все» для людей, -- то уже на следующий день вы готовы уничтожить все правительственные  программы  и  стереть  с  лица  земли  все законы.
--Да, проблема  в том, что многие люди  еще  не  могут обеспечить  себя в обществе,  которое, как  это  заведено, предоставляет лучшие  возможности  в жизни тем, в чьих руках «нужные» полномочия (или, возможно, нет «ненужных»).
Многие еще не могут обеспечить себя  в стране, где домовладельцы не сдадут в наем жилье,  если  семья большая. Где компании не будут продвигать женщин по служебной  лестнице.  Где  справедливость чаще  всего зависит от занимаемого положения в обществе. Где профилактика  здоровья доступна только тем, у кого высокий доход. И где есть еще много других видов дискриминации и неравенства в массовом масштабе.
Выходит, правительства должны заменять людям совесть? Нет. Правительства--это  и есть  проявленная совесть людей.  Именно через правительство люди ищут, надеются и решают излечить болезни общества.
--Хорошо сказано. Но Я повторяю, что вы должны  позаботиться о том, чтобы не задушить себя законами, пытаясь дать людям гарантию на глоток воздуха! Вы не можете законодательным путем решить вопросы морали. Вы не  можете выдать мандат на равенство. Необходим сдвиг в коллективном сознании,  а не насаждение коллективного сознания. Поведение   (как   и   все  законы,  программы  правительства)   должно проистекать из бытия и истинно отражать Кто Вы Есть
-- Но  законы  нашего общества  действительно отражают,  кто  мы есть! Они каждому говорят: «Здесь, в Америке, -- это так. Вот кто такие американцы».
--Может  быть,  в  исключительных  случаях.  Но чаще  всего  ваши  законы утверждают мысли тех, кто у власти,  о  том, какими вы должны быть, но вы не такие. «Элита  избранных» наставляет  «невежествен ное большинство» посредством закона. Именно так.
--А что в этом плохого? Если среди нас есть несколько самых умных и самых лучших,  кто изъявляет  желание разобраться  в проблемах  общества,  мира  и предложить решения, -- разве это не служит интересам большинства?
--Все  зависит от их  мотивов. От чистоты их  помыслов.  Вообще, ничто не служит  «большинству»  больше, чем  предоставление  ему  возможности  самому управлять собой. 
--Анархия. От нее никогда не было толку.
--Вы  не  можете  развиваться  и  стать  великими,  когда  вам  постоянно указывают, что надо делать.
--Можно поспорить насчет того, что правительство (под этим я подразумеваю порядок, который мы выбрали, чтобы управлять  собой) отражает величие  нации (или его отсутствие), что великие общества принимают великие законы.
--Лишь в отдельных случаях. Потому что великим обществам нужно очень мало законов.
--Но общества без законов--это примитивные общества, где прав тот,  кто силен. Законы--это  попытка человека ограничить игровое поле, убедить, что то,  что по-настоящему верно,  будет  преобладать,  несмотря на слабость или силу. Как мы могли бы существовать вместе без кодексов поведения, с которыми мы все согласны?
--Я не предлагаю мир без кодексов поведения, без соглашений. Я предлагаю, чтобы  ваши  кодексы  и  соглашения основывались  на  более  высоком  уровне понимания и более благородном определении личного интереса. На  самом деде большинство  ваших  законов выражали корыстные  интересы самых влиятельных из вас. Давай рассмотрим один пример. Курение.
Закон  гласит,  что нельзя  выращивать  и  потреблять  определенный вид растения -- коноплю, потому что, как утверждает правительство, это вам не на пользу. Но то же самое правительство говорит, что можно выращивать и потреблять другой вид растения -- табак, и не потому,  что это на пользу (на самом деле правительство  даже  само  утверждает,  что  это  вредно),  а   потому  что, предположительно, вы всегда этим занимались.
Таким образом, ваши законы не отражают того, что общество думает о себе и каким оно хочет стать, -- ваши законы показывают, где власть. Это нечестно.
--Ты выбрал ситуацию, где противоречия очевидны.  Во многих ситуациях все по-другому.
--Наоборот. В большинстве ситуаций все так и есть. Иметь  как  можно  меньше   законов   (сами   по  себе  законы -- это ограничения). Причина того, что  первое  растение вне закона, связана якобы только со
здоровьем. Но  справедливости  ради стоит  заметить, что  первое растение не вызывает большего привыкания и не является большим риском для организма, чем сигареты  или  алкоголь,  которые  защищены  законом.  Тогда  почему  его не разрешают?
Врдитель какой-то, а не Всевышний,--усмехнулся про себя Чумак.—Ярый борец за курение «травки». До чего дошло даже на «небесах».
--Потому что  если  бы  его выращивали, то половина  производителей хлопка,  нейлона и  искусственного шелка -- и  людей,  занятых производством лесоматериалов, в мире остались бы без дела.
-- Оказывается, конопля -- это один из  самых полезных,  крепких, прочных, долговечных материалов  на вашей планете.  Нельзя произвести лучшего волокна для  одежды,  более  прочного материала  для  канатов, сырье  для целлюлозы, которое было бы так легко выращивать и  убирать. Вы ежегодно вырубаете сотни тысяч деревьев, чтобы у  вас были воскресные газеты,  где можно  прочесть об уничтожении лесных массивов по всему миру. Конопля могла бы  обеспечить  вас миллионами воскресных газет без необходимости губить деревья. 
На самом деле она могла бы  заменить огромное количество сырьевых материалов при стоимости в десять раз меньше.  Вот в  чем улавливается истинная причина. Если разрешить выращивать это удивительное  растение,  которое  к  тому  же  имеет  еще  и чудодейственные лечебные  свойства,  --  то кто-то потеряет  деньги. Вот почему  выращивание конопли в вашей стране запрещено законом.  По этой же причине у вас так много времени уходит на то, чтобы наладить серийное производство электромобилей, обеспечить доступную и разумную заботу о  здоровье  или использовать солнечное тепло и солнечную  энергию в  каждом доме.
У  вас все  эти  годы  были необходимые средства  и  технологии,  чтобы производить все это. Тогда почему же у вас до сих  пор этого нет? Взгляните, и вы  увидите, кто потерял бы  деньги,  если бы все это у вас было. Здесь вы найдете ответ. И  это  Великое  Общество,  которым вы  так  гордитесь?  Ваше  «великое общество»  нужно подгонять с криками  и  пинками, чтобы рассмотреть вопрос о всеобщем  благе. Кто  бы ни говорил о всеобщем благе или общественном благе, все   кричат  «коммунизм»!   Если  в   вашем  обществе  предоставление  благ большинству   не   обеспечивает   огромного  дохода  кому-то,   то  интересы большинства чаще всего игнорируются.
Такое происходит не  только в вашей стране, но и по всему миру. Поэтому основной вопрос,  с которым  человечество  столкнулось лицом к лицу,  такой: Может ли личный интерес быть  вытеснен  самыми высокими интересами–общими интересами всего человечества? Если да, то каким образом?  В  Соединенных  Штатах  вы  пытались обеспечить общие  интересы,  самый большой доход с помощью  законов. Вы жалким образом  потерпели неудачу. Ваша страна  -- самая богатая, самая  могущественная на Земле, но в ней  один из самых высоких уровней детской смертности. Почему?
Потому  что неимущие  люди не в состоянии заплатить за дородовой и послеродовой уход--вашим обществом управляет материальная выгода. Я  привел  лишь один  пример вашего  ужасного падения. Сам факт, что ваши  дети умирают  гораздо  чаще,  чем в большинстве других высокоразвитых стран, должен обеспокоить вас. Другие страны заботятся о больных и нуждающихся, пожилых и немощных. Вы же обеспечиваете  богатых  и имущих,  влиятельных  и  хорошо  устроившихся.  Восемьдесят  пять  процентов американских пенсионеров живут в бедности. 
Для многих пожилых американцев и для  большинства  людей с низким доходом «семейный  доктор» --это кабинет оказания  экстренной  медицинской  помощи  в  местной  больнице,   куда  они обращаются только в  самом крайнем случае, и  они  практически не обеспечены никакими профилактическими мерами для поддержания своего здоровья.  Видите  ли, что толку от людей, которым нечем платить... они уже изжили свою полезность..
И это ваше великое общество...
--Ты  чересчур  сгущаешь краски. Ведь  Америка  сделала  для  неимущих  и обездоленных  как здесь,  так  и в других  странах больше, чем  любая другая нация на Земле.
-- Америка  сделала  многое,--это очевидно.  Но  знаешь  ли ты,  что в процентном  отношении  от валового национального  продукта  доля Соединенных Штатов, выделенная на оказание помощи иностранным государствам, ниже,  чем у многих  гораздо  меньших  стран? Вопрос в  том, что,  прежде  чем заниматься самовосхвалением,  вам, может быть, стоит посмотреть на  мир вокруг  себя. И если  это  лучшее,  на что вы способны  в отношении  менее удачливых, то вам нужно еще многому научиться. Вы живете  в  опустошающемся и разрушающемся мире.  Вы заложили во все, что  производите,  «запланированное  устаревание»,  как  это  называют  ваши инженеры.  Автомобили  стоят в  три  раза  дороже, а  срок  их  эксплуатации увеличился лишь на одну треть. Больше  десяти раз одежду  не наденешь – она разваливается.  Вы добавляете  в продукты  питания химикаты,  чтобы продлить срок  хранения, даже если тем самым вы  укорачиваете свое пребывание на этой планете. 
Вы  поддерживаете,  поощряете  и   даете  возможность  выплачивать спортивным командам непомерные зарплаты за  нелепые усилия, в  то  время как учителя, священники,  ученые, занимаю щиеся поисками  средств, чтобы вылечить от  смертельных  болезней,  ходят  и выпрашивают  деньги.  В  супермаркетах, ресторанах, у  себя дома вы  выбрасываете больше еды, чем  потребовалось бы, чтобы накормить полмира.
Но это не обвинение, а всего лишь наблюдение. И это относится не только к  Соединенным  Штатам,  потому  что  тенденции,  от которых  болит  сердце, распространены по всему миру. Повсюду  неимущие  должны унижаться  и  жить  впроголодь, чтобы  просто выжить,  в то время  как кучка  тех, кто  при власти, защищает и приумножает накопленные и припрятанные  деньги, спит на шелковых простынях и каждое утро поворачивает  на  своей  сантехнике  краны,  сделанные  из золота.  И  когда изможденные  дети--просто  кожа  да  кости--умирают  на руках у своих рыдающих  матерей, «лидеры» их  страны  занимаются  политической коррупцией, из-за которой запасы еды, переданные в дар, не доходят до тех, кто голодает.
Складывается  впечатление,  что  ни у кого  нет власти, чтобы  изменить обстановку. Но правда в том, что проблема не во власти. Просто ни у кого нет воли. И так  будет  всегда, пока никто  не воспринимает  чужую беду  как свою собственную.
--Почему же мы  этого не  делаем? Разве можно  видеть всю эту  жестокость ежедневно и допускать, чтобы это продолжалось?
--Потому   что  это  не  ваша  забота.  Вы  не  заботитесь.  Вся  планета столкнулась  лицом  к лицу  с кризисом  сознания.  Вам  надо просто  решить, заботитесь ли вы друг о друге.
--Вопрос риторический. Разве мы не можем любить свою семью?
--Ты   действительно  любишь  всю  свою  семью.   Просто  у  тебя   очень ограниченное представление о том, какая у тебя семья. Ты не  считаешь  себя  частью большой  семьи  людей,  поэтому  проблемы человечества не волнуют тебя лично.
--Как людям Земли изменить свой взгляд на мир?
--Все зависит от того, что именно вы хотите изменить.
--Как нам уменьшить боль, страдания?
--Уменьшить   разобщенность  между   вами.  Создать  новую  модель  мира. Удерживать ее в рамках новой идеи.
--Какая это идея?
--Предстоит радикальный отход от нынешнего мировоззрения. Сейчас  вы   воспринимаете   мир   (в  геополитическом  масштабе)   как совокупность   национальных   государств,  каждое   из  которых  суверенное, отдельное  и независимое  друг  от  друга.  По  большому  счету,  внутренние проблемы этих независимых государств  не рассматриваются  как  проблемы всей группы как единого целого, если и  пока они не оказывают  влияние  на группу как единое целое (или на самых влиятельных членов этой группы).
Группа   как  целое  реагирует   на  обстановку  и  проблемы  отдельных государств,  исходя  из  корыстных  интересов  нескольких  государств.  Если никакое из этих государств ничего при этом не теряет, обстановка в отдельном государстве пусть катится к черту, и никому до этого нет дела. Тысячи людей могут  умирать  голодной  смертью, сотни могут  умирать на гражданской войне,  деспоты  могут  грабить  свои  народы,  диктаторы  и  их вооруженные бандиты могут насиловать, грабить и убивать, власти могут лишать людей  основных человеческих прав--остальные не будут делать  ничего.
Это, по-вашему, их «внутреннее дело». Но  когда  ваши  интересы  там   находятся  под   угрозой,  когда  ваши капиталовложения, ваша  безопасность, благополучие вашей жизни в  опасности, вы сплачиваете свою нацию,  вы пытаетесь объединить остальной  мир, и  закон для вас не писан. Потом вы  говорите  Большую Ложь,  утверждая, что вы делаете  все  это, исходя лишь из гуманистических соображений, чтобы помочь  угнетенным народам мира,  в  то  время  как  правда  в  том,  что  вы  всего-навсего  защищаете собственные интересы.
В подтверждение можно сказать, что если у вас нет в чем-то интереса, то у вас нет и заботы. Механизм политики во всем мире опирается  на  личный интерес.
--Что здесь нового?
--Если  вы хотите, чтобы ваш мир изменился, то что-то  новое должно быть. Вы должны  начать воспринимать  чужие  интересы  как свои  собственные.  Это произойдет только тогда,  когда  вы перестроите действительность  в  мире  и будете управлять собой соответствующим образом.
-- Ты имеешь в виду единое правительство мира?


     --Да.
     --Ты обещал,  что  в Книге 2  затронешь крупномасштабные  геополитические проблемы  на  нашей  планете,  но  я  не  думал, что  Ты  начнешь спорить!
--Наступило  время,  чтобы  мир  перестал  обманывать  себя, пробудился и осознал, что единственная проблема человечества--дефицит любви. Любовь порождает терпимость,  терпимость порождает покой.  Нетерпимость становится  причиной   войн  и   с  безразличием   относится  к  невыносимой обстановке. Любовь не может быть равнодушной. Ей это неведомо. Самый быстрый способ добиться любви и заботы  обо всем  человечестве--воспринять человечество как свою семью.
По-моему Он начитался Достоевского. Неужели бредовые идеи в цене и на «небесах»?
     Самый  быстрый  способ  воспринять все человечество как  свою  семью --перестать отделяться от остального мира. Все страны, существующие в нынешнем мире, должны объединяться.
--У нас уже есть Организация Объединенных Наций.
--Беспомощная  и  бессильная. Чтобы  заставить  организм действовать, его надо  полностью переделать. Нельзя сказать, что это невозможно. Пожалуй, это трудно и требует больших усилий.
--Хорошо, -- а что Ты предлагаешь?
--У  Меня нет  «предложения».  Единственное,  что  Я  предлагаю,-- этонаблюдения.  Беседуя, ты говоришь Мне  о ваших новых  решениях,  а Я по ходу говорю  о  своих наблюдениях,  чтобы  смысл  стал очевидным.  Что вы  сейчас выбираете  в отношении существующих взаимоотношений между  людьми и народами на вашей планете?
-- Я воспользуюсь Твоими  словами. Будь моя  воля,  я  бы выбрал  для  нас «добиться любви и заботы обо всем человечестве».
--Принимая во внимание этот выбор,  Я замечу, что для успеха  дела в мире должна быть  создана новая  политическая  общность, где каждое  национальное государство имеет равное право голоса в обсуждении дел во всем мире и равную пропорциональную долю во владении мировыми ресурсами.
--Это  никогда не  будет  действенным.  «Имущие» никогда не откажутся от своей суверенности, богатства и  природных  ресурсов  ради «неимущих».  И, к спору, с какой стати они должны это делать?
--Потому что это в их лучших интересах. Они так не считают--и я тоже не уверен, что думаю так же.Если бы вы смогли  добавить в вашу  экономику миллиарды долларов в год, которые  можно   было  бы   потратить,  чтобы   накормить  голодных,   одеть нуждающихся,  дать  жилье   бедным,  гарантировать  пожилым  уверенность   в завтрашнем дне, обеспечить сохранность здоровья и сделать достоинство нормой жизни для всех,--разве  это не  соответствовало бы лучшим интересам вашей страны?
-- В  Америке есть люди,  которые оспаривают,  что бедным пойдет на пользу помощь  за счет богатых налогоплательщиков и тех, у  кого средний доход.
--Тем временем страна продолжает скатываться в ад, преступность  опустошает нацию, инфляция  грабит   у  людей  нажитые  сбережения,  быстрыми  темпами  растет безработица, а правительство  разрастается и еще больше жиреет, и  в  школах раздают презервативы.
--Ты говоришь, как в интервью по радио. Да, многих американцев беспокоит именно это.
--Значит, они близоруки.  Разве  вы  не  видите, что  если  бы  миллиарды долларов в год (это миллионы долларов в месяц, сотни и сотни тысяч в неделю, неслыханное количество каждый день) могли бы обратно попасть в вашу систему,-- и если  бы вы могли использовать эти капиталы, чтобы накормить голодных, одеть  нуждающихся, дать жилье бедным, гарантировать  пожилым уверенность  в завтрашнем дне, обеспечить сохранность здоровья и достоинство для всех,--то причины  преступности исчезли  бы навсегда? Разве  вы не  видите, что  новые рабочие места появились бы как грибы,  если бы удалось снова вкачать доллары обратно в вашу экономику? Что ваше правительство даже уменьшилось бы, потому что ему пришлось бы выполнять меньше работы?
-- Я  думаю, что кое-что из этого могло  бы стать реальным  (хотя не  могу представить,  чтобы  правительство  когда-нибудь стало меньше!),  но  откуда появятся эти миллионы и  миллиарды? Как же  налоги,  которыми будет облагать Твое новое мировое правительство? Брать  больше с тех,  кто  «заработал»,  и отдавать тем, кто никак не может «твердо встать на ноги» и жить так?
--Ты так себе это представляешь?
--Нет, но  так  думают  многие.  Просто  я хотел честно изложить их точку зрения.
-- Я бы  хотел поговорить об этом позже. Сейчас  я не хочу  отвлекаться от темы -- и Я хочу вернуться к этому позже.
--Замечательно.
--Ты  спросил, откуда  могут появиться эти суммы. Они не должны появиться из  каких-либо новых  налогов,  навязанных новым  мировым сообществом  (хотя члены сообщества--отдельные граждане-- захотят под влиянием просвещенного руководства  отдавать  10 процентов  своего  дохода  на нужды  общества  как единого целого). И  они появятся не из новых налогов, навязанных  каким-либо местным правительством. На самом деле некоторые местные правительства смогут в обязательном порядке снизить налоги.
 Все это -- все эти преимущества -- просто будет результатом перестройки вашего   мировоззрения,   более   простой   перепланировки   вашей   мировой политической конфигурации.
--Как это возможно?
--За счет денег, которые вы тратите на создание систем обороны  и средств нападения.
--А, понимаю! Ты хочешь, чтобы мы ликвидировали военные силы!
--Не только вы. Все в мире. Но не ликвидировать войска, а просто коренным образом сократить их. Вам нужно  будет  поддерживать только внутренний  порядок. Вы могли  бы укрепить местную  полицию  (вы  говорите,  что  это необходимо, но каждый раз,  когда принимается новый бюджет, у вас не остается на это средств) и в то же  время значительно уменьшить расходы на военное вооружение и подготовку к войне, то есть на оборонительное и наступательное оружие массового уничтожения.
--Во-первых, я думаю, что Твои  цифры по поводу  того,  сколько  мы можем сэкономить,  преувеличены. Во-вторых, я не  думаю, что Тебе  удастся убедить людей, что им не нужно уметь защищать себя.
--Давай посмотрим на цифры. В настоящее время (сегодня, когда мы пишем об этом, --  25  марта  1994  года)  правительства во  всем мире  тратят  около квинтиллиона долларов на военные цели. Это миллион долларов в минуту.  Нации,  которые тратят больше  всего,  могут  переориентировать большую часть на другие приоритеты, о которых мы уже говорили. Поэтому более крупные и богатые государства  поняли бы,  что  это  в  их лучших интересах, если бы осознали, что это  возможно.
--Но более крупные и богатые государства не могут представить, как они  могут  существовать без обороны, потому что они боятся агрессии и нападения со стороны тех наций, которые завидуют им и хотят иметь то же, что и они.
--Есть два способа уменьшить эту угрозу.
     1. Разделите достаточное количество всех  мировых богатств и  природных ресурсов  между всеми людьми мира, чтобы никто не хотел и не нуждался в том, что есть у кого-то другого, и чтобы все  могли жить достойно и  освободились бы от страха.
     2. Создайте  систему  для  разрешения  разногласий,  которая  уменьшает необходимость войны и даже саму ее возможность.
--Народы мира, возможно, никогда не станут этого делать.
--Они уже сделали это.
--Неужели?
--Да.   Сейчас  в   мире   происходит   эксперимент   подобного  рода   с государственным  строем.  Этот  эксперимент  называется  «Соединенные  Штаты Америки».
--Который, как Ты сказал, с треском проваливается.
--Да. Он должен еще очень далеко продвинуться, прежде чем его можно будет назвать  успешным.  Но  это  лучший  эксперимент,  который  сейчас проводится.
--Об  этом  говорил  Уинстон  Черчилль.  «Демократия  -- это самая плохая система, -- заявил он, -- если не принимать во внимание все остальные».
--Ваша нация первой организовала конфедерацию отдельных штатов, объединив их  в  сплоченную  группу,  где каждое  государство  подчиняется центральной власти. Было время,  когда  ни один  из этих штатов не хотел этого.  Они упорно сопротивлялись, боясь потерять свое величие, и утверждали, что такой союз не послужит им во благо.
Возможно, то, что  происходило с этими отдельными государствами  тогда, окажется поучительным. Когда  они  объединились   в   свободную  конфедерацию,   еще  не  было правительства Соединенных Штатов в том виде, как оно есть сейчас, поэтому не было и власти, чтобы навязать Договор об образовании конфедерации, с которым все государства были согласны .
Штаты самостоятельно проводили свою  международную  политику. Некоторые заключили  свои соглашения  по торговле и  ряд других соглашении с Францией, Испанией, Англией и  другими странами. Штаты в то  же время торговали друг с другом,  и  некоторые  штаты  даже  ввели дополнительные тарифы  на  товары, ввозимые из  других  штатов  (так же  как на  товары  из-за  океана!),  хотя конституцией это было  запрещено. У торговцев не  было другого выбора, и они платили в портах  за покупку и продажу товаров,  потому что централизованной власти  не  было, хотя  и было письменное  соглашение, запрещающее  подобные налоги.
Те отдельные штаты еще и воевали друг с другом. Каждый штат считал свою милицию регулярной армией,  в  девяти  штатах  был свои флот,  и официальным девизом каждого штата в конфедерации могла бы  стать  фраза  «Не притесняйте Меня». Больше половины штатов даже  печатали свои собственные деньги. (Хотя  у конфедерации было соглашение, что это было бы незаконно!).
Короче  говоря, ваши штаты в  то  время действовали точно так  же,  как независимые страны действуют  сейчас, хотя они были  объединены Договором об образовании конфедерации. Хотя они видели, что соглашения конфедерации  (например, предоставление Конгрессу  исключительного  права  чеканить  монеты)   не  действовали,  они решительно сопротивлялись  созданию и подчинению центральной власти, которая могла бы навязать им эти соглашения и вцепиться в них зубами.
Но, некоторое время спустя, появилось несколько прогрессивных  лидеров, чье мнение  стало доминировать. Они убедили  народ, что  от  создания  новой федерации они больше выиграют, чем проиграют. Торговцы  сэкономят деньги и  увеличат  доходы,  потому  что  отдельным штатам больше не разрешается облагать налогом товары друг друга.  Правительства сэкономят деньги и будут больше вкладывать  в программы и услуги, которые по-настоящему смогут помочь людям, потому что не надо больше тратить средства на защиту штатов друг от друга.
У людей  будет больше уверенности  в завтрашнем дне,  они будут  больше защищены  и  лучше  обеспечены,  потому  что  они будут сотрудничать  друг с другом, а не воевать. Вовсе  не  теряя  своего  величия,  каждый  штат может стать  еще более великим. Именно так и случилось на самом деле.
То же самое могло бы произойти сейчас со 160 странами мира, если бы они образовали Объединенную Федерацию. Это означало бы конец войнам.
--Как это? Ведь разногласия все равно останутся.
--Это верно, пока люди остаются привязанными к внешним вещам. Есть верный способ избавиться от войн  и любых переживаний, волнения и тревог, -- но это духовное решение. И сейчас мы рассматриваем это на геополитическом уровне. Весь  секрет  в  том,  чтобы  объединить  две  вещи.   Чтобы   изменить повседневный опыт, необходимо в практической жизни жить духовной истиной.
 Пока не произойдет этого изменения, разногласия  все  еще  будут. Но ты прав. Войны не нужны. Убийства не нужны. Разве  воюют  Калифорния   и  Орегон   за  право  использования  водных территорий? Мэриленд и Вирджиния из-за рыбной ловли? Воюют  ли друг с другом штаты Висконсин и Иллинойс, Огайо и Массачусетс?
-- Нет.
--А почему бы и нет? Разве между ними не возникали споры и разногласия?
--Думаю, за все эти годы -- возникали.
--Именно так. Но эти отдельные государства добровольно согласились–это было  просто  добровольное  соглашение--соблюдать установленные законы и придерживаться  компромиссов в совместных  делах, сохраняя  право  принимать свои законы в отношении собственных дел.
 Если  споры  между   штатами  все-таки  возникают   по  причине  разных толкований  федерального закона -- или если кто-то просто нарушает закон, --то дело  передается  в суд,  которому были  предоставлены полномочия (т.  е. штаты дали ему такую власть) решать споры. Если   случай    беспрецедентный    и   существующие   правовые   нормы (законодательство)  не   позволяют  провести  дело  через  суд  и  прийти  к удовлетворительному  решению,  то  штаты  посылают  своих  представи телей  в центральное  правительство,  чтобы попытаться  достигнуть соглашения о новых законах, которые создадут подходящие условия  или, в крайнем случае, помогут достичь разумного компромисса.
Так действует ваша федерация. Свод  законов, система судов,  которым вы доверили  трактовать эти  законы, и система правосудия,  которая, опираясь в случае  необходимости на  вооруженные силы, обеспечивает соблюдение  решений судов.  Хотя  никто  не спорит, что система нуждается в  совершенствовании, это политическое изобретение проработало больше 200 лет!
Нет причин сомневаться в том, что тот  же самый рецепт подошел бы и для отношений между национальными государствами.
--Если все это так просто, то почему до сих пор никто не попытался?
-- Пробовали.   Ваша  Лига   Наций  была   первой  попыткой.   Организация Объединенных Наций (ООН) -- последняя попытка. Но одна  попытка провалилась, а  другая  была  эффективна в минимальной степени, потому что (как это было сначала и в  Конфедерации американских  13 штатов) члены-представители, особенно  самые влиятельные из них, боятся, что они больше проиграют, чем выиграют от этого переформирования.
Это  происходит потому, что  те, кто «при власти», больше беспокоятся о сохранении власти в своих руках, а не о том, как улучшить качество жизни для всех людей.  «Имущие» знают, что такая  Всемирная Федерация неизбежно больше даст «неимущим», -- но «имущие» думают, что это будет  за  их  счет... а они ничего не уступят.
--А разве их страх  не имеет  оснований? Разве желание сохранить  нажитое таким долгим трудом лишено здравого смысла?
--Во-первых, если больше отдавать тем, кто голодает и лишен крова, то это вовсе не означает, что другие лишатся своего достатка. Как Я  уже говорил, все, что вам  надо сделать --это взять $1 000 000 000 000, которые вы ежегодно тратите на военные цели, и переориентировать их на  гуманитарные  нужды. Вы  решите  проблему, не потратив ни  одной  лишней копейки и оставив богатства у прежних владельцев. (Конечно,  спорный  вопрос,  окажутся  ли  «проигравшими» международные конгломераты, которые  получают прибыли  от  войн  и средств  вооружения, их работники  и  все,  кто обогащается  за счет сознания,  ориентированного  на разжигание  конфликтов  во  всем  мире. 
Но,  во  всяком случае, их источник изобилия  будет исчерпан. Если для того, чтобы  выжить, кому-то нужно, чтобы мир жил  в раздорах, то, возможно, эта зависимость объясняет, почему ваш мир упорно сопротивляется любой попытке создать основу для прочного мира.)
 Что касается второй части твоего вопроса -- о желании удержать  то, что нажито  с таким трудом, --  то -- касается это отдельного человека или нации--  это не  так уж лишено смысла, если исходить только  из сознания Внешнего Мира.
--Из чего?
--Если  ваше  наибольшее  в  жизни  счастье  основано  только  на  опыте, получаемом  из  Внешнего  Мира-- физического   мира  вне   тебя,--то действительно, никто и никогда не захочет  отдать другим хоть каплю из того, что накоплено, чтобы стать счастливым. До тех пор, пока «неимущие» видят причину своего несчастья в недостатке материальных вещей, они тоже будут попадаться в ловушку. Они постоянно будут хотеть того же, что есть у вас, а вы никогда не захотите поделиться с ними.
Вот почему я сказал раньше, что есть способ навсегда избавиться от войн и любых переживаний тревог и беспокойств. Но это духовный путь. В  конечном счете любая геополитическая проблема,  как и  любая личная, сводится к духовной проблеме.  Вся  жизнь -- духовна, поэтому  все  жизненные проблемы имеют  духовное происхождение и духовное решение.
Войны на  вашей планете происходят потому, что  у кого-то есть что-то и это  «что-то»  хочется  иметь кому-то еще. Это  побуждает кого-то  совершать действия, совершенно нежелательные для других. Любой конфликт возникает из неадекватного желания. Во всем мире единственно прочный мир -- это Внутренний Мир. Пусть каждый  человек  обретет  мир  внутри  себя. Когда  ты  обретаешь внутреннее  спокойствие,  ты  также  начинаешь понимать,  без чего ты можешь обходиться.
Это значит,  что тебе  уже просто больше  не нужны определенные вещи из внешнего  мира. «Безнадобность,  -- необремененность  потребностями, -- это большая свобода. Прежде всего, это освобождает тебя от страха -- страха, что есть что-то, чего у тебя может не быть; страха, что  у тебя есть что-то, что ты можешь потерять; страха, что, не имея чего-то, ты не будешь счастлив. Во-вторых,  «безнадобность»  освобождает  тебя  от гнева. Гнев -- это проявленный страх. Когда тебе нечего бояться, тебе не из-за чего сердиться.
 Ты  не сердишься,  когда  не получаешь того,  что ты хочешь, потому что твое   желание--это  просто  твое  предпочтение,   а   не  настоятельная потребность. Поэтому возможность не получить  этого не ассоциируется  у тебя со страхом. А значит, нет и гнева. Ты не  сердишься, когда видишь, что другие делают  то, что противоречит твоим желаниям, -- потому  что тебе  нет надобности в том,  чтобы они делали или не делали вообще что-либо. А значит, нет и гнева.
Ты  не сердишься, когда кто-то недобр, потому что тебе нет надобности в том, чтобы  они были добрыми.  Ты  не сердишься, когда кто-то не любит тебя, потому  что  тебе  нет  надобности  в том,  чтобы  они  тебя любили.  Ты  не сердишься,  когда  кто-то жесток,  обижает  или хочет  причинить тебе ущерб, потому что тебе нет надобности в том, чтобы они вели себя как-то по-другому, и ясно, что тебе невозможно причинить ущерб.
Случись кому-то захотеть лишить тебя жизни, ты  тоже не будешь в гневе, потому что ты не боишься смерти. Когда ты лишен страха, уйдет и все остальное, и ты не будешь сердитым. Внутренним чувством, интуитивно, ты  знаешь, что  все,  что  ты создал, можно создать снова или, что важнее,--все это не имеет значения. Когда  ты  обретаешь  Внутренний  Мир (Покой),  как  отсутствие, так  и присутствие какого-то человека, места или вещи, условия, обстоятельства  или ситуации не может быть Создателем состояния твоего разума или причиной твоих переживаний в жизни.
Это не значит,  что ты  отвергаешь потребности тела. Это далеко не так. Ты  испытываешь  сполна  пребывание  в  теле  и  получаешь  от  этого  такое наслаждение, какого раньше никогда не испытывал. Но ты займешься потребностями тела добровольно, а не принудительно.  Ты будешь испытывать ощущения, связанные с телом, потому что ты  выбираешь  это сам, а не потому, что это необходимо, чтобы испытать счастье или грусть. Одна  такая  простая перемена -- искать и  найти внутренний покой. Если так  сделает каждый, это  положит конец всем  войнам, ликвидирует конфликты, предотвратит несправедли вость и установит прочный мир на земле.
 Никакая другая формула не нужна и невозможна. Мир  в мире -- это личное дело. Нужно менять не обстоятельства, нужно менять сознание.
--Как нам обрести внутренний покой, когда мы голодаем? Быть в безмятежном состоянии,  когда мы  испытываем  жажду?  Оставаться  спокойными,  когда  мы мокрые,  нам холодно и нет крыши  над головой? Как нам избежать гнева, когда наши любимые умирают без всякой причины?
Ты  говоришь  так  возвышенно, но  что толку от такой  поэзии? Чем  это поможет  эфиопской  матери, на  глазах  у которой умирает  истощенное  дитя, потому  что нет  ни  ломтика  хлеба?  Или мужчине  из  Центральной  Америки, которому  пуля разорвала тело, когда  он пытался помешать  военным захватить его  деревню?  Что может сказать Твоя  поэзия женщине  из Бруклина,  которую бандиты  изнасиловали  восемь  раз?  Или  ирландской семье из шести человек, которые  погибли от  разорвавшейся  бомбы, подложенной  в  церкви  во  время воскресной службы?
Нелегко такое слышать, но Я говорю тебе: Во  всем  есть  совершенство.  Стремись видеть совершенство.  Я  говорю именно об изменении сознания. Не нуждайся ни в чем. Желай все. Выбирай то, что тебе очевидно. Чувствуй своими чувствами. Плачь своими  слезами.  Смейся своим смехом. Почитай свою правду. Но  когда все эмоции уйдут, будь  спокоен и знай, что Я Есть Бог.
Другими словами,  даже в разгар величайшей трагедии  увидь  великолепие процесса.  Даже  если ты умираешь с пулей в груди, даже  если  тебя насилует банда. Сейчас  это  воспринимается  как  что-то   невозможное.  Но  когда   ты приблизиться к Божественному Сознанию, у тебя это получится.
Конечно, ты не должен  этого делать. Все зависит от того, как ты хочешь пережить момент.  В минуту большой трагедии проблема всегда  в том,  чтобы успокоить свой ум и проникнуть глубоко в душу. Вы автоматически это делаете, когда ситуация выходит из-под контроля. Тебе когда-нибудь доводилось говорить  с  человеком, у которого  машина неожиданно свалилась с моста? Или он находился под прицелом наставленного на него оружия?  Или едва не утонул? Очень часто такие люди расскажут тебе, что время  замедляло  ход,  их  охватывало странное спокойствие, совсем не  было страха.
            «Не бойся, ибо Я с тобою»
Вот что можно  поэтически сказать человеку,  который стоит  перед лицом беды. В самый мрачный твой час Я буду твоим светом. В самую тяжелую минуту Я буду твоим утешением. В  самые  тяжелые времена твоих испытаний Я буду твоей силой. Поэтому верь! Я твой пастырь, ты не попадешь в беду. Я приведу тебя в райские кущи. Я покажу тебе тихие воды. Я верну твою  душу в прежнее состояние и поведу тебя путями праведности во Имя Мое.
И  идя по Долине Смерти,  не  бойся зла, ибо Я с тобой. Мой жезл и  Мой посох поддержат тебя. Я готовлю тебе трапезу в присутствии врагов твоих. Я умаслю елеем  твою голову и чаша твоя будет полной. Доброта и милосердие обязательно будут сопровож дать тебя всю твою жизнь до единого дня, и ты останешься в доме Моем -- и сердце Моем -- навсегда.
Чтение прервал стук в дверь. Стучали решительно. Он крикнул, чтобы входили и в гостиную вошёл Ганс вва дер Колк. Чисто голландское качество: входить в комнату предварительно постучав.
--Винцент! Собирайся. В Гронинге наши  сотрудники почти завершили расследование о убийстве. Осталось качественно завершить дело. Так как только ты умеешь. Я жду тебя в машине.
--Ганс! Я же только с расследования. Дай отдохнуть.
--Отдохнёшь на месте.











       


Письмо  Ника де Бур доктору Роджеру де Грот.               
                26 апреля 1953 года.          
                Мой   дорогой Роджер!
Чем Вы занимаетесь в этот уик-энд? Что бы
там ни было, надеюсь убедить Вас отложить это. Мы бы очень хотели видеть Вас с нами в Хаюменде. Хорошо бы Вы смогли привезти с собой Винцента Боугарта.
Хаюменде, как Вам, вероятно, известно, жилище Хенка и Херды ван Мюнстер. Хенк—мой дальний родственник, а о Херде Вы в любом случае слышали. Они просили меня передать приглашение Вам обоим. Причина в том, что Херде удалось заполучить чтеца мыслей.
Даю честное слово, это не шутка и не розыгрыш. Пусть Ваша научная душа не будет шокирована. Этот тип не выступает в мюзик-холле, а тоже занимается наукой. Не думаю, что он шарлатан—по крайней мере, для моего скромного интеллекта он таковым не выглядит. Непритязательный парень—никакой суеты и помпы. Но он, похоже, действительно умеет читать чужие мысли, и так достоверно, что волосы
встают дыбом. У него есть теория, что мысль—физическая сила, которую можно использовать как оружие.
Народу будет немного—кроме Хенка и Херды, наш чтец мыслей по фамилии Дик Смит, Хеа Саутела и я. Хеа Саутела—моя новая приятельница, так что прошу обойтись без шуточек. Ну, я заинтриговал Вас или нет? Мы начинаем уик-энд с пятницы 29-го. Удобный поезд в 17.20 с вокзала в Амстердаме до Нардейвяйка. Автомобиль встретит Вас на станции. Если сможете приехать, черкните записку.
                Ваш Ник де Бур.

  Письмо доктора Роджера де Грот  Нику де Буру.
    27 апреля 1953 года.
                Мой дорогой Ник!
С удовольствием присоединюсь к Вам в пятницу, но боюсь, Винцент Боугарт не сможет быть с нами. Он должен ехать на север по какому-то официальному делу. Однако Ваш чтец мыслей пробудил в нем горячее любопытство, и он обещает вернуться и приехать в воскресенье, если это не слишком поздно.
Не рискую выносить суждение, не познако мившись со всеми обстоятельствами, но должен сказать, что, если Вы правильно цитируете Вашего чтеца мыслей, с научной точки зрения он порет чушь.  Прибуду поездом в 17.20 из Амстердама.
Ваш Роджер.


            
             Г Л А В А  1

В пятницу 29 апреля доктор Роджер де Грот отбыл рекомендованным поездом в Нардейвяйк. Он понятия не имел, что пребывает накануне уголовного
преступления, которое заставит волосы юристов поседеть, как их парики, и опровергнет прецеденты в области права и медицины. Но на душе у него было неспокойно. Даже погожий весенний день с ясным небом и мягким ветерком не мог его взбодрить. Поезд был настолько переполнен, что он не имел возможности при людях достать из кармана письмо и повторно изучить его, как любопытный объект под микроскопом.
Конечно, беспокоиться было не о чем. Мина Лоуренс, даже находясь за шестьдесят тысяч километров в Гонолулу, оставалась его невестой. Кругосветное плавание стало необходимым из-за небольшого скандала с ее отцом в связи с делом
об убийстве. Мина не так уж стремилась отправиться в круиз, хотя Роджер не мог порицать ее за то, что ее ра-
довала перспектива интересного путешествия. Писала она достаточно часто, и ее письма были весьма содержательными, хотя, по мнению Роджера, слишком уж веселыми. Он бы предпочел более сентиментальные или даже бесстрастные послания. Однажды, когда Мина в Греции обуяла сен-тиментальность, он получил письмо в таком духе и несколько дней пребывал на седьмом небе.
Но это бывало нечасто. А что действительно пробуждалo у де Грота тревожные мысли, так это ставшее постоянным упоминание в письмах фамилии де Фейн. Сначала это упоминание было случайным. «Пассажиры в целом скверная публика, но мы познакомились с одним человеком, который выглядит вполне достойным. Кажется, его фамилия де Феен». Затем вскоре: «Господин де Фейн  уже четвертый раз в кругосветном плавании и очень нам помогает».
И потом: «Тебе бы следовало послушать, как Карл де Фейн управлялся с верблюдом в пустыне Гоби». Черт бы побрал пустыню Гоби вместе с этим хвастуном! Далее все чаще: «Карл де Фейн рассказывал нам ...». И наконец: «Карл говорит ... «
Роджер мог проследить курс этого знакомства через каждое море так же четко, как судовой офицер, прикалывающий флажки к карте, чтобы показать число пройденных миль от одного порта до другого. Де Феен превращался для него в навязчивую идею. Черты лица оставались неопределенными, несмотря на снимок с Миной, присланный из Йокогамы, на котором фигурировал высокий мужчина в белом фланелевом костюме, с трубкой в зубах. Роджер невольно наделял де Феена незаурядными качествами. Между декабрем и мартом в холодную Голландию приходили письма, повествующие о теплых водах и цветных фонариках среди цветущего миндаля.
Роджер, обследуя органы очередного трупа, предложенного вниманию патологоанатома министер ства внутренних дел, временами чувствовал себя подавленным. Теперь Мина и безликий де Фейн находились в Гонолулу. Представления Роджера о Гонолулу были весьма смутными и в основном связанными с гитарами и с людьми, набрасывающими
венки на чужие шеи. Но ему казалось, что на девушку типа Мины Лоуренс это может произвести роковой эффект.
Де Фейн, де Фейн, де Фейн!.. Или опасаться следовало другого субъекта, которого Мина едва упоминала? Возможно, де Фейн всего лишь ширма?
Бывали времена, когда Роджеру казалось, что он теря- ет интерес к Мине. Зрелище письма рядом с тарелкой не всегда вызывало обычные симптомы. Иногда, читая пространные описания Мины, он испытывал желание промолвить: «Свет моих очей, нельзя ли покороче?» Правда, совесть тут же сурово указывала на него перстом, но факт оставался фактом.
В таком душевном состоянии Роджер отправился на уик-энд в Хаюеменде, сельский дом Хенка ван Мюнстера. Возможно, это отчасти явилось причиной того, что произошло впоследствии, хотя он никогда не был полностью в этом уверен. В четверть седьмого в тишине вечера Роджер сошел с поезда на станции Гардейвяйк. Тишина и одиночество нравились ему--впервые за долгое время он смог расслабиться. Темнеющее небо было ясным, напоминая вымытое стекло, за которым все кажется чистым и свежим.
Запахи в сельской местности были вечером столь же отчетливы, как весной. Никакой автомобиль его не встречал, но он не возражал против этого. Начальник станции информировал его, что иных транспортных средств здесь нет и что до Хаюменде километр по дороге. Роджер бодро зашагал в указанном направлении, неся тяжелый чемодан.
Хаюменде трудно было назвать жемчужиной архитектуры. Здание в стиле викторианской готики казалось массивным и одновременно сплюснутым. Темно-красные кирпичные стены, напоминающие борты корабля, сменялись наверху похожими на игрушечные башенки и трубы. Участок в шесть или
семь соток в форме треугольника, образованного перекрещивающимися дорогами, окружала высокая кирпичная стена, которая сама по себе, должно быть, стоила кому-то целое состояние в 80-е годы девятнадцатого века.
Тот, кто построил Хаюменде, жаждал уединения и получил его.  Заинтересованный доктор де Грот направился к входу по песчаной аллее под аккомпанемент чириканья воробьев. Он ничего не знал о Генке и Херде ван Мюнстер, кроме того, что они были близкими друзьями Ника де Бура, и понятия не имел, почему они хотели с ним познакомиться. Де Бур, дружелюбный, но иногда рассеянный молодой адвокат, обычно руководствовался предположением, что все знают всё. Но следует признать, что дом ван Мюнстеров понравился Роджеру.
Он поднял тяжелый дверной молоток и постучал. Птичий щебет усилился, но ответа не последовало. После паузы де Грот повторил попытку--с тем же ре-
зультатом. Внутри не слышалось ни шагов, ни иных признаков жизни. Учитывая отсутствие машины на станции, ему в голову пришло несколько неприятных предположений: неправильная дата, недоразумение, недошедшее письмо. Поколебавшись, он поставил чемодан и двинулся к правому крылу дома.
Оно состояло из одного большого помещения. Это была оранжерея в стиле конца девятнадцатого века--просторное сооружение из дерева, с высокими окнами из цветного стекла, начинающимися от самой земли, и круглой стеклянной крышей. Сейчас оно выглядело претенциозным, архаичным и душным. Одно из окон было наполовину поднято, и Роджер, к
своему облегчению, услышал мелодичный женский голос, журчащий как ручей.
--Он должен уехать,--говорил голос. --А ты должен
убедить Херду отослать его, Ник. Иначе будут неприятности--неужели ты этого не понимаешь?
В голосе звучала настойчивость, и Роджер невольно остановился. В ответ послышались усмешка и голос Никеа де Бура.
--В чем дело? Ты боишься, что он прочитает твои мысли?
--В какой-то мере --да,--призналась девушка.
Роджер кашлянул, шаркнув ногой по песчаной аллее. Потом он пересек лужайку, отделяющую аллею от оранжереи, постучал в окно и просунул голову внутрь.
--Господи!--воскликнул де Бур, обернувшись. Девушка в темном платье быстро поднялась с сиденья у миниатюрного фонтана. Внутри оказалось еще душнее, чем ожидал Роджер.
Сквозь стеклянную крышу с позолоченными краями проникало мало света. Субтропические растения, перемежаемые пальмами и папоротниками, усугубляли сумрак. Тоненькая струйка фонтанчика в центре плиточного пола, плотно устланного коврами, издавала всего лишь легкое бормотание. С общим стилем старомодности контрастировал современный портативный электронагреватель, отбрасывающий оранжево-красные отблески на пол, струю фон-
тана и стеклянную крышу.
--Никак старина Роджер де Грот,--словно не доверяя себе, заметил Ник де Бур.--Простите, что так вышло с автомобилем. Похоже, уик-энд начинается скверно. Кстати, позвольте представить: доктор Роджер де Грот--мифрау Хеа Саутела.
Он бросил на де Грота многозначительный взгляд, словно повторяя: «Никаких шуточек, понятно?». Его продолговатая физиономия стала еще длиннее. Ник де Бур был высоким и худощавым молодым человеком с видом самым серьезным, хорошо подвешенным языком и природным талантом к юриспруденции. Во времена, когда построили этот
дом, в ходу была фраза: «Выглядит так, будто его только что вынули из подарочной коробки»: она как нельзя лучше подходила к нему.
--Боюсь, все дезорганизовано,--объяснил де Бур.-- Вот почему вас не встретили. У нас про изошел несчастный случай.
--Несчастный случай?
--Да. Херда, Хеа, Хенк и я приехали поездом, как и наш читающий мысли друг Смит. Но слуги--все четверо--ехали в автомобиле Хенка с багажом. Багаж прибыл, но, к сожалению, без слуг.
--Без слуг? Почему?
--Толком никто не знает. Шофер Хенка, очевид- но, слишком быстро повернул при подъеме на холм и врезался в грузовик по эту сторону деревни. Не понимаю, как это могло произойти. Шофёр Хенка--самый осторожный водитель, с которым я когда-либо ездил.
--Вы имеете в виду, что они ...
--Нет, никто серьезно не пострадал. Но ушибы и шок задержат их на всю ночь. А пока что здесь некому даже поджарить яичницу. Весьма неудобно. Конечно, куда неудобнее для них, чем для нас,--поспешно добавил он.
--Безусловно,--согласилась Хеа.--А яичницу
могу поджарить я. Здравствуйте, доктор де Грот.
В полумраке её было трудно разглядеть четко. Хотя девушка, по-видимому, была одного возраста с Роджером,--лет тридцати снебольшим,--она казалась гораздо моложе благодаря впечатлению живости и бодрости, которое создавали ее внешность, поведение и даже голос. Ее нельзя было назвать красавицей-- голубые глаза и коротко стриженные темно-каштановые волосы выглядели настолько обычными,
что она бы не привлекала к себе внимание, если бы не упомянутые оживленность и энергия. Она сидела на парапете фонтана в простом темном платье, но забыть о ее присутствии было невозможно. К тому же у нее был очень приятный смех.
--Странно,--задумчиво продолжал де Бур,--как одиноко становится в доме без слуг. Мы вшестером заперты тут на весь уик-энд, а кораблем управлять некому.
--Ну и что тут странного?--осведомилась Хеа.
Несмотря на ее протест, де Грот ощущал ту же атмосферу, которую Ник, по-видимому, не мог точно описать. Из комнаты, смежной с оранжереей, доносился бой часов. казалось, будто портьеры из плотной материи отгораживают их от всего мира.
--Не знаю,--отозвался де Бур.--К тому же бедного старину Хенка наверняка хватит припадок, если бесценный Паул Дрекслер не приготовит ему ванну и не вденет запонки в манжеты...--Он внезапно переменил тему.--Хеа работает в той же области, что и мы,--служит в прокуратуре. Она обвиняет, я обвиняю или защищаю, а ты вскрываешь. Неплохая компа-
ния упырей, верно?
--Пожалуй,--серьезно согласилась Хеа и обратилась к де Гроту.--Вы друг Винцента Боугарта, не так ли?
--Один из друзей.
--И он собирается приехать сюда в воскресенье?
--Да.
--Хеа ожидает неприятностей с нашим чтецом мыслей,--снисходительно объяснил де Бур, словно говоря о маленькой девочке.
--Меня обвиняют в склонности к причудам и фантазиям,--сказала Хеа, обследуя свои ногти.-- Предположим, этот человек действительно обладает даром, на признание которого претендует, и, сделав усилие, может читать чужие мысли, как книгу. Я не утверждаю, что это так, хотя еще ни на одном представлении мне не было настолько... не по себе. Но предположим, что он не шарлатан. Вы понимае-
те, что это означает?
Должно быть, лицо Роджера выражало сомнение, так как девушка перехватила его взгляд, как опытный фехтовальщик--выпад противника.
--Доктор де Грот не верит в чтецов мыслей,--с улыбкой сказала она.
--Не очень верю,--честно признал Роджер.--Но продолжайте. Если ваша гипотеза верна, что нас ожидает?
Хеа смотрела на фонтан.
--Я уже говорила Нику о пьесе «Новый поворот». Если помните, сюжет ее основан на том, что все разговоры друзей и родственников чреваты опасным поворотом, где самое тривиальное высказывание может привести к катастрофе. Обычно мы минуем этот поворот, но иногда колеса начинают скользить, и чья-то тайна становится явью. После первого поворота вы уже не можете остановиться. Раскрытие первого секрета приводит к разоблачению другого--о
ком-то еще,--покуда не обнажается частная жизнь каждого, а это зрелище не из приятных.
Но предположим, кто-то осуществит этот поворот не случайно, а намеренно--зная, куда он приведет? Предположим, среди нас есть человек, умеющий читать чужие мысли и знающий секреты каждого? Тогда жизнь станет просто невыносимой, не так ли?
Девушка говорила спокойно и бесстрастно, не подчеркивая слова. Ник де Бур выглядел озадаченным и недовольным.
--Для меня это слишком отвлеченно ...
--Нет, Ник. Ты знаешь, что это не так
--И я начинаю подозревать, девочка моя, что у тебя грязный ум,
--Может быть. Не знаю. Но я заметила, что люди всегда винят ум того, кто просит их напрячь свой.
--Или все человечество в целом.—Де Бур бросил взгляд на Роджера, словно призывая его прислушать ся к словам девушки. Он выпрямился, и его острые лопатки четко обозначились под пиджаком.--Ладно, давайте говорить серьезно. Если я правильно помню пьесу, там в итоге выясняется, что почти все персонажи совершили преступления, нарушив чуть ли не все десять заповедей. Не хочешь же ты сказать, что это применимо к любой группе людей?
--Преступления!--Хеа улыбнулась.--Ответь мне
на один вопрос. Понравилось бы тебе, если бы все мысли, которые пришли тебе в голову в течение дня, были записаны и прочитаны группе твоих друзей?
--Думаю, я бы предпочел быть сваренным заживо,--задумчиво промолвил де Бур.
--А ведь ты не совершил ни одного настоящего преступления, верно?
--Во всяком случае, ни одного, которое тяготило бы мою совесть.
Последовала пауза.
--Ладно, оставим преступления.--В голубых глазах Хеа появился озорной блеск.--Можем оставить даже твои победы над женщинами или попытки побед. Тебе незачем признаваться в каждом случае, когда ты, увидев девушку, которая тебе понравилась, приглашал ее куда-нибудь отнюдь не с благородными намерениями, ничего о ней не зная. Гово-
ря о секретах, люди обычно имеют в виду любовные связи ...
--И обычно они правы,--сказал де Бур, но даже в полумраке было видно, как он покраснел.
--Ну так если оставить в стороне преступления и секс, ты хотел бы ...
--Послушай!--прервал ее де Бур.--Это заходит слишком далеко. У нас теоретический спор, а не игра в отгадки. Кроме того, почему нужно сосредотачиваться на моих грешках и глупостях? Тебе бы понравилось, если бы твои мысли в течение дня были оглашены публично?
--Думаю, что нет.
--Ага! Даже помимо преступлений и секса, у тебя бывают мысли, которые ты бы не хотела предавать огласке?
--Да.
--В том числе мысли о преступлении и сексе?
--Конечно.
--То-то и оно,--удовлетворенно кивнул де Бур.-- Поэтому, пока вечеринка не стала шумной, давайте оставим эту тему.
--Но мы не можем ее оставить. Неужели ты не понимаешь? Ты сам видишь, как легко это начать. Не потому, что мы преступники, а потому что мы люди. Именно поэтому мы должны убедить Херду избавиться от Смита.
Де Бур колебался и Хеа повернулась к де Гроту.
--От него будут одни неприятности. Не из-за того, чт он пакостник. Напротив, у него добрые намерения, и по-своему он очень обоятелен.
--Тогда о чём ты беспокоишься?—осведомился де Бур, хотя сам выглядел далеко не безмятежным.
--Именно об этом. Если только Смит ещё не больший шарлатан, чем кажется возможным, он искренне верет в свой дар и, несмотря на кроткую внешность, сделает всё, чтобы убедить в нём других.Особенно потому, что Хенк ван Мюнстер...
--Хенк.
--Хорошо, Хенк. Особенно потому, что Хенк постоянно еу противоречит. Помнишь, что произошло, когда Смит устроил демонстацию в их городской квартире? Можешь себе представить, на что он способен, если действительно решит причинить вред нашей группе? Или любой другой группе людей? Что вы об этом думаете, доктор де Грот?
В оранжерее под стеклянной крышей с её журчанием фонтана и прастениями, првращающимися в силуэты, становилось всё темнее. Оранжевый квадрат электронагревателя достиг светился всё ярче. Роджер начал понимать, почему его пригласили в Хаюменде.
Он посмотрел на де Бура.
--Скажи честно, ты хотел бы, чтобы Боугарт разобрался в этом парне? Выяснил, шарлатан он или нет?
Де Бур казался обиженным.
--Вовсе нет! И Хенк, и Херда очень хотели пригласить вас.
--Премного благодарен. В таком случае, где наши хозяева? Я должен им представиться? Раз уж меня сюда затащили.
--Они отправились в соседнюю деревушку навестить слуг и попробовать найти кого-нибудь, кто в состоянии готовить еду и  прибирать в доме. Херда очень расстроена, тем более что она работает над очередной книгой...
--Работает  над чем?
--Над книгой.—Де Бур выпучил глаза и стукнул себя кулаком по лбу.--Господи, неужели вы не знаете? Я думал, это известно всем.
--Нет, пока вы не расскажете.
--Херда Мюнстер,--объяснил де Бур,--в действительности писательница Херда Сванк. И не смейтесь.
--Чего ради я должен смеяться?
--Не знаю,--мрачно ответил де Бур,--но по какой-то причине все писательницы считаются смешными. Это что-то вроде догмы. Как бы то ни было, Херда—современная писательница, которая пишет романы о реинкарнации в Египте и она серьезный литератор. Когда Херда захотела написать роман о храме во Французском Индокитае, она не стала полагаться на книги, а отправилась туда. Это путешествие едва не угробило Хенка, да и ее тоже--оба свалились с малярией. Хенк говорит, что с тех пор он никогда не может согреться. Возможно, потому здесь в каждой
комнате портативные электронагреватели, и весь дом похож на пекло. Не слишком открывай окно, не то тебе достанется.
---Это верно,--подтвердила Хеа, бросив взгляд через плечо.—Мифрау Мюнстер--превосходная женщина и очень мне нравится. Но господин Мюнстер ... Нет, я не стану называть его Хенк!
--Чепуха! Хенк отличный парень. Просто он с ног до головы типичный завсегдатай аристократического клуба и немного суетлив.
--Он минимум на двадцать лет старше жены,-- сказала Хеа,--и, насколько я могу судить, не привлекателен ни в каком смысле. А если бы кто-нибудь так помыкал мной и отчитывал меня на людях, как он ее, я бы тут же ушла, оставив яд в углу.
Де Бур развел руками.
--Она любит его, как одного из героев своих книг. Он был, что называется, видным мужчиной, прежде чем удалился от дел.
--Чего остальные из нас не могут себе позволить, --с горечью добавила Хеа.
--Давайте не будем злословить о них в их же собственном доме.--Ник снова заколебался.--Конечно, Роджер, нельзя отрицать, что малярия изменила Хенка, да и Херду тоже. Иногда он огрызается, хотя остается чертовски обаятельным. Не знаю, хочу ли я, чтобы этот чтец мыслей оказался шарлатаном, или нет. Этого парня откопала Херда, и, похоже, она высоко его ценит, хотя иногда я спрашиваю себя, не работает ли тут ее чувство юмора. Хенку он не нравится, поэтому обстановка в доме становится все более напряженной. Проблема в том, поможете ли нам вы и ваш знаменитый Боугарт.


Де Грот чувствовал себя польщенным и впервые за несколько недель приободрившимся.
--Конечно. Но ...
--Но что?
--Похоже, у вас сложилось неверное представление обо мне. Я не детектив. Моя работа--судебная медицина. Не вижу, каким образом мои знания могут быть применимы к этому человеку. В то же время ...
--Осторожный тип,--с усмешкой обратился де Бур к Хеа.
--В то же время трудно сказать, какая область науки или псевдонауки может быть применима к нему, если он не шарлатан. По каким правилам он работает? Какой наукой руководствуется?
--Боюсь, я не понимаю, старина.
--Ну, большинство «чтецов мыслей», с которыми я когда-либо сталкивался, принадлежали к «мюэик-хольной» разновидности. Они работают парами. Женщина сидит с завязанными глазами, а мужчина ходит среди публики, спрашивая: «Что я держу в руке?»--и так далее. Иногда мужчина работает в одиночку--заставляет зрителей писать вопросы на бумаге и читает их в запечатанном конверте, но
обычно это настолько явное шарлатанство, что любой, обладающий элементарными представлениями о фокусах, может его разоблачить. Если ваш чтец мыслей относится к одному из этих двух типов, я могу вам помочь.
--Господи, конечно нет!--воскликнул де Бур.
--Почему такая горячность?
Хеа скорчила гримасу.
--Ник имеет в виду,--объяснила она,--что этот человек буквально купается в ученых степенях. Меня такое далеко не всегда впечатляет, но незачем отрицать, что это свидетельствует в пользу его искренности. К тому же он не имеет
ничего общего с описанными вами шарлатанами.
--Тогда как же он действует? Неужели просто смотрит вам в глаза и говорит: «Вы думаете о кабинке для переодевания на пляже в Нардейвяйке?
--Боюсь, что именно так,--ответила Хеа.
Становилось темнее. Пальмы в теплице превращались в тени, а оранжево-красный квадрат нагревателя разгорался на их фоне все ярче. Хеа и Ник явственно разглядели выражение лица Роджера.
--Ага!--кивнул де Бур.--Вас это потрясло, не так ли? Почему?
--Потому что это невероятно. Это наукообразная чушь.—Де Грот поколебался.--Не отрицаю, что в прошлом бывали относительно успешные эксперименты в области телепатии, хотя позднее исследования в этой области прекратились. К сожалению, научным фактом можно считать только то, что действует постоянно и на основе одних и тех же принципов, а к телепатии это не относится. Если
человек жалуется на неподходящие настроение или условия, он может быть искренним, но ученым его не назовешь. Кстати, кто этот человек? Что вы о нем знаете?
--Практически ничего,--ответила Хеа после паузы.
--Кроме того, что он, по-видимому, вполне обеспечен и не стремится заработать ни пенни своими фокусами. Херда познакомилась с ним, возвращаясь из Индокитая. Он называет себя исследователем.
--Исследователем чего?
--Мысли как физической силы. Вы должны попросить его объяснить подробнее. И тем не менее,-- в мягком голосе Хеа послышались резкие нотки,--я ощущаю, что с ним что-то не так. Я не имею в виду, что он шарлатан, но у него что-то на уме... Какое-то беспокойство? Неуверенность? Комплекс неполноцен ности? Чувствуется, что он рассматривает чтение мыслей всего лишь как прелюдию к чему-то--не знаю, к чему! Поговорите с ним, если он согласится.
--Буду очень рад,--произнес новый голос.
Снаружи зашелестела трава, и в открытое окно теплицы шагнул мужчина. Свет позволял разглядеть только его очертания. Вновь пришедший был чуть ниже среднего роста, с широкой грудью и слегка кривыми ногами. Присутствующие скорее по-
чувствовали, чем увидели его улыбку. Голос у него был неторопливый и приятный.
--Лучше включить свет,--быстро сказал де Бур, и Роджер мог бы поклясться, что слышит в его голосе панику.
Ник повернул выключатель. Под каждым углом стеклянного купола расцвели гроздья электрических лампочек, похожих на светящиеся плоды. Такие светильники, популярные в конце XIX века, усиливали яркость позолоты и цветного стекла.
--Благодарю вас,--сказал вновь пришедший.
--Доктор де Грот?
--Да. А вы господин ...
--Смит. Дик Смит.
Он протянул руку. Было трудно представить более скромную и ненавязчивую фигуру, чем господин Дик Смит, несмотря на мимолетное странное впечатление, вызванное его появлением в окне. Он тщательно вытер ноги о подоконник, чтобы не принести грязь в теплицу, и взглянул на подошвы
ботинок, дабы убедиться в их чистоте. На вид ему было лет сорок пять. Под рыжеватыми воло-
сами виднелось загорелое лицо с широким носом, светлыми глазами и морщинками в уголках рта, без каких-либо признаков мощного интеллекта--скорее даже несколько грубоватое. Но у Дика Смита вошло в привычку не привлекать к себе внимание.
--Рад познакомиться,--произнес он виноватым го-
лосом.--К сожалению, я невольно подслушал ваши слова.
--Надеюсь, я был не слишком резок, господин Смит?--вежливо отозвался де Грот.--Вы не обиделись?
--Вовсе нет. Понимаете, я сам не знаю, почему нахожусь здесь, не питая пристрастия к пребыванию в обществе. Но мифрау Мюнстер так просила меня приехать! ..
Он улыбнулся, и Роджер испытал странную психологическую реакцию. Сама репутация, которую создал себе Смит, окружала его словно аура, вызывая ощущение беспокойства и невольно побуждая к вопросу: «Неужели этот тип действительно в состоянии читать мои мысли?».
--Может быть, нам сесть?--внезапно предложил Дик Смит.--Позвольте принести вам стул, госпожа Саутема. Вам будет удобнее на нем, чем на парапете фонтана.
--Спасибо, мне вполне удобно.
--Вы ... э-э ... уверены?
--Абсолютно.
Хотя Хеа улыбалась, Роджер чувствовал, что Дик Смит вызывает беспокойство и у нее. Его манеры
изменились, когда он обратился к ней--речь стала сбивчивой, как у смущенного мальчугана. Быстро опустившись на плетеный стул, Смит вздохнул с явным облегчением.
--Мы как раз говорили доктору,--начал Ник де Бур, тряхнув чуть лысеющей головой,--о вещах, которые вы проделываете.
--Благодарю вас, господин де Бур. И доктор казался ... впечатленным?
--По-моему, скорее немного шокированным.
--В самом деле? Могу я спросить, господин де Грот, что именно вас шокировало?
Роджер начал чувствовать себя преследуемым--казалось, сомнению подвергают его действия, а не Смита. Черт бы побрал все эти подводные течения! Время от времени Роджер ощущал на себе взгляд Хеа Саутема.
--Едва ли шокировало,--сухо отозвался он.-- Скорее удивило. Любой человек, имеющий дело с такими реалиями, как анатомия,--вообще любой ученый - склонен не доверять заявлениям, которые ...--Роджер хотел сказать «противоречат законам природы», но осознал, что это прозвучит достаточно напыщенно, чтобы вызвать усмешку,-- подобным заявлениям.
--Понятно,--кивнул Смит.--И наука отказывается
это исследовать, поскольку результаты могут оказаться неудобными?
--Вовсе нет.
--Тем не менее, вы сами признали, что в прошлом имели место успешные эксперименты в области телепатии.
--В определенной степени. Но не в такой, на какую претендуете вы.
--Вы возражаете против того, чтобы я демонстрировал прогресс? Но это, столь же неразумно, как требовать прекратить исследования в области радио, так как первые эксперименты были хотя и успешными, но не полными.
«Будь острожен!--мысленно предупредил себя де Грот.--Если ты позволишь ему продолжать в том же духе, он положит тебя на обе лопатки. Аргумент в виде ложных аналогий--старая уловка».
--Об этом я и говорю, господин Смит. Радио основано на принципах, которые можно объяснить. А вы можете объяснить принципы вашей теории?
-- Могу--подходящему слушателю.
--Но не мне?
--Постарайтесь понять меня.--Во взгляде Смита светилось искреннее огорчение.--Вы считаете мои аргументы ложными, потому что я использую сравнения. Но как я могу их избежать, когда тема абсолютно новая? Как еще я могу сделать свои доводы ясными? Предположим, я пытаюсь объяснить принципы радио... э-э... дикарю из Централь-
ной Азии... Простите, это обидное сравнение. Предположим, я пытаюсь объяснить их высококультурному римлянину первого века от Рождества Христова. Для него эти прин-
ципы будут звучать так же невероятно, как их результаты.
Я нахожусь в незавидном положении, когда от меня требуют готовые чертежи. Со временем я мог бы все вам объяснить. Основной принцип, грубо говоря, состоит в том, что мысль или то, что мы называем волнами мысли, обладают физической силой наподобие звука. Но если образованному
римлянину потребовалось бы пять недель, чтобы начать понимать принципы радио, не удивляйтесь, если вы не сможете понять принципы телепатии за пять минут.
Де Грот проигнорировал это.
--Вы утверждаете,--настаивал он,--что мыслитель ные волны обладают физической силой, как и звук?
--Да.
--Но даже звук, с научной точки зрения, можно измерить и взвесить.
--Конечно. Звук может разбить стекло и даже убить человека. То же самое, естественно, относится и к мысли.
Смит говорил с предельной ясностью. Первым впечатлением де Грота было, что этот человек безумен, но в глубине души он знал, что это не так.

--Господин Смит, оставим в стороне вопрос, способны ли вы убить человека, думая о нем, как колдун из племени банту. Давайте объяснимся простыми словами, которые может понять человек с моим ограниченным интеллектом. Что именно вы делаете?
--Могу проиллюстрировать,--просто ответил Смит.
--Если вы на чем-то сосредоточите ваши мысли--на чем
угодно, но особенно на человеке или идее, которые занимают большое место в вашей жизни,--я скажу вам, о чем вы думаете.
Это походило на вызов.
--И вы утверждаете, что можете проделать такое с каждым?
--Почти с каждым. Конечно, если вы не захотите пойти мне навстречу и попытаетесь скрыть, о чем думаете в действительности, это затруднит процесс. Но и с этим можно справиться.
Простота поведения Смита больше всего действовала на нервы Роджеру. Он чувствовал, как его мысли разбегаются по углам, чтобы их не увидели.
--И вы согласны, чтобы я протестировал вас?
--Если хотите.
--Отлично. Тогда начнем.—Де Грот постарался сосредоточиться.
--Нет-нет!--покачал головой Смит.--Это не пойдет.
--Что именно?
--Вы пытаетесь очистить ваш ум от всех подлинных или важных мыслей--выражаясь фигурально, закрыть на засов все двери. Не бойтесь меня--я не причиню вам вред... Например, вы решили сконцентрироваться на мраморном бю-
сте какого-то ученого, который стоит на каминной полке в каком-нибудь университете.
Это была истинная правда. Эффект некоторых эмоций трудно измерить, так как они
происходят из неожиданного источника. Быть пойманным на какой-то мысли достаточно скверно, особенно если это проделывает друг, который хорошо вас знает. Но быть пригвожденным к стене, когда вы думаете о какой-то мелочи, незнакомцем, который смотрит на вас, как собака, которая только что принесла палку ...
--Нет-нет!--настаивал Смит, погрозив пальцем.--
Пожалуйста, предоставьте мне более широкие возможности. Бюст Бальзака ничего для вас не значит. С таким же успехом это могла быть статуя Ахилла или просто кухонная плита. Пожалуйста, попробуйте еще раз.
--Погодите,--вмешалась Хеа со своего места у фонтана. Ее маленькие ручки стиснули носовой платок. --Он угадал правильно?
--Да.
--Черт побери!--пробормотал Ник де Бур.--Пусть женщины и дети покинут зал суда... Как я упоминал в письме, Роджер, я не понимаю, каким образом это может быть трюком. Ведь он не просил вас написать что-то на листке бумаги или еще о чем-нибудь в таком роде.
--Трюк, трюк, трюк!--промолвил Дик Смит, ста-
раясь скрыть истинные чувства за шуткой.
Де Грот чувствовал, что беспечный тон маскирует внутреннее напряжение и Смит старается представить себя в выгодном свете.
--Это все, о чем способен культурный человек. Ну, доктор, попробуете снова?
--Да. Продолжайте.
--Ладно... Ага, это уже лучше!--Смит прикрыл глаза ладонью, глядя сквозь пальцы.--Теперь вы играете честно и сосредотачиваетесь на эмоциях.
И Смит без колебаний поведал о Мине Лоуренс в
кругосветном плавании с де Фейном. Роджер испытывал странное ощущение, как будто на него воздействуют физически, вытягивая факты, как зубы.
--Надеюсь, вы... э-э ... не возражаете?--прервался Смит.--Как правило, я не бываю настолько откровенным. Я придерживаюсь девиза королевы Елизаветы: «Вижу и молчу». Но вы просили меня определить, на чем вы сосредоточились. Конечно, некоторые вещи вы очень старались скрыть от меня ...--Он заколебался.--Мне продолжать?
--Да,--сквозь зубы ответил де Грот.
--Я предпочел бы ...
--Продолжайте.
--Тогда о более недавнем.--Смит внезапно стал походить на сатира.--С момента прибытия в этот дом вас очень привлекает мифрау Саутела--возможно, это эмоциональная реакция. Вот в чем причина вашего настроения. Вы думаете о том, не подходит ли мифрау Саутела вам больше, чем другая молодая девушка.
--Так я и знал!--воскликнул Ник де Бур, вскочив на ноги.
Хеа молчала, как будто ничего не слышала. Она продолжала равнодушно смотреть через плечо на струю фонтана. Свет блеснул на ее пышных темно-каштановых волосах и шее, когда она обернулась. Но казалось, ее удивили не столько слова Смита, сколько тон, которым он их произнес.
--Я прав, доктор?--снова спросил Смит. Роджер не ответил.
--Молчание--знак согласия,--сказал де Бур.-- Ладно, Смит, о чем я думаю?
--Я предпочел бы не говорить.
--Вот как? Кто-нибудь объяснит мне, почему меня всегда обвиняют в грязных мыслях? Почему всегда предполагают, будто я думаю ...
--Никто этого не говорит,--мягко указал де Грот.—Вот в чем беда с нашей игрой. Над нами довлеет совесть.
--Ну, тогда о чем думает Хеа?--бросил вызов Ник.
--Какие позорные тайны она хранит все недели нашего знакомства?
К счастью, их прервали. Из темных недр дома, из-за стеклянной двери, обрамленной бархатными портьерами, послышались быстрые шаги и запыхавшийся голос, окликающий их. Портьеры раздвинулись, пропуская маленькую улыбающуюся женщину в сдвинутой набок шляпке. Это была хозяй-
ка дома, которую Роджер приветствовал с нескрываемым облегчением. Он начинал сознавать, что игра в чтение мыслей не должна заходить слишком далеко, иначе она может привести к катастрофе. Тем не менее с присущей людям из-
вращенностью все настаивали на ее продолжении. В этом заключалась вся беда. Ему пришла в голову мысль: что произойдет здесь, прежде чем уик-энд подойдет к концу?




























        Г Л А В А  2

Сожалею, что пришлось оставить вас одних,-- сказала Херда Мюнстер.--Все так дезорганизовано, что я просто не знаю, в какую сторону смотреть.
Она сразу понравилась де Гроту, так как буквально излучала дружелюбие и благоразумие, выглядевшие вполне искренними. Энергия этой миниатюрной женщины казалась неистощимой. У нее были большие темно-карие глаза, смуглая кожа и коротко остриженные черные волосы. Она была
модно одета, несмотря на сидевшую кое-как шляпку. Тем не менее признаки недавно перенесенной малярии еще наличествовали--о ней свидетель ствовали зрачки и руки, с трудом удерживающие сумку.
Херда Мюнстер бросила быстрый взгляд через плечо.
--Я примчалась первой, чтобы предупредить вас,-- продолжала она, еще толком не отдышавшись.--Не обращайте внимания на Хенка. Похоже, он в дурном настроении. День выдался скверный--сначала автомобильная катастрофа, а в результате нас некому обслуживать на уик-энд. Нет, со слугами, слава богу, все в порядке--они уже приободрились, хотя
им пришлось нелегко. Вы ведь понимаете, не так ли?. О!
Завидев Роджера, она умолкла. Де Бур представил их друг другу, очевидно, от волнения, проявив несвойственное ему отсутствие такта.
--Тебе незачем льстить себе, Херда,--добродушно сказал он, обняв ее за плечи.--Вот парень, который никогда о тебе не слышал. Ты не так широко известна, как думаешь.
--Я никогда такого не предполагала,--сдержанно отозвалась Херда и улыбнулась Роджеру.
--Он никогда не слышал,--не унимался Ник,--ни об одном твоём произведении, ни даже... Кстати, наша Херда попробовала силы в детективном ро-
мане, но я по-прежнему считаю, что он получился не слишком удачным. Категорически отказываюсь верить, что убийца возил труп по всему Амстердаму, а потом убедил всех, будто бедняга только что умер в парке. Да и героиня выглядит круглой дурой, то и дело теряющей голову. Впрочем, не будь она дурой, никакого романа бы не было.
Это заинтересовало Роджера.
--Простите, значит, это вы написали «Крушение алиби»? В таком случае я, безусловно, о вас слышал. И я не согласен с Ником. Вероятно, вам уже надоели эти вопросы, но откуда вы взяли идею относительно яда, который был использован? Она абсолютно новая и научно вполне обоснована.
--О, не знаю,--рассеянно промолвила Херда.--Я всегда прислушиваюсь к тому, что рассказывают люди.--Казалось, она старается переменить тему.--С вашей стороны было очень любезно приехать сюда, но, боюсь, мы втянули вас в кошмарный уик-энд. Как вам понравился Хаюменде? Приятный старый дом, верно?--В ее голосе послышалась гордость.--Я с детства мечтала жить в таком месте. Знаю,
что многих оно при водит в ужас, но мне тут нравится. Меня привлекает сама атмосфера, и Хенка тоже--он разбирается в таких вещах. Ник, будь хорошим парнем и принеси нам чего-нибудь выпить. Я до смерти хочу коктейль, а Хенк наверняка сладкий вермут ... Не так ли, дорогой?
Она быстро повернулась, Хенк Мюнстер как раз в этот момент шагнул в оранжерею. Господин Хенк Мюнстер собирался заговорить, но сдержался при виде незнакомца. Он тоже тяжело дышал. Даже его молчание выглядело показным, как будто он демонстрировал всем, что молчать его вынуждают ис-
ключительно хорошие манеры. Его изображали кем-то вроде людоеда, но Роджеру он казался всего лишь суетливым пожилым человеком лет под шестьдесят, слишком откормленным, слишком избалованным и слишком упрямым.
Несмотря на невысокий рост, он был видным мужчиной, и даже сельский твидовый костюм сидел на нем настолько безупречно, что любая складка ранила бы взгляд. Произведя должное впечатление своим молчанием, Хенк Мюнстер заметил открытое окно, подошел к нему и аккуратно его закрыл, после чего снова посмотрел на присутствующих.
--Как дела?--осведомился он, глядя на Роджера.
--Все в порядке, дорогой.--Херда похлопала его по руке.
--Ник собирается принести нам чего-нибудь выпить--не так ли, Ник?--и тогда мы все почувствуем себя лучше. Марион обещала приготовить нам что-нибудь поесть ...
Муж игнорировал ее, продолжая смотреть на Роджера.
--Вероятно, вы слышали, что произошло. Вам повезет, молодой человек, если в этом доме вы сможете съесть хоть что-нибудь. Некая Марион любезно согласилась нас выручить--приготовить нормальный обед она не в состоянии, но обещает нам «немного холодной говядины» и «симпатичный салат».--При этих словах его желтоватое лицо порозовело.--Что касается меня, я не хочу немного
холодной говядины и симпатичный салат. Я хочу нормальный, достойно приготовленный обед. А поскольку ...
--Хенк, мне, правда, очень жаль.--Херда сняла шляпку и бросила ее на плетеный диван.--Но сегодня магазины закрылись рано, а в доме ничего нет, кроме холодных закусок.
Хенк Мюнстер повернулся к ней и спросил подчеркну-то вежливо:
--Разве это моя вина, дорогая?
--Ну, уqитывая отсутствие слуг ...
--Меня это не касается. Едва ли я должен бегать по лавкам с корзиной, покупая мясо и прочее. Постарайся быть благоразумной, Херда. Если ты смогла сделать все приготовления перед тем, как протащить меня целых восемьсот километров по малярийному болоту,--видела бы ты сейчас свои
глаза, дорогая,--то можно было рассчитывать на обеспечение провиантом в собственном доме. Как бы то ни было, не следует ссориться при гостях.
--Если хотите, я приготовлю вам еду,--предложил Дик Смит.
Это было настолько неожиданно, что все уставились на него. Де Бур, уже отправившийся за выпивкой, высунул голову из-за папоротников, чтобы лучше видеть.
--Вы повар, друг мой?--с легким презрением осведомилcя Хенк, словно подразумевая: «Мне следовало знать, что вы обладаете и этим талантом, помимо всех прочих».
--Я очень хороший повар. Конечно, я не в состоянии приготовить горячий обед, но могу обеспечить вас блюдами, которые вы с радостью съедите холодными.
Хеа Саутела рассмеялась, поднявшись с парапета фонтана. Ее спонтанный смех казался разрядкой долгого напряжения.
--Превосходно! Пожалуйста, сядьте, мифрау Мюнстер. Не стоит устраивать такую трагедию из-за еды. Будь вы так бедны, как я, это не казалось бы вам катастрофой. Гсподин Смит приготовит обед, а я подам его ...
--Нет-нет!--воскликнул шокированный Смит.--Вы
подадите обед? Я не могу этого допустить. Предоставьте все мне.
--Вы одержали победу, мифрау Саутела.--С тяжеловесной галантностью заметил Хенк Мюнстер.
То ли его позабавила мысль о Смите в роли повара, то ли ему польстили слова Хеа, намекающие на его привередливые вкусы, но Хенк внезапно пришел в благодушное настроение. Херда, которая с надеждой оглядывалась вокруг, словно убеждая себя, что все считают ее мужа отличным парнем, невзирая на мелкие недостатки, снова оживилась.
--Тогда все устроено!--заявила она.--Разве великие не готовили обед для гурманов? Жаль, что я на это не способна. Думаю, где-то в кухне есть даже поварской колпак--такая высокая белая шапка с плоским верхом. Можете взять его, господин Смит.
--Колпак вам пойдет,--серьезно сказал Хенк.--Но вы должны дать слово, что не отравите нас.
Вмешался де Бур, тащивший плетеный столик, ножки которого, скользя по плиточному полу, издавали звук, заставивший Хенка поморщиться. На столике находился поднос с бутылками, стаканами и ведерком льда.
--Господин Смит нас не отравит,--заверил де Бур. --Ему это просто незачем.
--В каком смысле незачем?
--Он может просто подумать о нас--и нам крышка! Сладкий вермут, или мне смешать коктейль?
--О чем ты болтаешь, черт возьми?
--Я говорю истинную правду.—Де Бур быстро разливал напитки.--Кто за коктейль? Никого? Отлично. Как насчет тебя, Херда? Ты не хочешь коктейль?
--Мне подойдет и вермут, Ник.
--Господин Смит утверждает,--продолжал Ник,-- что волны наших мыслей обладают физической силой. Конечно, мы это знали, но он говорит, что, если их правильно использовать, они могут убить человека.
Лицо Хенка Мюнстера, когда он брал стакан, выражало отчаяние и жалость к себе. «Почему меня вечно чем-то донимают?»--казалось, вопрошал он.
--В самом деле?--отозвался Хенк, сделав большой глоток.--Значит, вы снова играли в чтение мыслей?
--Спроси у де Грота! Господин Смит попросил его о чем-нибудь подумать и с ходу все угадал. Ему это удалось, даже когда Роджер пытался скрыть свои мысли о ...
--О разных вещах,--вмешалась Хеа, глядя на фон-
тан.
--Интересно, пригласил ли я того, кто мне нужен? --Хенк разглядывал Роджера поверх ободка стакана.--Вы медик, молодой человек?
--Да.
--И как мне говорили, консультант патологоанатома министерства внутренних дел?
--Да.
--Но при этом вы верите в подобную чепуху?
--Не то чтобы верю, господин Мюнстер, Но я должен признать, что господин Смит произвел удивительную демонстрацию.
Хозяин дома вскочил со стула:
--Ради бога, Херда, перестань теребить этот стакан, как старая карга, потягивающая джин в кафе! Если у тебя так трясутся руки, что ты не можешь толком удержать стакан, поставь его на стол и пей через ободок! Это, по крайней мере, будет
выглядеть приличнее, чем то, что ты вытворяешь теперь!
Хенк умолк--ему хватило достоинства казаться слегка пристыженным своей вспышкой. Вероятно, он не имел в виду ничего дурного, но его слова прозвучали жестоко, так как руки, дрожащие от последствий малярии, говорили сами за себя.
Херда ничего не сказала.
--Ладно, прошу меня извинить,--проворчал Хенк, осушив стакан и снова опустившись на стул.--Но вы заставляете человека чувствовать себя стариком. Имейте хоть немного жалости. Херда когда-нибудь прикончит меня своей привычкой ронять предметы. Нервы, знаете ли, не могу этого выносить. Как бы то ни было, вся эта история с чтением...
--Ты напрасно взвинчиваешь себя, Хенк,--упрекнула его Херда.--Неужели ты не видишь, как это увлекательно? И ведь господин Смит угадал, о чем ты думал, когда ты проверяя его. Ты ведь закричал: «Неправильно!»--едва он успел рот открыть, а потом отказался от дальнейшей проверки. Сожалею, дорогой, но ты знаешь, что это правда.
Муж посмотрел на нее.
--Не лучше ли переменить тему?--предложил он с наигранной вежливостью, потом вынул из кармана часы и стал изучать циферблат.--Господи! Почти половина восьмого! Давно пора принять ванну и переодеться к обеду ...
--Неужели, Хенк, нам нужно переодеваться к обеду сегодня вечером?
Он снова посмотрел на жену:
--Конечно, нужно, дорогая моя. Какие существуют причины, чтобы отказываться от нашего обычая? Если я переодевался к обеду в компании чертовых африканцев, то, надеюсь, могу делать это в собственном доме?
--Разумеется, если хочешь.
--Спасибо за разрешение. Дрекслер, как нарочно, выбрал этот вечер, чтобы оказаться в больнице,--единственный человек, который умеет готовить для меня одежду. Но ничего
не поделаешь. Придется тебе заменить его, дорогая моя, если ты способна справиться с этой задачей.--Он повернулся к Дику Смиту.--Должен поблагодарить вас, друг мой, за предложение относительно обеда. Можете приготовить его, скажем, к началу девятого?
--Если хотите.--Смит задумался.--Но я сомневаюсь, что вам понадобится обед, господин Мюнстер.
Хенк выпрямился:
--Почему, черт побери, он мне не понадобится?
--Потому что к тому времени вы вряд ли будете живы,--ответил Смит.
Вероятно прошло около десяти секунд, прежде чем слушатели осознали смысл этих слов, и ещё дольше, прежде чем кто-то заговорил. Во время предшествующей беседы Смит сидел так тихо, что остальные едва ощущали его присутствие и прак-
тически не обращались к нему. Теперь же они ощутили в нем личность, и притом незаурядную. Он сидел на стуле, в респектабельном костюме из голубого сержа, закинув ногу на ногу и так сильно сжимая руки, что у оснований ногтей
обозначились голубоватые полумесяцы. Все звуки в ярко освещенном помещении внезапно усилились--журчание фонтана, перешедшее в плеск, царапание обуви по плиткам пола. А сама оранжерея стала казаться слишком холодной.
Хенке Мюнстер нарушил молчание, и комната снова ожила.
--О чем вы говорите?--осведомился он с детской недоверчивостью.
--О том, что вы вряд ли будете живы к тому времени, когда подадут обед.
Ник де Бур вскочил на ноги.
--Приступ?--с внезапной тревогой спросил хозяин дома.
--Нет.
--Тогда объясните, что вы имеете в виду, друг мой. Вы пытаетесь напугать...--Сдержавшись, Хенк с подозрением огляделся вокруг и поднял свой стакан.-- Едва ли вы подразумевали, что кто-то отравил мою выпивку?--добавил он с подчеркнутым сарказмом.
--Нет.
--Я скажу вам, что он подразумевал,--спокойно сказала Хеа.—Господин Смит, можете ли вы сказать-- или думаете, что можете,--о чем каждый из нас думает?
--Возможно.
-- И кто-то собирается в течение очень короткого времени убить господина Мюнстера?
--Возможно.
Снова последовало молчание.
--Конечно,--продолжал Смит, кивая при каждом слове,--я не утверждаю, что это обязательно произойдет. На то ... ну, есть причины. Я приготовлю для вас место за столом, господин Мюнстер. Но вы можете не занять его.--Он поднял взгляд.--Поскольку вы придаете столько значения качеству, которое именуете честностью, я вас предупреждаю.
-- Что за бред!--рявкнул де Бур.--Послушайте ...
Что-то пробормотав себе под нос, Хенк выпятил подбородок. Его лицо внезапно приобрело бойцовское выражение, невольно восхитившее Роджера.
--Благодарю за предупреждение,--заговорил он.--
Я буду настороже. Но кто собирается убить меня? Моя
жена? И представить это несчастным случаем, как в том деле, о котором писали газеты? Берегись, Херда. Помни, что ты разговариваешь во сне. Это, по крайней мере, заставит тебя оставаться добродетельной во время вдовства.--Его локоть толкнул стакан, который со звоном разбился о плитки пола.
--Господи, что за несусветный вздор! Я иду наверх переодеваться. Пошли?
--Хенк, он говорит серьезно,--сказала Херда.
--Ты уверена, что ты в своем уме, дорогая моя?
--Повторяю, Хенк--он говорит серьезно!
--Я обнаружил у парадной двери чей-то чемодан,-- быстро сказал хозяин дома.--Это ваш, доктор де Грот? Сейчас он в переднем холле. Если вы пойдете со мной, я покажу вам вашу комнату. Херда, проводи мифрау Саутелу в ее комнату. Ник, пожалуйста, покажи господину Смиту, где кухня и...
э-э ... все остальное. Брр, становится холодно! 
--Да,--кивнул Смит.--Я бы хотел поговорить с господином де Буром.
--Хенк! ..--почти крикнула Херда.
Хенк сжал ее руку и повел к выходу. Следовавший за ними Роджер успел увидеть, как Смит, стоя рядом с Ником у плетеного стола, сказал что-то, заставившее Ника вздрогнуть и оглядеться. Их шаркающие шаги глухо звучали под стеклянным куполом. Часы пробили половину восьмого.

Было без четверти восемь, когда Роджер услышал слабый крик в соседней комнате. Смотреть вниз из окна в доме, по его мнению, было
все равно что смотреть вниз с борта корабля. Чтобы попасть в главный холл, выложенный белыми матовыми плитками, нужно было пройти через ряд комнат поменьше. Из холла наверх вела главная лестница у стены, почти сплошь состоящей из цветных витражей, поднимающихся параллельно
ступенькам, освещенная лампами в хрустальных плафонах или бронзовыми бра. На втором этаже-- всего их было четыре--помещались шесть главных спален, выходящих на маленькую, едва освещенную площадку, устланную плотным ковром и снабженную высокими напольными часами.
В каждой из трех стен площадки--четвертую заменял пролет лестничного марша--находилось по две двери спален. Роджеру предоставили комнату, соседнюю с комнатой Хеа Суателой. Хенк и Херда Мюнстер занимали две комнаты, двери которых выходили прямо на лестницу. Де Буру и Дику Смиту, очевидно, достались две спальни на третьей стороне.
Спальня Роджера соответствовала его ожиданиям. Окна были плотно занавешены многослойными портьерами на манер старомодных нижних юбок; в комнате находились большая медная кровать и у окна стол с фарфоровой лампой.
Отсутствие центрального отопления возмещалось обилием ванных, одна из которых была предоставлена Роджеру в личное пользование. Чтобы избавиться от удушливой атмосферы, Роджер выключил нагреватель и открыл оба окна.
Раздвинуть портьеры казалось невозможным, и он оставил попытки. Одно из окон выходило на тянущийся вдоль стены узкий и абсолютно бесполезный балкон. Подышав воздухом, Роджер принял холодный душ и быстро оделся. Прежде чем
надеть жилет и пиджак, он закурил сигарету и задумался.
Был ли Дик Смит в действительности, несмотря на демонстрацию чтения мыслей ...
Стоп! Роджер мог поклясться, что услышал слабый крик. Он также мог поклясться, что крик донесся из соседней комнаты, хотя из-за толстых стен проследить источник звука было нелегко. Крик сменили звуки, похожие на скрип оконных рам. Потом события начали происходить синхронно.
На дальнем окне зашевелились тяжелые портьеры из репса, как будто кто-то пытался их раздвинуть. Маленький столик накренился, фарфоровая лампа заскользила по гладкой
поверхности и свалилась на пол с грохотом, который, очевидно, был слышен внизу. Из-под занавесей появились сначала черная атласная туфля, потом чулок телесного цвета, затем рука и темно-синее платье и наконец тяжело дышащая Хеа Саутела. Она была так напугана, что, казалось, вот-вот
упадет в обморок. Но даже теперь она пыталась это скрыть.
--П-простите за вторжение,--запинаясь, сказала девушка.--Но у меня не было выхода. В моей комнате кто-то есть.
--В вашей комнате? Кто?
--Я вылезла в окно,--объяснила она с тщательностью, которая часто сопутствует нервозности.--Там есть балкон. Пожалуйста, позвольте мне на минутку присесть--я боюсь упасть...
Уже некоторое время Роджер пытался определить качество, наиболее характерное для Хеа. Теперь он понимал, что это преувеличенная забота о своем облике и производимом ею впечатлении. Об этом свидетельствовали ухоженные руки, плечи и лоб, прохладная бледность кожи. Одна из бретелек платья соскользнула с плеча, и девушка быстро поправила ее. При виде грязи на руках и на плечах, оставшейся после перелезаний через окна, она чуть не расплакалась, неуверенно сидя на краю кровати.
--Спокойно!--сказал Роджер.--Расскажите, что слу-
чилось.
На ответ не хватило времени, так как кто-то громко постучал в дверь.
Хеа вскочила на ноги.
--Не открывайте!--прошептала она и облегченно вздохнула, когда дверь открылась без чьего-либо разрешения, и они увидели, что это всего лишь Хенк Мюнстер в шлепанцах и наспех наброшенном халате.
--Что за шум?--осведомился он.--Как будто обрушился весь дом! Неужели человек не может спокойно переодеться?
--Простите,--сказал Роджер.--Все в порядке--про- сто упала лампа.
Но хозяина дома разбитая лампа не заботила. Он окинул Роджера и Хеа пристальным взглядом и сделал соответствующие выводы.
--Послушайте...--начал Хенк, подняв брови.
Хеа уже обрела самообладание.
--Нет, господин Мюнстер, не делайте поспешных выводов. Это не то, что вы думаете.
--А могу я спросить, мифрау Саутела,--чопорно отозвался Хенк,--какие выводы я, по-вашему, сделал? Разве я требовал объяснений?--С видом оскорбленного достоинства он провел рукой по шелковистым седеющим волосам.--Я при-
шел выяснить причину шума и обнаружил дорогую лампу разбитой, а двух моих гостей--в положении, которое в мое время назвали бы очень странным. Но разве я задавал какие-то вопросы?
--Мифрау Саутела сказала мне...--начал Роджер, но девушка прервала его.
--Меня что-то напугало в моей комнате, и я прибежала сюда через балкон. Если не верите, посмотрите на мои руки. Лампу я опрокинула, когда влезала в окно, и очень сожалею ...
--Это не важно,--сказал Хенк Мюнстер. Его лицо стало хитрым.--Я сожалею, что вас что-то напугало. Может быть, мыши?
--Н-не знаю.
--Значит, не мыши. Если вспомните, сообщите мне, и я приму меры. Прошу прощения--больше я не стану навязывать вам свое общество.
Роджер, прикинув, что если и он станет давать объяснения, то лицо хозяина дома станет еще хитрее, воздержался от комментариев.
--Между прочим, господин Мюнстер,--сказал он, --пока что никто не пытался вас убить?
--Еще нет, доктор. Альбом для вырезок остается на своей полке. До встречи за обедом.
Роджер уставился на закрывающуюся дверь.
--Что он под этим подразумевал?
--Под чем?
--Под альбомом для вырезок, остающимся на своей полке.
--Понятия не имею,--сказала Хеа.--В данный мо- мент я не знаю, смеяться мне или плакать. Пока что я попадаю в одну неловкую ситуацию за другой.
--Вопрос в том, в какой именно неловкой ситуации вы побывали только что.
Девушка уже успокоилась, но шок оставил свои последствия. Роджеру не нравились ее бледность и непроизвольная дрожь.
--Это не важно. Могу я воспользоваться вашей ванной, чтобы смыть грязь? Мне пока не хочется возвращаться в свою комнату.
Роджер указал на дверь ванной и взял отложенную сигарету. Внезапное появление Хеа и ее страх ему не нравились. Она отсутствовала минуты полторы и вернулась, решительно выпятив подбородок.
--Мне просто требовалось время, чтобы подумать, --объяснила девушка.--Простите, доктор де Грот, но я ничего не могу вам рассказать. Поверьте, здешняя ситуация движется к катастрофе; и я не собираюсь вносить в нее даже маленькую лепту. Ничего не произошло ...
--Что-то, безусловно, произошло. Говоря простым языком, кто-то набросился на вас?
--Не понимаю.
--Да неужели?
--Ну, не в том смысле, в каком вы имеете в виду. Это другое ...--Хеа поежилась.--Полагаю, я просто не в
состоянии этого выносить. Ведь взгляд не убивает, верно? Можно я возьму сигарету?--Девушка опустилась в кресло. Роджер дал ей сигарету, зажег ее, и некоторое время она молча пускала кольца дыма.--Сказать вам, что не так со всеми нами и почему все это плохо кончится?
--Ну?
--В детстве у меня была книга сказок, которые я очень любила, хотя некоторые из них были страшноватыми. Они показывали мир, где вы могли получить все, что желаете, если только приглянетесь какому-нибудь волшебнику или волшебнице. Одна из сказок была о чудесном ковре. Волшебник сказал мальчику, что ковер может доставить его
куда угодно при одном условии: во время полета он не должен думать о корове, иначе ковер снова опустится на землю. У мальчика не было никаких причин думать о корове, но, когда ему запретили это, при виде ковра он мог думать только о корове. Тогда я не поняла психологии этой сказки, хотя она мне не понравилась. Но она абсолютно правдива. Когда кто-то говорит вам: «Здесь человек, который может прочитать ваши мысли», вы в состоянии думать только о том, что хотите скрыть от других, и не можете выбросить
это из головы, как бы ни старались.
--Ну и что из того?
--О, не будьте таким... таким добродетельным!
--Видит Бог, я не пытаюсь выглядеть добродетельным,--сказал Роджер.--Но я не понимаю вас. Не делаете ли вы из мухи слона? Я склонен согласиться с Ником де Буром--было
бы чертовски неловко, если бы все наши мысли стали известны, но, в конце концов, мы ведь не шайка преступников.
--Разве? Даже потенциально? У меня есть мачеха. Я ненавижу ее и желаю ей смерти. Что вы об этом скажете?
--Только то, что это не такая уж страшная тайна.
--Мне нужны ее деньги,--продолжала Хеа.--Вер- нее, деньги моего отца, проценты с которых она получает пожизненно. Мачеха вышла за него замуж, когда он был примерно одного возраста с господином Мюнстером. Она ненамного старше меня, но тверда как кремень--теперь я учусь быть такой же ... Скажите, что вы думаете о нашем чтеце мыслей—господине Смите?
--Я думаю, что он шарлатан,--ответил Роджер.
Хеа, смотревшая на свою сигарету, подняла взгляд
с удивлением и даже с тревогой. Впрочем, в нем были также заметны облегчение и другие эмоции, которые Роджер не мог расшифровать. Тем не менее, он не сомневался, что в каком-то потаенном уголке души она верит в могущество Дика Смита.
--Почему вы так говорите? Ведь он прочитал ваши мысли.
--Очевидно. Я не могу этого понять, но подозреваю, что тут сыграл немалую роль Ник де Бур.
--Ник де Бур?!--воскликнула Хеа.--Каким образом?
--Вы же знаете, как его интересуют люди. Он может рассказать вам историю чьей-нибудь жизни, а потом вполне искренне уверять вас, что не говорил ни слова. Теперь я припоминаю, что Ник де Бур знал или подозревал кое-что... ну, о Мине Лоуренс и других вещах, которые я предпочел бы не обсуждать. Он упоминал об этом в письме. Если Смит
умеет выкачивать из людей информацию, а потом заставлять их забыть об этом ...
--Но это не объясняет, как Смит может знать, когда именно вы об этом думаете.
--В любом случае он опытный психолог--как и все удачливые предсказатели.
--А как насчет бюста Бальзака? И...--Хеа заколебалась и отвела взгляд.--Простите, что упоминаю об этом, но как насчет того, что он говорил в самом конце?
--Признаюсь, что насчет Бальзака я ничего не понимаю. Что же касается другого, то разгадка может заключаться в том, что я не умею выглядеть таким непроницаемым, каким бы мне хотелось.
Помолчав, Хеа бросила сигарету в пустой камин, поднялась и прошлась по ковру.
--А его пророчество относительно господина Мюнстера?
--Господин Мюнстер, как вам известно, еще не мертв,--вежливо напомнил Роджер.--И даже если Смит умеет читать мысли, будь я проклят, если поверю, что он также умеет предсказывать будущее.
--Но если все это--сплошное мошенничество ...
--Я этого не говорил. Определенная степень владения телепатией вполне возможна. Вероятно, Смит всего лишь преувеличивает ее, как многие вполне честные люди поступают с другими вещами, с помощью небольшого обмана и поразительной способности к дедуктивному мышлению.
Когда стрелки часов Роджера показывали без одной минуты восемь, послышались крики Хердв Мюнстер. В этих криках ощущалось нечто животное-- скорее физическая боль, чем страх. Казалось, она пытается одновременно кричать и говорить, поэтому все, что они слышали, было бесконечное повторение имени ее мужа. Хеа, положившая руку на каминную полку, резко повернулась--ее лицо выражало чисто суеверный ужас. Роджер боялся, что она вот-вот закричит сама.
Он распахнул дверь на площадку, когда крики еще продолжались, и увидел сцену, которую ему впоследствии многократно пришлось описывать. Хенк Мюнстер, полностью одетый к обеду, склонился к
балюстраде, в двух шагах от ступенек вниз, удерживаясь одной рукой за стойку перил. Другую руку он поднял вверх, судорожно подергивая пальцами. В какой-то момент спина Хенка дрогнула, и Роджеру казалось, что он свалится вниз
через перила. Но Хенк соскользнул на пол у балюстрады, а рука со стуком ударилась о пол. Роджер не мог видеть его лицо, пока он не перевернулся на спину. Крики наконец смолкли.
Херда Мюнстер, прикусив зубами носовой платок, неподвижно стояла в полуоткрытых дверях одной из двух комнат напротив лестницы. Роджер подбежал к Хенку и опустился на колени рядом с ним. Ему удалось нащупать слабый пульс на запястье, который тут же прекратился. Хенк был мертв.
Все еще стоя на коленях, Роджер огляделся вокруг. Двери его спальни, а также комнат Херды и Хеа были открыты. Со своего места он мог заглянуть под стулья, под кровать и даже под туалетный столик у задней стены в комнате Хеа, и ему удалось разглядеть предмет, очевидно случайно закатившийся под столик.
Это был белый поварской колпак с плоским верхом. Высокие напольные часы на лестничной площадке неторопливо и чопорно пробили восемь.











          Г Л А В А  3



Краем глаза Роджер видел, что на площадке, кроме него, находятся еще трое. Херда Мюнстер по-прежнему стояла в дверях; ее подбородок вздрагивал. Хеа сделала два шага вперед и остановилась. Ник де Бур только что открыл дверь своей спальни. Тусклые лампы горели в углу, возле напольных часов,
которые скорее шуршали, чем тикали. Тени балясин балюстрады падали на лицо и тело Хенка Мюнстера. Отогнав посторонние мысли, Роджер обследовал тело. Результаты вызвали не тревогу, а скорее облегчение. и все же ...
Роджер не столько увидел, сколько почувствовал, как де Бур на цыпочках подошел к нему и сделал несколько малоэффективных попыток заглянуть ему через плечо. Он не оборачивался, пока де Бур не схватил его за руку. На Нике не было ни пиджака, ни воротничка, крахмальная рубашка оттопырилась между полосатыми подтяжками, а длинная шея казалась еще длиннее. Воротничок он держал в
другой руке.
--Неужели он мертв?--хрипло заговорил де Бур.
--Увы, да.
--Хенк мертв?!
--Смотрите сами.
--Но этого не может быть!--воскликнул де Бур, одной рукой продолжая держать Роджера, а другой тряся воротничком у него перед глазами.--Это неправда! Он не мог иметь в виду ничего подобного!
--Кто и чего не мог иметь в виду?
--Не важно. Просто скажите, отчего умер Хенк.
--Спокойно, иначе вы перебросите меня через перила. Отойдите, черт возьми!.. По-моему, это разрыв сердца.
--Разрыв сердца?
--Да. Или просто сердечный приступ, при котором слабое сердце само перестало биться. Да отойдите же, наконец!--Роджер оттолкнул руку с воротничком--ему казалось, будто целая сотня воротничков маячит у него перед глазами.--Вы слышали, как он говорил о приступе. В каком состоянии было его сердце?
--Сердце?--переспросил де Бур с нескрываемым облегчением.-- Не знаю. Вероятно, в скверном. Лучше спросите Херду.
Хеа бесшумно присоединилась к ним.
--Слушайте меня,--обратился к обоим Роджер,-- и,
пожалуйста, делайте то, что я вам скажу. Не прикасайтесь к нему и не позволяйте другим. Я вернусь через минуту.
Роджер направился к полуоткрытой двери, где ждала Херда Мюнстер. Слегка подтолкнув ее, он вошел в комнату следом за ней и закрыл дверь. Женщина не сопротивлялась, но ее колени начали подгибаться, как ножки бумажного фонарика. Роджер поддержал ее и осторожно подвел к креслу. Херда еще не закончила переодеваться --на ней был плотный розовый халат с пятнами на рукаве, похожими на следы воска, оставлявший открытыми только жилистые руки и бледное лицо под растрепанными черными волосами. Вся ее живость исчезла. Губы побелели, а пульс частил. Осознав, что ее оторвали от мужа, она попыталась встать.
--Сидите, мифрау Мюнстер. Сейчас мы ничего не можем сделать.
--Но он не мог умереть! Я видела ...
--К сожалению, он умер.
--Вы должны знать. Ведь вы врач, верно?
Де Грот кивнул. После длительной паузы женщина откинулась на спинку кресла. Казалось, страх проходит, сменяясь чем-то еще. Ее большие глаза наполнились слезами.
--Это сердце, не так ли, мифрау Мюнстер?
--Что вы сказали?
--У него было слабое сердце?
--Да, он всегда... Нет, нет, нет!--внезапно крикнула Херда, приходя в себя.--Сердце у него было крепким, как у быка! Доктор Джонсон проверял его всего неделю назад. Да и какое это имеет значение? Я не успела дать ему два чистых носовых платка. Это последнее, о чем он меня попросил.
--Но что произошло, мифрау Мюнстер?
--Не знаю. Не знаю!
--Тогда почему вы кричали?
--Пожалуйста, оставьте меня в покое.
Де Грот старался не показывать сочувствия, которое он испытывал.
--Мне не хочется досаждать вам, мифрау Мюнстер, но нам необходимо кое-что предпринять. Мы должны вызвать его лечащего врача, а может быть, и полицию.--Он почувствовал, как напряглись мышцы ее руки.--Я возьму это на себя, если вы только расскажете мне, что произошло, чтобы я мог этим заняться.
--Да, вы правы.--Она попыталась сжать челюсти, но от усилия слезы потекли еще сильнее.--Я сделаю это. Вы вели себя со мной очень достойно.
--Тогда что случилось?
--Он был там ...
Они находились в спальне Херды Мюнстер-- уютной и в то же время строго меблированной. Комната соединялась со спальней ее мужа через маленькую ванную. Сейчас все двери были открыты, и женщина указала на другую спальню.
--Он был там--только что закончил переодеваться. Я сидела здесь, за туалетным столиком. Я еще не была готова--мне пришлось помогать Хенку, поэтому я опаздывала. Двери были открыты. «Я иду вниз»,--крикнул Хенк. Это
было последнее, что он мне сказал. «Хорошо, дорогой»,--ответила я...--Воспоминание едва не вызвало новый поток слез, хотя она старалась даже не моргать.
--Да, мифрау Мюнстер?
--Я услышала, как закрылась дверь его спальни, ведущая на площадку.
Женщина снова умолкла.
--Да?
--Потом я подумала, дала ли я ему два чистых носовых платка, которые он просил. Один для нагрудного кармана, а другой для использования. Я хотела спросить его, поэтому встала, надела халат ...-- она коснулась халата дрожащими пальцам, иллюстрируя повествование жестами,--открыла дверь на площадку и выглянула. Я думала, Хенк уже
спустился, но он стоял спиной ко мне, не то шатаясь, не то приплясывая ...
Снова понадобилось несколько секунд, прежде чем она смогла продолжить.
--Шатаясь или приплясывая?
--Так это выглядело. Потом Хенк стал падать. Я подумала, что он свалится через перила, и закричала. Я знала, что он умирает.
--Почему?
--Я это чувствовала. Потом вышли вы. Я слышала, что вы говорили Нику де Буру. Это все.
--Думаю, этого достаточно, мифрау Мюнстер. Об остальном я позабочусь. Прилягте ненадолго. Кстати, вы больше никого не видели на площадке?
--Нет.
--Сколько времени прошло между тем, когда вы последний раз говорили с мужем, и тем, когда вы увидели его на площадке?
--Около минуты. А зачем вам это знать?
--Просто интересуюсь, сколько мог длиться приступ.
Он чувствовал в ее голосе какие-то новые нотки-- что-то вроде неуверенности или презрения к самой себе.
--Я не могу лежать,--сказала она.--Я хочу посидеть
рядом с ним и подумать.  Боже, помоги мне!
--Сюда, мифрау Мюнстер. Здесь вам будет удобнее.
--Не хочу!
--Вот так лучше,--сказал Роджер, осторожно укрывая ее одеялом, когда она опустилась на кровать.
--Одну минуту.
Его интересовало, можно ли найти в доме таблетку снотворного или бромид. Женщине, чье живое воображение превращало ее в комок нервов, это пошло бы на пользу. Он хотел одурманить ее мозг, прежде чем она начнет думать о Дике Смите. Роджер направился в ванную. Там было темно, если не
считать света, проникающего из спальни Хенка Мюнстера, поэтому он повернул выключатель. В пахнущей сыростью каморке была только ванна, вешалка для полотенец, умывальник с холодной и горячей водой и аптечка. В последней, настолько набитой пузырьками и таблетками, что приходи-
лось осторожно шевелить запястьем, дабы ничего не опрокинуть, он нашел картонную коробочку с таблетками снотворного, выданного по рецепту доктора Джонсона.
Взяв две таблетки, Роджер закрыл дверцу аптечки и ус- тавился на свое отражение в зеркале.
--Нет!--произнес он вслух, положил таблетки назад и вернулся в спальню. Мифрау Мюнстер лежала неподвижно, глаза ее были полуоткрыты, а вокруг них четко обозначились морщинки.
--Я буду рядом,--заверил ее де Грот.--Можете назвать мне имя врача вашего мужа?
--Нет... Да.--Очевидно, она пыталась сохранить хладнокровие.--Доктор Майкл. Можете позвонить ему. 038-454 345 1.
--038 454 345 1. Выключить свет у кровати?
--Нет!
Роджер отдернул руку, но не потому, что женщина приподнялась на кровати. Он увидел кое-что, и это укрепило его подсознательное опасение давать любое лекарство кому бы то ни было в этом доме. На ночном столике у кровати возле лампы лежали блокнот, ряд заточенных карандашей и несколько вырванных листов. Все верхушки карандашей
были обгрызаны острыми зубами. Под столиком находились две маленькие книжные полки, до которых можно было дотянуться с кровати. Между словарем синонимов и толстыми блокнотами Роджер заметил высокую тонкую книгу в переплете под кожу, похожую на альбом для газетных вырезок, на корешке которой была наклеена этикетка с выведенными неровными печатными буквами словами: «Новые способы совершения убийства».
Де Грот бесшумно вышел на площадку. Хеа Саутела и Ник де Бур ждали, стоя спиной к тому, что лежало у балюстрады.
--Ну?--спросил де Бур, все еще держа в левой руке мятый воротничок.
--Вы хорошо ориентируетесь в доме. Идите к телефону, позвоните доктору Майклу Джонсону, номер о38 454 345 1 и попросите его немедленно прибыть сюда. Пока что мы не будем звонить в полицию.
--В полицию? Так вот о чем вы думаете, старина?
--Чтобы угадать мои мысли, не нужно уметь их читать, как... Кстати, где Смит?
Все трое посмотрели друг на друга. Отсутствие Смита ощущалось физически. Во всем доме не слышалось ни звука, кроме тиканья часов и всхлипывания, доносящегося из комнаты Херды Мюнстер.
--Я пойду к ней,--быстро сказала Хеа, но Роджер
остановил её.
--Одну минуту. Мы должны провести военный совет, так как нам нужно ответить на несколько вопросов. Казалось, эти крики могут разбудить и мертвого. Тогда где Смит?
--Почему вы смотрите на меня?--осведомился де Бур.--Откуда мне знать, где он?
--Мы оставили вас внизу с ним, когда пошли наверх переодеваться.
--Ах вот оно что! Я провел там только пару минут, и это было уже больше получаса назад. Я просто проводил его в кухню и сказал: «Действуйте!>, а потом поднялся в свою комнату и оставался там. Какой, вы сказали, номер? 038 454 345 1? Сейчас позвоню доктору Джонсону.
Он повернулся, едва не споткнувшись о тело Хенка Мюнстера, и, взяв себя в руки, начал спускаться по лестнице. Все это время лицо Хеа Саутела оставалось непроницаемым. Она снова шагнула вперед, и де Грот снова преградил ей дорогу.
--Вам не кажется, что лучше пропустить меня? --спросила Хеа.--Бедная женщина горько плачет...
--Слушайте,--прервал ее Роджнр.--Я не пытаюсь приказывать вам. Но мне и ранее приходилось быть замешанным в уголовных делах,--только в одном, напомнил он себе,--и ситуация может стать весьма неприятной, если не говорить правду с самого начала. Вы ответите мне на один прямой вопрос?
--Нет, не отвечу! Я пойду к ней...--Хеа остановилась, и в ее голубых глазах мелькнула улыбка.--Ладно, спрашивайте.
--Кто или что напугало вас этим вечером до полусмерти? Смит? Он был в вашей комнате?
--Господи, конечно нет!
Роджер облегченно вздохнул.
--Тогда все в порядке.
--Почему вы думали, что Смит был в моей комнате?
--Не имеет значения. Просто одна идея.
Хеа покраснела:
--Но это имеет значение! Почему вам казалось, что господин Смит находился в моей комнате? По какой-то странной причине я, кажется, возбуждаю в каждом самые худшие подозрения. Сначала Ник де Бур, потом господин Хенк Мюнстер, а теперь вы.
--Мы подозреваем не вас, а самих себя.
--Пожалуйста, объяснитесь.
--Я сожалею, что затронул эту тему. При сложившихся обстоятельствах ...
--Господин Мюнстер вас не услышит. Он мертв.
--Могу лишь сказать ...
--Я тоже сожалею.--Хеа внезапно изменила тон.
Поднеся руку ко рту, она нервно покусывала указательный палец. Казалось, девушка вот-вот заплачет.
--Я только хочу знать, что вас напугало, так как это может иметь отношение к случившемуся.--Роджер кивнул в сторону тела.--И как вы правильно заметили, он нас не  услышит.
--Пройдите сюда,--предложил де Грот. Он подвел девушку к открытой двери ее спальни.--Наклонитесь и загляните под туалетный столик. Видите, что лежит на полу?
--Белую шапку, похожую на поварской колпак?
--Ну?
--Госпожа Мюнстер предложила сегодня такой колпак Смиту. Поэтому меня заинтересовало...--При виде сосредоточенного и озадаченного выражения ее лица он оборвал фразу.--Вероятно, в этом ничего нет. Всего лишь смутная идея. Если вы говорите, что это был не Смит, вопрос отпадает.
--Этот скромный очаровательный человечек?
--Вы так думаете? Тогда где этот скромный очаровательный человечек сейчас?
Ник де Бур взбежал по лестнице, перескакивая через две ступеньки.
--Все в порядке,--запыхавшись, сообщил он.-- Доктор Майкл Джонсон скоро прибудет.—Де Бур ухватился за стойку перил длинными крепкими пальцами.--Послушайте, де Грот, возможно, это всего лишь предобеденная нервозность, но я не уверен, что мы не должны позвонить в полицию.
--Незачем спешить. А почему вы так считаете?
--Во-первых, доктор Джексон говорит, что у Хенка было абсолютно здоровое сердце. А во-вторых, Смит. ..
--Вы видели Смита?
--Вообще-то нет,--ответил де Бур, крепче стискивая перила.--Не беспокойтесь--он внизу. Если он начнет болтать чепуху, нам незачем воспринимать это слишком серьезно. Я заглянул в столовую и слышал, как Смит насвистывает в кухне, помешивая салат в деревянной миске,--он оставил дверь приоткрытой. В столовой все приготовлено--горит свет, посуда и приборы на столе, а также ирландская ска-
терть, которой так дорожит Херда, и цветы в вазе. Но стол накрыт только на пятерых.

После прибытия полиции, которую по настойчивому требованию Роджера де Грота вызвали в деревню, было произведено вскрытие. После этого врачи совещались почти семь часов. Почему? Дело в том, что причину смерти не смогли обнаружить. Все внутренние органы покойного были в полном порядке.
Это, безусловно, озадачило всех.
--Но может ли человек умереть без всякой причины?—спрашивали везде сущие газетчики. Но задавать вопросы газетчикам, присутствующим на заседании полиции и врачей  в мрачном деревенском доме, где произошла таинственная смерть,-- разрешено не было. Единственное, что удалось выяснить—в расследовании примет участие старший инспектор Ганс ван дер Колк. Роджер удовлетворённо вздохнул—раз примет участие ван дер Колк, старый знакомый де Грота, то непременно появится и Винцент Боугарт.

В субботу утром, когда, казалось, даже трава и живые изгороди пробуждаются поздно, солнечный свет проникал сквозь каждую открытую дверь отеля «Чайка» между Хаюменде и  Кампеном. Доктор де Грот сидел у открытого окна гостиной, потягивая кофе и хмурясь на солнце. Было так тихо, что он мог слышать даже кудахтанье кур позади отеля. Затем подъехал автомобиль, и он с облегчением увидел широкое лицо старшего инспектора ван дер Колка,
смотрящее на него с дороги.
--Доброе утро,--поздоровался ван дер Колк, вплывая в гостиную, как галеон под всеми парусами, и пожимая Роджеру руку.--Прекрасный день, не так ли?
--Да, по-видимому.
Старший инспектор сел, пытаясь сохранить бодрый вид.
--Кофе? Не возражаю... Знаете, вы выглядите немного усталым.
--Полагаю, это соответствует действительности.
--Ну, мы постараемся это исправить.—Официант  принёс кофе, и ван дер Колк начал энергично помешивать его ложкой.--Как ваши дела, Роджер? Есть известия от вашей невесты? Надеюсь, с ней все в порядке?
--Насколько я знаю, да,--огрызнулся де Грот, повернувшись к собеседнику с таким ледяным взглядом, что тот недоуменно уставился на него; однако позже он придвинул свой стул поближе к столу с заговорщическим видом.--Не знаю, Роджер, почему вы едва не отгрызли мне голову за вопрос о Мине Лоуренс, но это не мое дело.
--Простите. Я не хотел вас обидеть.
Ван дер Колк внимательно посмотрел на него.
--Вы просили меня приехать, и вот я здесь. Но вы ведь лучше других знаете, доктор, что я должен явиться в Хаюменде и доложить о себе местному начальнику полиции, который несомненно появился там из ближайшего отделения. Почему вы хотели, чтобы я сначала услышал факты от вас?
--Потому что я решил вас предупредить, а то вы, чего доброго, пробьете головой потолок,--ответил де Грот.
Ван дер Колк выпрямился на стуле.
--Все так скверно?
--Да.
--Опять!--вздохнул старший инспектор.--Впрочем,
я не возражаю. За последние шесть или семь лет я та-
кого навидался, что меня едва ли можно чем-то удивить.--Тем не менее, он казался обеспокоенным.-- Но из-за чего шум? Судя по тому, что я слышал, нет никаких причин для тревоги. Жена господина Мюнстера видела, как он вышел из своей спальни на лестничную площадку. Там его внезапно хватил приступ, он упал и умер через пару минут.
Верно?
--Пока что да.
--Вот как?—Ван дер Колк  бросил на него быстрый взгляд.--Вы можете сообщить мне что-то еще?
--Немного. Тут нет ничего особенно замысловатого, если вы это имеете в виду. В пятницу вечером в Хаюменде собрались шесть человек:  госпожа и господин Мюнстер Констейбл, мифрау Хеа Саутела, господин Ник де Бур, господин Дик Смит и я. Перед смертью Мюнстера наши позиции выглядели следующим образом. Хенк переодевался в своей спальне, которая соединяется со спальней его жены через ванную. Госпожа Мюнстер одевалась у себя в комнате. Господин де Бур--тоже. Мифрау Саутела разговаривала со мной в моей спальне. Все эти
комнаты находятся на одном этаже с трех сторон квадратной площадки. Последний гость, господин Смит, был внизу в кухне, готовя нам обед.
Около без двух минут восемь КМюнстер крикнул жене через дверь ванной, что он закончил одеваться и идет вниз. У слышав, как закрылась его дверь на площадку, жена вспомнила, что забыла спросить, дала ли ему два чистых носовых платка, поэтому открыла свою входную дверь. Двери обеих этих комнат обращены к третьей стороне квадратной площадки, образованной лестничной балюстрадой. Госпожа Мюнстер увидела, что ее муж стоит спи-
ной к ней. Точнее, не стоит, а, по ее словам, «шатается и приплясывает». 
Ван дер Колк достал записную книжку и положил ее на стол. Вид у него был задумчивый. «Шатается и приплясываеть?»--переспросил он, от- кашлявшись.--Что она под этим подразумевала?
--Она не могла или не хотела выразиться яснее.
--Продолжайте, Роджер.
--Хенк перегнулся через балюстраду, и она начала кричать. Я выбежал на площадку через пару секунд. Мюнстер извивался над перилами,размахивая левой рукой в воздухе--вот так,--словно пытаясь броситься вниз. Но вместо этого он упал возле балюстрады и умер через несколько секунд после того, как я подбежал к нему.
--От чего умер?--резко осведомился старший ин-
спектор.
--Сначала я подумал, что от разрыва сердца. Все указывало на это--внезапная боль, коллапс, судороги, холодная и влажная кожа. И до того вечером он упоминал «приступ», как будто опасаясь его. Но мне не понравились расширенные зрачки. Я пытался расспросить госпожу Мюнстер о сердце ее мужа, но она была не в том состоянии, чтобы толково
отвечать на вопросы. Ситуация выглядела достаточно простой, пока я не поговорил с доктором Майклом Джонсоном,--лечащим врачом господина Мюнстера.
--Ну?
--Сердце у Мюнстера было таким же здоровым, как у вас и у меня. Он просто был ипохондриком. и более того, вскрытие показало, что все его органы были абсолютно здоровыми--ничто не объясняло внезапную смерть.
--Но вы найдете причину, а, доктор?
--Не понимаю.
Ван дер Колк скептически хмыкнул.
--Возможно, это выглядит странно, но я не вижу повода для суеты. Врачи постоянно спорят о причинах неожиданной смерти ...
--Говорю вам, вскрытие не показало никаких причин. И врачи не спорят, когда все очевидно.
--А как насчет яда?--спросил ван дер Колк тоном человека, выдвигающего деловое предложение.
--Отпадает.
--Вы уверены?
--Да, если только вы не имеете в виду «таинственный яд, неизвестный науке», что я категорически отвергаю.—Де Грот невольно усмехнулся.--Ставлю свою репутацию, инспектор, что Мюнстер не умер ни от какого яда--твердого,
жидкого или газообразного. Доктор Джонсон и я проверяли все, пока едва не свалились с ног, и, если был какой-то тест, который мы упустили, я бы хотел о нем услышать. Это не пойдет.
Старший инспектор поскреб подбородок. Его лицо стало озабоченным.
--Тогда здесь что-то не так,--заявил он. --В конце концов, что-то его убило. Человек не может просто свалиться замертво без всякой причины.
--Может,--возразил де Грот.
--Прошу прощения?
--Я могу назвать по меньшей мере три обстоятельства, при которых абсолютно здоровый и крепкий человек способен умереть без всяких признаков--внешних и внутренних--причины смерти.
--Невозможно!
--Почему?
--Потому что... Черт побери!—Ван дер Колк встал и уставился в окно, позвякивая монетами в кармане.-- Потому что это загнало бы нас в угол! Где бы, по-вашему, оказалась полиция, если бы люди начали умирать без всяких признаков того, что
их убило?
--Теперь мы приближаемся к нашей проблеме. Я скопировал одно заявление, которое вы можете передать прессе, если ситуация будет накаляться. Это не мое заявление, а цитата из знаменитого британского токсиколога, Альфреда Тейлора, так что можете ему поверить. Роджер  развернул лист бумаги, исписанный аккуратным почерком.
«Среди непрофессионалов существует предубеждение, будто человек не может умереть насильственной смертью без видимых механических повреждений какого- либо жизненно важного органа или кровеносного сосуда. Это ошибочное
мнение, поскольку смерть может наступить от нарушения функций жизненно важного органа без видимых изменений его структуры».
Роджер подтолкнул бумагу через стол.
--Коротко и ясно. Повторяю: я могу назвать вам минимум три обстоятельства, при которых человек может умереть насильственной смертью без внешних и внутренних признаков ее причины.
--Насильственной?—Ван дер Колк уцепился за слово, как терьер.--Вы имеете в виду убийство?
--Да.
--Понятно,--пробормотал после паузы старший инспектор и снова сел.--Век живи--век учись. Только говоря с вами или с Винцентом Боугартом, я постоянно учусь вещам, которых лучше бы не существовало в природе. Говорите, три обстоятель ства? Какие именно?
--Первое. Известны случаи быстрой смерти в результате неожиданного удара в живот. Это поражает нервы и нервные узлы, не оставляя никаких внешних или внутренних травм.
--Погодите!--остановил его ван дер Колк.--По-вашему, человека можно убить внезапным ударом в брюхо?
--Ну, я не назвал бы это надежным методом убийства. Он срабатывает далеко не всегда. Но такие случаи бывали. Если вы проделали это без свидетелей и жертва умерла, определить причину смерти будет невозможно.
--В самом деле?—Ван дер Колк задумался.-- Продолжайте. Какой второй способ?
--Люди умирали без всяких признаков от сотрясения мозга. Человек получает сильный удар по голове и падает замертво на месте или умирает позже, не приходя в сознание. На черепе может не быть травм, а в мозгу--разрывов кровеносных сосудов. Тем не менее, человек умер насильственной смертью.
--Хм. А третий способ?
--Нервный шок, вызванный удивлением или страхом. Обычно смерть приписывают остановке сердца. Не фыркайте--это признанная наукой сила, которая может опрокинуть здорового человека, как кеглю, не оставляя внешних или внутренних следов. Есть еще несколько способов, хотя к нашему случаю они неприменимы. Например, люди умирают от
удара электрическим током без всяких при знаков причины смерти. Такая мысль, естественно, приходит в голову в доме, где полным-полно электроприборов. Но Мюнстер не находился вблизи какого-то из них, и к тому же электричество убивает за долю секунды. Далее, существуют препараты вроде инсулина, которые очень трудно распознать при подкожной инъекции, но думаю, такое мы бы не упустили. Вот все, что я могу для вас сделать, когда настанет час испытаний.
Какое-то время ван дер Колк  разглядывал его, задумчиво прищурясь. Его лоб заметно покраснел.
--Прошу прощения, доктор,--заговорил он дружелюбно,--но вы уверены, что хорошо себя чувствуете?
--Более или менее.
--Рад это слышать. Потому что я никак не могу понять, что вас гложет. Ведь вы все объяснили, не так ли? Что еще вам нужно? Давайте посмотрим, правильно ли я вас понял. Господин Мюнстер мог умереть от удара кулаком в живот, от удара тупым предметом по голове или от того, что кто-то высунулся и крикнул «бу!». Если не возражаете,--снис-
ходительно добавил старший инспектор,--назовем для приличия последний вариант внезапной остановкой сердца. Как бы то ни было, эти три версии могут объяснить его смерть?
--Да.
--Допустим. И вы считаете, что его убили преднамеренно?
--Да.
--Осторожно!--Старший инспектор поднял палец.-- Никаких поспешных выводов. Подождем фактов, Роджер. Давайте ещё раз обсудим ситуацию. Старый человек, господин Мюнстер, сказал жене, что спускается к обеду, и вышел на площадку?
--Да.
--Сколько прошло времени между тем, когда она последний раз говорила с ним и когда она увидела его на площадке в состоянии приступа?
--По ее словам, около минуты.
--Около минуты. Кто-нибудь еще выходил на площадку до того, как женщина закричала?
--Нет.
--Значит, господин Мюнстер целую минуту находился там один?
--Да.
--Предположим,--продолжал ван дер Колк,--что убийца поджидал его там и ударил в живот или по голове, когда он вышел. Разве ему не хватило бы времени ускользнуть вниз по лестнице или в одну из спален, прежде чем госпожа Мюнстер выглянула из комнаты?
--Хватило бы.
--В таком случае ...
--Понимаете,--объяснил де Грот,--в том-то вся и проблема. Все это может быть правдой. Выбирайте любую теорию, которая вам больше нравится. Но даже если это правда, как вы можете это доказать?
Последовало молчание. Ван дер Колк собирался встать и заговорить, но не сделал ни того ни другого.
--Дело в том,--продолжал де Грот,--что нет никаких указаний на причину смерти. Мужчина мог умереть от удара в живот или по голове, который сам по себе мог быть вызван случайным падением, когда он был один. Точно так же причиной мог быть нервный шок--снова во время пребы-
вания на площадке в одиночестве. Нет явления более загадочного и непостижимого, чем нервный шок, над которым вы так потешались минуту назад. Люди умирают при виде железнодорожной катастрофы, услышав новости по радио, в результате шуток, даже от страха, что на них нападут, хотя рядом нет ни души. Но так как у нас нет ни малейших указаний на то, как умер Хенк Мюнстер, вы никогда не сможете ничего доказать. Если это убийство, старший инспектор, убийца надежно защищен от правосудия.
Снова наступила пауза.
--Но это противоречит здравому смыслу!-- запротестовал ван дер Колк.
--Возможно. Беда в том, что это иногда случается.
--Ну, Роджер, мы не должны опускать руки,-- заявил старший инспектор с претензией на бодрость. --Хотя я вынужден признать, что мне не по душе отсутствие доказательств.
--И это наименьшая из ваших забот.
--Минуту, доктор.--Старший инспектор с подозрением посмотрел на собеседника.--Если бы я не знал вас так хорошо, то решил бы, что вы гоняетесь за тенью. Убийство? Судя по тому, что вы мне рассказали, это вполне мог быть
несчастный случай. Почему вас терзает мысль, будто господин Мюнстер не умер естественной смертью?
--Потому что чтец мыслей по имени Дик Смит заявил, что Хенк умрет около восьми вечера в пятницу,--ответил Роджер.--А я не верю в чтецов мыслей.
Снаружи на дороге под полуденным солнцем остановился со скрипом тормозов воскресный автобус, и де Грот посмотрел на часы. Тем временем старший инспектор ван дер Колк продолжал его разглядывать. Потом он поднялся и вышел из комнаты. Доктор де Грот услышал, как он говорит сла-
щавым тоном человека, старающегося умиротворить слабоумного.
--Мифрау, ваш бар работает по воскресеньям?
--Ворчливый женский голос ответил утвердительно. --Тогда будьте любезны,--попросил ван дер Колк,--
две кружки светлого пива.
В этот момент господин Дик Смит сходил с автобуса. Доктор де Грот не мог объяснить, почему он выглядит на уютной сельской дороге в воскресенье так неуместно. Тем не менее, со времени смерти Хенка Мюнстера де Грот испытывал чувство, будто личность Смита растет словно мангровое дерево, при крытое тканью, шевеля тусклую материю вет-
вями, похожими на щупальца.
Старший инспектор вернулся с двумя кружками светлого пива. Вид у него был подчеркнуто беспечный.
--Кстати, доктор,--небрежно осведомился он,--вам не довелось на днях общаться с Боугартом?
--Он уехал в провинцию.
--Это я знаю. Сам отослал его туда.
--А позже?
--Он приедет сюда во второй половине дня.
--Вот как? И он знает то, что вы мне сообщили?
--Еще нет.
--Ага!--произнес ван дер Колк с удовлетворением, относящимся не только к пиву.--Ничего не знает, а? Выходит, это явится для него сюрпризом? Ну-ну! Все к лучшему!
--Пожалуй. А пока что я хочу, чтобы вы познакомились еще кое с кем. Он сейчас здесь... Сюда, господин Смит! Это господин ван дер Колк-- старший инспектор. Ван дер Колк--это господин Смит-- феномен, читающий мысли, о котором я вам говорил. Я специально послал за ним.
Удовлетворение ван дер Колк длилось недолго. Быстро поставив свою кружку, он укоризненно взглянул на Роджера и с обычной вежливостью повернулся к Смиту.
--Да? Я не вполне понял ...
--Я тот, кого доктор де Грот именует чтецом мыслей,--сказал Смит, не сводя глаз с лица собеседника.--Доктор де Грот говорил мне, что вы будете заниматься этим делом.
Ван дер Колк покачал головой.
--Еще не знаю. Пока что мне не так много известно. Как бы то ни было,--доверительно сказал он,--если вы не возражаете изложить мне ваши собственные взгляды--разумеется, не для протокола и строго между нами,--я не стану отрицать, что это мне поможет. Присаживайтесь. Что вы хотите выпить?
Когда старший инспектор пребывал в таком настроении, следовало поостеречься.
--Благодарю вас,--ответил Смит.--Я никогда не пью. Не то чтобы я был противником алкоголя, но он плохо действует на мой желудок.
--Да, многим было бы лучше обходиться без него, --заметил ван дер Колк, с глубокомысленным видом глядя на свою кружку.--Понимаете, беда в том, что, как скажут некоторые, дела не существует вовсе. Будет неловко, если мы поднимем шум, а потом выясним, что господин Мюнстер умер естественной смертью.
Смит слегка нахмурился и озадаченно посмотрел на де Грота. Последнему вновь представилось мангровое дерево, вздымающее кроной тусклую ткань. Зрелище было не из приятных.
--Доктор де Грот не в состоянии многое сообщить вам об этом деле,--сказал Смит.--Конечно, это не было естественной смертью.
--Вы тоже так считаете?
--Я это знаю.
Ван дер Колк усмехнулся.
--Знаете? Тогда, возможно, вы даже сообщите нам, кто его убил?
--Конечно,--ответил Смит. Он слегка коснулся своей груди.--Его убил я.











          Г Л А В А  4


Именно это движение усилило впечатление неординарности. Сельский твидовый костюм Смита был таким же неприметным, как у Хенка Мюнстера, мягкую шляпу и трость он положил на стол. Его манеры были настолько сдежанными, что вызывали в памяти манипуляции с деревянной куклой. Но он не был куклой--на мизинце левой руки сверкнул перстень с гелиотропом.
Перстень до нелепости контрастировал с окружающей обстановкой--сельским кафе,воскресной буколической сценой с курами, солнечным светом, проникающим сквозь легкие занавески... Де Грот был настолько поглощен своими наблюдениями, что не заметил выражения лица ван дер Колка. Зато он услышал голос инспектора.
--Что вы сказали?
--Я сказал, что его убил я. Разве доктор де Грот не говорил вам?
--Нет, не говорил. Значит, вот почему вы здесь.--
Ван дер Колк с выпрямился.—Дик Смит, вы хотите сделать заявление относительно смерти господина Мюнстера?
--Если желаете.
--Одну минуту! Я должен предупредить вас, что вы не обязаны ничего говорить, но, если сделаете это, все, сказанное вами ...
--Все будет в порядке, инспектор,--заверил его Смит.
Роджер видел скрывающиеся за его внешне невозмутимыми чертами усмешку и в то же время досаду.
--Хотя не понимаю, почему доктор де Грот не рассказал вам об этом, как, впрочем, и почему не открыл причину всей суеты. Доктор де Грот подтвердит, что я в присутствии всех остальных предупредил господина Мюнстера, что попытаюсь убить его. Я не сказал, что это обязательно произойдет, так как не был уверен, что мне это удастся, а только сообщил о своих намерениях. Не понимаю, как могло возникнуть ка-кое-либо недоразумение. Я, безусловно, не претендую на
владение сверхъестественными силами, и, насколько мне известно, никто не в состоянии предсказывать будущее. Я предупредил, что постараюсь его убить, и убил. Тогда к чему весь этот шум?
--Боже всемогущий!--с трудом выдохнул ван дер Колк. --Позвольте мне вставить слово! Повторяю, я должен предупредить вас, что вы не обязаны делать заявления, но если сделаете ...
--А я повторяю, инспектор, что все будет в поряд-
ке. Мне сказали, что я могу делать любые заявления, не подвергая себя опасности.
--Кто вам это сказал?
--Мой адвокат.
--Ваш ...
--Вернее,--поправился Смит,--он был моим адвока- том. Я имею в виду господина де Бура. Он отказал мне в своих услугах, поскольку думал, что я шучу. Но я не шутил.
--Нет?
--Нет. Перед убийством господина Мюнстера я спросил у де Бура, могут ли меня обвинить в убийстве, если я совершу его при описанных мной обстоятельствах. Господин де Бур ответил, что нет. Иначе я не стал бы рисковать. Я испытываю
страх перед замкнутым пространством--оно меня нервирует, и эксперимент не стоил бы риска оказаться в тюрьме.
--Очевидно. А как вы относитесь к повешению?
--Вы все еще убеждены, что я шучу, инспектор?
Старший инспектор громко откашлялся.
--Ну-ну, инспектор, не будем волноваться... Прошу прощения, доктор, этот человек безумен?
--К сожалению, нет,--кратко ответил де Грот.
--Благодарю вас, доктор,--серьезно сказал Смит, но за его спокойствием Роджер разглядел вспышку злорадства, которая распространялась по лицу, словно сплющивая его.
--Тогда почему вы не обратились с вашим заявлением в местную полицию?
--Я обращался,--ответил Смит.
--Когда?
--Как только полицейские прибыли. я хотел убедиться, что мне ничего не грозит.
-- И как они к этому отнеслись?
--Они согласились, что против меня ничего предпринять нельзя... Что же касается их чувств, то это другое дел. Полковник и бровью не повел, но судмедэксперт сделан из менее твердого материала, и, думаю, только мысль о жене и четырех детях помешала ему сунуть голову в духовку.
Ван дер Колк повернулся к де Гроту с видом угрожающего спокойствия:
--Это правда, доктор?
--Чистая правда.
--Тогда почему вы не сообщили мне?
--Я делаю это сейчас,--терпеливо ответил де Грот. --Вот почему вы здесь. Как и господин Смит, я предупреждал вас. Мне не казалось разумным ... э-э ... сообщать вам все сразу.
--Но, черт возьми, не могла же полиция тоже спятить!
--Полицейские не спятили,--заверил его Смит.-- Хотя вначале, похоже, разделяли ваше оригинальное мнение обо мне. Однако я согласен с вами, что доктор де Грот должен был все вам рассказать. Я сообщил обо всем ему и другим гостям в Хаюменде, как только это произошло. По какой-то непонятной причине они—за исключением доктора—относятся ко мне с суеверным ужасом и даже отказались есть приго товленную мной пищу. Конечно, я горд достигнутым успехом...—его лицо вновь осветила странная вспышка,--но я всего лишь человеческое существо и  не претендую на сверхъестественное могущество. Подобные идеи—вздор.
Несколько секунд ван дер Колк дышал медленно и ровно, словно считая про себя. Потом он вскинул голову.
--Если не возражаете,--вежливо заговорил старший инспектор,--мы начнем сначала. Вы утверждаете, что убили господина Мюнстера?
--Боюсь, мы не сможем продвинуться дальше, инспектор, если вы хотя бы не попытаетесь рассмотреть такую возможность и не прекратите задавать мне один и тот же вопрос. Да, я убил его.
--Каким образом?
--Это мой секрет.--Смит стал задумчивым.-- Внезапно я начал осознавать, как важен такой секрет в этом мире. Вы не можете ожидать, что я выдам его.
--Не могу, черт побери?. Ладно, успокойтесь! Почему вы его убили?
--На это ответить гораздо легче. Я считал его недоумком с дурными манерами, грубо обращаю щимся с женой, оскорбляющим гостей и вообще служившим препятствием умственному и моральному прогрессу. Как личность он испытывал мое терпение. Как объект эксперимента он был человеком, потеря которого стала бы едва ли ощутимой. Хотя доктор де Грот расходится со мной во взглядах на
все прочее, в этом он со мной согласится. Поэтому я и сделал господина Мюнстера  объектом моего эксперимента.
--Эксперимента!--повторил ван дер Колк.--Но какие средства вы использовали? Изобрели новый удар в живот или по голове, который всегда срабатывает? Или напугали беднягу?
--Следовательно, вы слышали о научных возможностях,--заметил Смит, устремив светлые глаза на Роджера.
--Ну, так какой же способ вы применили?
--Это вам придется выяснить самому,--улыбнулся Смит.
--Значит, вы признаете, что воспользовались одним из этих способов?
--Напротив. Я не воспользовался ни одним из них --разве только в определенном смысле.
--Что вы имеете в виду?
--Что я намеренно использовал оружие, которое может нанести удар и при правильном применении убить. Если вам требуется наименование, назовите его «телесилой», способной притягивать или, наоборот, отталкивать на расстоянии. Я не знал...--глаза Смита опять блеснули,--что она способна действовать с такой мощью, инспектор. Не допытывайтесь о подробностях. Но это разновидность того же процесса, который помогает мне определить, о чем вы думаете в
данный момент.
--Значит, вам известно, о чем я думаю, а?-- осведомился ван дер Колк, склонив голову набок.
Смит рассеянно улыбнулся.
--Разумеется, о моей безвременной кончине. Это должно быть очевидно каждому, кто посмотрит на вас. Но я подразумевал скрытые мысли, которые вы пытаетесь выбросить из головы. Сегодня вы надеваете маску фальшивого добродушия, потому что в глубине души обеспокоены. У вас есть ребенок=--думаю, дочь, --которого положили в больницу на операцию по поводу аппендицита. Девочка не слишком крепкая, и вы всю ночь не спали, тревожась.
Ван дер Колк покраснел, потом побелел. Роджер еще никогда не видел подобного выражения на лице своего знакомого.
--Вы рассказали ему?--осведомился старший инспектор, круто повернувшись.
--Сожалею, но я об этом не знал,--ответил де Грот.
--Но это правда?--спросил Смит.--Поверьте, друг мой, рано или поздно вам придется это признать.
--С вашего позволения, мы не будем касаться моих личных дел,--сказал ван дер Колк.--Едва ли вы можете доказать, чем вы занимались, когда господин Мюнстер был убит.
--Меня интересовало, когда вы зададите этот вопрос,--улыбнулся Смит, показывая зубы.--Давайте проясним это раз и навсегда. Доктор де Грот и мифрау Саутела подтвердят, что в пятницу без четверти восемь вечера господин Мюнстер был жив и здоров. Кажется, он ходил расследовать кое-какие странные происшествия в комнате доктора де Грота.--
При этих словах Роджер почти физически ощутил вол-
ну злобы.--В это время я был внизу. Около без четвер-
ти восемь в заднюю дверь позвонили, и я открыл ее. Некая мифрау обещала прийти и при готовить еду, так как слуг в доме не было. Её сопровождал сын. Я собирался сам готовить обед, но сказал,
что они могут помочь, если хотят. По какой-то причине они нервничали ...
Роджер решил вмешаться. Эта часть дела ему особенно не нравилась.
--Может быть, вы расскажете старшему инспектору, почему они нервничали, господин Смит?
--Не понимаю.
--Мифрау Достма, так зовут неизвестную вам  даму, и ее сын скажут вам,--объяснил Роджер,--что, когда господин Смит открыл им дверь, он дышал
тяжело, как будто только что бежал, и закатывал глаза. От без четверти восемь до восьми его иногда словно охватывали легкие приступы. В восемь, когда госпожа Мюнстер начала кричать, они не выдержали и убежали из дома, как будто за ними гнался сам дьявол.
--Как насчет этого?--нахмурился ван дер Колк.
Роджер посмотрел на Смита.
--Меня интересует, почему он тяжело дышал, когда открыл дверь. Не был ли он, к примеру, наверху?
--Нет, не был,--сказал Смит.--Но доктор де Грот
очень любезно...--он сделал легкую паузу,--очень любезно изложил события за меня. Мифрау Достма и ее сын подтвердят вам, что от без четверти восемь до восьми я не покидал кухню и столовую--дверь между этими комнатами оставалась открытой, и они все видели. В качестве медицинского факта доктор де Грот скажет вам, что господин Мюнстер умер около восьми. Думаю, этого достаточно.
Ван дер Колкс уперся кулаками в бока.
--Безупречное алиби, а?
--Это вы сказали,--усмехнулся Смит.
Последовала пауза.
--Я знаю голландские законы, инспектор. Вы не можете арестовать меня и даже получить ордер. Вы не можете применить ко мне допрос третьей степени. Вы не можете даже запереть меня в камеру как важного свидетеля--как я говорил, я испытываю ужас перед замкнутым пространством. В любом случае я не свидетель. Я всего лишь убил человека. Но я не вижу, что вы в состоянии предпринять по этому поводу.
Старший инспектор молча уставился на него. Смит потянулся за шляпой и тростью. Солнце падало на его редкие рыжеватые волосы. На миг он выпятил грудь и поднял глаза к потолку. Внезапно в его голосе зазвучало вдохновение.
«Когда в седьмый раз священники трубили трубами, Иисус сказал народу: воскликните, ибо Господь предал вам город!».
Он сжал кулак и со стуком опустил его на стол.
--С помощью сердца, тела и разума я открыл новую великую силу, господа. Я проник в сокровищницу неведомого. Доктор де Грот скажет вам, что нет области более  таинственной и непостижимой, чем сила, именуемая нервной энергией, но я нашел ее секрет. Теперь я поставлю жалких научных червей на место, докажу, что их логика--сплошное ребячество. Но этот дар следует использовать осторожно и только во имя добра! О господине Мюнстере, каким бы достойным человеком вы его ни считали, едва ли бу-
дут сожалеть...
--Вам не приходило в голову,--прервал его де Грот,--что о нем может сожалеть его жена?
--Его жена!--полупрезрительно произнес Смит.
--Она полезный член общества, достойная женщина. Вы понимаете--если, конечно, вы действительно это сделали, --что разбили ее сердце?
--Если я действительно это сделал?--переспросил Смит, слегка приподняв рыжеватые брови.
--Именно это я и сказал.
Смит склонился над столом.
-- Вы бросаете мне вызов, доктор?--осведомился он.
Последовавшее молчание нарушил старший инспектор ван дер Колк.
--Спокойно!--рявкнул он.--Так не может продолжаться!
--Вы абсолютно правы,--согласился Смит, глубоко
вздохнув.--Прошу прощения, доктор. Я не должен забывать определенные факты и делать глупости. Постарайтесь понять меня, господа. Я не претендую на обладание сверхъестественными возможностями и оперирую силой, вполне естественной и хорошо мне известной. Я не утверждаю, что эта сила всегда действует должным образом. Нет, нет, нет! Я куда более скромен и заявляю, что достигаю успеха, вероятно, в семи случаях из десяти. Это я четко дам понять господам из прессы ...
На ван дер Колка обрушилась новая неприятность.
--Погодите!--воскликнул он.--Вы же не хотите ска- зать, что собираетесь обратиться в газеты?
--Почему бы и нет?
--Но вы не можете сделать это!
--Вот как? И как же вы намерены мне помешать, инспектор? В полицейском участке собралось нема-
ло журналистов. Я обещал им сделать заявление. Первым ко мне обратился...--он достал из кармана карточку и посмотрел на нее,--господин Вринкман из «Телеграфа». Я знаю, что это не скандальная газета, а жаль. Я не возражаю--скандал часто стимулирует интерес публики. Но есть и другие, скандальные газеты. Давайте посмотрим ...
Ван дер Колк задохнулся от негодования:
--Значит, вам нужна реклама?
--Мой дорогой инспектор, я не ищу рекламу и не шарахаюсь от нее. Если у этих господ есть ко мне вопросы, я охотно отвечу на них.
--И вы собираетесь сообщить им то, что только что рассказали мне?
--Естественно.
--Вы ведь знаете, что им не позволят напечатать ни единого слова из этого, не так ли?
--Посмотрим,--без особого чувства отозвался Смит.--Было бы прискорбно, если бы меня вынудили снова использовать мое могущество всего лишь с целью доказать его. Не подталкивайте меня к этому, друг мой. Я простодушный человек и хочу лишь приносить всем добро. А теперь, если я вам больше не нужен, позвольте откланяться. Вы сможете найти меня в Хаюменде, когда захотите. Правда, госпожа Мюнстер потребовала, чтобы я уехал,--ее неприязнь ко мне начинает граничить с маниакальной,--но полиция велела мне остаться, а я, как вы заметили, всегда
рад повиноваться любому разумному требованию.
--Говорю прямо! Я запрещаю вам давать интервью
об этом любой газете ...
--Не будьте глупцом, инспектор. Всего хорошего.
Это были его последние слова. Он надел шляпу, взял трость и вышел, холодно кивнув де Гроту. Вскоре они увидели его шагающим по дороге к автобусной остановке.
--Ну?--осведомился Роджер.
--Он псих!--заявил старший инспектор.
--Вы действительно в это верите?
--А кем же еще он должен быть?—Ван дер Колк задумался.--И все же признаю, что в этом человеке что-то есть. Со мной еще никто так не разговаривал. Я не могу обращаться с ним как с обычным чокнутым, который приходит и заявляет, что он совершил убийство. Таких я встречал тысячами, но, скажу честно, он на них не похож.
--Не становитесь на дыбы,--предупредил Роджер,-- но предположим, он сообщит, что кто-то еще должен умереть в определенное время, и это произойдет?
--Я просто этому не верю--вот и все!
--Звучит благоразумно, но помощи от этого немного, верно? Можете вообразить, что сотворит из этого бульварная пресса? Неудивительно, что журналисты слетелись ...
Ван дер Колк скептически покачал головой.
--Эта сторона дела меня не слишком беспокоит, доктор. Хотя в прессе хватает своих чокнутых, ни одна газета в Нидерландах не осмелится напечатать подобную историю, тем более получив распоряжение того не делать. Но должен признаться, меня
беспокоит, что, по-моему, Смит действительно прикончил господина Мюнстера.
--Вы изменили мнение?
--Не в том смысле, какой вы имеете в виду. Но, доктор, этот парень говорил вполне искренне, или я не голландец. Такое я чую немедленно. Что, если он изобрел новый способ убивать людей, не оставляя никаких следов, вроде особого удара в живот?
--Хотя полностью доказано, что он был внизу с мифрау Достма и ее сыном?
--Нам нужны факты,--упрямо заявил ван дер Колк.--Пока что меня утешает только одно. Это поставит в тупик человека, которого мы оба знаем!--И он радостно подмигнул.--Строго между нами, доктор, что, по-вашему, скажет об этом Винцент Боугарт?

--Чепуха!--сказал Винцент Боугарт.
Примерно в эти времена, некие предприимчивые декораторы изготовили популярный предмет мебели или обстановки, получивший известность как турецкий уголок. Один из углов гостиной плотно эана-вешивался тяжелыми восточными портьерами с кисточками, образующими альков, куда помещалась полосатая оттоманка, а на стену вешались ятаганы, а иногда маленький фонарь с желтым стеклом, создавая таинственный и романтический эффект. Турецкий уголок неизменно привлекал
флиртующие пары, а заодно собирал всю пыль в доме.
Сидя в наступающих сумерках на краю оттоманки гостиной Хаюменде, Боугарт сердито уставился перед собой. Даже ван дер Колк редко видел более злобное выражение на его лице. Передвигая очки вверх-вниз по носу, он переводил взгляд с доктора де Грота на старшего инспектора. Когда он передвигал не только очки, но и свою фигуру на оттоманке, ему на голову сыпалась пыль, заставляя его смотреть вверх и ругаться. Но Боугарт был слишком сосредоточен или полон достоинства, чтобы встать и отойти. А мо-
жет, ему просто нравился турецкий уголок
--Вот какова ситуация, Винцент,--почти радостно закончил ван дер Колк.--Что вы об этом скажете?
Боугартфыркнул.
--Я скажу то же, что и говорил раньше,-- проворчал он.—Чепуха! Не знаю почему, Ганс, но ты постоянно умудряешься впутываться в самые замысловатые дела, о каких я когда-либо слышал. Ты думаешь, что рано или поздно преступникам надоест изобретать для нас грязные трюки и они для
разнообразия станут досаждать кому-то другому, но нам не везет. Можешь объяснить, почему это происходит?
--Полагаю, потому,--откровенно признался ван дер Колк,--что я выхожу из себя так же легко, как ты.
--Как я?
--Да.
--Что ты имеешь в виду?--осведомился Боугарт, внезапно вскинув голову.--Тебе хватает наглости предположить, что я ...
--Ну-ну, Винцент, я ничего такого не предполагаю.
--Рад это слышать,--сказал Боугарт, с достоинством отряхивая лацканы пиджака.--В этом мире нет ничего, кроме извращенности. Возьмем, к примеру, меня. Разве меня ценят по заслугам? Ха! Можете не сомневаться, что нет.
Де Грот и старший инспектор уставились на него. Это было новое настроение--не сама жалоба, а усталость в голосе, наводящая на мысль, что плоть-- всего лишь трава, а жизнь--утомительная дорога к смерти.
--Э-э ... что-то не так, Винцент?
--О чем ты?
-- Процедуры для набирания веса отразились на твоём здоровье или что-нибудь вроде того?
--Я произнес речь,--отозвался главный консультант Министерства внутренних дел, с мрачным видом изучая свои ботинки.--В конце концов, я только пытался оказать кое-кому услугу. Ты опросил меня поехать в Хронинген. Когда  подали поезд,  я узнал, что машинист--мой старый друг. Естественно, я решил ехать на электровозе с машинистом. Ну, я сказал ему:
«Подвинься, Том, и дай мне повести эту штуку».-- «А ты знаешь, как это делать?»--спросил он.  «Конечно, знаю»,--ответил я, так как у меня всегда была склонность к механике. «Ладно,--сказал
Том,--только веди помедденнее».
--Надеюсь, ты не устроил крушение поезда, Винцент?--испуганно спросил ван дер Колк.
--Конечно нет!--сердито ответил Боугарт, как будто это его огорчало.--Я всего лишь наехал на корову.
--Что ты сделал?
--Наехал на корову,--повторил Боугарт.--И они получили фотографии, где я потом спорил с фермером. Я не участвовал в подобных церемониях с тех пор, пришёл в Министерство внутренних дел. Разве моя вина, что я не сразу затормозил? Почему же
на меня всегда вешают всех собак?
--Ну, Винцент ...--успокаивающе начал ван дер Колк.
--Я объясню вам, в чем дело,--проворчал Боугарт.--Можете мне не верить, но я слышал злобные сплетни о направлении меня во вторую  палату парламента-- Они не могут сделать это, Ганс, не так ли?
Лицо ван дер Колка  выражало иронию.
--Трудно сказать, Винцент. Но я не вижу, каким образом тебя могут избрать в парламент только потому, что ты наехал на корову.
--Я в этом не так уверен,--сказал Боугарт, всюду подозревая «их» козни.--Они постоянно внушают мне, что я тупоголовое ископаемое. Запомни мои слова, Ганс: еще несколько оплошностей, и я окажусь в парламенте. А что происходит сейчас? Я приезжаю сюда в надежде на спокойный уик-энд после тяжких трудов, и что вы мне преподносите? Очередное убийство. Проклятие.
--Говоря о смерти господина Мюнстера ...
--Я не желаю и не собираюсь о ней говорить,-- прервал его Боугарт.--Я принесу извинения и немедленно уеду. Кстати, Ганс, где госпожа Мюнстер? Где все?
Ван дер Колк огляделся вокруг.
--Не знаю, Ганс. Я только что из полицейского участка. Но доктор де Грот вернулся сюда раньше меня ...
--Госпожа Мюнстер прилегла наверху, в своей комнате,--сказал Роджер.--С ней мифрау Саутела. Де Бур разговаривает с полисменом, которого оставили дежурить в кухне. Смит, кажется, исчез.
Боугарт смущенно заерзал.
--Выходит, женщина скверно восприняла смерть мужа?
--Очень скверно. Хеа две ночи пришлось спать в ее комнате. Но сейчас ей лучше, и она хочет поговорить с вами.
--Со мной? Почему, черт побери?
--Потому что она считает Смита мошенником и преступным маньяком и утверждает, что вы можете его разоблачить. Она ваша величайшая поклонница,  и ждет вас с нетерпением. Не разочаровывайте ее.
Боугарт сдвинул очки вниз и поверх оправы сердито уставился  маленькими глазками.
--Значит, она считает Смита мошенником?--осведомился он.--Но это странно, не так ли? Разве не она  отыскала Смита, клялась, что он действительно читает мысли, и защищала его от мужа?
--Да.
--Тогда откуда эта перемена? Когда она произошла?
--Когда Смит заявил, что убил Хенка.
--Вот как? Выходит, она думала, что эта честь принадлежит другому?
Де Грот развел руками.
--Сейчас госпожа Мюнстер не мыслит рационально, а только чувствует. Она хочет отомстить Смиту. Вот почему я надеюсь, что вы и Ганс разберетесь в этом деле. Я уже две ночи наблюдаю пляску смерти, а это не самое приятное зрелище в мире.
Боугарт что-то пробормотал себе под нос и повернулся к старшему инспектору:
--Похоже, Ганс, это дело еще более странное, чем ты думаешь.
--Едва ли это возможно,--отозвался ван дер Колк.-- Не забывай--мы не можем быть уверены, что это убийство.
--Ганс, конечно, это убийство.
--Тем не менее ...
--Пенник говорит, что этот человек умрет до восьми вечера. И он умирает до восьми! Неужели вашему подозрительному уму, который родной матери не доверил бы наполнить бутылку для младенца, это не кажется странным?
--Доктор говорит то же самое, и в какой-то степени я с ним согласен. Вопрос в том, как нам это доказать, когда нет никаких признаков причины смерти господина Мюнстера? Что касается доказательств, то в худшую неразбериху мы еще не попадали.
--Угу,--признал Боугарт.
Поднявшись, он начал ходить взад-вперед, засунув большие пальцы в карманы жилета и выставив вперед украшенный золотой цепочкой для часов живот. Если он и поправился с тех пор, как
Роджер видел его в прошлый раз, то это не было заметно.
--Ладно,--буркнул Боугарт.--Давайте обсудим это дело. Но это не значит, что я берусь за него.
--Как хочешь,--кивнул ван дер Колк.--Но что ты думаешь о нашем друге Смите?
Боугарт резко остановился.
--Нет,--твердо заявил он.--Я не собираюсь говорить вам, что я думаю. Я слишком обеспокоен, Ганс. Одной мысли о себе, как представителе закона в парламенте достаточно, чтобы меня пробрал озноб. Если эти гиены действительно ждут повода запихнуть меня в парламент, я должен придумать способ обвести их вокруг пальца. Нет, я не возражаю послушать, что вы знаете об этом деле, но хочу услышать ваше откровенное мнение о произошедшем.
Ван дер Колк кивнул.
--Это достаточно справедливо, Ганс. Прежде всего, я обыкновенный человек и не верю в чудеса, кроме библейских, которые не в счет. Я обсудил все факты с местным медэкспертом, и мы пришли к выводу, что Дик Смит не совершал этого преступления, если это действительно преступление, поскольку не мог его совершить. Это первый шаг. Следующий--кого еще мы можем исключить на основании алиби? Кто еще не мог этого сде-
лать?
Пауза была риторической.
--Я,--ответил Роджер.--И Хеа Саутела. Мы можем
подтвердить алиби друг друга, так как находились вместе.
--Это установлено, Ганс?--осведомился Боугарт.—Роджер, не обижайся. Сейчас мы устанавливаем только факты.
--Я понял,--ответил де Грот.
--Да,--сказал старший инспектор.--Таким образом, Ганс, рассуждая логически, если господин Мюнстер был убит, то либо госпожой Мюнстер, либо господином де Буром.
--Чепуха,--коротко заявил доктор де Грот.
Ван дер Колк поднял руку.
--Минуту, Роджер.--Он повернулся к Боугарту.-- Возможны несколько способов. Удар в живот. Удар по голове. Даже что-то, напугавшее старого мужчину до смерти. Все это могли сделать его жена или Ник де Бур. Ни у кого из них нет алиби.
Боугарт продолжал шагать.
--Пока что,--продолжал старший инспектор,--мы принимаем на веру показания госпожи Мюнстер, как старый человек вышел из своей спальни на площадку, где с ним случился приступ. Местное полицейское начальство этому верят. Но правда ли это? Доктор де Грот увидел старого господина, только когда тот пребывал в последней стадии агонии, перед смертью. Дама вполне могла ударить или напугать его. Или
же де Бур мог его ударить и быстро ускользнуть в свою комнату.
Ван дер Колк многозначительно поднял палец.
--Перейдем к мотиву. У кого он мог быть? Только не у Смита. Его болтовня о «научном эксперименте»-- чушь собачья. У доктора де Грота и мифрау Саутелы также не было мотива. Но как насчет господина де Бура и госпожи Мюнстер? Насколько я понял, господин де Бур--родственник хозяина дома
и проявлял к нему необычайное дружелюбие, хотя тот по возрасту годился ему в отцы и обладал характером совсем иного склада. Не получает ли он после смерти господина Мюнстера какую-то долю его денег?
Что касается госпожи Мюнстер, то мне незачем ходить всю ночь с мокрым полотенцем вокруг головы, придумывая различные причины, по которым она могла хотеть избавиться от мужа старше ее на
двадцать лет.
--Могу я сказать кое-что?--спросил Роджер.
Боугарт молча кивнул.
--Я никогда в жизни не видел женщину, более искренне убитую горем, чем госпожа Мюнстер.
Старший инспектор скептически усмехнулся.
--Я не высказываю свое мнение, а утверждаю это как медицинский факт,--продолжал Роджер.--Я готов заявить под присягой, что она не убивала и не могла убить своего мужа. В пятницу вечером эта женщина сама чуть не умерла.
--От разбитого сердца?--осведомился ван дер Колк.
--Если хотите, можете называть это так. Врача нельзя одурачить крокодиловыми слезами, и она не пыталась это сделать. Госпожа Мюнстер была так же искренне потрясена и напугана смертью мужа, как Хеа Саутела потрясена и напугана чем-то в своей комнате немного раньше в пятницу вечером. В обоих случаях это вопрос физических симптомов.
Роджер сделал паузу.
--Я рассказываю вам об этом, прежде чем рассказать кое-что еще, о чем вы, вероятно, все равно узнаете. Около без четверти восемь вечера в пятницу-- эта часть моей истории вам уже известна--что-то напугало Хеа в соседней комнате. Она примчалась ко мне через балкон, проходящий по стене вдоль обоих окон. Влезая в окно, Хеа опрокинула лампу.
Господин Мюнстер услышал это и пришел узнать, в чем дело. Когда он уходил, я спросил его: «Пока что никто не пытался убить вас?»--«Еще нет,--ответил он.-- Альбом для вырезок остается на своей полке». Я не знал, что означает это замечание, и не знаю до сих пор. Могу только сообщить вам еще один факт. За столиком у кровати Херда, где она, вероятно, пишет по ночам, находится пара книжных полок, на одной из которых стоит большой альбом для вырезок,
озаглавленный: «Новые способы совершения убийства».
Снова наступило молчание.
--«Новые способы совершения убийства»,--наконец пробормотал старший инспектор.--Знаете, доктор, меня совсем не удивит, если это даст нам ключ к разгадке. А, Ганс?
--Не знаю,--отозвался Боугарт.--Что напугало девушку?
--А?
--Я спросил, что напугало девушку,--повторил Боугарт, прекратив ходьбу и сердито обернувшись.-- Эту Хеа Саутелу, о которой вы говорите. Кажется, всем известно, что она испугалась, но никто не знает, чего именно. Или даже не интересуется. Ваш друг местный детектив спрашивал ее об этом?
Ван дер Колк усмехнулся, листая записную книжку.
--Да, он спрашивал ее. У него весьма подо- зрительный ум. Он хотел знать, что девушка делала в комнате доктора де Грота. Она ответила, что неожиданно испугалась предсказания Смита, поэтому больше не могла находиться одна и прибежала в соседнюю комнату.
--Да, но почему через балкон? На балконах обычно грязь, а карабкаться через окна неудобно и недостойно, Если вам нужна компания, почему не выйти на площадку и не открыть дверь? К тому же девушка разбила лампу, а Роджер утверждает, что она была в полуобморочном состоянии. Все выглядит так, словно кто-то или что-то находилось между ней
и дверью.
Свет за окнами гостиной становился тусклым и холодным, превращая лакированный пол в подобие бледного озера, по которому двигались тени присутствующих. Но свет с трудом проникал сквозь портьеры, поэтому оранжевый квадрат электронагревателя становился все ярче. Значит, подумал Роджер, Хеа отказалась сообщить об этом и полиции тоже.
Он почувствовал на себе взгляд Боугарта.
--Но она, должно быть, рассказала вам, Роджер? Или как-то намекнула?
--Нет.
--Вы имеете в виду, что она отказалась об этом говорить?
--В общем да.
--Вы же были почти на месте происшествия. У вас должны быть какие-то догадки о его причине.
--Нет. Вернее, в какой-то момент я думал, что да, но оказался не прав, так что мы можем забыть об этом.
--Погоди, Ганс!--Боугарт махнул рукой старшему
инспектору, который собирался вмешаться. Теребя очки, он опустился на оттоманку, заскрипевшую даже под его небольшим весом.
--Знаете, Роджер, вы меня беспокоите.
--Беспокою? Чем?
--Кто эта девушка?
--Мифрау Саутела? Не знаю. Я знаком с ней всего пару дней.
--Понятно. И влюбились в нее, не так ли?
--Не понимаю, почему вы так думаете.
В глубине души Роджер всегда побаивался Боугарта. Он всегда, как и сейчас немного ранее, забавлял его, вполне серьезно рассуждая о всяких глупостях, но даже в такие моменты Роджер не терял чувства  благоговейного страха. Поэтому ему с трудом удалось собраться с духом, чтобы огрызнуться в ответ. Но это не произвело впечатления.
--Ха-ха-ха,--ухмыльнулся Боугарт.--Потому что я тоже умею читать мысли. Если Смит догадался об этом, всего лишь используя глаза и интеллект, как и я, вам следовало преподнести ему расшитую золотом шапку чародея. Это старинный средневековый обычай.
Его тон изменился.
--Впрочем, у меня нет возражений. И я могу сказать вам, кто она. Ее отцом был старый Джо Саутела, который женился на охотнице за богатыми мужчинами, когда умерла его первая жена. Дочь, как я слышал, весьма толковая девица. Но дело не в том, Роджер.--Он строго посмотрел на де Грота.--В данный момент важ-но, кто или что, по-вашему, напугало ее.
--Я думал, это был Смит,--ответил Роджер и рассказал им о поварском колпаке под туалетным столиком.
Ван дер Колк снова собирался заговорить, но Боугарт опередил его.
--Вы спросили ее насчет Смита, Роджер?
--Да, но она это отрицала.
--Тем не менее, поварской колпак нечасто можно найти под туалетным столиком в спальне. Она объяснила вам, как он туда попал?
--У нас было о чем подумать и без этого.
--Вы имеете в виду, что она вам не ответила?
--Я имею в виду, что не стал развивать эту тему.
--Спокойно, Роджер. Что еще заставляло вас думать, будто Смит был в ее комнате?
--За этот уик-энд,--устало объяснил де Грот,--мы
привыкли к тому, что наши мысли искусственно стимулируют, а потом вытягивают из нас. Это явилось результатом. Вероятно, причиной стало отношение Смита к Хеа, похожее на собачью преданность. Он не мог непринужденно говорить с ней и свободно вести себя в ее присутствии, был готов моментально оказать ей услугу, словно пребывая на грани ... сам не знаю чего. Я подозревал, что «предсказание» смерти Хенка было вызвано желанием порисоваться перед ней. Говоря откровенно, когда она влезла в мое окно, то не напоминала женщину, пережившую только нервное потрясение.
--Вот как?--встрепенулся Боугарт.--Выходит, робкий и ненавязчивый поклонник внезапно сорвался с цепи?--Он сделал паузу.--Мне это не нравится. По- вашему, девушка принадлежит к типу, который вы назвали бы истеричным?
--Нет.
--И поэтому,--вмешался старший инспектор,--вы сегодня утром спросили Смита, не был ли он наверху в пятницу вечером, доктор? Что он отрицал.
--Да,--согласился де Грот.
Боугарт нахмурился.
--Меня это беспокоит. Судя по всему, девушка способна реагировать на подобную ситуацию куда более твердо, не так ли? Я не собираюсь обобщать. Женщины могут утверждать, что сделают одно, если кто-нибудь позволит себе лишнее, и делать совсем другое, когда это происходит. Тем не менее, это меня тревожит. Что же мог сделать Смит, чтобы так ее напугать, если это было не то, о чем вы подумали?
Роджер знал, что именно это подсознательно беспокоило его с вечера пятницы.
--Но она говорит, что это был не Смит,--указал он,
--и я держу пари, что Хеа не обманывает. Мы не знаем, кто или что это было. Мы знаем только то, что она испугалась.
--Тихо!--быстро произнес ван дер Колк.
Все обернулись, услышав шаги по плиткам холла. Ник де Бурс быстро вошел в комнату, улыбаясь и с интересом глядя на вновь прибывших.
--Господин Ник де Бур,--представил его де Грот.-- А это старший инспектор ван дер Колк и Винцент Боугарт.
Де Бур с энтузиазмом пожимал им руки--его цепкий взгляд не упускал ни одной детали.
--Значит, прибыла власть,--сказал он.--Очень этому рад. Я много слышал о вас обоих.--После этого де Бур с вызовом повернулся к де Гроту.
--Вы проиграли ваши денежки, старина.
--Денежки?
--Ваше пари.
--Какое пари?
--Что Смит не был в комнате Хеа в пятницу вече- ром,--объяснил де Бур, достав портсигар из внутреннего кармана.--Не могу представить, почему это должно интересовать полицейских, но это так. До сих пор я об этом не думал, но Смит был там. Я видел его. Придвинув стул, он опустился на него, подбросил портсигар в воздух, поймал его и посмотрел на остальных, словно ожидая аплодисментов за эффектный трюк.
 
        Г Л А В А  5

--Минутку!--заговорил ван дер Колк, достав записную книжку и устремив на де Бура зловещий взгляд, которого требовала реакция на подобного рода заявления.--Вы утверждаете, что видели господина Смита в комнате мифрау Саутелы в пятницу вечером? --Вернее, я видел, как он выходил оттуда,-- уточнил де Бур, снова подбросив портсигар.
--Могу я спросить, когда именно это произошло?
--Приблизительно без четверти восемь.
--Вот как? Тем не менее, нам дали понять, что около без четверти восемь господин Смит был внизу, открывая заднюю дверь мифрау Достма и ее сыну.
--Да, верно.—Де Бур задумался.--Я слышал, как начали звонить в заднюю дверь, когда Смит спускался по лестнице.
Ван дер Колк внимательно посмотрел на него.
--Вы уже давали показания местному детективу?
--Да. Славный старина. Господи, ну и фамилия! 
Очевидно поняв, что взял неправильный тон, де Бур внезапно стал почти строгим. Его узкие плечи поникли. Хотя в глазах поблескивало любопытство и он продолжал подбрасывать портсигар в воздух, его голос стал сухим и деловитым.--Я дал показания местному детективу.
--Однако не упомянули о своем наблюдении?
--А почему я должен был упоминать? Это не имело никакого отношения к смерти бедняги Хенка. Кроме того ...
--Прошу прощения.—Ван дер Колк властным жестом поднял руку.--Позвольте зачитать вам часть вашего заявления.
«В половине восьмого госпожа Мюнстер попросила меня показать Смиту, где находится кухня, в это время другие гости поднимались наверх. Я показал ему кухню, холодильник и прочее и тоже поднялся. Я пробыл с ним не более пары минут. После этого я переодевался у себя в комнате и
не покидал ее, пока не услышал крик госпожи Мюнстер в восемь».
--Да, все верно,--кивнул де Бур.--Ну и что из того? Я не покидал свою комнату, не был со Смитлм и не говорил с ним. Но я видел его.
--Пожалуйста, объясните это.
--С удовольствием. Около без четверти восемь я начал наполнять ванну и раздеваться. Потом я услышал грохот, как будто разбилось стекло или фарфор. Открыв дверь и выглянув на площадку, я увидел как Смит вышел из комнаты
Саутела, закрыл за собой дверь и начал спускаться. Вот и все.
--И это не показалось вам странным?
Нахмурившись, де Бур окинул ван дер Колка внимательным взглядом, словно человек,пытающийся рассмотреть слишком большую картину.
-- Вовсе нет. Саутела предложила Смиту помочь готовить обед или хотя бы подать его--Роджер это подтвердит. Я решил, что поэтому он и был там.
--Это верно, доктор де Грот?
--Абсолютно.
--А звук бьющегося стекла вы не сочли странным?
Де Бур поколебался.
--Да--на секунду. Потом я получил объяснение и больше не думал о Смите. Как только Смит спустился по лестнице, дверь комнаты Хенка открылась и на площадку быстро вышел бедный старина Хенк, набрасывая халат и на ходу всовывая босые ноги в шлепанцы. Он направился к комнате де Грота, постучал в дверь и открыл ее. Я слышал,
как он спросил, что произошло, и как голос де Грота ответил: «Все в порядке--упала лампа».—Де Бур сделал паузу.
--Да?--подбодрил его ван дер Колк.
--Я также слышал голос Хеа.
--Ну?
--Поэтому я закрыл свою дверь,--с подчеркнутой небрежностью добавил де Бур, как будто одновременно закрывал и тему.--Чего ради мне было продолжать думать о Смите? В конце концов, Хеа не было в ее комнате.
Он не пускался в дальнейшие объяснения, но в этом не было надобности. Так вот, думал Роджер, в чем заключалась причина дурного настроения Ника во время уик-энда. Похоже, в этом деле каждый неправильно понимал мотивы других, возмож-
но, по вполне естественным причинам. Но он промолчал, предупрежденный взглядом старшего инспектора. Ван дер Колк внезапно стал вежливым и дружелюбным, и де Бур заметно расслабился.
--Вполне понятно,--кивнул старший инспектор.--Но
мы заодно могли бы прояснить и остальные моменты, не так ли?
Де Бур усмехнулся.
--Задавайте ваши вопросы, старший инспектор, только не забывайте, что я вряд ли способен споткнуться о собственную юридическую ногу.
--Не забуду. Когда вы видели на площадке господина Смита, вы заметили в нем что-нибудь странное?
--Вы все время используете слово «странное». Какой смысл вы в него вкладываете?
Ван дер Колк молча пожал плечами.
--Не могу сказать, что заметил. Свет на площадке был слишком тусклый, чтобы я сумел разглядеть выражение его лица. Смит шел вразвалку, как большая обезьяна. Но я уже тогда подозревал, и я не опасаюсь обвинения в клевете, что он повредился в уме.
--Повредился в уме?
--Послушайте, старший инспектор.—Де Бур опять подбросил портсигар в воздух и поймал его. Казалось, он принял решение.--Я уже угодил в передрягу из-за этой истории. Это правда--Смит действительно спросил меня в кухне, могут ли его обвинить в убийстве, если он убьет человека при описанных им обстоятельствах. Я ответил, что даже нынешний закон не считает преступлением желать кому-то смерти. Смит рассуждал обо всем так логично и
разумно, что невольно вызывал к себе симпатию. Вы согласны, Роджер?
--Пожалуй.
--Но воспринимать его всерьез--увольте!
--Ха-ха!--усмехнулся Боугарт в турецком уголке.-- Но теперь вы начали воспринимать его всерьез?
Де Бур взмахнул портсигаром.
--В моем представлении чтение мыслей--это одно, --отозвался он.--А дробить человеку череп и кости мыслями, как лучом смерти,--совсем другое. Подумайте, что бы это означало, если бы оказалось правдой!  Я спросил у Смита: «Могли бы вы, напри-
мер, убить дядюшку Джо?»
Боугарт посмотрел на него поверх очков:
--И что он на это ответил?
--Он спросил,--кто такой дядюшка Джо.
--Неужели?
--Да-да! Это было все равно что разговаривать с человеком с Луны. Я осведомился, где он был последние пять-шесть лет. «B различных уголках Азии, куда редко доходят новости», - серьезно ответил Смит. Потом он попросил меня--меня!--быть благоразумным. Во-первых, заявил Смит, он не утверждает, что может добиться успеха с каждым; во-вторых, он должен сначала познакомиться с жерт-
вой, чтобы «примерить на нее шапку». Понятия не имею, что это означает; в-третьих, ему необходимо какое-то время находиться в контакте с жертвой, чей интеллект должен быть ниже его собственного.
Старший инспектор бросил иронический взгляд на Боугарта.
--По одной из этих причин,--заметил он,--ему не
удастся прикончить Черчеля, Трумена, Сталина или еще кого-то из важных шишек. Но неужели вы узнали все это, перекинувшись с ним несколькими словами в пятницу вечером?
--Нет-нет, я говорил с ним вчера ... Кстати, где он?
--Все в порядке,--успокоил его ван дер Колк.--Он не причинит вам вреда.
--Держу пари, что не причинит, если я смогу этому воспрепятствовать. Но где он?
--Думаю, упомянутый господин где-то злится на весь мир. Смит хотел поговорить с репортерами в по-
лицейском участке, но я убедил их, что он абсолютно безвреден,--с удовлетворением сказал старший инспектор.--Вы ведь не поверили в эту чушь? Тогда к чему беспокоиться, где он сейчас?
--Мне показалось,--ответил де Бур,--что я только что видел его за окном.
Поднявшись, ван дер Колк  подошел к трем высоким окнам в передней стене дома и со скрипом поднял одно из них.
--Здесь становится жарковато,--заметил он, потом высунулся и вдохнул прохладный воздух, начавший проникать в комнату. В тишине слышались птичий щебет и шорох плюща. Но дорожка была пуста.-- Вероятно, куда-то отошел. Мне сказали, что господин Смит любит бродить.—Старший инспектор
повернулся от окна.--Я хотел бы, господин де Бур, задать вам несколько вопросов не о Смите, а о вас. И пока я это делаю, доктор, не могли бы вы подняться наверх и попросить госпожу Саутелу присоединиться к нам?
Де Грот вышел, закрыв за собой двойные двери гостиной. Ему не слишком понравилось, что ван дер Колк смотрел в окно как стрелок на башне. Но когда он поднялся на второй этаж и постучал в дверь комнаты Херды Мюнстер, все снова стало казаться спокойным и уютным. Хеа Саутела сидела у окна с вязанием. Херда в ярком шелковом халате отки-
нулась на спинку кресла у кровати. Рядом с ней находилась пепельница, полная сигаретных окурков, и она продолжала курить очередную сигарету, передвигая ее во рту, как будто ее губы были слишком скользкими. Атмосфера выглядела мирной, но это был сухой и истощенный мир, словно обе женщины исчерпали все темы для разговоров и просто
ждали.
--Кто там внизу?--спросила Херда, обернувшись.-- Опять этот полицейский? Я слышала, как вы впустили его.
--Нет, госпожа Мюнстер. Это тоже полицейский, но старший инспектор ван дер Колк из Амстердама и Винцент Боугарт из Министерства внутренних дел. Они хотят повидать вас ...
--Так я и знала. Сейчас оденусь и спущусь. Но у меня нет ничего черного.—На миг Роджеру показалось, что ее глаза наполнились слезами.--Не важно. Какое это имеет значение? Попросите их подождать, ладно, доктор?
Роджер заколебался.
--Вам незачем одеваться, госпожа Мюнстер. Сидите здесь, и они поднимутся к вам. Вообще-то они хотят сначала повидать мифрау С.. Хеа.
Девушка оторвала взгляд от белой шерсти.
--Меня? Почему?
--Маленькая путаница в показаниях.
Херда, слегка задев Роджера, быстро прошла в ванную, включила свет, сняла с вешалки полотенце, споткнулась об электронагреватель и повернулась в дверях. В ней ощущались твердость и решительность, которые не были очевидны с первого взгляда. Но внимание Роджера привлекло не это. Свет из ванной падал на столик у кровати и две книжные
полки под ним. Высокий альбом для вырезок, озаглавленный «Новые способы совершения убийства», теперь исчез.
--Путаница в показаниях?--переспросила Херда, вытирая руки полотенцем.
--Какая?
--Ничего важного.
--Что-то связанное с этой жабой Смитом?
--Да.
--Так я и знала!
--Пожалуйста, сядьте,--попросила ее Хеа и повер-нулась к Роджеру.--Родж...--Они с заминкой называли
друг друга по именам.--Нам нужно кое-что выяснить сразу. Вы должны завтра вернуться в Амстердам?
--Да. Конечно, будет дознание, но его отложат.
--Не могли бы вы изобрести какой-нибудь предлог и задержаться?
--Конечно. Но почему?
--Потому что эта дама,--она кивнула в сторону Херды, которая продолжала рассеянно массировать руки,--не должна оставаться здесь одна ночью. Звонили из больницы и сообщили, что кухарку и горничную выпишут только завтра. Херда заявляет, что хочет остаться одна, но ей нельзя этого позволять. Я бы тоже осталась, но завтра начинается процесс по одному уголовному делу, и если я не
уеду вечером, меня попросту уволят. Не могли бы вы задержаться?
«В конце концов,--думал де Грот, глядя на пустое место на полке, где ранее стояли «Новые способы совершения убийства»,--я не полицейский. Это не мое дело. Но я бы хотел, чтобы это пособие не исчезало».
--Вы меня не слушаете?
--Конечно, слушаю,--отозвался он, с трудом отрываясь от мыслей.--Я охотно останусь, если только госпожа Мюнстерне будет возражать. Разумеется, лучше, чтобы кто-нибудь присматривал за ней еще одну ночь. Она не в таком хорошем состоянии, как ей кажется.
Лицо Херды осветила очаровательная улыбка. Отбросив полотенце, она подошла к Хеа и положила руку ей на плечо.
--Что бы ни случилось, благодарю вас,--сказала она.
-- Вы оба были очень добры ко мне. Не знаю, Хеа, чтобы я без вас делала. Вы готовили пищу и даже мыли посуду!
--Тяжелая работа,--сухо отозвалась Хеа.--Она меня просто истощила. Интересно, что вы делаете, странствуя по диким местам, где некому мыть вам посуду?
--О, я плачу кому-нибудь за это,--рассеянно промолвила Херда.--Это экономит время и избавляет от хлопот.--Ее тон изменился.--Не беспокойтесь обо мне, дорогая. Со мной все будет в порядке. Хорошо бы я смогла убедить остаться и эту жабу Смита.
--Смита?
--Да.
--Но я думала ...
--Я хочу поговорить с Винцентом Боугартом,--про-
должала Херда.--Потом посмотрим ... А сейчас уходите отсюда оба и дайте мне одеться.
Она выставила их с резкостью человека, вновь готового вот-вот сорваться, и захлопнула за ними дверь. Де Грота это не опечалило. Он должен был кое-что сказать Хеа, но обнаружил, что ему нелегко это сделать. Приглушенный свет проникал на площадку только сквозь цветные витражи, спускающиеся параллельно лестнице. Они казались еще выше, и рядом с ними Роджер чувствовал себя находящимся внутри калейдоскопа.
«B алькове девичьем высокой аркой венчалось разноцветное окно»,--пришло ему в голову, когда он и Хеа сходили по ступенькам, покрытым толстым ковром. Слова все еще застревали у него в горле, и девушка первой нарушила молчание.
--С ней нельзя говорить откровенно--в этом вся беда. Невозможно понять, что она думает на самом деле.
--Кто?
--Херда, конечно! Она либо замыкается, либо начинает вести себя как на сцене. Как бы мне хотелось знать, что здесь произошло в действительности!
--Хеа ...
--Да?
--Почему вы не сказали мне правду о том, что Смит был в вашей комнате в пятницу вечером?
Оба остановились, спустившись на десять ступенек Позади тикали напольные часы. Роджер боялся, что их заметят из гостиной.
--Пойдемте сюда,--сказал он, взяв девушку за руку и ведя ее наверх. Она не сопротивлялась.
--Почему вы думаете, что я не сказала вам правду?--спросила Хеа.
--Ник де Бур видел, как он выходил из вашей комнаты незадолго до того, как вы влезли ко мне в окно. Де Бур рассказал об этом нашим детективам, и поэтому они хотят поговорить с вами. Бояться нечего-- им просто нужно узнать, что вас так напугало. Но Смит был там, не так ли?
Хеа глубоко вздохнула.
--Да,--ответила она.--Он был там.
--Тогда почему вы мне об этом не рассказали?
Хеа попыталась укрыться под маской капризной особы, весьма ловко прилаженной, но не убеждавшей де Грота. Сделав реверанс, девушка присела на ступеньку, обхватила руками колени и посмотрела на него. В тусклых отсветах витражей выражение ее лица могло означать все, что угодно.
--А почему я должна была рассказывать вам?-- осведомилась Хеа.
--Перестаньте кривляться.
--Есть вещи, о которых не следует знать столь невинным молодым людям.
--Вероятно. Но столь же невинные полицейские могут стать очень грубыми, если от них эти вещи скрывают.
--Вы мне угрожаете?
--Послушайте, Хеа.--Роджер опустился на ступеньку рядом с ней.--Вы говорите точь-в-точь как героиня бездарного триллера. Демонстрируете оскорбленное достоинство и скрываете какую-то мелочь без всякой причины. Естественно, полицию интересуют Смит и все его передвижения.
Меня все это волнует совсем по другой причине. Чем Смит умудрился так вас напугать?
--А вы как думаете? Теперь вы сами ведете себя как герой скверного триллера. Думаете, я хочу, чтобы об этом повсюду кричали? Думаете, любая женщина согласилась бы терпеть из-за глупого недоразумения суету и в результате всех перессорить? Конечно, если она не из женщин того сорта, для которых существует определенный термин. Куда лучше притворяться, будто ничего не случилось ...
Внезапно настроение Хеа изменилось. Роджер почувствовал, как она задрожала.
--Вообще-то вы правы,--сказала девушка.--Было кое-что еще. И бедняга даже не притронулся ко мне.
--Бедняга?
Хеа облокотилась на подоконник витража.
--Скажите,--неожиданно спросила она,--что собой
представляет девушка, на которой вы собираетесь жениться,--эта мифрау Лоуренс?--Ее голос звучал настойчиво.
--Но ...
--Пожалуйста, ответьте.
--Пожалуй ... она немного похожа на вас.
--Чем?
Его мысленному взору представились гудящий лайнер, солнце на белых бортах и толпа, в которой мелькала Мина Лоуренс, пытаясь попрощаться со всеми. Должно быть, на палубе находился и де Фейн.
--Не знаю. Она менее зрелая, чем вы, и более ... легкомыленная.—Де Грот помедлил перед словом, которое терпеть не мог.--Душа общества на вечеринках, хорошая собеседница. Короче говоря, она весела там, где я становлюсь занудой.
--Как она выглядит?
--Меньше и стройнее вас. У нее карие глаза. Она художница.
--Должно быть, с ней очень интересно.
--Да.
--Вы любите ее?
В глубине души он ожидал этого вопроса.
--Да, конечно.
Секунду Хеа молчала.
--Конечно, любите.--Она выпрямилась и быстро добавила.--И поэтому мы можем быть хорошими друзьями, не так ли?
--Мы и есть хорошие друзья.
--Да. Я имела в виду ...--Хеа оборвала фразу.  Кокетство исчезло--теперь она говорила спокойно
и серьезно.--Минуту назад вы обвинили меня, что я говорю как героиня триллера. Я тоже привыкла смеяться над подобными вещами, но сейчас чувствую себя именно так. Произошедшее со мной в пятницу вечером не стоит и двух центов в сравнении со смертью господина Мюнстера. Но в своем роде
это было ужасно. Дик Смит в общем-то не злой, но он
опасен. Я не собираюсь рассказывать им все, так как не хочу, чтобы об этом ходили слухи ... Но беда в том, что, если я расскажу все, меня обвинят в сокрытии информации, а если нет, я не получу никакой защиты. Впервые в жизни--если не считать детских страхов перед темной комнатой--я по-настоящему боюсь и нуждаюсь в том, чтобы кто-то меня защищал. Вы защитите меня?
--Вы знаете, что да. Хеа ...
Его прервали. Внизу в холле появилась полоса света, послышались шаги, проклятия и грохот опрокинутой пальмы в кадке.
--Хорошо бы вы удосужились поискать выключатель!--произнес недовольный голос.--Прошу прощения, но если бы вы сначала уяснили, где что находится, то не стали бы опрокидывать вещи.
--Кто я, по-вашему,--чертова сова?--рявкнул еще более сердитый голос.--Если вам кажется, что вы можете видеть в темноте, найдите выключатель сами! Ага! Вот он!
Раздался щелчок. Хеа и Роджер виновато вскочили на ноги, когда холл и лестница осветились. Боугарт и ван дер Колк уставились на них снизу. Боугарт тяжело поднялся по ступенькам.
--Добрый вечер,--буркнул он.--Вы дочка Джо Саутела?
Хеа молча кивнула.
--Я знал вашего отца. Джо Саутела был
хорошим человеком. И хотя я знал его на склоне лет, я  твёрдо убеждён, что и в молодые годы он был таким же.--сказал Боугарт.--Старший инспектор хочет
задать вам несколько вопросов. Не возражаете спуститься? Нет, Роджер.--Он коснулся руки де Грота.-- Вы пойдете со мной. Я хочу, чтобы вы меня представили госпоже Мюнстер.
Хеа снова холодно кивнула.
--Я готова.--Она посмотрела на часы.--Надеюсь, это не продлится слишком долго? Я должна приготовить обед.
Девушка легко сбежала по ступенькам, покуда ван дер Колк напускал на себя суровый и чопорный вид. Ник де Бур, выглянув в холл, присвистнул. Роджер поднялся по лестнице вместе с Боугартом. Последний молча смотрел по сторонам. Даже в теперешнем состоянии дискомфорта Роджер понимал, что вся эта демонстрация не могла производиться только для него и Хеа. В воздухе ощущалось что-то еще. Он
понял, что это, как только Боугарт был представлен хозяйке дома.
Херда встретила их в коричневом платье. Она выглядела спокойной.
--Я как раз собиралась вниз,--сказала она, закрыв дверь.--Но вероятно, мы можем поговорить и здесь. Садитесь, и перейдем к делу.
--Мадам,--начал Боугарт со слоновьей деликатностью, которая могла приобретать такие же масштабы, как его вспышки ярости, - я отнюдь не рад здесь находиться.
--Зато я рада, что вы здесь,--улыбнулась Херда, стряхивая пудру с шеи. Ее глаза блеснули.--Жаль, что вы не приехали раньше. Вы не погостите у нас?
Это звучало гротескно, но Боугарт всего лишь покачал головой.
--Нет. Я говорил вам, что могу только заглянуть на один день. Но ...--он осторожно опустился в кресло, положив руки на подлокотники и глядя поверх очков,--мне сказали, что вы хотите поговорить со мной. А я подумал, что мог бы задать вам несколько вопросов, которые вам было бы легче выслушать от меня, чем от старшего инспектора. Вопросы не слишком
приятные, мадам.
--Спрашивайте, что хотите.
--Ну ... Это правда, что ваш муж какое-то время думал, будто вы пытаетесь убить его?
--Кто вам это сказал? Ник де Бур?
--Не совсем. В какой-то мере это вылилось само собой из чистого и незамутненного источника. Так это правда?
В комнате горела только лампа на ночном столике позади Херды, которая задохнулась от смеха или чего-то похожего на смех.
--Конечно нет! Какая нелепость! Почему Ник так сказал? Он должен знать ... Хотя, полагаю, он что-то другое имел в виду. Это была всего лишь шутка бедного Хенка.
--Тема слишком серьезная, чтобы шутить.--
Наблюдая за Хердой, Роджер склонялся к мысли: похоже, будто она фехтует на дуэли, или думает, что фехтует.
--Не вполне. Понимаете,--она улыбнулась,--я писа-
тельница.
--Знаю.
--Хотя я написала только один детективный роман, который безжалостно раскритиковали, в других книгах у меня почти всегда фигурирует таинственная или насильственная смерть. Хенк утверждал, что у меня преступный склад ума, а
я возражала, что это, напротив, признак веселого и здорового сознания, что преступный ум как раз у тех, которые держат все в себе. Он просто шутил, говоря, что я хочу его убить.
--Но это иногда вас беспокоило?
--Нет, никогда.--Она выглядела удивленной.
--А где вы берете материал для всех этих таинственных смертей?
--Многое рассказывают люди. К тому же материала достаточно в египетских и средневековых источниках. И конечно, у меня есть альбом для вырезок. Я назвала его «Новые способы совершения убийстваь.
Даже Боугарт не удержался, чтобы не моргнуть. Игроки в покер в клубе находили бесплодными любые попытки читать мысли по его лицу, однако теперь оно выражало подозрение. Он сплел пальцы рук на животе.
--Значит, альбом для вырезок, а? Должно быть, его тексты интересно читать, мадам Мюнстер?
-- Уже нет. Вчера я сожгла его. Теперь я не в состоянии думать о таких вещах--покончила с ними даже в книгах.--Она склонилась вперед.--Не знаю, говорили ли они вам, почему я так хотела с вами познакомиться. Я вами восхищаюсь. Это не просто комплимент. Я знаю все ваши дела. Вряд ли вас це-
нят по достоинству.
Боугарт побагровел.
--А больше всего мне нравится то,--продолжала Херда,--как вы можете просунуть руки сквозь стену и доказать, что призраки--всего лишь огородные пугала. Сейчас мы нуждаемся именно в этом! Вот почему я надеюсь на вашу помощь. Я хочу, чтобы вы разоблачили Дика Смита. Я хочу, чтобы он получил по заслугам--если возможно, попал в тюрьму навсегда. Вы уже познакомились с ним?
Боугарт с усилием обрел дар речи, но при этом оставался удивительно спокойным.
--Вы предполагаете, госпожа Мюнстер,--спросил он,--что Смит убил вашего мужа таким образом, как он утверждает?
--Не знаю. Я только знаю, что этот человек-- мошенник.
--Но тут возникает несоответствие, не так ли? Сначала вы предполагаете, что Смит мог убить вашего мужа с помощью супертелепатии, а потом говорите, что он мошенник. Что именно вы имеете в виду?
--Не знаю. Я знаю лишь то, что чувствую. Вы уже видели Смита?
--Нет.
--Он околачивается где-то поблизости,--сказала Херда,-- я давно пыталась сообразить, кого этот чело- век мне напоминает. Теперь я знаю. Я могу подсказать вам, как следует обращаться со Смитом.
Она еще сильнее склонилась вперед.
--Он всегда бродит снаружи, когда темнеет. Знаете, почему? Смит страдает так называемой клаустрофобией--боязнью замкнутого пространства. Вот почему ему так нравятся здешние большие комнаты. Теперь вы знаете, что делать, верно? Арестуйте его по какому-нибудь обвинению и заприте в самой маленькой камере, какую сможете найти.
Тогда он все расскажет!
--Боюсь, мы не сумеем этого сделать.
--Почему?--жалобно осведомилась Херда.--Никто не может объяснить.
Боугарт внимательно посмотрел на нее. Он казался слегка обеспокоенным.
--Понимаете, мы руководствуемся законом. Нра-
вится нам это или нет, но он справедлив, и пренебрегать им нельзя. Мы абсолютно ничего не можем сделать со Смитом, даже если он станет кричать во все горло, что убил вашего мужа. Кроме того, закон запрещает пытки.
--А Смит, по-вашему, имеет право на пытки?
--Ну ...
--Он имел право производить с Хенком «эксперимент», потому что от Хенка, видите ли, не было никакой пользы и без него можно обойтись? Ладно, посмотрим. Значит, вы отказываетесь помочь мне, господин Боугарт?
--Ради бога!--простонал Боугарт.--Я помогу вам, чем могу, но дело скользкое, и сейчас за него невозможно ухватиться. А пока нам это не удас-
тся, что мы можем сделать?
По лицу Херды пробежала тень. Она снова скрылась в своей раковине, и казалось, всякий контакт с ней утерян.
--Вы меня слушаете?--внезапно встрепенулся Боугарт.
--Да.
--Если вы хотите моей помощи, то должны сами помогать мне. Незачем впадать в транс. У меня есть туманное подобие идеи, и от вас мне нужны факты. Вы намерены сообщить мне то, что я хочу знать?
--Простите.--Лицо Херды прояснилось.--Конечно, я
все вам расскажу.
Роджер видел, что Боугарт по-настоящему встревожен. Он говорил с ней так, словно его слова были веревкой, способной оттащить ее назад. Какой-то момент слышалось только дыхание Боугарта.
--Хорошо.--Он окинул взглядом комнату.-- Насколько я понимаю, ваш муж не делил с вами эту спальню?
Херда без особого интереса встала и проводила их через ванную в спальню Хенка, где включила свет. Эта комната слегка отличалась от прочих спален дома и обладала большей индивидуальностью, чем комнаты гостей. Она была высокой и квадратной. Темная мебель орехового дерева--кровать, гардероб, комод, стол, несколько стульев--выделялась
на фоне ядовито-зеленых обоев и позолоченных стенных панелей. Обилие картин в массивных рамах не придавало комнате привлекательности. Боугарт окинул ее взглядом, потом начал обходить вдоль стен. В одном углу стоял футляр с ружьем, на
верху гардероба высились шляпные картонки, а на столе лежали набор еженедельников газет и спортивные журналы. Недавний обитатель комнаты оставил после себя не так много следов. Одно из окон выходило на тесный балкон со спускающейся на землю наружной каменной лестницей. Об-
следовав его, Боугарт повернулся к Херде, стоящей в дверях ванной и наблюдавшей за ним слегка пожелтевшими глазами.
--Угу. Какая комната находится под ней?
--Столовая.
--Понятно. Давайте вернемся к вечеру пятницы. Вы и ваш муж поднялись сюда в половине восьмого, верно? Что он сделал потом?
--Принял ванну и начал одеваться.
--Где вы были в это время?
--Здесь.
--Здесь?
--Да. Дрекслер--слуга мужа--попал в больницу, поэтому мне пришлось доставать его обеденный комплект одежды, а также вдевать запонки в манжеты рубашки. Это заняло порядочное время. Мои руки ...-- Она умолкла.
--Продолжайте, мадам.
--Он был полуодет, и я завязывала шнурки на его туфлях ...
--А он не мог сделать это сам?
--Бедняга страдал головокружение и остерегался нагибаться.—Херда посмотрела на гардероб и стиснула зубф. Наступил явно тяжёлый для неё момент.—Я как раз производила манипуляции с запонками, когда мы услышали ужасный грохот. «Это в соседней комнате»,--сказала я. «Heт,--возра-
зил Хенк.--Это лампа моей прабабушки в комнате молодого дурака доктора»  «Доктор де Грот вовсе не дурак, но Хенк надеялся, что он разоблачит Смита, и был разочарован. Я понимаю его чувства ... Не беспокойся, Хенк. Об этом позаботятся».
Какие-то секунды Роджеру казалось, что он сходит с ума.
--Хенк сказал, что собирается посмотреть, в чем дело, надел халат и вышел. Примерно через минуту он вернулся и сообщил, что Хеа Суатела и доктор де Грот ...--Внезапно она словно проснулась.--Прошу прощения, доктор! Я не заметила вас. Но это не важно ...Когда я помогла мужу надеть рубашку, он сказал, чтобы я шла переодеваться, иначе опоздаю к обеду. Он сам завяжет галстук, так как мои руки для
этого не годятся.--Женщина печально улыбнулась,--я пошла в свою комнату и через несколько минут услышала, как Хенк чистит пиджак. Потом он сказал, что идет вниз. «Хорошо, дорогой»,--ответила я. Услышав, как дверь закрылась, я вспомнила о двух чистых носовых платках. Должно быть,
вы знаете, что произошло затем. Я уже несколько раз об этом рассказывала. Неужели нужно повторять еще раз?
--Нет,--сказал Боугарт.
Он стоял в центре комнаты, расставив ноги и упершись кулаками в бока, и спокойно слушал, но слегка опущенные уголки рта придавали его лицу зловещее выражение.
Боугарт повернулся к Роджеру.
--Я тоже не люблю нагибаться. Вон там, возле ролика в изножье кровати, и рядом с
мадам Мюнстер на ковре что-то есть. Посмотрите, что это.
Роджер обследовал ковер в указанных местах.
--Похоже на пятна воска.
--Воск!--Боугарт почесал нос и снова огляделся. На краях комода стояли два фарфоровых подсвечника, в каждом из которых торчала сугубо декоративная зеленоватая свеча. Боугарт подошел и потрогал верхушки обеих.
--Холодные,--сказал он.--Тем не менее, кто-то зажигал обе свечи. Взгляните на верхушки. Вы зажигали их, мадам?
--Господи, конечно нет!
--у вас не было каких-то неприятностей со светом?
--Нет, никаких.
--Но кто-то их зажигал,--настаивал Боугарт.--Не знаете, кто?
--Боюсь, что нет. Впрочем, я многого не замечаю. --Она прижала руки к щекам.--Это говорит вам о чем-то? Почему это важно?
--Потому что это странно,--ответил Боугарт.--И это единственная странность в аккуратной комнате. Кто-то ходит с парой горящих свечей в помещении, где достаточно электричества. А за этой дверью человека хватает приступ, когда рядом никого нет, и он
умирает. Кроме того ...
Бледное лицо госпожи Мюнстер выражало решимость.
--Вы закончили?
--Боюсь, что да. Во всяком случае, пока.
--Зато я не закончила.--Херда нервно улыбнулась. --Напротив, я только начинаю. Пожалуйста, спуститесь со мной на первый этаж.
Де Грот понятия не имел, что у нее на уме. Боугарт, по-видимому, тоже. Они молча вышли и спустились по лестнице. Херда направилась прямо к гостиной, чьи двойные двери были теперь распахнуты. Старший инспектор сидел под люстрой с записной книжкой на коленях и что-то старательно писал.
Ник де Бур наблюдал за ним. Когда вошла Херда, оба с удивлением посмотрели на нее, но она не обратила на них внимания. На столе у окон стоял телефон. Сняв трубку с рычага, Херда положила ее на стол, потом, придерживая правую руку левой, начала набирать номер.
--Междугородная,--четко произнесла она, подняв трубку.
 Ван дер Колк вскочил со стула.
--Прошу прощения,--сказал он.—Вы госпожа Мюнстер? Так я и думал. Не могли бы вы объяснить мне, что вы делаете?
--Что-что?--Херда бросила через плечо решительный взгляд и снова отвернулась.-- Междугородная? Я хочу заказать разговор с Амстердамом. Мне нужен...—она продиктовала номер. Что вы сказали?
Ван дер Колк быстро подошел к ней.
--Я спросил, что вы делаете, госпожа Мюнстер.
--Звоню в «Телеграф». Я знакома с редактором литературного отдела--когда-то писала для них рецензии. Больше я не знаю никого из персонала, но он скажет, к кому мне обратиться. Извините ... Алло? «Телеграф»? Могу я поговорить с господином Блиндом?
--Одну минуту,--мрачно произнес ван дер Колк. Надавив пальцем на рычаг, он оборвал связь.--Простите, госпожа Мюнстер.
Херда повернулась к нему.
--Вы хотите сказать,--осведомилась она,--что я не могу позвонить по телефону из собственного дома?
--Конечно, можете,--с преувеличенным добро душием улыбнулся старший инспектор.--Только ... не
лучше ли сначала посоветоваться с нами? Мы разбираемся в подобных делах и могли бы дать вам совет. Что вы хотели им сказать?
Херда не стала возмущаться. При ярком свете она казалась высохшей и малопривлекательной. Она оставалась спокойной, но продолжала крепко прижимать трубку к груди.
--Должно быть, вы старший инспектор ван дер Колк,--промолвила она.--Скажите, какое оскорбление, на ваш взгляд, самое худшее?
--Трудно сказать,--рассудительно отозвался ван дер Колк.--Если вы собираетесь применить его ко мне ...
--Я собираюсь применить его к Дику Смиту.--Она
выглядела задумчивой.--Мой муж всегда умудрялся выводить его из себя. Интересно, почему? Мы можем начать с шарлатана и прохвоста.

--Если вы отдадите мне трубку, госпожа Мюнстер ... Вот так! Благодарю вас.
Херда отпустила трубку и огляделась. Вероятно, в комнате не было никого, чье сердце не сжималось бы от жалости при виде ее лица.
--Я прошла через ад,--сказала она.--Ради бога, дайте мне хоть маленький шанс отомстить.
Ее глаза наполнились слезами. Телефон звякнул, когда в наступившей тишине ван дер Колк
опустил трубку на рычаг. Через высокое открытое окно в комнату проникал холодный воздух.
--Знаю, мадам,--с сочувствием отозвался ван дер Колк.--Но вы выбрали неподходящий способ это сделать. Вы не можете просто позвонить в газету и осыпать человека оскорблениями.
--Я и не собираюсь этого делать.
--Нет?
--Нет,--спокойно сказала Херда.—Господин Смит заявляет, что он способен использовать мысль как оружие, не так ли? Глупый маленький лжец. Понимаете, мой муж был довольно состоятельным человеком. И я собираюсь сделать то, что хотел бы от меня он. Хенк никогда в жизни не боялся никого и ничего. Хорошо, пусть эта жаба Смит попробует свое оружие на мне. Я бросаю ему вызов. Вот что я хотела сказать Блинду. Позвольте ему попытаться убить меня. Если он сможет это сделать, все, что у меня есть, уйдет на благотворительные цели, которые вы сами выберете. Но ему это не удастся. Я разоблачу его и сделаю хоть что-то для бедного Хенка. Предупреждаю: я сообщу об этом во все газеты Нидерландов, даже если это станет последним поступ-
ком в моей жизни.
Ник де Бур сделал два шага вперед.
--Следи за своими словами, Херда,--пробормотал он.
--Чепуха.
--Ты сама не знаешь, что говоришь.
--Боюсь, что вы тоже,--бросил через плечо ван дер Колк. Откашлявшись, он опустил кулак на стол с телефоном.--Пожалуйста, дамы и господа, сохраняйте спокойствие! Обойдемся без истерик--их и так слишком много. А теперь, мадам, почему бы вам не сесть поудобнее? Тогда мы могли бы все обсудить. Мифрау Саутела пошла готовить вам обед,--он кивнул в сторону закрытых дверей столовой, откуда доносилось умиротворяющее позвякивание посуды,--а пока она этим занимается, постараемся ве-
сти себя разумно.
--Как хотите,--согласилась Херда.--Но вы не сможете вечно не подпускать меня к телефону.
Ван дер Колк изобразил пародию на улыбку.
--Скажу вам еще кое-что,--продолжал он.--Вам незачем сообщать всем, что Смит--шарлатан. Мы и так это знаем.
Херда резко повернулась:
--Вы говорите правду?
--Господи, да за кого вы принимаете нас--полицейских?--осведомился старший инспектор.-- Разумеется, мы это знаем. Фактически мы только что это доказали.
Снаружи послышались шаги человека, идущего по песчаной дорожке у окна. Де Грот, находившийся к окну ближе других, услышал их, но не обернулся. Он услышал шаги лишь подсознательно, вспомнив об этом только впоследствии, так как был со-
средоточен на лицах в светлой просторной комнате, где их собственные шаги по лакированному дубовому полу заглушали более тихие звуки.
--Могу вам прямо сейчас объяснить все его «чудеса», мадам Мюнстер Констейбл,--заверил хозяйку дома старший инспектор.--Из того, что рассказали нам мифрау Саутела и господин де Бур, мы узнали, что по крайней мере в паре случаев, ког-
да наш друг Смит якобы читал мысли, он просто огла-
шал полученную ранее информацию.
--Прошу прощения,--с достоинством вмешался де Бур,--я не позволю извращать мои слова. Это говорите вы, а не я. Выбирайте собственные термины. Я не возражаю.
--Если бы я только могла этому поверить!-- воскликнула Херда.--Вы имеете в виду, что даже его чтение мыслей было шарлатанством?
--Да, мадам,--кивнул ван дер Колк и посмотрел
на Боугарта, который за все время не произнес ни слова.--Жаль, что тебя при этом не было, Винцент. Ты бы получили удовольствие. Не отрицаю--Смит меня здорово напугал, угадав, что я думаю о своей дочери, которой завтра должны делать операцию. Интересно, как он о столь деликатном деле пронюхал?
Но если вам нужна огласка, я дам прессе интервью, которое оставит от этого господина рожки да ножки! Что касается вашего вызова...—Ван дер Колк бросил на Херду странный взгляд, значение которого было не вполне понятно,--бросите вы его или нет, это напрасное усилие. Смит никого не убьет своей «телесилой». Он не может убить даже муравья
мухобойкой. Если ему это удастся, я завтра же подам заявление об отставке.
--Слушайте!--внезапно сказал де Бур.
Резкий звук его голоса заставил всех умолкнуть. Прекратилось даже фырканье ван дер Колка и звяканье ключей в чьем-то кармане. На сей раз все четко услышали слабый шорох на песчаной дорожке. Де Бур поспешил к окну. Роджер выглянул наружу. Звезды мерцали на ясном небе; воздух был чистым и прозрачным. Кто-то медленно отходил от окна по дорожке в тени деревьев.
--Это был Смит,--нервно произнес де Бур.--Что, по-
вашему, он теперь обдумывает?





 


          Г Л А В А  6

--Все необходимое для завтрака находится в буфетной,--сказала Хеа, натягивая перчатку.--Вы не сможете не заметить. Свежий хлеб в коробке справа, а не слева--там черствый. Вы уверены, что сумеете справиться? И позаботиться о Херде?
--Можете мне не верить,--отозвался Роджер,--но в
прошлом мне иногда приходилось готовить себе завтрак Это не такое тяжелое занятие, за которое следует браться после ночи молитв и медитаций. Достаточно бросить на смазанную жиром сковородку пару яиц и немного ветчины, и все будет готово к тому времени, как поджарится второй тост. Что касается Херды, она крепко спит после принятия снотворного
и не проснется до девяти часов завтрашнего утра. Нужно ли вам беспокоиться?
--Изволите шутить? Это хорошо. Главное—присматривайте за Хердой.
--Я думаю, всё будет в порядке,--уверенно заяил Роджер.
Хеа с сомнением покачла головой. Что-то явно было не так. Роджер говорил беспечно, потому что чувствовал то же, что и Хеа. Они ждали в столовой под массивными картинами, на которых, если
удалить с них слой пыли, можно было разглядеть гигант- ских размеров окорока и овощи. Часы Роджера показывали двадцать минут десятого.
Хеа разглаживала перчатку. Ее саквояж был упакован и стоял рядом. Через открытые двери доносился звук мотора полицейского автомобиля, ожидающего на подъездной аллее.
Девушка стала натягивать вторую перчатку,
--Мы все покидаем вас, как крысы--тонущий корабль,--продолжала она.--Сначала распрекрасный Смит отказывается являться к обеду. Потом Ник де Бур неожиданно вспоминает, что у него важная встреча и он должен мчаться назад в Амстердам.
--Он еще вчера говорил нам, что у него совещание со спонсором.
--В воскресенье вечером? Так поздно? Я хотела, чтобы Ник помог мыть посуду, но он заявил, что не выносит это занятие. Если спросите меня, наш Ник шарахается вовсе не от мытья посуды. Но не мне говорить--я ведь тоже вас покидаю, верно?--Она с чувством рванула перчатку.--Черт возьми, где Смит? Почему он не приходит? Вы сознаете, что остаетесь в доме только с ним и с Хердой?
--Это не важно. Я могу управиться со Смитом.
Но Роджер не был в этом уверен. Он не хотел, чтобы Хеа уезжала. Ее лицо, почти лишенное косметики, раскраснелось, а голубые глаза нервно
поблескивали. Светло-серый костюм контрастировал с цветом лица и глаз. Она навсегда запечатлелась в его памяти именно такой--у обеденного стола под дивной красоты люстрой. Девушка подняла чемодан одной рукой и протянула ему другую:
--Ну, до свидания. Уик-энд был тот еще, не так ли?
--Что верно, то верно.
У двери она остановилась.
--Роджер, если что-нибудь ...
--Слушайте,--прервал ее он.--Меня же не запирают в Бастилию, чтобы я больше никогда не увидел дневной свет. Я вполне удобно устроен. Доктор Джонсон, вероятно, заглянет около десяти навестить Херду. В буфетной есть пиво. Я еще не успел обследовать библиотеку. Можете спокойно уезжать. Надеюсь, мы пообедаем вместе во вторник вечером?
Хеа кивнула. Когда они вышли в передний холл, старший инспектор ван дер Колк с и Винцент Боугарт спускались по лестнице.
--Садитесь в машину,--сказал Роджер девушке.—Ван дер Колк высадит вас у станции.--Подождав, когда она выйдет, он закрыл входную дверь, чтобы снаружи ничего не было слышно, и повернулся к остальным.
--Могу я задать вопрос так, чтобы от меня снова не отмахнулись?
Старший инспектор выглядел удивленным.
--Вопрос, доктор? Конечно,--отозвался он с добродушной усмешкой.
--Что вы намерены с ней делать?
--С кем?
--С госпожой Мюнстер. Вам приходило в голову, что ей может грозить серьезная опасность?
Никогда Роджер не ощущал себя настолько отчужденным от двух человек, которых считал своими друзьями. Казалось, была перерезана нить, связывающая их мысли и чувства. Даже Боугарт, которому он доверял больше всего, казался угрюмым и мрачным. Ван дер Колк держался вежливо, но
твердо.
--Какую именно опасность вы имеете в виду, доктор? Опасность со стороны кого?
--Со стороны Смита. Не думаю, что вы полностью понимаете характер этого субъекта. Убивает он мысленными волнами или нет, важно то, что он способен на убийство. И разве вы не слышали вызов госпожи Мюнстер?
--Вызов?--переспросил старший инспектор.--Да,слышал. Я также слышал историю о мальчике, который кричал: «Волки!» А вы?
--Насколько я помню эту историю,--заметил де Грот,--волки в итоге действительно появились.
--Пока что мы не будем беспокоиться из-за Смита,--сказал ван дер Колк.--И вам не советую этого делать. На вашем месте я бы постарался обо всем забыть.
--Но когда Смит вернется ...
--Он не вернется.--вмешался Боугарт.--Мы только что побывали в его комнате. Пока мы обедали, Смит
собрал чемодан и смылся, оставив кое-что на туалетном столе. Покажи ему, Ганс.
Старший инспектор достал из записной книжки сложенный лист бумаги и передал его де Гроту. На листе было написано чернилами, аккуратным мелким почерком:
                в полицию.
Сожалею, что определенные обстоятельства, которые могут возникнуть и в будущем, сделали для меня неудобным и нежелательным дальнейшее пребывание в Хаюменде. Однако, чтобы меня не сочли убегающим от правосудия, сообщаю, что намерен остановиться в отеле «Чайка»,
где сегодня утром встречался со старшим инспектором ван дер Колком. Это единственная гостиница, которую я знаю в этом районе, и на первый взгляд она показалась мне вполне сносной. Там я буду доступен в любое время.
                Искренне Ваш,
                Дик Смит.
Письмо, подумал Роджер, содержит причины как для облегчения, так и для тревоги. Он вернул его ван дер Колку.
--Но госпожа Мюнстер...
--Слушайте, Роджер,--прервал его Боугарт спокойным голосом, который использовал крайне редко.--Я бы очень хотел думать по-другому. Однако факт в том, что героическая и убитая горем госпожа Мюнстер намеренно наговорила нам кучу лжи.
Роджер сам не понимал, почему это так его удивило и шокировало.
--Хотите услышать подробности?
--Очень хочу.
--Пункт первый.--Боугарт провел пальцами под воротничком.--Вспомните маленькое приключение минут за пятнадцать до убийства, когда Хенк Мюнстер услышал, как в вашей комнате разбилась фарфоровая лампа, и пошел узнавать, в чем дело. Вы слышали, как это описали два человека--молодой де Бур и госпожа Мюнстер. Де Бур рассказал, как
Мюнстер выбежал из своей спальни, засовывая на ходу босые ноги в шлепанцы. Все мы знаем, как это бывает. Это слишком точное описание, чтобы быть ошибкой. Либо это правда, либо откровенная ложь.
--Ну?--спросил де Грот, хотя знал, что последует далее.
--А что, с другой стороны, сказала дама? Что когда Мюнстер, услышав грохот, выбежал из комнаты, она как раз закончила завязывать ему шнурки на туфлях. Значит, на нем уже тогда были туфли и носки. Снова подробное описание, которое может быть либо правдой, либо явной ло-
жью. Боюсь, что это ложь.
--А почему лгать не мог де Бур?
Боугарт провел рукой по волосам.
--Потому что я знаю лжецов,--устало ответил
он.--Эта женщина не из лучших. Но если вам нужны более веские доказательства, чем те, которые могут оказаться фантазиями слабоумного детектива, подумайте сами. Вы ведь видели Мюнстера, не так ли? Что на нем было--туфли или шлепанцы?
До сих пор Роджер об этом не задумывался--он был слишком сосредоточен на других вещах. И хотя он не хотел вспоминать эту сцену, она четко предстала перед его мысленным взором.
--Шлепанцы,--признал он.
--Угу. Значит, лгала она. Пункт второй,--продолжал Боугарт.--Вы слышали, как она клялась с трогательными простотой и жаром, что ничего не знает о двух свечах, которые кто-то зажигал в спальне ее мужа? Разумеется, слышали.
Выходит, она не расхаживала с этими двумя свечами. Однако вы обратили внимание, как она вздрогнула, когда я заметил их? Но мы не будем это учитывать. Далее, в пятницу вечером дама  носила розовый халат, не так ли? Мы с Гансом пошарили немного и взглянули на этот халат. Правый рукав все еще испачкан пятнами воска, попавшими туда, когда ее рука дрогнула.
Роджер не пытался возражать. Он хорошо помнил Херду Мюнстер, съежившуюся в кресле в теплом халате с пятнами воска на рукаве.
--Понимаете, Роджер?--мягко осведомился Боугарт.
Молчание.
--Возникает также вопрос о большом альбоме для вырезок, который госпожа Мюнстер, по ее словам, сожгла. Но она его не сжигала. Нельзя сжечь том в переплете под кожу, не оставив никаких следов, если только вы не бросаете его в печь. Но здесь нет ни печи, ни даже дровяного или угольного камина, как и следов сгоревшего альбома. Все это ложь. Пусть дама спит. Но если бы существовал хоть кло-
чок доказательства, как ей удалось это проделать, она бы уже была на пути в тюрьму по обвинению в убийстве.
--Проклятие!--пробормотал де Грот.
--Еще какое,--согласился Боугарт.
--Но все, что она говорила и делала ... В конце концов, какая разница, если Мюнстер был в шлепанцах, а не в туфлях? Или если Херда Мюнстер зажигала пару свечей, а говорит, что нет?
--Хотел бы я знать,--проворчал Боугарт.--Из всех
улик, о которых я когда-либо слышал, эти--самые диковинные.
--И вы считаете,--настаивал де Грот,--что ее плач,
обмороки, апатия, даже попытка обращения в газеты этим вечером--сплошное притворство?
--Ну а вы как думаете, Роджер?--ухмыльнулся ван дер Колк.--Вы заметили, как легко ее убедили отказаться от обращения в газеты, не так ли?
--Думаю, вы не правы.
--Это свободная страна, доктор. Каждый человек имеет право на свое мнение. А теперь, если не возражаете,--ван дер Колк посмотрел на часы,--Винцент и я отправимся в «Чайку» повидать господина Смита. Признаюсь, что с нетерпением жду этой беседы. Когда Винцент с ним познакомится ...
--Но дама все еще в опасности.
--Ладно, доктор, охраняйте ее. Доброй ночи.
Старший инспектор открыл дверь и подал знак Боугарту выйти первым. Боугарт, сняв древний цилиндр и столь же древнее пальто с вешалки у двери, сделал два шага вперед, остановился и по-
вернулся.
--Слушай, Ганс,--сказал он.--Что, если этот моло-
дой парень прав?
--Почему ты опять затеваешь этот разговор?-- почти зарычал на него ван дер Колк.--Мы уже все обсудили, и знаем, что думаем, не так ли?
--Разумеется. Мы всегда знаем. Каждый раз, когда кто-нибудь в этом мире делает прыжок и падает мордой вниз, это происходит потому, что он знает, что думает. Ну, давай послушаем, что думаем мы.
Оглядевшись вокруг, ван дер Колк закрыл дверь и обратился к де Гроту.
--Мы думаем, что госпожа Мюнстер преднамеренно убила своего мужа с помощью какого-то трюка, который мы еще не разгадали. Скажу вам кое-что еще. Я не читал ни одну из книжек этой дамы, но моя жена читала все и рассказала мне кое-что
о них перед моим отъездом. В одной из книг--о египетской экспедиции--целая компания умирает якобы от проклятия, наложенного на гробницу фараона, а в действительности с помощью ловкого использования угарного газа. Жена точно не
помнила, как это было проделано, но сказала, что все объяснялось очень убедительно и что она могла бы проделать такой же трюк дома, если бы захотела от меня избавиться.
Де Грот пожал плечами.
--Допустим,--сказал он.--А в «Двойном алиби» жертва умирает от инъекции инсулина. От этого волосы встают дыбом, так как научно такое вполне убедительно; преступление не оставляет практически никаких следов. Помню, я говорил ей об этом в пятницу вечером. Ну и что из того? Ведь Хенк не умер ни от угарного газа, ни от инсулина. Что это
доказывает?
--Это доказывает мою точку зрения,--ответил ван дер Колк,--что такие трюки как раз по ее части. Если бы она задумала кого-то прикончить, то использовала бы нечто подобное--дикое, как ветер, и домашнее, как сыр. То, что вы можете проделать у себя дома с двумя наперстками и куском мыла и для чего не требуется специальных знаний.
В этот момент с лицом Боугарта произошла странная перемена. Только что он надул щеки, словно собираясь презрительно фыркнуть, но внезапно презрение сменилось возбужденным удивлением.
--Гореть мне в аду!--пробормотал он.
--Винцент?
--Не важно, Ганс. Я просто замечтался.
Ван дер Колк уставился на него с нескрываемым подозрением.
--Говорю вам, я размышлял!--настаивал Боугарт.-- Продолжай. Мои мысли не касаются твоих доводов. Я думал о пятнах воска на ковре и о том, где именно они находились. Черт побери, Ганс, почему тебе постоянно кажется, что я пытаюсь обвести тебя вокруг пальца?
--Потому что ты постоянно это делаеешь,-- ответил старший инспектор.
--Продолжайте,--сказал ему де Грот.--Как вписывается в картину Смит?
--Это ясно как день, доктор. Смит знал или догадывался обо всем. Он знал, когда и почему Мюнстер собирается пойти на преступление. И когда это произошло, он им воспользовался, чтобы похвастаться способностью убивать при помощи телепатии. Помните до убийства он только говорил, что это может произойти, а потом заявил,
что сам это совершил. Я уверен, что он не был соучастником Мюнстер, а только использовал ее. Вот почему она теперь в такой ярости. Тут она вела себя вполне искренне. Смит повсюду твердил, что это сделал он, хотя у дамы была более чем веская причина знать, что реальность совершенно иная. Я спрашиваю вас: разве это не объясняет все
несуразности, с которыми мы сталкиваемся?
-- Объясняет, если она чокнутая,--сказал Боугарт.
--Не понимаю.
--Ганс, не кажется ли тебе изложенное чересчур несуразным? Выходит, она в ярости на Смита, пото-
му что он взял на себя ее собственное преступление!
Ван дер Колк задумался.
--Не уверен. Возможно, это изощренный блеф.
--Вполне возможно. В таком случае ее «вызов»-- тоже чистой воды блеф. Твоя версия выглядит убедительно, за исключением того факта, что мы не можем ее доказать, даже если бы знали, что это правда. А я лишь знаю, что это правда отчасти. Тем не менее,--он сердито посмотрел на де Грота,--дама здесь в такой же безопасности, как если бы мы
обложили ее ватой и спрятали в сейф банка. А те-
перь нам нужно ехать, иначе дочка Джо Саутелы опоздает на поезд. Доброй ночи, Роджер. Пошли, Ганс.
Стоя в дверях Хаюменде, доктор де Грот наблюдал за задними огнями полицейского автомобиля, исчезающими среди деревьев. Стало холоднее. Постояв под ясным звездным небом, Роджер вернулся в дом, закрыв на засов и запе-
рев парадную дверь. В доме не осталось никого, кроме него и приятной маленькой женщины, которую двое его коллег считали убийцей. Это заставило доктора улыбнуться. Он не знал, что ему предстоит одна из худших ночей в его жизни.
Как Роджер вспоминал впоследствии, первым его чувством было ощущение свободы и почти бодрости.
В роскоши одиночества он мог позволить себе почитать или подумать о личных проблемах. Возможно, ему не следовало оставлять включенным столько света в чужом доме, но это соответствовало его настроению, и он не испытывал стремления к экономии. Его удивляло, насколько более вос-
приимчивыми становятся в тишине нервы, уши и даже глаза. Все казалось больше и отчетливее, чем в действительности. Каждый звук--от шуршания подошв по плиткам пола до шороха листа пальмы, задетого рукавом,--зввибрировал, словно нота.
Де Грот направился в гостиную, где шаги по дубовому лакированному полу звучали еще громче. В комнате было холодно, поэтому он закрыл окно, а подумав, запер его. Все окна на первом этаже доходили до пола--интересно, заперты ли они? Подобного рода дома похожи на ряд открытых
арок. Войдя в столовую, Роджер задумчиво посмотрел на темные картины и массивное блюдо на буфете. Вспомнив, что в буфете находилась наполовину опустошенная бутылка пива, он достал ее, поставил на стол со стуком, показавшимся необычайно громким, и взял из буфета стакан, неожиданно увидев свое отражение в зеркале на задней стенке отделения.
Он также вынул из шкафа фарфоровую пепельницу, которая покачивалась со стуком каждый раз, когда в нее стряхивали пепел. Тепловатое пиво было слишком пенистым. Роджер терпеливо наполнил стакан, зажег сигарету и в задумчивости сел у большого круглого стола. Было бы любопытно написать монографию о медицинских аспектах эмоции, именуемой страхом. Конечно, это ис-
следовали и прежде, но, только сортируя факты для отчета ван дер Колку, он осознал всю глубину и таинственность явления, называемого нервным шоком. Это была абсолютно новая территория, похожая на зыбучие пески. В доме от нее по-
страдали уже несколько человек, включая Хеа. А ведь он так и не узнал, что она видела. В качестве более конкретного примера можно предположить, что Хенк Мюнстер умер от нервного шока в результате чего-то увиденного, услышанного или приготовленного с определенной целью ...
Позади громко скрипнула вращающаяся дверь в кухню. Подавив импульс немедленно вскочить, де Грот подождал долю секунды и небрежно обернулся.
Он ничего не увидел, заранее зная, что так и будет. Досадная реакция была вызвана  всего лишь внезапным движением случайного предмета. Сквозняк, скрип дерева или ещё чего-то, столь же неодушевлённое, сразу подейство вало на нервы. В окне было темно, как и в оранжерее, которую он мог видеть сквозь закрытую стеклянную дверь.
Вероятно, это неподходящее время для анализа природы невротических реакций. Лучше встать и что-нибудь сделать—например, подняться наверх и посмотреть, как себя чувствует Херда Мюнстер. Погасив сигарету, Роджер доптл пиво и поднялся по лестнице. Постучав в дверь спальни Херды, он не получил ответа, но и не ожидал его—снотворное к тому времени уже действовало. Он бесшумно открыл дверь и заглянул в комнату.
Кровать Херды была пуста.
Одеяла были отброшены в беспорядке, ночник освещал скомканную белую простыню. Подушки были измяты, а халат и шлёпанцы, в которых Херда покорно отправилась в спальню в девять, исчезли. В ванной тоже никого не было. Окна и комната Хенка выглядели тёмными пустотами, где никто не стал бы сидеть или прятаться ради удовольствия.
--Мадам Мюнстер!—кликнул де Грот.
Женщина не отзывалась.
---Мадам Мюнстер!
Не существует более тревожного чувства, чем сознан6ие того, что человек, запертый вместе с вами в четырёх стенах и находящийся поблизости, по каким-то причинам не отзывается. Это слишком похоже на какую-то неприятную игру. Тем не менее, Херда продолжала прятаться. Роджер обыскал комнату, ничуть не интересуясь, что она скажет, если он найдёт её в гардеробе. А может быть, на сей случай случился подлинный приступ? Но этому не соответствовали халат и шлёпанцы. Де Грот быстро прошёл через ванную, ударившись голенями о крашенный под бронзу электронагреватель и опрокинув стакан, который со звоном упал в раковину умывальника. Эти звуки привели его в чувство, и он начал методично заглядывать в каждую комнату на втором этаже, включая свою собственную.
Потом Роджер спустился по лестнице, обнаружив небольшую перемену в нижнем холле. Высокие складные двери гостиной, оставленные им открытыми, теперь были закрыты. Когда Роджер открывал их, начал звонить телефон, и звонки продолжались, пока он окидывал взглядом комнату. Подняв трубку, де Грот почувствовал, что она еще теплая от недавнего контакта с чьей-то рукой.
--Алло!--послышался настойчивый голос.—Это Хаюменде, дом Мюнстеров?
--Нет ... Да,--ответил де Грот, взглянув на диск.
--Это из газеты «Телеграф». Могу я поговорить с госпожой Меппел?
--С кем?. О, простите! Госпоже Меппел нездоровится, и она сожалеет, что не может ...
--Все в порядке, доктор,--послышался голос Херды. Ее лицо появилось около его плеча, а тонкая, смуглая и веснушчатая рука выскользнула из рукава халата и отобрала у него трубку.--Алло! Да, говорите ... Вы звоните убедиться, что это не шутка?. Да-да, я понимаю, что вы должны соблюдать осторожность ... Да, напечатайте, сколько сможете...Нет, все в порядке, но я не могу больше разговаривать--я неважно себя чувствую... Да, благодарю вас... До свидания.
Она бросила трубку на рычаг и шагнула назад.
--Простите, что мне пришлось обмануть вас,-- обратилась Херда к Роджеру.--Но я предупредила их, что они не смогут вечно не подпускать меня к телефону. Как только они ушли, я спустилась сюда и стала ждать. Они бы меня остановили.
Роджер тоже отошел от телефона.
--Все в порядке, мадам Мюнстер.
--Ну вот, теперь вы сердитесь.
«Конечно, сержусь! Кто бы не сердился на моем месте?»
--Все в порядке. Если мне захотелось строить из себя дурака, то я сам виноват.--Он вспомнил, как с криками бегал по дому, каждым словом демонстрируя свое состояние.--Но объясните, как вам удалось не заснуть после такой дозы снотворного?
--Я его не принимала.--Ответила Херда тоном по-настоящему больной женщины, радующейся собственной хитрости. Де Грот заметил это истеричное торжество, и его гнев сразу прошел.--Я только притворилась, что принимаю таблетки. А теперь я отомстила Смиту! Они не станут печатать все, что я им сообщила--по их словам, это было бы клеветой,--но и небольшой толики достаточно. Мсье Ренуар будет выглядеть круглым дураком. Один про- фессор на борту нашего корабля называл Смита мсье
Ренуар--не знаю почему, но это приводило его в ярость. Сейчас я поднимусь к себе, приму лекарство, и все будет в порядке.
--Да, идите.
--Но вы пойдете со мной, не так ли? Ночью одной быть хуже, чем днем. Все крысы покинули корабль-- остались только вы.
--Хорошо, мадам Мюнстер. Пошли.
Напольные часы на верхней площадке начали гулко бить десять. Прошло двадцать минут, прежде чем Роджер убедил Херду лечь в постель, проследил, чтобы на сей раз она проглотила таблетку, укутал ее в слишком просторный для нее халат и услышал усталое бормотание, когда снотворное на-
чало действовать. Спрятав голову под подушку, Херда свернулась калачиком и заснула.
Роджер надеялся, что она не видит снов. Он проверил ей пульс, глядя на нее с часами в руке, и выключил свет. Эта вроде бы искренняя женщина, думал он, спускаясь на первый этаж, тем не менее, лгала при каждом удобном случае. Однако испуг, вызванный ее исчезновением, подействовал на него благотворно, исцелив от необоснованных тревог. Одного раза было достаточно. Осталось только напряжение, лишающее надежды на сон. Де Грот знал, что должен лечь, так как завтра ему предстоит работа, но понимал, что это бесполезно. Он сидел или бродил, всегда возвращаясь к столовой. Один промежуток он заполнил, запирая все двери и окна на нижнем этаже, а другой--просматривая довольно скучную коллекцию книг в библиотеке.
Часы наверху пробили половину одиннадцатого, потом без четверти и наконец одиннадцать. Незадолго до половины двенадцатого Роджеру показалось, что он видит лицо Дика Смита, смотрящее на него сквозь стеклянную дверь оранжереи. Впоследствии де Грот припоминал, что стакан, из которого он допивал остатки пива, выскользнул у него из пальцев и разбился на столе, забрызгав крышку коричневатой пеной.
Какое-то время Роджер слышал слабый звук-- скорее вибрацию, давившую на уши. Звук смутно ассоциировался с водой, и он осознал, что это, вероятно, миниатюрный фонтанчик в оранжерее, продолжающий журчать после смерти Хенка Мюнстера, как журчал до нее. Повернувшись на сту-
ле, чтобы посмотреть на стеклянную дверь, он увидел за ней Смита, смотрящего на него.
Де Грот так быстро пересек комнату, что не помнил, как вскочил со стула. Мгновение он думал, что увидел собственное отражение в отблесках света на двери в темное помещение, пока не разглядел нос и пальцы Смита, прижатые к стеклу, расплющившись в серовато-белые пятна. Потом Смит исчез. Распахнув дверь, Роджер ощутил волну горячего воздуха, насыщенного запахами растений, но ничего
не услышал.
Он молча стоял в дверном проеме. Нигде не было ни света, ни звука, ни движения. Шагнув в оранжерею, Роджер начал ощупью пробираться среди растений. Он не помнил, где выключатель, но знал, что поиски бесполезны. Одно из высоких окон, которые он недавно запер, теперь было открыто, обозначая путь к бегству.
«А тем временем Херда Мюнстер лежит наверху, одурманенная снотворным.»
Стараясь не бежать, де Грот поднялся по лестнице и поспешил в темную комнату. Но тревога вновь оказалась ложной. Женщина была не более мертва, чем он, спокойно и ровно дыша во сне. Все же на этот раз де Грот не стал рисковать. Он запер дверь в ванную, убедился, что все окна в комнате
закрыты, а спустившись в холл, замкнул парадную дверь и положил ключ в карман.
Повторяющиеся ложные тревоги были хуже реальных. Но ведь он видел Смита, не так ли? Внезапно Роджер осознал, что не уверен в этом.Образ мог быть создан его воображением или, он содрогнулся при этой мысли, каким-то образом спроектирован. А как же открытое окно?
Теперь он почти не сомневался, что открыл его сам. Чтобы не отходить далеко от спальни Херды, де Грот
сел на верхнюю ступеньку лестницы. Его дыхание постепенно замедлялось, а мысли прояснялись. Закурив очередную сигарету, он наблюдал за кольцами дыма. Часы пробили без четверти двенадцать. Успокоившись, он спустился вниз ...
Телефон зазвонил снова, и Роджер поднял трубку.
--Алло!--послышался приятный голос.—Хаюменде, дом Мюнстеров? Это «Телеграф» ...
--Очень сожалею,--устало произнес де Грот,--но никаких заявлений...
--Подождите!--прервал голос с такой настойчивостью, что Роджер невольно умолк.--Не кладите трубку. Мне не нужны никакие заявления. Я сам хочу сообщить вам кое-что.
--Что именно?
--С госпожой Хердой Меппел все в порядке? Вы знаете, что я имею в виду.
--Нет, не знаю. Конечно, с ней все в порядке. А что?
--Простите, с кем я говорю?
--Моя фамилия де Грот. Я друг семьи. Почему вы спрашиваете, все ли с ней в порядке?
--Доктор де Грот?--быстро переспросил голос.-- Тогда вам следует это знать. Нам только что звонил господин Дик Смит ...
--Да?—Де Грот понимал, что последует далее.
--Он сказал, что госпожа Меппел, вероятно, умрет сегодня до полуночи. Он не уверен, что это произойдет, но думает, что сможет убить ее к этому времени. Естественно, мы не обратили особого внимания на его слова, но подумали, что лучше дать вам возможность предотвратить ...
--Подождите! Вы знаете, откуда он звонил?
Последовала небольшая пауза.
--Из гостиницы «Чайка», примерно в четырех километрах от вас.
--Вы в этом уверены?
--Да. Я проверил.
--Когда именно это было?
--Минут десять назад. Мы подумали, что лучше всего позвонить сюда, доктор, и если бы вы захотели помочь нам, сделав заявление ...
--Все это выдумки. Госпожа Меппел спокойно спит за запертой дверью, и никто не может к ней подобраться. С ней абсолютно все в порядке.
Решительно опустив трубку на рычаг, Роджер уставился в окно и нащупал в кармане ключ. Действительно ли с Миной все в порядке?
Телефон зазвонил опять.
--Хаюменде, дом Мюнстеров? Это газета «Последние новости». Извините за беспокойство, но человек по имени Дик Смит сделал
нам сегодня поразительное заявление. А только что он сообщил ...
--Знаю. Он намерен убить госпожу Мюнстер с помощью того, что именует телесилой. Он очень скромен и не обещает, что ему удастся проделать этот трюк. ..
--Это он сообщил пятнадцать минут назад,-- прервал его голос.--Теперь он говорит, что она мертва.
Несколько секунд Роджер смотрел на номер, указанный на белом телефонном диске. Не слыша, что говорит человек на другом конце провода, он положил трубку. Больше он не позволит себя одурачить. Ему показалось, что он видит лицо Дика Смита за дверью теплицы, хотя в это время Смит находился в «Чайке» за четыре километра отсюда. Все это сплошное воображение. Однако оно было настолько живым, что образ Смита четко отпечатался на стекле вплоть до приплюснутых носа и
пальцев ...
«Черт возьми, он в самом деле видел его!»
Снова раздался телефонный звонок.
--Хаюменде, дом Мюнстеров? Это «Вечерние новости» ...
На сей раз де Грот сразу положил трубку. Достав из кармана ключ от комнаты Херды, он поспешил наверх и начал бежать, как только поднялся на площадку. Вставив ключ в замок, он открыл дверь и подошел к кровати ...
Когда спустя несколько минут Роджер вышел к лестнице, в голове у него оставалась лишь одна мысль. Херда все еще лежит в кровати, но если ее позу можно назвать спокойной, то теперь это спокойствие смерти. Бедная женщина, которая ему так нравилась, превратилась в жалкий кусок застывшей плоти... Нужно как-то заставить замолчать про-
клятый телефон, продолжающий трезвонить внизу ...















 
            Г Л А В А  7

Во вторник шел дождь, перешедший в ливень, когда доктор де Грот поспешил к ресторану «Краснопольский», где он договорился встре-
титься с Боугартом и ван дер Колком для совещания за ленчем. Роджер испытывал облегчение, вернувшись в городскую суету, где можно было забыть о фантазиях. Но что-то следовало за ним с той разницей, что если в деревне это было всего лишь шепотом, то здесь оно превратилось в миллионы голосов. Со столика у большого окна, выходящего на улицу, где ван дер Колк поднялся поприветствовать его, можно было
разглядеть заголовки газет в киоске. Они были достаточно красноречивы.
Боугарт прибыл через несколько минут. Они видели, как он выходит из своей машины и идёт под дождем в про- зрачном плаще с капюшоном, напоминая злобного призра- ка в облаке эктоплазмы. Сняв плащ Боугарт бросил его официанту и принюхался к аппетитным ароматам. Ван дер Колк встал ему навстречу.
--Ты обещал ...
--Незачем ворчать на меня, Ганс,--огрызнулся Боугарт.--Я не мог приехать в Хаюменде вчера. У нас жуткая неразбериха, и если я не смогу выкрутиться, то отправлюсь в парламент так же быстро, как лук на рынок.
--Неприятности?
--Это еще мягко сказано,--отозвался Боугарт, засовывая край салфетки за воротник и про сматривая меню.--Мы едва не втянулись в международный скандал. Теперь ситуация улучшил ась--по крайней мере, я на это надеюсь. Не
знаю, какой идиот пустил слух, будто мы обзавелись лучом смерти, который может уничтожить любой бомбардировщик на высоте до километра. Считают, что мы это скрываем. Будь я проклят! Знаешь, Ганс, каждый раз, когда в мире возникает напряженность, нашим ребятам приходится ее улаживать, а в итоге мы получаем пинок под зад за недостаточную активность.
Ван дер Колк указал на газеты за окном.
--И долго эта чепуха будет продолжаться, Винцент?
--Не знаю. Надеюсь на короткую, но веселую шумиху.
--Но Смит не мог этого сделать!--воскликнул ван дер Колк.
--Несомненно, старина. Однако делает.—заметил Боугарт.
--В жизни не видел ничего похожего на эту кампанию в газетах! В трамваях, автобусах, метро говорят только о телесиле и о том, что нам с ней делать. Причем говорят, что это позор. Сегодня утром один господин в поезде прижал меня в угол и вполне серьезно предложил посадить Смита в оцинкованный ящик, как лучевую трубку с радием. А все
газеты! Хотел бы я знать, кто их науськивает.
Боугарт постучал по груди меню.
--Я.--ответил он.
--Что?!
--Конечно. Заметьте, что ни одна душа из редакции газет не утверждает, будто Смит--истинный пророк. Маленькая птичка следит за каждой строкой. И если мне удастся ...
--Но люди этому верят!
--Еще бы. Смит не зря старается. Подождите, пока не услышите его по радио завтра вечером.
--Боже всемогущий!--простонал ван дер Колк.--Вы не имеете в виду, что ему позволят выступить по различным  телеканалам?
--Нет. Но позволят во Франции--в семь пятнадцать, в коммерческой программе, спонсируемой теле компанией по производству сырного печенья. Знаешь, Ганс,--Боугарт провел рукой по волосам,--некоторые черты нашей современной жизни меня озадачивают. Как может служить рекламой продукта подобная радиопередача? «Дамы и господа, слушайте Дика Смита, который отправит на тот свет кого угодно даже без помощи сырного печенья «Лоджин».
--Полагаю, их поощрили тоже вы?
--Во всяком случае, не обескураживал.
Ван дер Колк молча разглядывал Боугарта, как будто обдумывал для него место заключения, более подходящее, чем палата парламента.  Боугарт с достоинством выпрямился.
--Доверьтесь мне, и все будет в порядке. У меня есть свои причины. Только ...
--Да?
--Только я стараюсь не думать, что будет, если это не сработает и на меня посыплются все шишки. Я упакую чемодан и кинусь в Сибирь со скоростью света.
--Не сомневаюсь,--мрачно произнес старший инспектор. Роджер видел, что Боугарт обеспокоен по-настоящему.
--Поэтому нам лучше немедленно перейти к делу,-- продолжал Боугарт.Мне нужен каждый факт, каждый кинжал в арсенале, потому что у Смита их хватает. Я читал ваш рапорт.--Он посмотрел на де Грота.--И твой Ганс. Вы произвели вчера вскрытие госпожи Мюнстер?
--Да,--ответил де Грот.
--И вновь не обнаружили причину смерти?
--Нет. Если не считать того, что все органы хронически изнашивались, сделав ее легкой жертвой ...
--Чего бы то ни было?
--Да.
--Угу. Теперь мне нужна подробная история. Я хочу ус- лышать все, что происходило с вами в воскресенье вечером, когда мы бросили вас на произвол судьбы--как и Херду Мюнстер, прости нас, Боже! Рассказывайте медленно и обстоятельно.
Роджер повиновался. Процедура продолжалась во время супа и во время горячего. Хотя он рассказывал об этом в двенадцатый раз, но не упустил ничего. Боугарт с салфеткой за воротником внимательно слушал, иногда застывая с поднятой вилкой. Какая часть истории показалась ему значительной, де Грот определить не мог, но иногда во взгляде Боугарта мелькал интерес. По окончании рассказа Боугарт отложил нож и вилку.
--Так!--пробормотал он, скрестив руки на груди.
--Похоже, Винцент,--вмешался ван дер Колк,--мы немного ошиблись насчет Мюнстер.
--И это внушает вам еще большие сомнения? Если я был настолько самоуверен, что считал, будто иду по правильному следу, то должен объяснить, как произошла ошибка, верно? Интересно, можете ли вы догадаться сами?
--Я не хочу догадываться--я хочу знать. Конечно, если истину знаете вы.
Боугарт задумался.
--Мы еще к этому вернемся. Скажи, Ганс, у Смита действительно железное алиби на воскресный вечер?
Ван дер Колк с уверенно кивнул.
--Абсолютно. Он остановился в «Чайке», как и
говорил. Помните, мы с вами поехали туда и попытались повидать его, но он встал на дыбы и отказался с нами встречаться?
--Ну?
--Смит прибыл в «Чайку» около девяти. С этого времени и до начала первого, когда Смит лег спать,
он постоянно находился в поле зрения минимум двух свидетелей. Конечно, он делал это намеренно. Пригласил целую группу на вечеринку после закрытия бара. Им показалось, что он слегка чокнутый, за что их трудно упрекать. Пена у рта и так далее. Они не упускали его из виду, даже когда он разговаривал по телефону, хотя шум был такой, что они не могли разобрать ни слова. Как бы то ни было, с девяти до начала первого у него неопровержимое алиби.

Ван дер Колк глубоко вздохнул. Его кровяное давление поднималось как ртуть в термометре.
--Алиби неопровержимое,--повторил он.--Но доктор  клянется, что видел Смита в Хаюменде в половине двенадцатого.
Последовало молчание. Боугарт посмотрел на де Грота.
--Вы уверены в этом?
Де Грот кивнул. В этот дождливый день даже в переполненном шумном ресторане мрачная атмосфера дома вновь окружила его. Он четко помнил нос и пять пальцев, прижатые к стеклянной двери оранжереи, и лицо Смита за ними.
--Да. Это был либо сам Пенник, либо его призрак или брат-близнец.
--Призрак--может быть,--без особого удивления заметил Боугарт.--Нечто вроде астральной проекции.
Ван дер Колк побагровел еще сильнее.
--К черту астральную проекцию! Ты хочешь сказать, что он может не только убивать людей, не оставляя никаких следов на их телах, но и посылать призрак, чтобы тот проделывал это за него?
--Ну а как вы это объясните?
--Пока никак,--ответил старший инспектор.--Я только знаю, что медленно схожу с ума.
--Ну-ну!--успокаивающе произнес Боугарт, глядя на ван дер Колка поверх очков.—Держи себя в руках и перестань стучать кулаком по столу. Сохраняй достоинство, как я. Хо-хо! Я веду себя так достойно, что даже протестантский просвитер не мог
бы ко мне придраться. Ешь свой сыр. Как дела у тебя дома? Как дочка?
Лицо ван дер Колка  прояснилось.
--Отлично перенесла операцию. Сейчас с ней жена. Я здорово поволновался ...
--Не сомневаюсь. Поэтому ваш мозг не работает.
--Благодарю за комплимент, Винцент.
--Но это правда. Я с трудом вытягиваю из тебя информацию. Во время нашей прошлой встречи ты собирался навести справки о Смите. Тебе удалось что-нибудь разузнать о нем?
Ван дер Колкс вновь стал самим собой.
--Немного, но я рад и этому.
--Ну?
--Часть информации я получил от де Бура, а другую часть--от хозяина отеля «Чайка», ван дер Колк нахмурился.--Как ты говорил, было нелегко разузнать, кто такой этот чертов Смит, чем он занимается и откуда взялся. Вчера я повидал де Бура. Кажется, он единственный из ныне живущих, кто хоть что-то знает о Смите.
Боугарт открыл глаза.
--Ободряющая мысль. Надеюсь, его это утешает.
--Фактически, я попросил де Бура заглянуть
сюда сегодня и повидаться с нами. Мне казалось, ты можешь захотеть с ним побеседовать. Но это между прочим. Я надеялся добыть информацию о Смите через его университеты--согласно де Буру, это Ляйден и Хронинген. Но в Ляйдене о нем ничего не знают и в Хронингене тоже, кроме того, что лет пятнадцать назад он получил там степень со всевозможными отличиями по ... э-э ... метафизике.
--В самом деле?
--Другие сведения пришли из «Чайки». Все, кто впервые встретил там Смита, принимали его за иностранца, и я тоже--сам не знаю почему. Хозяин гостиницы тоже так думал. Он хотел, чтобы Смит расписался в книге иностранных постояльцев. Но Смит рассердился и показал паспорт Нидерландов. Хозяин уступил, но у него остались сомнения, поэтому он записал на полях номер паспорта. Я послал телеграмму с просьбой сообщить информацию о его владельце.
--И получил ответ?--осведомился Боугарт.
--К сожалению, нет.
--Похоже, он нигде не оставляет следов,--проворчал Боугарт. --Взять, к примеру, убийство Херды Мюнстер. Даже ты теперь признаешь, что это убийство. Надеюсь, ты обыскал территорию на предмет отпечатков пальцев, потерявшихся за-
понок и тому подобного?
--Разумеется.
--Нашли что-нибудь?
--Ничего, Винцент. Полицейские обыскали каждый дюйм в комнате, где умерла дама, и во всем доме, но ничего не обнаружили. Отпечатки пальцев? Их целая куча. Но ведь там побывали все в то
или в другое время.--Он склонился вперед, постукивая по столу ножом.--Бедная женщина лежала на кровати в ночной рубашке и розовом халате. Одеяла были сброшены, а постель смята. Она, несомненно, сопро тивлялась, как вам подтвердит доктор ...
--Погодите!--встрепенулся Боугарт.--Ты имеешь в виду физическую борьбу?
Поколебавшись, старший инспектор посмотрел на де Грота.
--Я бы так не сказал,--ответил последний, живо представив себе кровать и лежащую на ней женщину. --На теле не было никаких следов или ушибов. Я бы скорее говорил о сопротивлении приступу, наподобие того, который, по описанию этой женщины, случился с ее мужем перед смертью на площадке.
В душном помещении повеяло холодом.
--И все-таки,--настаивал Боугарт,--могла она подвергнуться физическому нападению?
Де Грот задумался.
--Старший инспектор и я обсуждали это. В принципе такое возможно, но я в этом сомневаюсь. Последний раз я видел ее живой в половине двенадцатого. Уходя, я запер окна, дверь в
ванную и дверь на площадку. Потом я минут пятнадцать сидел на лестнице, а без четверти двенадцать, когда зазвонил телефон, спустился вниз. Поговорив с сотрудником газеты, я поспешил наверх самое позднее через две-три минуты. Конечно, это не «герметически запечатанная комната». Замки в две-
рях устаревшие, и их можно открыть дюжиной способов. Например, кто-то мог войти через дверь ванной, пока я сидел на ступеньке. Существуют также несколько способов, с помощью которых убийца мог выйти через ванную и повернуть снаpyжи ключ, находящийся внутри, оставив дверь запертой. Но
если бы госпожа Мюнстер подверглась физическому нападению, когда я сидел на лестнице, я бы наверняка это услышал.
--Вы находились не слишком далеко от двери, Роджер?
--Нет. Всего метрах в восьми. Как говорит ван дер Колк, она энергично сопротивлялась, прежде чем умереть в постели. Физическую борьбу я не мог не услышать.
--Это достаточно справедливо... И из комнаты не доносилось ни звука?
--Ни малейшего. Значит, атака могла произойти в течение двух или трех минут, когда я был внизу у телефона. В таком случае убийца должен был проникнуть через запертую дверь, убить мадам Мюнстер после борьбы способом, не оставляющим следов, и покинуть место преступления. Как
я только что сказал, он мог уйти, оставив дверь запертой изнутри, но для всего этого у него было слишком мало времени.
--Значит, она умерла в одиночестве,--медленно произнес Боугарт.--Как ее муж на площадке.
Лицо ван дер Колка стало настолько спокойным и вежливым, что Боугарт уставился на него с подозрением.
--Одну минуту, Винцент,--вмешался старший инспектор.--Ты утверждаешь, что в воскресенье вечером в доме не было никого, кроме доктора де Грота и мадам Мюнстер. По-твоему, там не могло находиться третье лицо?
--Не знаю. Мы все еще не решили, присутствовала ли там астральная проекция Смита.
Ван дер Колк послал астральную проекцию Смита по краткому, но выразительному адресу.
--Дело в том, что я могу доказать присутствие там
третьего лица.
--Ну?
--Помнишь две зеленые свечи на комоде в комнате мадам Мюнстер?
--Помню.--Боугарт прищурился.
--Перед нашим отъездом из Хаюменде в воскресенье вечером мы заглянули в комнату Смита и обнаружили, что он покинул дом. Мы также заглянули в спальню мадам Мюнстер. Ты показал мне эти две зеленые свечи и обратилил мое внимание на то, что обе выгорели примерно на сантиметр.
--Ну и что из того?
Ван дер Колк откинулся на спинку стула.
--После смерти мадам Мюнстер,--сказал он,--те же две свечи оказались выгоревшими еще на сантиметр.
--Я не вижу, какое это имеет отношение к нам,--продолжал ван дер Колк,--или к смерти господина и госпожи Мюнстер. Это не то, что вы называете уликой.-- Он слегка усмехнулся.--Признаюсь, у меня были свои идеи. Прежде всего, я подумал об отравленной свече. Я читал одну- две детективные ис-
тории, в которых человека убили с помощью ядовитой свечи. Но доктор клянется, что ни одна из жертв не умерла от яда --твердого, жидкого или газообразного. И этого для меня достаточно.
Старший инспектор выразительно поднял палец.
--В смысле убийств это мало что доказывает. Но это более или менее доказывает присутствие третьего лица в Хаюменде в воскресенье вечером. Мы с тобой Винцент, уходили последними, и тогда свечи еще не выгорели на дополнительных полдюйма ... Полагаю, доктор, вы не зажигали их?
--Конечно нет.
--Вот именно. И нет причин, по которым их могла зажигать покойная женщина. Стоп! Я знаю, что вы скажете. Она могла их зажечь. Согласен. Но зачем? Кажется ли это вероятным? Нет, если только это не самоубийство. Впрочем, свечи не были отравлены и никого не могли убить... Господи, это прямая дорога в психушку!
--Напротив, это решает дело,--возразил Боугарт.
--Что решает дело?
--Свечи. Теперь я уверен, что иду по правильному следу. Ганс, на свечах были отпечатки пальцев?
--Нет.
--А где-нибудь были пятна воска вроде пятен на ковре в комнате Хенка Мюнстера, на чье расположение я обратил ваше внимание?
--Ни одного пятнышка.
--Я и не думал, что они там окажутся,--буркнул Боугарт.--На сей раз убийца был осторожнее.
--Вот как?--Старший инспектор внимательно посмотрел на Боугарта.--Значит, убийца все-таки находился в доме в воскресенье вечером? Буду говорить с тобой прямо, Винцент. Если у тебя имеются какие-нибудь идеи насчет того, как это было проделано, как чертов Смит умудрился нахо-
диться одновременно в двух местах или что означают эти чертовы свечи, скажи без обиняков. Я не в настроении для болтовни.
--Я тоже, если на то пошло,--отозвался Боугарт.-- Черт возьми, Ганс, ты когда-нибудь чувствовал, что находишься на краю чего-то, не вполне это видя, но почти ...--Он скользнул кулаками по скатерти.--Почти! Это все равно что вспоминать только что виденное во сне--духовный опыт, которого лучше избегать. Ответь мне еще на один вопрос, и я сообщу тебе свою информацию. Ты еще не нашёл альбом для вырезок мадам Мюнстер?
--Нет.
--А ты его искал?
--Ха! Искали ли мы его?—Ван дер Колк саркастически усмехнулся.--Мы с полицейскими обшарили буквально каждый сантиметр в доме. Альбома там нет. И это меня не удивляет. В конце уик-энда все гости уезжали из дома с чемоданами. В одном из них наверняка был альбом--кто-то
стибрил его.
--Вполне возможно, хотя я этому не верю. Я говорил раньше и повторяю теперь: Херда Мюнстер спрятала альбом перед тем, как ее убили. Я прочел это на ее лице и готов ставить шляпу против шести центов, что альбом еще в доме.
Старший инспектор собрал все силы, чтобы не взорваться.
--Доктор де Грот, вы единственный видели этот альбом. --Какого он был размера?
Роджер задумался.
--Я бы сказал, около двадцати сантиметров в высоту, около полутора сантиметра в толщину и пятнадцати сантиметров в ширину.
--Двадцать сантиметров в высоту,--повторил ван дер Колк, держа руку на этом расстоянии от пола,-- и пятнадцати сантиметров в ширину. Можно сказать, здоровенный талмуд. И в толстом переплете под кожу. Вы сами сказали, что мадам Мюнстер не могла его сжечь. Она вообще не могла его уничтожить, так как не покидала дом. Можете объяснить, где она могла спрятать альбом в доме так, чтобы мы его не нашли?
--Не знаю. Но я упрям.—ответил Боугарт.
--Еще как! По-твоеу, альбом содержит секрет того, как был проделан этот фокус-покус?
--Может быть. Что-то вроде того.
--Если так, государство должно купить его и поместить в музей. Во-первых, альбом невидим. Во-вторых, он содержит тайну того, почему две зеленые свечи горят каждый раз во время чьей-нибудь смерти. В-третьих, он показывает, как Смит мог одновременно находиться в баре сельского отеля и в оранжерее поместья, на расстоянии четырех километров ...
--Угу. Признаю, что Смит--это проблема, хотя, воз-
можно, не такая уж сложная. Когда я видел Смита...
-- Но ты его еще не видел!--прервал его ван дер Колк.--Он ведь не пожелал встречаться с нами в «Чайке» в воскресенье вечером.
--Видел,--возразил Боугарт.-- Он снял очки, что внезапно превратило его в незнакомца со слезящимися запавшими глазами, потом вернул их на прежнее место. Но мгновение он действительно выглядел, как старик.--Я его видел, как и
молодой де Бур, при довольно любопытных обстоятельствах. Я не знакомился и не говорил с ним, но я видел его.
--Когда? Где?
--Вчера вечером в золотом зале отеля «Хилтон».
У меня есть две сестры, чье величайшее удовольствие в жизни--не давать мне спать. Каждым потерянным часом сна я обязан им. После театра они потащили меня на ужин. И в  зале отеля присутствовал Смит во всем своем блеске, ужиная с Хеа Саутелой.
Старший инспектор присвистнул. Со своей стороны, де Грот спрашивал себя, сможет ли
он когда-нибудь перестать сомневаться в чем-либо или в ком-либо в этом мире. Он не мог расшифровать выражение лица Боугарта.
--Ну и что из того?--осведомился Роджер, хотя рев-
ность уколола его резко и быстро, как дротик--доску для метания.--Почему бы ей не ужинать с ним? Хотя я сам обедаю с ней вечером и она об этом не упоминала. Но я не могу себе позволить роскошные заведения вроде «Хилтон».
--Если бы я знал, что эта молодая женщина в сговоре со Смитом...--пробормотал старший инспектор.
Боугарт устало махнул рукой:
--Ганс, Смит не в сговоре ни с кем. Он одинокий волк. Неужели вы не понимаете, куда я клоню? Де-
вушка была там, вся накрашенная и расфуфыренная. Но при этом она была смертельно напугана и
наблюдала за Смитом уголком глаза, когда тот всего лишь поднимал руку, чтобы подозвать официанта.
Он сделал паузу.
--Смит тоже был не слишком счастлив. В помещении полно золота и красного плюша, но оно довольно маленькое и, когда в нем много народу, действует на нервы тем, кто, как
Смит, не выносит замкнутого пространства. Его удерживала только возможность смотреть на девушку. Он влюблен в нее до безумия, и это мне не нравится.
Боугарт взглянул на де Грота.
--До сих пор я мало говорил о ваших делах, Роджер. То, что вы начинаете испытывать по отношению к дочке Джо Саутелы, может быть реакцией на недавние события или настоящим
чувством. В данный момент это не важно. Важно то, что вам предстоит столкновение со Смитом. Вы об этом думали?
--Нет.
--Тогда подумайте,--серьезно посоветовал Боугарт.--Потому что, как говорил мне Ганс, однажды ... --Он оборвал фразу, сдвинув брови. Хеа Саутела во плоти, сопровождаемая Ником де Буром, только что вошла через вращающиеся двери ресторана. Оба стряхивали воду с плащей. Опустив зонтик, Хеа с тревогой смотрела на улицу. Гроза, которая начала успокаиваться, разыгралась с новой силой. Вспышка молнии осветила солидные здания, а слабый треск грома присоединился к шуму дождя.
Де Бур тряхнул головой, смахивая воду с полей шляпы-котелка.
--Добрый день,--поздоровался он.--Похоже, сегодня пословица «Упомяни о черте, а он тут как тут» оправдывается в полную силу. По крайней мере, я сильно подозреваю, что вы только что обсуждали Хеа или меня. Я прав, как сказал бы Смит?
Хеа пыталась поддержать легкомысленную атмосферу. Она и Роджер посмотрели друг на друга и тут же отвели взгляд.
--Вы абсолютно прпаы,--сргласился Боугарт, позвав официанта.—Садитесь, оба. Выпейте с нами кофе и выкурите сигарету.
--Я не хочу сигарету,--сказала Хеа, схватив шляпу и тряхнув каштанвыми волосами. Роджер отодвинул для неё стул.—И я могу задержаться только ненадолго. В отличие от некоторых я не располагаю двумя с половиной часами на ленч. Но я направлялась на встречу, а встретила искусителя и почувствовала любопытство.
Де Бур бросил на стол портсигар.
--Вообще-то я тоже.—Признался он.—И чувствую до сих пор.
--По какому поводу?—вежливо осведомился ван дер Колк.
--Если бы я знал, то не был бы любопытен. Например, почему вы хотели меня видеть. Появились какие-то новости? Господи, бедняжка Херда!
Его веки были розоватыми. Он придвинул свой стул ближе к столу.
--Едва могу этому поверить. Дичайшая история, какую только могли изобрести человек, животное  или что бы то ни было. Посмотрите вокруг—на каждом столике газета.—Де Бур быстро огляделся.—Как вы думаете, никто не догадывается, что мы с этим связаны?
--Догадаются, если вы не понизите голос.
Де Бур, казалось, уменьшился вдвое.
--Простите,--шепнул он.—Но я предупреждал Херду, а на меня не послушала. Конечно, я не верю, что этот тип обладает сверхъестественным могуществом, но ведь всё повторилось, верно? Я должен кое-что прояснить. Вероятно, вам известног, что Хенк был моим дальним родственником?
--В самом деле?—с интересом спросил ван дер Колк.
--Да. Разве вы не прочитали об этом в некрологе? Его отца звали Мунк де Бур Мюнстер. Я троюродный племяник.—Де Бур выглядер мрачным.—Правда, мне не повезло—ни гроша из его денег я не унаследовал. Если не считать сотни фунтов, о которых вряд ли стоит упоминать. Проблема в том, кто их унаследует. Надеюсь, вы понимаете, что наш разговор сугубо конфиденциальный?
--Разумеется.
--Завещание Хенка,--объяснил де Бур, открывая портсигар,--без всяких условий оставляло все Херде. Но Херда, которая никогда не думала о таких вещах, умерла, не составив завещания. И у нее нет ни единого родственника в мире. Это означает, что юридически состояние Херды и очень крупное состояние Хенка должно отойти государству. Под-
нимется шум, так как это наверняка будут оспаривать родственники Хенка. Только не я! Во-первых, я назначен душеприказчиком и опекуном его состояния на пару со старым парнем по имени Ад Роган. Во-вторых, другие родственники Хенка--родная сестра и два двоюродных брата. Если они выиграют дело, главный куш отгребет сестра, остальное достанется двум кузенам, а я не получу ничего, даже если бы попытался. Вот какова ситуация. Мне достанется только грязная работа по распределению состояния и
пинок под зад при любом исходе. Будь этот Смит трижды проклят ...
Он расправил плечи, обтянутые элегантным пальто, и закурил сигарету, очевидно решив больше ничего не говорить.
--Не повезло вам,--посочувствовал ван дер Колк.
--Ничего, надо уметь проигрывать. Плохо то, что и бедный старина Хенк, и Херда мертвы.
--Да. Но ...
--Но что?
Ставший чересчур вежливым старший инспектор достал  метафорическую ручную гранату, обследовал ее, выдернул чеку и бросил на пол.
--Ничего. Просто лучше не говорить слишком дур-но о мистере Смите в теперешней компании, верно?
--В теперешней компании?
--Я имею в виду, в присутствии мифрау Саутелу.
--При чем тут Хеа?
Ван дер Колк изобразил удивление.
--Дело в том, что мифрау Саутела--близкий друг господина Смита, не так ли, мифрау? Если она ходит с ним на ужин на следующий вечер после смерти мадам Мюнстер ...
Хеа молчала. Ее стул находился рядом со стулом де Грота, но она не обернулась. Он мог видеть только ее гладкие волосы, вьющиеся за ушами, и линию шеи над простым синим платьем. Но он ощущал ее дыхание. Неловкую паузу продлил официант, принеся кофе и звеня чашками.
Наконец Хеа  подняла голову и обратилась к Боугарту.
--Почему я вам так не нравлюсь, господин Боугарт?
--Не нравитесь мне?
--Да. Потому что вы друг Арда Лоуренса?
--Девочка моя, я не знаю, о чем вы говорите. Какое отношение к этому имеет Ард Лоуренс?
--Не важно.--Хеа нервно теребила спичечный ко-
робок.--Я видела вас в ресторане вчера вечером. Вы
притворялись, будто не заметили нас, но даже споткнулись, проходя мимо нашего столика, чтобы получше все рассмотреть. Полагаю, вы рассказали об этом старшему инспектору?
Боугарт ответил не сразу. Какое-то время он суетливо выбирал сигару на подносе с коробками, принесенном официантом.
--Ну ... вы ведь были там, верно?
--Да, была.
--По своей воле?
--Да.
--А ведь ресторан отеля «Хилтон»--общественное место. В любую минуту я ожидал, что появятся репортеры и начнут щелкать вспышками ...
--Фактически так и произошло. Когда мы уходили.
--И вам это понравилось?
--Нет.--Хеа положила коробок.--Вы умеете за- ставлять людей думать и чувствовать так, как сами думаете и чувствуете. Пожалуйста, не делайте поспешных выводов.
--Я и не делаю,--спокойно отозвался Боугарт.--  Поверьте, я глазел отнюдь не на вас. И споткнулся возле вашего столика, чтобы получше рассмотреть руки Смита.
Она нахмурилась.
-- Его руки?
--Да,--кивнул Боугарт.--Я даже допускаю, что ваши намерения лучше, чем кажется на первый взгляд.
Хеа со вздохом откинулась на спинку стула. Роджер засмеялся, чтобы разрядить напряжение.
--Кто-нибудь объяснит мне, что все это значит?-- осведомился он.--Мы ведь здесь не для того, чтобы говорить о вечерних мероприятиях. Почему Хеа не может ужинать, с кем хочет?
--Действительно, почему?--холодно осведомилась девушка.--Все из-за того, что старший инспектор упомянул об этом.
--Но, мифрау ...
-- Если на то пошло,--продолжал де Грот,--сегодня вечером она собирается обедать со мной.
--Да, Роджер. Только ...
-- Не так ли?
--Да, конечно. Но здесь не место это обсуждать. Я должна возвращаться на работу. Прошу прощения.-- Допив кофе, Хеа встала и набросила на плечи плащ. Впервые она смотрела в лицо де Гроту. Ее поведение было спокойным и сдержанным.
--В таком случае,--весело сказал де Грот,--я зайду
за вами ровно в половине восьмого. Это не слишком поздно?
--Роджер ...
--Вам нужно взять такси. Вы не можете идти пешком в такую погоду.
--Роджер, могу я поговорить с вами наедине? Надеюсь, остальные извинят нас?
Ван дер Колк с любопытством посмотрел на нее.
--Возможно, мифрау, все это нас не касается. Но возможно, что касается и даже очень. Просто я готов держать пари, что знаю, о чем вы собираетесь с ним говорить. А все, связанное с господином Смитом или людьми, с которыми связан он, меня живо интересует.
Он поднялся. За большим окном под дождем двигалась чья-то фигура. Повернувшись, человек вошел в ресторан через вращающиеся двери. Дик Смит, сняв мокрые пальто и шляпу, улыбнулся им и властным жестом подозвал официанта.












          Г Л А В А  8

Мангровое дерево продолжало расти. Все новые ветки-щупальца прорывали ткань, готовые к цветению. Именно такие ассоциации возникали у де Грота при виде Смита. Хуже всего было то, что всем приходилось притворяться, будто это всего лишь обычный ленч--такой же, как и для остальных посетителей полупустого ресторана. За окнами начало светлеть. Официанты хлопотали над пустыми столиками, стряхивая с них крошки. В этой сонной обстановке компания не могла позволить себе даже повысить голос.
Смит заговорил первым. Хотя изменения в его лице и внешности были оптическим обманом, все же в нем ощущалось нечто новое--какая-то удовлетворен ность, причины которой де Грот не понимал.
--Господин Винцент Боугарт?--осведомился Смит, устремив на него взгляд светлых глаз.
--Верно. Присоединитесь к нам?
--Благодарю вас.
Смит передал пальто и шляпу официанту, который, судя по лицу, узнал его и быстро отошел.
--Я должна идти,--сказала Хеа.--Дик, могу я с
вами поговорить?
--Пожалуйста, сядьте, мифрау Саутела.--Голос Смита был бесстрастным, но де Грот почувствовал в нем с трудом сдерживаемое веселье.--Нет-нет, вы не должны уходить. Если вы опоздаете в офис, это можно уладить.
--Хорошо бы, если так.
--Нет ничего легче.
--Это выглядело бы недурно.--Хеа села.
--Как поживаете, инспектор ван дер Колк?-- обратился Смит  к старшему инспектору, наблюдав шему за ним настороженно, как за котом, в которого вскоре может понадобиться швырнуть бутылкой.--И вы, господин де Бур?
--К сожалению, мне пора идти. Прошу меня извинить,--сказал де Бур.
Он чопорно поднялся и вышел из ресторана, даже не удосужившись толком надеть плащ. Они видели его стоящим под дождем с непокрытой головой, словно в раздумьях, куда направить стопы. Потом он отошел, столкнувшись с маленькой группой людей, пережидавших дождь под навесом.
--Я искренне сожалею,--продолжал Смит, вновь перенеся внимание на Боугарта,--что был вынужден отказаться встретиться с вами в «Чайке» позавчера вечером. Хотя я с нетерпением ожидал этой встречи, при сложившихся обстоятельствах она могла произвести нежелательный эффект. Вы можете это понять?
--Боугарт зажег сигару.
--Незачем извиняться. Но что вы делаете здесь сейчас?
--По правде говоря, я следовал за мифрау Саутелой.
--Значит, это вы ...--начала Хеа.
--Ехал за вами в такси? Боюсь, что да. Мне нравится смотреть на вас. Вы меня стимулируете. При виде вас я чувствую, что даже скромный парень вроде меня может совершать великие дела.
Лицо Хеа покраснело, но она воздержалась от комментариев. Смит потирал руки.
--Когда я увидел ... э-э ... героев нашей пьесы, сидящих за этим столом совета, то не смог удержаться, чтобы не присоединиться к ним. Прежде всего я хотел задать вопрос старшему инспектору ван дер Колку.
--С вашего позволения, вопросы здесь буду задавать я, господин Смит,--парировал ван дер Колк.-- Что вы делаете в Амстердаме? Каков ваш постоянный адрес на случай, если вы нам понадобитесь? Надеюсь, не отель «Чайка»?
--Нет,--улыбнулся Смит.--У меня скромная квар-
тира в центре, вполне соответствующая моим вкусам.
Я напишу вам адрес. А у вас, господин ван дер Колк, я хотел узнать следующее. Не возражаете ли вы против того, чтобы я покинул страну?
Даже удар в солнечное сплетение не мог быть хуже.
--Покинули страну?--переспросил ван дер Колк.--Еще как возражаю! Если вы думаете, что можете устроить всю эту шумиху, а потом улизнуть, вы скоро узнаете, что это не так.-- Смит снова улыбнулся. Хотя его светлые моргающие глазки были устремлены на Хеа, он обратился к старшему инспектору:
--Успокойтесь, господин ван дер Колк, я не собираюсь покидать вас. Я имел в виду всего лишь несколько часов для визита во Францию. Мне оказали честь, попросив выступить по радио ...
--Да, помню,--злорадно отозвался ван дер Колк.-- В рекламной передаче компании, производящее сырное печенье, не так ли?
Смит рассмеялся. При этом на его лице появились странные морщинки, как будто оно не привыкло к смеху. Казалось, старший инспектор ему искренне нравился.
--Нет. Разве вы не слышали? Все изменилось. Меня официально пригласили выступить по государственному радио Франции завтра вечером. Я буду говорить сначала по-французски, а потом по-голландски. Если вас интересует, время передачи--от без четверти десять до четверти одиннадцатого.--Внезапно его лоб беспокойно наморщился. --Боюсь, друзья мои, французы неправильно поняли сущность моих заявлений. Все эти нелепые слухи о машинах смерти и прочей ерунде ...--Он покачал головой.-- Мне упорно приписывают могущество, на которое я никогда не претендовал.
Видит Бог, мои тезисы достаточно скромны. Они удивляют лишь потому, что являются абсолютно новыми при нынешнем состоянии науки...--Смит слегка по колебался—Роджера интересовало почему.--Я не хочу, чтобы люди вводили себя в заблуждение и были разочарованы--тем более мои друзья во Франции. Но уверяю вас, господа, миллионы, которые услышат меня по радио, разочарованы не будут.
Все уставились на него.
--Минутку.--Боугарт положил сигарету на край тарелки.--Вы имеете в виду, что собираетесь убить кого-то еще?
--Да,--ответил Смит.
Снова прошла почти минута, прежде чем кто-то заговорил. Предвидя протесты, Смит пустился в объяснения.
--Вам едва ли стоит указывать мне, господак, что до сих пор я представал в дурном свете. Я это признаю. Я не мастер стратегии, а всего лишь человеческое существо, способное действовать под влиянием импульса. Господина Мюнстера я убил сознательно, будучи твердо убежденным, что
поступаю правильно. Но мифрау Мюнстер ... Хотя почему бы и нет, если я действовал, руководствуясь гневом?
--Выходит, вы убили ее,--заговорил ван дер Колк, --потому что я сказал, что вы не можете даже муравья убить мухобойкой?
--Я принял ее вызов. Теперь она мертва. Но выслушайте меня до конца!--Смит постучал по столу коротким указательным пальцем.--Я не собираюсь злоупотреблять силой, которая кажется мне такой простой, а вам такой таинственной. Я говорил и повторяю, что ею следует пользоваться во
имя добра. Но я не стану упускать такие возможности, как эта. Подумайте, что это означает. Мне выпал шанс, который выпадал немногим за всю историю человечества. Я объясняю детям то, что они не в силах понять. Поэтому я должен доказать им свою правоту с помощью примеров. Когда я буду
обращаться к ним завтра вечером, разговоры их не удовлетворят. Но если я возьму в руки человеческую жизнь как стеклянный шар и разобью ее об пол на глазах, они увидят все воочию. Я скажу им, кто, где и как будет умерщвлен. Когда они увидят, как трещат кости и останавливается сердце, то, возможно, поймут, что я имею в виду.
Смит глубоко вздохнул. Его возбуждение улеглось, сменившись с трудом сдерживаемым зловещим весельем.
--Слишком много разговоров,--добавил он, снова потирая руки.--Как Антоний сказал Клеопатре, я здесь не для того, чтоб говорить--а, мифрау Саутела? Но выражение вашего лица, ван дер Колк, вынуждает меня действовать дальше. И я не вижу, как вы можете меня остановить.
--Спокойно, Ганс!--резко сказал Боугарт.--Сядьте!
--Но ...
--Я сказал, сядьте.
Стул скрипнул. Все это время Боугарт продолжал безмятежно курить, но стряхивал пепел с сигареты почти после каждой затяжки. Доктор де Грот наблюдал за Смитом и, когда тот склонился через стол к Хеа, впервые заметил, какие у
него толстые губы.
--Если этот..... господин,--начал старший инспектор,--думает, что он сможет поехать во Францию и что я его не остановлю, то клянусь ...
--Ты успокоился или нет?--прервал его Боугарт и повернулся к Смиту.--Если хотите ехать и устраивать там шоу, это ваше дело. Хотя завтра во второй половине дня будет дознание, ваши показания вряд ли понадобятся.
Смит тотчас же проявил интерес.
--Какое дознание?
--По поводу смерти Хенка Мюнстера--первой жертвы.
--Не думаю, что понимаю вас. Дознание по поводу смерти Мюнстера уже состоялось, и вердикт был отложен.
--Верно. Но так как по закону он рано или поздно
должен быть вынесен, завтра состоится продолжение.
Смит выпрямился на стуле.
--Я по-прежнему не понимаю.
--Слушайте!--Боугарт сердито потер лоб рукой.-- Человек умер, и полиция подозревает, что имела место грязная работа. Поэтому ребята просят отложить вердикт, чтобы провести расследование. Но если не существует достаточных доказательств против кого бы то ни было, по закону полиция должна возобновить дознание, чтобы попытаться официально установить причину смерти.
--Но ведь они не смогут ее установить, не так ли?
--Не смогут.
--Тогда зачем проводить дознание?
Боугарт с трудом сдерживался.
--Не знаю, но этого требует закон. Господи, не я же это придумал! Сжальтесь над нашей слепотой-- помните, что следователю не каждый день приходится проводить дознание по поводу смерти жертвы телепатии. Постарайтесь понять это, пока у меня не покраснело в глазах. Это всего лишь формальность--присяжные вынесут открытый вердикт, заявляя, что не знают причину смерти. Так что можете отправ-
ляться хоть в Париж, хоть в Сингапур. Вы не свидетель.
--Я знаю, что я не свидетель,--улыбнулся Смит,--но
я убийца и, следовательно, испытываю определенный интерес к процедуре. В котором часу начнется дознание?
--Завтра в три часа дня.
--Где?
--В Хаюменде. Надеюсь, вы не собираетесь туда явиться?
Смит широко открыл глаза.
--Господин Боугарт,--сказал он,--вы должны простить мне мой нездоровый интерес к подобного рода публичным мероприятиям, но если вы думаете, что я останусь в стороне, то вы плохо знаете вашего покорного слугу. Возможно, я всего лишь убийца, но мне любопытно услышать, что обо мне скажут.--Смит задумался.--В три часа... да, это можно устроить. Рад сообщить, что в мое распоряжение предоставлен
самолет «Эр Франс». Я могу посетить дознание и успеть в Париж к вечеру. Если хотите, я даже дам показания. Это может помочь следователю с его злополучной проблемой.
Старший инспектор, прищурившись, посмотрел на него.
--А вы не боитесь, что вас линчуют?
Смит засмеялся.
--Нет. вы не знаете собственных соотечественников, друг мой. Они могут говорить что угодно в приватной обстановке, но панически боятся устраивать сцены на людях. Если меня представят кому-то из них, худшее, что он может, самое худ-
шее, игнорировать меня, а это я как-нибудь переживу.
--Значит, вы намерены явиться туда во всем блеске славы?
--Да.
--А потом действительно собираетесь отправиться в Париж...
--Убить кого-то еще? Да, собираюсь, обладая самым лучшим из мотивов. Скажите, вы и теперь считаете меня мошенником?
Ван дер Колк вцепился в край стола.
--Почему бы вам самому это не определить, Смит? Ведь вы умеете читать мысли--или притворяетесь, что
умеете.
--С удовольствием. Вы думаете, что я в самом деле совершил эти убийства, но сделал это обычным физическим способом, который вы еще не раскрыли. Правильно? По вашему лицу вижу, что да. Ну, поскольку «обычный физический способ» должен быть куда более замысловатым, чем то,
на что я скромно претендую, у меня нет возражений.
--И вы еще не выбрали следующую жертву?
--Ею не будете вы, старший инспектор. В глубине души вы неплохой парень и, по-своему, способны приносить пользу.
--Прошу прощения,--тихо заговорила Хеа,--но я
больше не могу задерживаться. Мне нужно возвращаться на работу.
--Дорогая моя, малейший ваш каприз должен быть удовлетворен,--снисходительно, но твердо отозвался Смит. --Однако это не каприз, а сущая чепуха. Разве вы не слышали, что я сказал? Все это можно устроить.
--Что толку в разговорах? Я не хочу ничего устраивать--я только хочу уйти отсюда. Отодвиньте ваш стул ...
Лицо Смита омрачилось.
--Сожалею, что я весьма откровенно говорил о моих планах, но я не мог противостоять выражению лиц этих господ. А теперь послушайте, что я имею в виду. Я не хочу, чтобы вы возвращались на работу. Фактически я надеюсь убедить вас отправиться со мной в Париж.
Доктор де Грот заговорил впервые со времени прихода Смита.
--Уберите руку с ее плеча.
Казалось, все в ресторане внезапно застыло. В каком-то смысле так оно и было. Роджер, сам того не ощущая, повысил голос, и это прозвучало подобно камню, брошенному в окно. Даже официанты перестали двигаться.
--Прошу прощения?
--Я сказал, уберите руку с ее плеча,--повторил Роджер.
Теперь их голоса были отчетливо слышны. Смит слегка повернул свой стул.
--А, мой друг доктор!--воскликнул он, словно впервые осознав присутствие де Грота.--Как поживаете? Вы сидели так тихо, очевидно думая о своем, что я продемонстрировал дурные манеры, не заметив вас.
--Интересно, можете ли вы догадаться, о чем я думал?
Смит устало махнул рукой.
--Мы уже проделывали это раньше. Несколько раз
я опасался, что с вами у меня возникнут трудности--а в
воскресенье утром в «Чайке» я был почти уверен
в этом. Но позвольте мне выступить в роли миротворца. Пожалуйста, не беспокойте меня салонными играми. Это была всего лишь закуска, намеренно приготовленная с целью привлечь внимание ...
--Вот именно.
--Могу я спросить, почему вы это сказали?
--Потому что я так думаю,--ответил де Грот.
Снаружи сверкнула молния, осветив все малейшие детали--от движения губы до рисунка на ложке. Но Смит сидел спиной к окну, поэтому Роджер не мог видеть его лица. Он жалел об этом, так как не сомневался, что лицо Смита в этот момент претерпело значительные изменения. Прогремел гром, чьи раскаты быстро утонули в шуме дождя.
--Не понимаю,--спокойно сказал Смит.
--Я имею в виду чтение мыслей. В воскресенье старший инспектор  узнал от Ника де Бура, что вы выуживали информацию о каждом. С помощью «чтения подсоэнания» вы могли объяснить многое. Если нас что-то беспокоило и вы говорили:
«Это у вас в подсознании», мы не могли это отрицать. Все, в чем вы нуждались, была информация. С остальным могло справиться развитое дедуктивное мышление в сочетании с тем, что в книге, которую я просматривал вчера вечером, именуется чтением мыслей.
Хеа Саутела за спиной Смита подавала Роджеру отчаянные знаки, но он не обращал внимания.
--Так что если вы действительно убили этих двух людей ...
--Если я убил их?--повторил Смит.--Насколько я помню, вы уже говорили нечто подобное. Должен дать вам тот же ответ и сделать предупреждение не пренебрегать благоразумием. Вы бросаете мне вызов?
Де Грот поставил кофейную чашку на столик.
--Да,--ответил он.

Казалось сомнительным, что дождь вообще когда-нибудь прекратится. Когда поезд в 17.20 отбыл от вокзала, окутанный паром, как чайник, в окна мало что было можно разглядеть. Но вагон был почти пуст, поэтому путешественники втроем получили в полное распоряжение купе первого класса и двое из них расхаживали по нему взад- вперед.
Прошло едва ли пять минут, когда Боугарт проворчал.
--Неужели эта гусеница не может ползти быстрее?
--Возможно, мне следует поговорить с машинистом?--не без сарказма предложил ван дер Колк.--Дать ему гульден или еще что-нибудь. К чему такая спешка, Винцент? Хаюменде ждал тебя вчера, когда ты обещал приехать и не приехал. Почему он не может подождать сегодня?
Боугарт не ответил. Упершись кулаками в бока, он сердито уставился на сидящего напротив доктора Роджера де Грота.
--Вы молодой осел!--заявил он.
Но старший инспектор выглядел довольным.
--Как себя чувствуете, доктор?--весело осведомился он.--Никаких внезапных перебоев в работе сердца или холодного пота? Лично меня это порадовало! Всыпали ему по первое число, когда он был уверен, что вы этого не сделаете.
--По-вашему, это забавно?--буркнул Боугарт.—Заткнись, Ганс! А вы послушайте меня. Почему вы так поступили?
--Кем Смит себя вообразил?--отозвался де Грот.--
Богом, который может сообщать людям, когда они умрут и с кем будут обедать? Его телесила--чушь, и вы это знаете не хуже меня. Ладно. Пускай действует. Посмотрим, что из этого выйдет.
--Да!--Боугарт почесал подбородок.—Побаива етесь?
--Да, немного,--честно ответил Роджер.
--Тогда почему вы это сделали?
Почему бы не признать, что причина в Хеа--в ее голубых глазах, ее улыбке, преследующих его даже теперь? Когда речь шла о Хеа, он и Смит были готовы вцепиться друг другу в горло, как два пса из-за суки. Сравнение было не слишком приятным--тем более в отношении Хеа,--но достаточно верным. Впрочем, в Смите тоже не было ничего от доблестного рыцаря. Он без колебаний убил бы его, если бы мог. Роджер вспомнил, как Смит потребовал пальто и шляпу, отвесил поклон и спокойно вышел из ресторана под дождь--судя по его прошлому поведению, это
был угрожающий признак
Де Грот поднял взгляд.
--А вы не догадываетесь почему?
--Конечно, догадываюсь!--фыркнул Боугарт.--Мне недостает не проницательности, а способности помешать людям делать глупости, несмотря на мои недвусмысленные предостережения. Неужели вы не заметили, что Смит только этого и ждал? А вы бросили ему перчатку и наверняка гордитесь собой. Несмотря на все признаки и предупреждения в последние пять дней ...
--Но ...
--... вы не могли воспринять их. Зачем, по-вашему, дочка Джо Саутела ходила со Смитом на ужин и холила его тщеславие? Чтобы предотвратить то, что произошло сегодня. Чтобы не дать Смиту причинить вам вред.
--Вы действительно так считаете?--быстро спросил де Грот.
--Конечно! Я это знаю! Неужели вы не понимае-
те, что Смит хочет убрать вас с пути? Что он ждал удобного случая показать когти? Вот в чем вся беда. По-своему, Смит абсолютно честный человек.
Старший инспектор издал протестующий звук.
Боугарт посмотрел на него.
--Да-да, Ганс. А если ты еще раз пикнешь, я предоставлю тебе возможность самому расхлебывать это дело.
--Ну-ну, Винцент! Я просто...
--У Смита есть совесть. Признаю, что временами он бывает крайне неприятным. Я также подозреваю, что у него не все дома и, если кто-нибудь не вправит ему мозги, он свихнется окончательно. Но совесть у него имеется, и она не дает ему покоя насчет Родщжера. Маленький бесенок твердит: «Прикончи его!». А совесть возражает: «Нет. Если ты
так поступишь, то из обычной ревности, и это покажет, что ты не сверхчеловек». Бесенок не унимается: «Это в интересах науки». А совесть отвечает: «Черта с два!». Но теперь вы дали ему предлог, и совесть выброшена за борт. Он сделает вас следующей жертвой, если сможет.
Ван дер Колк казался еще сильнее обеспокоенным.
--Ты действительно думаешь, что он так поступит?
--Если сможет.--повторил Боугарт.--Но я не захожу настолько далеко. Могу вас утешить--мне кажется, Роджер в безопасности.
--Все это хорошо,--возразил старший инспектор. --Но ты говорил то же самое о Херде Мюнстер, и где она теперь?
--Вы оба--прекрасная пара утешителей,--не без оснований вмешалея де Грот.--Пара чертовых  упырей, простите за откровенность. Хотите сразу заказать мне саван или подождете, когда мы вернемся в город?
--Не волнуйтесь.--успокаивающе произнес Боугарт. С вами все будет в порядке, если вы ...
--Знаю. Если я буду доверять вам. Отлично--счи-тайте, что мое доверие вам обеспечено.--Он задумался.--До этих событий я всегда полагал, что живу в нормальном упорядоченном мире, где не происходит почти ничего из ряда вон выходящего. Я даже завидовал Мине... завидовал людям,
которые могут отправиться в плавание в Японию. Фактически ничего не изменилось. Я ем и сплю, как прежде. Обои выглядят так же, и денег у меня не прибавилось. Но я чувствую, что шагнул в новый мир, где может случиться все.
--Мы все это почувствуем,--мрачно отозвался ван дер Колк,--если вся эта чепуха с телесилой будет продолжаться. Слышали, что говорили на вокзале у газетного киоска и около поезда? Жаль, что мы не успели купить вечернюю газету. Может,
нам это удастся на следующей остановке.
Поезд, как по волшебству, остановился, слегка скользнув вперед и назад, как балетный танцор. Старший инспектор исчез в клубах пара и вернулся с охапкой газет. Когда поезд тронулся, некоторое время слышалось шуршание бумаги.
--Да!--заговорил Боугарт.--Вавилонскую башню нагромождают на Пизанскую. Светила науки пустились в дискуссии. Профессор Моррисон на вопрос корреспондента ответил одним словом: «Вздор!». Это приведет Смита в ярость. С другой стороны, профессор Волин, теоретически признавая возможность подобного оружия, говорит, что эта идея не нова. Что разозлит Смита еще сильнее.
Да, недурно!--Он сердито посмотрел на де Грота.--Если
бы только вы сидели спокойно и не вмешивались!
Доктор де Грот поднял руку.
--Один вопрос! Можете объяснить, почему я оказался в этой драме в роли злодея? Почему вы на меня набрасываетесь? Я предложил разоблачить Смита единственно возможным способом. А вместо благодарности вы ведете себя так, словно я сорвал какой-то ваш план.
--Вы его действительно сорвали, Роджер.
--Каким образом?
--Во всем виновата треклятая извращенность всего на свете,--устало промолвил Боугарт.--Я все тщательно спланировал и собирался прихлопнуть Сми та вот так!--Он щелкнул пальцами.--По крайней мере, сорок шансов из ста было за это--большее, на что можно надеяться в этом мире. А теперь вы свели их к десяти. Вот почему мы едем в Хаюменде в такой спешке. Я получил еще два шанса ...
--Прищучить Смита?--осведомился ван дер Колк.
--Да.
--Когда?
--Завтра, если нам повезет.
Старший инспектор внимательно посмотрел на него.
--Лучше не затягивай, Винцент. Конечно, я не верю ни единому слову этого пустобреха, но если Смит решит прикончить доктора как можно скорее ...
--Нет.--Боугарт серьезно покачал головой.--У нас есть еще сутки. Смит  не начнет действовать, пока не произнесет завтра вечером свою речь в Париже ...
--Ха-ха-ха!--вставил де Грот.
--Помалкивайте!--прикрикнул на него Боугарт.-- Вас это не касается ... Только тогда, Ганс, он будет готов взорвать свою бомбу.
--Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Винцент. Но говорю тебе прямо. Я начинаю думать, что у тебя тоже не все дома. Неужели ты собираешся позволить ему произнести эту речь? Я могу придумать дюжину легких способов его остановить ...
--А зачем его останавливать?
--И еще одна вещь.--В глазах старшего инспектора мелькнуло подозрение. Он поднял газету. --Вы видели эту газету?
Боугарт признался, что не видел, и спросил, что в ней напечатано.
--Две мои фотографии,--ответил ван дер Колк.-- «Старший инспектор ван дер Колк собственной персоной» и «Старший инспектор ван дер Колк, переодетый громилой». На фотографии меня «собственной персоной» я выгляжу куда круче, чем в роли громилы. Но это не важно. Я, как вы бы сказали, сидел и думал, и будь я проклят, если
вспомнил более чем одного человека, который располагал экземпляром моего снимка в замаскированном виде. Ты передал его в газету?
--Ну-ну!
--Ты или нет?
--Держи себя в руках, Ганс.
--Пытаюсь. У меня также возникла идея, что это ты отправил в газету письмо на целую колонку. Я не
говорю, что ты безум, как мартовский заяц, Винцент. Но когда тебя спровадят в парламент, я надеюсь сидеть на галерке, чтобы это увидеть. И зачем мы едем в Хаюменде? Что мы ожидаем там найти?
--Во-первых,--сказал Боугарт,--я надеюсь найти альбом для вырезок, сделанный Хердой Мюнстер.
--Вот как? Несмотря на то что я тебе сообщил, ты все еще думаешь, будто он в доме?
--Да.
--И где же ты собираешься его искать?
--В том-то и дело, что не знаю.
Старший инспектор оставил расспросы. За запотевшими окнами купе сверкала молния и гремел гром, смешиваясь со стуком колес. Никто не произнес ни слова, пока поезд не остановился Мендо, недалеко от Хаюменде, где начальник полиции, получивший телеграмму ван дер Колка, встречал их с автомобилем. Поездка на машине в грозу по открытой местности была не слишком приятной. Хаюменде выглядел таким же черным, как небо, а территория вокруг превратилась в болото. Дом казался мертвым. У н6ачальника полиции был ключ от парадной
двери. Внутри было слышно, как дождь, точно молоток, ко- лотит по крыше.
--Теперь, когда мы здесь ...--начал ван дерн Колк, как только зажгли свет.
Боугарт окинул взглядом передний холл.
--Не торопите меня. Дайте мне подумать ... Ага!  Искали ли вы альбом в оранжерее?
--Конечно. Если вам кажется, что его могли спрятать под одним из растений, это тоже отпадает. Естественно, мы не выкорчевывали их с корнями, но земля в горшках и кадках была настолько сухой, что мы бы заметили любые следы рыхления.
--Тем не менее давайте посмотрим.
Гостиная, столовая, оранжерея ... Все было таким же, как запомнилось де Гроту в ночь смерти Херды Мюнстер. На столе в столовой под сверкающими подвесками красивой старинной люстры все еще лежали осколки стакана, который уронил де Грот, думая, что видит смотрящего на него Смита.
Интерьер воссоздавал прошлое, подобно запаху или звуку. Смит не мог ничего сделать. Созданный им миф лопнул, как мыльный пузырь. И тем не менее ...
Боугарт открыл стеклянную дверь в оранжерею и склонился к ней, прищурясь.
--Если ты ищешь отпечатки пальцев,--с мрачной усмешкой заметил ван дер Колк,--то побереги зрение для кирпичных стен. Их здесь нет. Да, я знаю, что доктор говорил, будто Смит прижимал к стеклу нос и пальцы. Но отпечатки либо стерли, либо их вовсе не было.
--Значит, теперь меня обвиняют в галлюцинациях?--осведомился де Грот.
--Не забывайте об астральной проекции,--проворчал  Боугарт, двигая дверь туда и обратно.--Вы видели что-нибудь, кроме руки и лица Смита?
--Четко--ничего.
--Вы слышали, как он убегал?
--Нет. Но я готов поклясться, что он действительно был здесь и что это не трюк.
Смит не мог ничего сделать. Однако его образ, уродливый и угрожающий, словно нависал над Хаюменде. Ван дер Колк прошел мимо Боугарта в оранжерею и нашел выключатель. Гроздья светящихся плодов расцвели под углами
стеклянной крыши, а стук дождя по ней был настолько оглушительным, что им пришлось повышать голос, дабы слышать друг друга. Но было облегчением не видеть Смита сидящим на плетеном стуле среди субтропических растений. Боугарт. подошел к высохшему фонтанчику в центре лабиринта.
--Эй!--окликнул он.
--Что такое?
--Важный вопрос, Роджер. Когда вы увидели Смита через эту дверь в субботу вечером и вбежали сюда, фонтан работал?
--Нет.
--Вы в этом уверены?--настаивал Боугарт, подняв палец.
--Могу поклясться. Я помню, как здесь было тихо и как я проходил мимо фонтана. А что?
--Если так,--заметил Боугарт,--то это одно из самых важных доказательств во всем деле.
Ван дер Колк быстро подошел к ним.
--Погодите! Ты думаешь, это доказывает, был здесь Смит или нет? Или объясняет его пребывание в оранжерее? Но ведь перед нами обычный садовый фонтанчик, перекачивающий одну и ту же пару галлонов воды снова и снова. Я обратил на него внимание, так как думал купить себе такой же.
--Думал ты купить его или нет, Ганс, это не очень
важно. И меня не интересует, как он работает. Дело не в том.--Боугарт окинул взглядом помещение.--Здесь
есть другие двери? Ага, вот одна! Она ведет в кухню, верно? Так я и думал. Но из кухни нет внешней лестницы--запомните это.
Боугарт заглянул в кухню. Старший инспектор следовал за ним.
--Но ...
--С другой стороны,--бормотал Боугарт, жестами отгоняя  ван дер Колка,--спальня нашего покойного друга Хенка Мюнстера находится прямо над столовой. Кажется, я помню, что Херда Мюнстер сообщила мне это. Я также помню балкон, идущий снаружи вдоль одного из окон его спальни, с каменной лестницей, спускающейся на землю... Если ты не
отойдёшь, Ганс, я тебя убью!.. Таким образом, из столовой можно незаметно подняться в спальню и спуститься снова. Если мы ...
--Господи!--невольно вскрикнул старший инспектор.
Не вспышка молнии, ярко осветившая теплицу, заставила их вздрогнуть, а гром, начавшийся с долгого раската, как будто стеклянная крыша начала крошиться, и под конец взорвавшийся у них над головами. Стеклянный купол завибрировал, одна из маленьких панелей упала и разбилась о плитки пола, и дождь хлынул в отверстие. Они лишь на миг увидели бледные лица друг друга, поскольку свет в
доме сразу погас.
--Проклятие!--выругался в темноте Боугарт.
--Все в порядке,--бодро отозвался голос начальника полиции.--У меня с собой фонарь. Как вы думаете, что это--проводка снаружи или пробки?
Ван дер Колк не был так беспечен. Помещение все еще вибрировало в полной темноте.
--Думаю, наружная проводка,--громко ответил он
сквозь шум дождя.--У них так много осветительных приборов, что каждые две-три комнаты имеют отдельные пробки. Все сразу нельзя вывести из строя, если не ...
--Коробка с пробками!--внезапно произнес Боугарт.
--Что такое, Винцент?
--Я сказал, коробка с пробками. Когда ты обыскивал дом, Ганс, то заглядывали в нее?
--Чего ради? Могу поклястъся, что к ней не прикасались ни до, ни после смерти мифрау Мюнстер.
--Я подумал о ней не в связи с чьей-либо смертью, а как о превосходном тайнике для плоского альбома высотой двадцать сантиметров и шириной десять.--После паузы он добавил.--Где коробка?
--На задней стенке шкафа в спальне мифрау Мюнстер,--ответил ван дер Колк.--Сейчас мы поднимемся туда.
Луч фонаря начальника полиции освещал им дорогу. У самой дальней от кровати стены в спальне наверху стоял большой гардероб с раздвижными дверцами. Над полкой внутри находилась черная металлическая коробка высотой два мтра и шириной полметра, крышка которой держалась на двух болтах. Встав на стул, ван дер Колк осторожно отвинтил болты. Когда крышка упала, тонкий высокий альбом в черно-золотом переплете под кожу со стуком вывалился следом.
--Он здесь!--воскликнул старший инспектор.
--Так я и знал, Ганс. Целый и невредимый, там, куда спрятала его Херда Мюнстер сразу после смерти мужа. Великолепный тайник! Никому и в голову не придет, что в коробке может находиться что- нибудь, кроме пробок,--слишком уж она тесная. Но крышка не соприкасается с содержимым. Так что, если вы хотите надежно спрятать ваши деньги от грабителей, последуйте примеру Херды Мюнстер. Это была одна из ее самых изобретательных идей.
Ван дер Колк спрыгнул со стула.
--Как бы то ни было, альбом мы нашли,--сказал он, взмахнув книгой.--Думаете, это то, что нам нужно?
--Очень может быть. Если он содержит то, на что я надеюсь, Ганс, то Смит в наших руках. Положите альбом на стол и давайте заглянем в него.
Ван дер Колк опустил альбом на туалетный столик и открыл его. Остальные склонились
над его плечом при свете фонаря. Альбом содержал многочисленные серии аккуратно вклеенных газетных вырезок, касающихся насильственной смер-
ти в том или ином виде. Очевидно, их собирали в течение семи-восьми лет. Одни были такими старыми, что бумага пожелтела, другие обтрепались, как будто долго пролежали в ящике, прежде чем их владелица решила собрать их в альбом, а третьи выглядели новыми.
Хотя в некоторых случаях над статьей были написаны дата и название газеты, как правило, над вырезками стоял вопросительный знак или вообще
не было ничего обозначено. Часть вырезок была из популярных журналов, а одна-две--из медицинского. Хронология не соблюдалась: 1937 год предшествовал 1935-му, а 1932-й помещался между ними. Во всем ощущалея глубокий, хотя и не методичный ум Херды Мюнстер.
При виде подборки Боугарт издал стон. Но он застонал еще громче, когда обнаружилось, что из предпоследней страницы неровно вырезан ножни цами продолговатый кусок--статья, название газеты и дата.
--Она не стала рисковать,--сказал Боугарт.--И вполне могла сжечь эту вырезку. Мы проиграли, Ганс. Я не имею в виду, что мы проиграли окончательно и бесповоротно. Может, и нет. Но я чувствую, что, если бы в альбоме осталась та маленькая вырезка, я бы смог доказать свою правоту себе и другим.
Проковыляв в темноте к креслу, он тяжело опустился на потертый бархат. Позади него, за залитыми дождем окнами, снова сверкнула молния. Ван дер Колк покачал головой.
- Будь у нас хоть малюсенькая зацепка, Винцент, я бы мог задействовать всю полицейскую машину, и десять против одного, что мы бы нашли нужную нам вырезку. Но нам не за что ухватиться! Мы не знаем, из какой газеты ее извлекли, не знаем даже страну, так как в альбоме есть статьи из американской, голландской, немецкой и французской прессы. Мы не знаем ни день, ни месяц, ни год. Мы даже не знаем, о чем эта статья. Если бы ты подал нам хоть какую-то идею, что ты хочешь доказать и в каком направлении нам работать!
Боугарт  стиснул голову руками. При свете фонаря его соратники видели, как он теребит волосинки на висках.
--Угу. Я понимаю все трудности. У Херды Мюнстер не было секретаря. Она даже не обращалась в бюро вырезок--я это выяснил. А что я хочу доказать, могу объяснить вам коротко и ясно.
--Ну?
--Я хочу доказать, что человек может быть мертвым и в то же время живым.
Жутковатая усмешка Боугарта усугубила мрачную атмосферу.
--Хо-хо! Теперь вы наконец убедились, что я свихнулся, не так ли? Распад благородного интеллекта. Нет, приятели. Я имел в виду именно то, что сказал. В этом деле вы также упускаете из виду мотив. Вы не верили мне, когда я говорил вам, что существует такая вещь, как «окно Иуды», но я
показал вам его, верно?
--Может, ты и не свихнулся. Но ни ты, ни кто другой не покажет мне живой труп, покуда я еще в здравом уме. Я сыт этим по горло, Винцент. Мне и раньше казалось, что ты переходишь границы, но это превосходит все, что я от тебя слышал. Можешь взять свои астральные проекции, зеленые свечи, фонтаны и живые трупы и засунуть их ...
--Ого! Напугался?
--Кто это, по-т воему, напугался?
--Ты, Ганс. Ты начинаешь бояться этого дома и всего, что в нем находится.
--Нет. Я категорически отрицаю ...
-- Посмотри, как ты вздрагиваешь при каждом ударе грома! Тебе не стыдно самого себя?
--Уймитесь,--с искренним беспокойством посоветовал доктор де Грот.--Через минуту вы заставите его жевать ковер.
--Послушайте меня,--внезапно произнес Боугарт таким резким голосом, что все умолкли. Де Грот даже вообразил, будто видит злобно сверкающий в кресле глаз.
--Так-то лучше. Вы хотите поймать убийц?
--Конечно, хочу.
--Отлично! Тогда, если вы не желаете прислушиваться к научным фактам, я дам тебе для жевания нечто более подходящее, чем ковер. Наша атака начнется завтра. Она может потребовать много сил и времени, но у нас есть шанс, и это все, что мне нужно. Мы начнем с дознания. Смит думает,
что сможет устроить там спектакль, но это не так--по крайней мере, мы постараемся его в этом убедить. Нам понадобится разрешение, но я думаю, что смогу его добиться. Мы опубликуем заявление, что ...



                Г Л А В А  9


Ратуша Мендо являла собой куда более претенциозный образец витиеватой архитектуры, чем
город того заслуживал. Но в той ее части, где происхо-
дило дознание, не наблюдалось ничего претенциозного. Это было длинное полуподвальное помещение с низким, потолком сквозь зарешеченные окна которого виднелись лишь ноги проходящих по лужайке снаружи. В нем пахло как в классной комнате и было почти всегда темно и холодно, несмотря на трубы парового отопления, пересекаю- щие потолок. Шаги по каменному полу отзывались гулким эхом.
Лампа под белым абажуром висела над 
столом медэксперта и свидетельским креслом рядом с ним. Присяжные сидели на некоем подобии помоста. Остальную часть мрачноватой комнаты занимали ряды пустых стульев, ибо лишь
несколько человек заполнили первый ряд. Однако с сухой и официальной атмосферой контрастировали шум снаружи и на сей рз не только ноги, но и лица за окнами.
--Я требую тишины в суде,--сказал судья, бросив на стол свои записи.—Это невыносимо. Сержант!
--Да, ваша честь?
--Будьте любезны закрыть окно. Нам даже  не слышно, что говорит свидетель.
--Хорошо, ваша честь.
--Что все эти люди делают там? Почему вы не разгоняете их?
--Ну, ваша честь, там большая толпа. Люди заполнили улицу до перекрестка с шоссе. В жизни не видел здесь такой давки с тех пор, как над фермой Хатенги сбили дирижабль во время войны.
--Даже если все население Нидерландов вздумало почтить нас своим присутствием, сержант, меня это не заботит. Я получил инструкции и намерен их выполнять. Идите и разгоните их. Неужели рука закона абсолютно бессильна?. Господи, а это что такое?
--Похоже на аккордеон, ваша честь.
--Неужели?
--Да,ваша честь. Джон Кауген играет «Марш круглоголовых».
--Меня не касается, даже если это Рахманинов играет свою прелюдию. Он не может делать это под окнами суда. Извольте это прекратить.
--Хорошо, ваша честь.
--Господа присяжные, я очень сожалею, что нам с вами приходится выносить подобные неудобства. Если вы в состоянии не обращать внимания на шум, давайте продолжим допрос последнего свидетеля. Доктор де Грот!
Сидящий на свидетельском месте де Грот огляделся вокруг. Он думал, что никогда не видел более кошмарного места, чем эта продолговатая «классная комната». В полумраке виднелись деревянные лица Боугарта, ван дер Колка, начальника полиции, де Бура, который официально опознал труп. Они сидели тихо, но Роджеру казалось, что присяжные с трудом сдерживаются.
--Вы дали нам четкие показания, доктор, касающиеся произведенного вами обследования покойного сразу после смерти и при вскрытии. Считаете ли вы ваше обследование исчерпывающим?
--Да.
--Следовательно, вы согласны с мнением, уже выраженным  местным доктором?
--Да, согласен.
--Эй, вы! Ну-ка, разойдитесь!
--Чего ты толкаешься?
--Пошли вон отсюда!
--Думаешь, ты Господь всемогущий, если нацепил шлем? Сам пошел вон!
--Ну-ка, ребята, все вместе!—группа людей запела песню хором.
--Кто-нибудь, пожалуйста, закройте другое окно! Благодарю вас, инспектор. Предпочитаю задохнуться, нежели оглохнуть. Боюсь, придется принять суровые меры. Доктор де Грот ...
Роджер машинально отвечал на вопросы. Его голова ныла после ночного сидения над книгами, и шум снаружи отнюдь не успокаивал боль. К тому же ему не давала покоя мысль, что Хеа не пошла с ним обедать вчера вечером, так что первый раунд выиграл Смит.
--Вы утверждаете, доктор, что ни один жизненно важный орган не был поврежден?
--Да.
--И что, хотя существуют причины, способные вызвать такое состояние, невозможно определить, какая из них привела к смерти господина Мюнстера?
--Да.
«Черт бы побрал Смита и все, что с ним связано! Я не мог бы заснуть прошлой ночью, даже если бы пытался. Хотя это всего лишь внушение, но нервы расшатались до предела. Начинаю воображать невесть что. Сейчас начало четвертого. Солнце скоро начнет клониться к закату. Смит попытается атаковать меня между без четверти десять и четвертью
одиннадцатого вечера. Остается семь часов ... »
--Скажите, доктор, покойный умер мгновенно?
--Нет. Быстро, но не мгновенно. Агония продолжалась минимум две минуты.
--Смерть была болезненной?
--Я бы сказал, крайне болезненной.
«Было довольно унизительно заказать столик на двоих в ресторане, прийти в крошечную квартирку Хеа и обнаружить, что она уже ушла со Смитом, передав извинения через консьержку. Правда, она оставила записку: «Пожалуйста, верьте мне. Сейчас я работаю совместно с вашим Боугартом, и у него есть план». Но какой план?»
--Вы меня слушаете, доктор?
--Прошу прощения.
«Но какой план? Что скрывается за деревянным лицом Боугарта?»
--Давайте проясним один пункт, доктор. Вы не верите в предположения о сверхъестественной или хотя бы выходящей за рамки нормальной причине смерти?
--Не верю.
--Вы бы назвали подобные предположения вздором?
--Да, назвал бы.
--И последнее. Вы считаете, что никто не в состоянии определить причину смерти?
--Да.
--Благодарю вас, доктор, это все.
Один из присяжных, жилистый рыжеволосый мужчина с высоким воротничком, который суетился больше остальных, громко прочистил горло.
--Подождите!--заговорил он.--Прошу прощения, ваша честь, но нам позволено задавать вопросы?
--Разумеется. Пожалуйста, задавайте свидетелю любые вопросы, которые кажутся вам существенными.
Рыжеволосый мужчина склонился вперед, положив руки на колени.
--Как насчет телесилы?--осведомился он.
Жюри как по команде встрепенулось. Толстый старшина присяжных, которому принадлежала самая процветающая пивная в Мендо, выглядел раздосадованным тем, что не успел первым задать животрепещущий вопрос.
--Никогда о ней не слышал,--кратко ответил де Грот.
--Разве вы не читаете газеты?
--Я имею в виду, не слышал с научной точки зрения. Если хотите знать мое мнение, могу только присоединиться к профессору, назвавшему это чушью.
--Но ...
--Господа,--холодно прервал судья.--Я сожалею, что вынужден воспрепятствовать вашему естествен-
ному и похвальному желанию тщательно взвесить все аспекты дела, но должен просить вас ограничить круг ваших вопросов имеющими отношение к этому дознанию. Вы ознакомлены с медицинским свидетельством. Ваше решение должно быть основано только на нем. Я не просто прошу вас об этом, господа, но боюсь, что обязан потребовать этого.
Молчание сразу было нарушено. Несколько присяжных заговорили одновременно.
--Но это неправильно!--крикнул кто-то судье.
--Господин, вы подвергаете сомнению то, как я веду дознание?
--Врачи!--послышался презрительный голос.--Когда моя жена умерла, доктор сказал ...
--Господа, я требую тишины в суде! Это ясно?
-- Господи, это же он!
--Кто?
--Смотри! Давай я тебя приподниму. Выходит из машины.
--Точно он!
--Ну и ну! Эй, старина, как насчет того, чтобы прикончить мою старуху?
--А сейчас, господа, я прошу вас обратить внима-
ние на меня, а не на окна. Напоминаю, что происходящее за пределами этих стен нас не касается. Благодарю вас, доктор де Грот, у жюри больше нет вопросов. Они удовлетворены ...
--Убийца!
--Бу-у!
--Стойте! Будем играть честно. Дайте человеку шанс. Что он сделал?
--Что сделал? Разве ты не знаешь, что он нацист?
--Ближайший друг Гитлера!
--Истинная правда. Сам слышал в кафе вчера вечером.
--Толстый лысый господин--с дворянским зва-нием--сказал, что ...
--... Только эти показания, господа, могут нас ин-
тересовать. Поскольку доктор де Грот был последним свидетелем, я должен кратко суммировать факты, дабы помочь вам вынести вердикт. И боюсь, господа, вердикт может быть только один. Как бы то ни было, позвольте обратить ваше внимание ...
Роджер прошел на цыпочках мимо присяжных, сидящих в первом ряду неподвижно, как манекены. Он бросил взгляд на Боугарта, чьи глаза были закрыты, а руки сложены на животе, мягко колышущемся, словно во сне. Ван дер Колк не сводил глаз с судьи. Нервы Роджера были напряжены до предела, и сейчас ему больше всего на свете хотелось за-
курить. Открыв скрипучую дверь, он шагнул в подземный коридор с маленьким окошком и мусорным ящиком, где увидел Дика Смита, спускающегося по лестнице.
Клонящееся к закату солнце, проникая через окошко, освещало лицо Смита. Это было лицо человека, мечтающего о неограниченной власти. Солнечный свет играл на его толстых веках, казалось делая глаза выпученными. Он был одет по- дорожному --в пальто и кепку--и держал в руке чемодан.
Тем не менее Смит слегка заколебался при виде коридора--подземные помещения ему явно были не по душе. Но он даже не дошел до нижней ступеньки, когда полисмен преградил ему дорогу:
--Что вам угодно, господин?
--Мне пришла в голову причуда, друг мой, посетить дознание.
--Вы свидетель?
--Нет.
--Пресса и публика не допускаются. Пожалуйста, поднимитесь назад.
--Но я хочу сделать заявление. Мне говорили, что любой человек имеет законное право посетить дознание и дать показания.
-- Но не это дознание. Мне приказано никого не пускать.
--Но вы не понимаете. Я Дик Смит--хорошо из- вестное лицо, которое убило ...
--В таком случае,--невозмутимо произнес полицейский,--идите в полицию с повинной. Меня не интересует, кого вы убили,--вы не должны здесь находиться.
--Вы пытаетесь ...--начал Смит.
Но это была мимолетная вспышка. Он поднял толстую руку, словно собираясь ударить полицейского по лицу так же презрительно и небрежно, как если бы стряхивал паутину, но тут же ее опустил. Полицейский с любопытством смотрел на него.
--Не знаю, что вы собирались сделать, приятель,--сказал он,--но, если будете играть в такие игры, вас ждут неприятности.
Дверь в зал скрипнула снова, и в коридор протиснулся Боугарт.
--Все в порядке,--обратился он к полицейскому.--
Пусть спускается. Судья уже закончил речь, а я не прочь его повидать.
Спустившись с лестницы, Смит поставил чемодан на пол, снял перчатки и сунул их в карман коричневого пальто. Де Грота он игнорировал полностью.
--Значит, дознание закончено?--спросил он.-- Очень жаль. Увы, меня задержали. Отсюда я еду прямо в аэропорт, чтобы сэкономить время, поэтому захватил с собой чемодан ...
--Ваш костюм великолепен,--Боугарт окинул его
взглядом.--Меня как раз интересовало, появитесь ли вы.
--Теперь мы попытаемся проникнуть сквозь барьеры ваших мыслей, господин Боугарт.--Смит говорил с сочувствием дантиста,--и посмотреть, что там происходит. Признаюсь, что решение министерства внутренних дел провести это
дознание при закрытых дверях меня заинтриговало. Особенно мне любопытно, почему не допускаются ваши друзья из прессы. Я нигде не видел ни одного репортера. Не является ли это приманкой для меня?
Боугарт покачал головой.
--Нет. Я не хотел, чтобы вы приходили. Но раз
уж вы здесь, думаю, вы могли бы войти и выслушать вердикт.
--Вы пытаетесь запугать меня?--Смит рассмеялся ему в лицо.--Это недостойно вас.--Приблизившись Боугарту, он едва не задел локтем де Грта, но продолжал презрительно не замечать его.--Я советовался с юристами и твердо знаю,
что не могу быть осужден ни за какое преступление.
--Да, верно. Вы не можете быть осуждены ни за какое преступление. Просто войдите и послушайте вердикт. Возьмите его за другую руку, Ганс,--бросил Боугарт. через плечо появившемуся старшему инспектору.
-- Могу я спросить, что вы делаете?
--Собираемся войти и послушать вердикт ... Фи, вы пользуетесь духами! Или это масло для волос?
--Вы не возражаете отпустить мою руку?
--Пройдите сюда. Мы сядем в заднем ряду, чтобы нас не видели.
Шум снаружи, приглушенный в коридоре, обрушился на них с новой силой в зале. Послеполуденные тени сгущались в и без того тусклом помещении, где ноги и лица все
еще мелькали за окнами.
--Ну, господа присяжные, вынесли ли вы вердикт?
Жюри собралось в кружок, словно игроки в регби во время схватки за мяч, и тут же разделилось, представ единым фронтом. В этот момент кто-то приставил к окну фотокамеру, и вспышка осветила лицо Смита, стоящего между двумя «конвоирами». Краснолицый старшина присяжных поднялся, держа в руке лист бумаги, который разглядывал,
сдвинув брови.
--Ваша честь!
--Да-да, одну минуту!
На сей раз за окнами началась настоящая полицейская атака. Ноги замелькали быстрее. Старшина бросил взгляд через плечо и заговорил снова.
--Прежде чем мы сообщим наш вердикт, ваша честь, могу я задать вопрос?
--Конечно, если вы считаете это необходимым. О чем вы хотите спросить?
--Ваша честь, вы обязаны принять любой наш вер-
дикт?
--Разумеется.
--Некоторые из нас не вполне в этом уверены,-- настаивал старшина.--Как говорится, закон что дышло. Существует ли вышестоящий СУД, который может назвать наш вердикт недействительным?
--Безусловно, нет. И я не вижу причин для использования подобных выражений, господин старшина. Это не уголовный суд, а дознание, и я должен подчиниться вашему решению. Но ...
Старшина поднял мясистую руку, предваряя дальнейшие комментарии.
--Именно это я хотел знать.--Он посмотрел на бумагу в другой руке и повысил голос.--Мы, присяжные, считаем, что покойный был преднамеренно убит Смитом, использовавшим оружие, именуемое телесилой ...
Судья вскочил на ноги. Забыв от возбуждения о лампе над столом, он стукнулся лбом о край белого стеклянного абажура, который звякнул, как колокольчик, и схватился за шнур лампы, чтобы тот перестал раскачиваться.
--Одну минуту, господа! ..
--Я говорил тебе, Едвин, что ему это не понравится,--произнес чей-то голос.
--Я не могу и не хочу вмешиваться в ваш вердикт. Оценку фактам даете вы, а не я. Но пока вердикт не запротоколирован, умоляю вас подумать. Вы просите меня отдать господина Смитак под суд по обвинению в убийстве?
--Да, ваша честь.
--Но вы сознаете, что такой суд обернется фарсом? Что его не смогут осудить?
Маленький рыжеволосый присяжный вытянул шею.
--Тогда им должно быть стыдно за себя,--сказал он.--Если убийцу оставят на свободе, что станет со всеми нами? Нас не интересует, что говорят врачи. Все это напечатано в газетах, значит, это уже не политика, а правда. Даже  достаточно консервативная для вас газета, поместила интервью с важной шишкой, Винцентом Боугартом...как бишь его. Если они не могут его осудить, это их дело и их стыд, но мы,
по крайней мере, внесем свою лепту.
--Правильно, Едвин,--послышался голос.
--Последний раз, господа, умоляю вас остановиться и подумать! Вы хотя бы учли, во сколько процесс по делу об убийстве обходится налогоплательщикам?
--И во сколько же?--с интересом спросил одобрительный голос.
--Ну, об этом едва ли уместно говорить на дознании ...
--Однако вы об этом заговорили,--указал голос.
--Если вы настаиваете, то думаю, примерно в пятнадцать тысяч гульденов.
--В пятнадцать тысяч гульденов?!
--Да, господа, около того. Неужели даже это сооб- ражение на вас не влияет?
Чело старшины омрачилось.
--Еще как влияет,--отозвался он.--Если они могут швырять деньги на ветер, то в состоянии потратить немного на поддержание законов страны. Именно так сказал один толстый джентльмен вчера вечером в моем баре.
Судья опустил голову.
--Нам незачем продолжать дискуссию, господа. Я готов выслушать ваш вердикт.
Он слушал с серьезным видом, пока вердикт зачитывали снова. Де Грот наблюдал за его лицом. Он не осмеливался смотреть ни на Боугарта, ни на ван дер Колк, ни на сидящего между ними Смита. Бледное сухощавое лицо судьи находилось вблизи от лампы, и Роджер мог поклясться, что в какой-то момент
он увидел на нем подобие улыбки.
--Благодарю вас, господин старшина. Присутствует ли здесь полицейский офицер, ведущий расследование?
В заднем ряду медленно поднялся ван дер Колк.
--А, старший инспектор! Властью, которой наделил меня закон, предписываю вам разыскать ...
--Он здесь, ваша честь,--ответил ван дер Колк, положив руку на плечо Смита.--Встаньте, господин Смит, и подойдите к судье .
Жюри уже стояло. Роджер не видел лица Смита и не хотел его видеть. В качестве гротескного штриха он заметил, как ван дер Колк, не снимая руки с плеча Смита, держит в другой руке его новенький чемодан. В окнах потемнело от ног полицейских.
--Господин Дик Смит?--осведомился судья.
Смитмолча кивнул.
--Боюсь, господин Смит, что я вынужден отдать вас под суд. Старший инспектор ван дер Колк объяснит вам, что теперь вы ничего не обязаны говорить, но, если сделаете это, все сказанное вами будет зафиксировано на бумаге и может быть
использовано как доказательство. Далее я ...
--Не знаю, ваша честь, смеяться мне или плакать, --прервал его Смит.--Ситуация поистине фантастическая. Вы сами сказали, что процесс обернется фарсом.
--Вполне согласен. Если вы, вопреки моим инструкциям, присутствовали на этом дознании, то вам известно, что я не мог бы отнестись к вашему делу справедливее, даже если бы был вашим защитником. Но у меня нет выбора.
--Это несправедливо и неразумно. Но если вы настаиваете, я вынужден подчиниться. Я готов предстать перед судом, когда вы сочтете необходимым. Вы знаете, где меня найти. Но сейчас мне предстоит очень важная миссия--визит в
Париж. Разумеется, я внесу некоторую сумму в качестве залога моего возвращения. А сейчас, если вы меня извините ...
Двое полицейских отошли и встали у двери.
Судья покачал головой.
--Все не так просто, господин Смит,--мрачно сказал он.--Вы не отправитесь ни в Париж, ни куда-либо еще. В ожидании суда вам придется находиться в тюрьме, что временно ограничит вашу деятельность.
Прошло около трех секунд, прежде чем Смит заговорил. Де Грот увидел, как его плечи вздрогнули под модным пальто.
--Вы имеете в виду, что меня запрут в камере?
--Естественно. Это обычная процедура. Вы не можете рассчитывать, что с вами будут обращаться лучше или хуже, чем с другими, отданными под суд за убийство.
--Но меня не могут осудить!--доказывал Смит.-- Мне ничего не грозит. Вы сами это сказали. Чистое безумие сажать в тюрьму человека, который не может быть осужден, только потому, что кучка безмозглых деревенщин вынесла вердикт, противоречащий здравому смыслу!
--Как это вы нас назвали?--осведомился старшина присяжных, спрыгнув с помоста.
Судя быстро повернулся.
--Господа присяжные, не будете ли вы любезны пройти через ту дверь в соседнюю комнату? Я бы хотел переговорить с вами, прежде чем вы разойдетесь по домам. Пожалуйста, окажите мне эту услугу. Я не задержу вас надолго ... Господин Смит, я не могу больше обсуждать с вами дело.
Старший инспектор, передаю заключенного на ваше попечение.
--Но когда состоится суд?--повысил голос Смит.--
Как долго меня будут держать в тюрьме?
--Точно сказать не могу. Сейчас начало мая. Вас, вероятно, будут судить на выездной сессии в конце
июля. Более точную информацию я не в состоянии вам сообщить.
--Три месяца?!
--Приблизительно да.
Несмотря на массивные грудь и плечи Смита, Роджер не предполагал, что в нем может быть столько силы. Смит рванулся с такой быстротой, что ногти ван дер Колка только тщетно царапнули по ткани его пальто. Одним махом подняв тяжелый дубовый стол, он опустил бы его на голову судьи, если бы у него не подвернулась лодыжка. В следующую секунду ван дер Колк схватил Смита за плечи и туловище, а
стол с грохотом упал на пол, когда еще двое полицейских бросились на Смита.
Судья, хотя и побелел как мел, всего лишь прикоснулся к очкам, словно проверяя, на месте ли они.
--Думаю, этого достаточно. Вы держите его, старший инспектор?
--Крепко держу, ваша честь.
--Пожалуй, больше не стоит рисковать. После подобной вспышки вы сами можете выбрать надежную камеру для господина Смита. Вы, гсподин Смит, требовали точного соблюдения буквы закона и получите его. Кажется, ваше собственное лекарство вызывает у вас тошноту. А теперь, господа присяжные, если вы будете любезны последовать за
мной ...
Жюри под присмотром судьи удалилось, шаркая ногами. Смит и те, кто его пленил, остались в темном зале. Де Грот все еще не мог видеть его лица, но смятые пальто и кепка выглядели достаточно красноречиво.
--Боже,--заговорил Смит, не оборачиваясь.--Ты не
можешь этого допустить! Это чудовищно! Это настоящая пытка! Три месяца сходить с ума запертым в камере! Я этого не вынесу! Я требую правосудия!
Боугарт о чем-то тихо распорядился, потом удивительно бесшумно подошел к Смиту и придвинул ему стул из первого ряда.
--Садитесь, Дик,--предложил он.

Маршрут, который патрулировал полицейский Ард Бринк из отдела по патрулированию улиц, честно говоря, нельзя было назвать чреватым насилием и преступлением. И полицейский Бринк был очень этому рад. Он любил свой маршрут не только за спокойствие, но и за возможность знакомства со знатью, чей домашний очаг ему приходилось незаметно охранять. Его путь проходил по богатым аристократическим районам Амстердама. Бринка удивляло, как много сведений можно получить о людях, даже если они никогда его не замечали. Он знал, что где происходит, кто куда отправился, какие у кого семейные неприятности, хотя объекты его наблюдений едва останавливались, чтобы пожелать ему доброй ночи.
У полицейского Бринка были свои любимчики. Некоторых из них он знал по именам благодаря шоферам, с которыми водил дружбу. Но многих запоминал только по номерам домов и по внешности, впрочем никогда их не путая, как опытный гардеробщик, всегда возвращающий клиенту нужную
шляпу, даже не взглянув на номерок. Иногда Бринк испытывал к ним чувства отца и даже Господа Бога. Когда кто-нибудь в разговоре называл его знатоком человеческой натуры, это ему льстило.
Этим термином Бринка охарактеризовал один из его «номеров». Это произошло, когда номер одиннадцатый, молодой, а не старый, возвращался домой с вечеринки в три часа ночи, обнял почтовый ящик и начал говорить сначала об астрономии, а потом о коварной натуре женщин. Только что получив взбучку от своей невесты, номер одиннадцатый пребывал в философском настроении. В процессе
лекции он назвал полицейского Бринка знатоком человеческой натуры. Как и все мы, находясь под градусом, он был склонен считать собеседника равным себе по интеллекту. После это-
го Бринк особенно привязался к номеру одиннадцатому--это была еще одна причина, по которой улица--маленький тупик--так его при-
влекала.
Впрочем, теперь она вызывала у него новый, куда менее приятный интерес. Некоторые ее обитатели были знакомы ему по именам. Взять, к примеру, дом номер девять--превосходный особняк времен начала века, ныне превращенный в
многоквартирный дом с невероятно высокой арендной платой. Господин и госпожа Мюнстер занимали квартиру на втором этаже. Как и большинство амстердамцев, сейчас Бринк знал все о семействе Мюнстер, но ему было известно о нем кое-что и до того, как эхо преступлений докатилось сюда.
Взять, к примеру, госпожу Мюнстер. Бедная женщина несколько раз пыталась расспрашивать его о работе полиции. Однажды она долго семенила рядом с ним по улицам, придерживая шляпу, пытаясь не отставать от него и засыпая его вопросами,--а Бринк терпеть не мог, когда кто-то топчется около него во время дежурства. Уже несколько ночей полицейский Бринк думал о ней. Нельзя сказать, что ее призрак его преследовал--он вообще не верил в призраков. Но среди всеобщей шумихи, когда газетные заголовки на каждом углу вопили о телесиле, он всегда замедлял ход и думал, проходя по улице мимо дома номер де-
вять.
Его не слишком интересовало расследование преступления. Однажды, когда полиция устроила рейд в его районе  и обнаружила в одном из домов игорный притон, Бринк был удивлен, что не имел об этом понятия, пока не получил соответствующие инструкции. Но опять же, как и большинство амстердамцев, он искал объяснение происходя-
щему. Ему не нравилось об этом думать, но он ничего не мог с собой поделать.
В ту ветреную ночь после дознания по поводу смерти господина Мюн6стера внимание Бринка привлек газетный заголовок с помятого листа, оброненного кем-то на улице. Он не успел просмотреть вечернюю газету и смутно надеялся, что с этим Смитом удалось что-то сделать. Но заголовок оповещал большими красными буквами:

              «СМИТ В ПАРИЖЕ»

В душе полицейского Брнинка шевельнулся гнев, растекаясь как клей из бутылки. Значит, они позволили ему уйти, и он снова примется за свое. На сей раз один Бог знает, как далеко зайдет эта обезьяна. Во время угрожающих войной кризисов Бринк испытывал ощущение, что за несколько дней
он может внезапно столкнуться с чем-то невероятным, переворачивающим все вверх дном. Бринк начал чувствовать искушение сделать то, чего он
никогда не делал прежде. У него был приятель, служивший в отделе дактилоскопии. Бринку захотелось позвонить Ахмеду Шаху   и рассказать ему о теории, которая уже несколько дней вертелась у него в голове. Конечно, Ахмед не принадлежал к начальственным кругам, но он работал в
уголовном розыске и должен был знать, к кому следует обратиться.
Сам Бринк не имел дел с начальством. Случайно
он знал в лицо старшего инспектора ван дер Колка, благодаря делу о распродаже фарфора нелегальным путём. Там еще был господин по фамилии Боугарт, но казалось Бринку предпочтительнее поговорить с Ахмедом Шахом и позволить ему обратиться к начальству. Позвонить Ахмеду? Лучше не надо. Он только отошьет его и будет прав.  Полицейский Бринк двинулся дальше по темной и вроде бы пустынной улице. На небе светила луна, и теплый ветер рас-
швыривал по тротуару брошенные газеты.
Монотонно шумел транспорт и тикали часы. Было без двадцати десять. Смит в Париже, Смит в Париже, Смит в Париже!.. Стоп! Разве Смит не должен выступать по парижскому радио без четверти десять? У торговца фруктами в доме 4б –в маленьком переулке в двух шагах отсюда--есть приемник. Можно заглянуть к нему на несколько минут и послушать. Нет, пожалуй, не стоит. В десять он должен встретиться со своим сержантом и не может опаздывать.
Снова подавив искушение, полицейский Бринк свернул в маленький тупик и продолжил путь по своему макршруту. Пройдя половину его, он остановился, так как услышал необычный звук. Бринк знал звуки своих улиц, как человек знает уличные
звуки, слышимые в его комнате. Все необычное регистрировалось у него в уме, прежде чем он начинал об этом думать. Звук был негромким, но Бринк отследил его источник в том месте, где в лунном свете вырисовывался силуэт суперши-
карного дома номер девять.
Рядом с домом номер девять, чей второй этаж ранее занимали господин6 и госпожа Мюнстер, находились высокие узкие ворота с узорчатой железной решеткой. Бринк знал, что позади дома расположен сад, окруженный высокими стена-
ми, и что ворота ведут в проход, тянущийся к саду. Сейчас створки ворот были разведены, негромко тарахтя и щелкая при порывах ветра. Даже на расстоянии можно было разглядеть, как они двигаются. За четыре года патрулирования этого района Бринк впервые видел их открытыми.
Господин и госпожа Мюнстер были мертвы, поэтому не могли открыть ворота. Жилец первого этажа, по сведениям Бринка, находился в отъезде. Насчет обитательницы верхнего этажа он был не так уверен--до недавнего времени та пребывала на юге Франции, но могла уже вернуться. Правда, когда она была дома, у нее всегда горел свет и слышались
звуки веселья. Сейчас свет нигде не горел, а ворота продолжали скрипеть.
Бринк толкнул их и зашагал по проходу. Сад в основном состоял из лужаек и деревьев. Луна ос-
вещала его, остявляя  в тени заднюю часть дома. Но Бринк мог разглядеть стены, покрытые белой облупившейся штукатуркой, и длинные балконы вдоль каждого этажа с орнаментальными железными перилами и отдельными лестницами, открывавшими каждому жильцу доступ в сад. Держась в тени дома, Бринк заглянул в сад и увидел там Смита.
Не узнать его лицо в лунном свете было невозможно--оно фигурировало во всех газетах в фас и в профиль. Каштановое дерево с густой листвой отбрасывало тень на край лужайки, но Смит, смотрящий на дом, как раз вышел из тени. Он был без шляпы, и его лицо казалось раздувшимся,
как у утопленника. Бринк видел, как его рука скользнула в карман и что-то оттуда вытащила. Несмотря на шелест листьев, Бринк услышал щелчок и увидел, как луна заиграла на лезвии, когда Смит нажал на кнопку пружинного ножа. Спрятав открытый нож в карман, Смит бесшумно двинулся к дому.
Полицейский Бринк двигался параллельно ему, держась в тени. Когда Смит поставил ногу на нижнюю ступеньку железной лестницы, Бринк находился достаточно близко,чтобы схватить его за ногу. Но он не стал этого делать, а подождал, пока Смит не поднимется на полдюжины ступенек, и последовал за ним.
Гротескное обезьянье карабкание в  темноте происходило бесшумно—по крайней мере Бринк на это надеялся. Если он о чём-то думал, то о том, что ему всё-таки следовало позвонить Ахмеду Шаху. Это пошло бы на пользу. Впрочем, Ард Бринк был доволен собой. Он мог объяснить кое-что, если бы захотел. Выходит, Смит снова находился в двух местах одновременно? Черта с два! Ард Бринк мог растолковать, почему это не так. Возможно, в  Амстердаме много знали о детективной работе, но ничего не знали о браконьерах ...
Железная лестница слегка поскрипывала. Смит почти добрался до второго этажа--Бринк видел окна на фоне белой стены. Затем Смит остановился, и Бринк последовал его примеру так резко, что лестница едва не задрожала. На балконе, у них над головами, находился еще один человек.  Бринк не мог разглядеть лицо, но видел, что это мужчина
среднего роста, в мягкой шляпе, положивший руку на перила балкона. Ему казалось, что это молодой человек и что он испытал шок, который старался скрыть, когда голова Смита, как чертик из табакерки, появилась над краем балкона. Они смотрели друг на друга, словно сдерживая себя.
--Добрый вечер, доктор де Грот,--едва слышным шепотом заговорил Смит.
«Де Грот? Почему фамилия кажется ему такой знакомой?»
Молодой человек подошел к лестнице и осведомился также шепотом.
--Что вы здесь делаете?
--Пришел уладить дела, доктор де Грот,--ответил Смит.
Вдалеке, возле церкви часы пробили без четверти десять. Смит, откинув гоову назад и подняв запястье, пытался разглядеть в темноте циферблат наручных часов. То, что он увидел, похоже, удовлетворило его.
--Всё точно,--прошептал Смит.—А что вы делаете здесь, доктор?
--Хотел бы я знать,--отозвался другой мужчина, вцепившись в перила балкона.--Но они ничего мне не сказали.
--Я могу вам сказать.--И Смит потянулся к балкон-
ным перилам. И тут полицейский Бринк начал действовать. Без излишней театральности, которая была не в его натуре, он преодолел оставшиеся ступеньки парой длинных энергичных шагов и постучал Смита сзади по плечу. Одновременно
он отцепил от пояса фонарь, включил его и направил луч в лицо Смиту, когда тот повернулся.
--Ну?--осведомился полицейский Бринк.--Что все это значит?
Вопрос был риторическим. Он сам не знал, какого ожидал ответа. Но менее всего он ожидал увидеть выражение лица, представшее ему при свете фонаря. Движения Смита были настолько незаметными, что результат выглядел почти шокирующим. Лицо Смита казалось распухшим, потому что он плакал как ребенок, пока его веки не
отекли, а белки глаз не порозовели. Он поднял руку, прикрывая глаза от света, опустил уголки рта и начал хныкать.
На железных плитках балкона послышались шаги--осторожные, но отчетливые, как звуки, издаваемые крысами. Вспыхнул луч еще одного фонаря, устремившись на Бринка.
--Что, черт возьми, вы тут делаете?--Казалось невероятным, что в тихом бормотании может быть столько необузданной ярости.--Выключите свет!
Оба луча исчезли, когда Бринк повернул свой фонарь кверху. Но увиденное так его поразило, что он рискнул еще раз направить луч на балкон, дабы убедиться, что не ошибся. К нему обращался старший инспектор ван дер Колк, который надвинул на глаза шляпу-котелок и отмахивался от света,
как от тучи насекомых. Рядом с ним стоял человек, которого Бринк помнил со времен раскрытия дела о торговле фарфором. Полицейский Бринк пытался собраться с мыслями.
--Что вам нужно?--допытывался ван дер Колк.
--Ворота были открыты,...--машинально отозвался
Бринк, но тут же вспомнил более важный аргумент.--Я поймал Смита,--добавил он, ухватив последнего за воротник свободной рукой.
--Да-да, вижу. А теперь убирайтесь, понятно? Нет, погодите--вы можете нам понадобиться.
--Это Смит. Он не в Париже. Я знаю, как он это
проделал. Совсем как браконьеры. Мой папа...
--Отпустите его немедленно!
--Прошу прощения, старший инспектор. Я собирался связаться с Ахмедом Шахом, но предпочитаю, чтобы меня выслушали вы. Их было двое братьев-близнецов--лучшая браконьерская
команда, которая когда-либо обводила вокруг пальца магистратов. Звали их...впрочем эт не важно, один из них обчистил парк под носом у смотрителя,
но обзавелся алиби, так как другой был в пабе с дюжиной свидетелей ...
-- Вы что,рехнулись?
--Смитов тоже двое,--продолжал Бринк, не отпус-
кая жертву.--Я подозревал это раньше, а теперь знаю наверняка.
--Спокойно, патрульный,--вмешался низкий голос.
Бринк слышал в темноте дыхание Боугарта.
--Держи себя в руках, Ганс. Знаете, по-своему, он абсолютно прав.
--Благодарю вас, господин. Мой папа ...
--Ну-ну, отпустите его. Он ничего не сделал.
--А как же эти убийства?
--Он никого не убивал.
Рука Бринка опустилась, так как выражение лица старшего инспектора ван дер Колка не допускало разнообразия толкований. Теперь заговорил молодой человек по имени де Грот. Он говорил спокойно и рассудительно, но Бринк чувствовал, что он ждет ответа, и сам бы ответил ему, если бы мог.
--Слушайте, старший инспектор, пора раскрыть карты. Время для трюков прошло. Вы отдаете мне распоряжения, и я их выполняю, вы объясняете мне, чего следует остерегаться и как я должен вам помочь, и будет только справедливым ввести меня в курс дела.
--Это к Винценту, пожалуйста.
--Угу. Что вас интересует?
--Теперь вы заявляете, что Смит не совершал убийств?
--Так оно и есть,--устало ответил низкий голос.-- Он не совершал никаких убийств и ничего о них не знает. Он абсолютно не виновен ни в преступлении, ни в соучастии.
Внизу шелестели листья деревьев сада.
--Вот так,--продолжал голос.--Это пугало, досаждало вам и всему миру почти неделю. Но пойдемте со мной, и я покажу вам настоящее чудовище.
Он направился к железной лестнице, ведущей на балкон этажом выше, издавая очень мало звуков, хотя двигался весьма неуклюже. Де Грот зашагал за ним.
--Но ведь квартира Мюнстеров здесь, на этом этаже. Зачем нам идти наверх?
Неестественный шепот начал действовать на нервы всем присутствующим. Ступеньки скрипели, Боугарт поднимался первым, остальные шли сзади. Луна светила сквозь щели между железными перекладинами и плитками. Почти на самом верху лестницы Боугарт заколебался и повернулся. Лун-
ный свет блеснул на его очках. Руки были распростерты, словно преграждая путь наверх. Все услышали тонкий, но пронзительный звонок в дверь квартиры на верхнем этаже.
--Очевидно, это звонит настоящий убийца,--пробормотал Боугарт.--Слушайте меня. Мы будем смотреть в окна, которые специально оставили открытыми для нас. Если кто-нибудь заговорит, пока мы находимся на балконе, я убью его. Хочу предупредить, что эта квартира особы, против которой с самого начала был направлен весь план гряз-
ной работы, и что эту особу хотят убить сегодня вечером. Пошли.
Его пальто исчезло. Навеса над последним балконом не было. Луна серебрила плитки крыши, а высокие окна опускались до пола. Эти окна открывались как двери--два из них были приоткрыты на несколько сантиметров. Тяжелые розовые портьеры внутри, вероятно в полдюйма толщиной, так-
же были слегка раздвинуты. Сцена была окутана дымкой нереальности, так как, помимо портьер, на окнах были прозрачные занавески из тончайшего золотого кружева. Сквозь них, как сквозь легкую вуаль, можно было заглянуть в тускло освещенную комнату.
Это была женская спальня, или будуар, во французском стиле середины 16-го века. Обитые шелком стены отражались в зеркалах с позолоченными рамами. Кровать слева прикрывал балдахин, спускавшийся с потолка, рядом висела хрустальная люстра. Но комнату освещала только пара бра. Кто-то, кого они не видели,--очевидно, хозяин квартиры--сидел в высоком кресле спиной к окну. Они уже слышали, как убийца звонил в дверь. Голос человека в кресле отозвался, приглашая войти. В соседних комнатах послышались шаги.
Боугарт схватил за руку де Грота, чье сердце бешено колотилось, и подтолкнул его к щели между занавесями. Прямо напротив них находилась дверь. Она открылась, впустив посетителя. Полицейский Бринк нарушил приказ Боугарта.
--Но я знаю, кто это,--заговорил он громким дро-
жащим шепотом прямо в ухо де Гроту.--Я часто видел ее здесь, в квартире мачехи. Это мифрау Хеа Саутела.
 


                Г Л А В А 10

Вуаль нереальности, создаваемая золотым кружевом на окнах, два бра, отбрасывающие слабый свет на шелковые стенные панели, приглушенные благодаря толстым коврам, звуки шагов и даже голосов--все это туманило мозги наблюдателей подобно опиому. Посреди этой роскоши Хилари выглядела невзрачной и даже виноватой. Правда, она слегка запыхалась, а щеки ее покрыл легкий
румянец, но это могло быть вызвано слишком быстрым подъемом по лестнице. Под мышкой она держала объемистый прямоугольный пакет в коричневой бумаге. На ней были строгий костюм из темно-зеленого твида и отбрасывающая тень на глаза мягкая шляпа. Несмотря на виноватый
вид, она у лыбалась.
--Хеа, дорогая моя!--послышался приветливый возглас с кресла.--Как хорошо, что ты пришла.
И хозяйка квартиры поднялась навстречу гостье.
Слегка повернув голову, Роджер мог видеть отражение
мифрау Джо Саутела в одном из зеркал с другой стороны комнаты. Это была маленькая, пухлая, необычайно привлекательная блондинка с опускавшимися на плечи локонами, полными губами и узкими поблескивающими глазами. Шелковый кружевной пеньюар идеально соответствовал ее внешности. Подбежав к Хеа, она расцеловала ее в обе щеки.
--Здравствуй, Магда,--сказала Хеа, позволяя себя
целовать.
--Я знала, что ты придешь!--с торжеством воскликнула Магда.--Ведь я обещала, что, кроме нас, здесь никого не будет, и сдержала слово! Знаешь, Хеа, я уже несколько дней за тобой гоняюсь ...
--Но ведь ты только в воскресенье вернулась с Ривьеры,--запротестовала Хеа и с любопытством добавила. --Как ты провела там время?
--Просто божественно!
--Могу себе представить.
--Я познакомилась с ослепительным ... но это не важно.Ты ведь знаешь, что мне не терпится услышать все о Смите. Ты стала знаменитой, Хеа, попав в водоворот ужасов, о которых пишут в газетах. Я и подумать не могла, что такое может с нами случиться! И это еще не все! Говорят, что Смит от тебя без ума и готов ради тебя на все.
--Очень может быть.
--Вчера вечером Винанда Хокинс видела вас обоих в ресторане «Краснопольский». Она говорит, что видела, как он при всех целовал тебе руку. Неужели тебя это не возбуждает? На твоем месте я была бы в восторге. Это все равно что появиться на
людях с великими плитиками--даже еще круче. Хеа, наверное, репортеры станут преследовать меня, когда узнают, что я твоя родственница. Новедь ты все расскажешь мне первой, не так ли?
--Обещаю тебе, Магда, что ты все об этом узнаешь.
Магда взвизгнула от радости.
--Присаживайся, Хеа. Мне не терпится все услы-
шать. Он симпатичный? Он ... ну, ты знаешь, что я имею в виду. Говорят, это настоящая великая страсть, как в книгах о французских королях.--Ее чело внезапно затуманилось.--Винанда считает, что мне следует быть осторожной. Она слышала, будто Смит заявил, что я недостойна жить, так как отобрала у тебя деньги твоего отца. Какая чепуха, не так ли, дорогая? Но не стой здесь. Сними шляпу. И что у
тебя под мышкой?
--Маленький подарок для тебя.
Магда широко открыла глаза и покраснел а от удовольствия.
--Для меня? О, Хеа, как это приятно! Я тоже привезла тебе с Ривьеры часики--самые лучшие, какие были в магазине, с бриллиантовым ходом или еще чем-то--понятия не имею, что это значит. Ну, вот я и проболталась о своем сюрпризе. А что у тебя в пакете? Позволь мне вскрыть его.
--Узнаешь через минуту, Магда,--сказала Хеа.
Она положила пакет на край белой мраморной каминной полки, потом с улыбкой сняла шляпу и тряхнула пышными каштановыми волосами.
--С тобой что-то не так, Хеа? Ты вся дрожишь!
--Ничего, Магда. Могу я на минутку уединиться в твоей ванной?
--Конечно,--с улыбкой отозвалась Магда.

Хотя Хеа тоже продолжала улыбаться, она бросила на мачеху странный взгляд, от которого у Роджера похолодело внутри. Затем, быстро подобрав сумочку, она вошла в ванную и закрыла за собой дверь. Де Грот слышал, как тикают чьи-то часы. Испытывая вместе со всеми необычайное напряжение, не мог сосредоточиться, однако интуитивно он сделал шаг вперед, словно со-
бираясь вмешаться, но рука Боугарта тут же стиснула ему плечо.
Напевая себе под нос, Магда Саутела посмотрелась в зеркало, склонив голову набок и медленно поворачиваясь, потом зажгла сигарету, достав ее из маленькой коробки на столике у кресла, но тут же ее погасила, возбужденно посмеи-
ваясь. Очевидно, ей не терпелось услышать подробности. Дверь ванной открылась, и атмосфера в чрезмерно декорированной комнате изменилась так ощутимо, как будто в нее внезапно ворвался поток холодного воздуха.
Было трудно объяснить причину этого изменения. Тусклые бра горели по бокам двери ванной позади Хеа. При их свете ее лицо казалось еще сильнее покрасневшим, а дыхание еще более частым. По-прежнему улыбаясь, она держала обе руки за спиной и закрыла одной из них дверь позади
себя.
Хеа шагнула вперед.
--В чем дело, дорогая?--спросила Магда.--Никогда
не видела тебя такой! Что-нибудь не так?
Хеа сделала еще один шаг вперед, все еще держа руки за спиной.
--Хеа!
--Со мной все в порядке, Магда.--Спокойный приятный голос Хеа разряжал напряжение.--Только ...
Она уже почти подошла к креслу. Даже за окном они ощутили новый запах в душной комнате--запах хлороформа. Должно быть, Магда тоже его почуяла или ее насторожило поведение Хеа, так как она резко повернулась и ее бледное лицо отразилось в нескольких зеркалах. Хеа заговорила, не повышая голос, который резко контрастировал со смыслом ее слов.
--... только я собираюсь убить тебя, как убила Херду Мюнстер.--И она бросилась на мачеху.
Де Грот мог бы предупредить ее, что дать хлороформ сопротивляющемуся пациенту не так легко, как полагают любители. Пропитанная им тряпка едва не выскользнула у нее из руки, а Магда Саутела едва не закричала, так как они увидели, как блеснули ее зубы, прежде чем Хеа стиснула ее голову изгибом локтя. Обе скрылись из поля зрения в глубоком кресле, откуда доносились звуки борьбы и чья спинка
резко вздрагивала. Прошла минута, прежде чем ноги Магды в белых атласных туфельках перестали брыкаться и безвольно опустились.
Хеа выпрямилась и отошла от кресла. Волосы падали ей на лицо, дыхание было тяжелым, голу-
бые глаза обшаривали комнату, словно в поисках невидимого врага. Потом Хеа осмотрела себя. На одном чулке спустилась петля. Машинально послюнявив палец и проведя им по чулку, она выпрямилась, откинула волосы назад, подошла к камину и посмотрела на свое ставшее бледным лицо
в зеркало над полкой. При этом она не переставала настороженно озираться. Тишина буквально давила-- не слышалось даже тиканья часов.
Как будто что-то внезапно вспомнив, Хеа подбежала к двери и повернула в замке ключ, потом быстро разовала бечевку, которой был перевязан коричневый пакет, лежащий на каминной полке. В нем оказалась картонная коробка, в свою очередь содержавшая несколько предметов. Сначала она вытащила несколько кусков плотного, но мягкого черного плетеного шнура--очевидно, разрезанного на несколько частей пояса от халата,--потом пару ре-
зиновых перчаток, которые тут же натянула на руки.
Оттащив от кресла потерявшую сознание женщину, при этом ее лицо покраснело и исказилось от напряжения, став безобразным, Хеа положила тело на кровать под парчовым балдахином.
--Мне придется раздеть тебя, дорогая Марго,--заговорила она вслух.--Человека необходимо раздеть, чтобы он мог умереть, как те двое. Потом мы свяжем тебя этим мягким шнуром, который не оставит следов. А после этого...--Хеа подбежала к каминной полке, вернувшись с носовым платком и несколькими полосками липкого пластыря,--мы заткнем тебе рот платком и заклеим пластырем. Я хочу, чтобы ты умирала в полном сознании.
Хеа снова повернулась и окинула взглядом комнату. Легкость и грация ее движений, достойные балерины, контрастировали с выражением глаз, скользящих по окнам. Женщина на кровати издала слабый стон.
--Скоро ты очнешься,--сказала Хеа.--Ты должна
это видеть.
Спустя две минуты на шевелящуюся и бормочущую женщину, чьи руки и ноги теперь были связаны, она натянула покрывало.
--Ты слышишь меня, Марго? Жаль, что я не могу вытащить кляп.
Рука Хеа тряхнула темную массу под балдахином. Потом девушка словно пробудилась от транса. У противоположной стены стоял лакированный, украшенный позолотой шкафчик на коротких ножках, с пасторальной сценой спереди и искусно вмонтированным радио. Хеа повернула ручку, но стеклянная панель не осветилась. Она быстро проверила штепсель и снова щелкнула
ручкой.
--Марго, почему радио не работает?
Ответа не последовало. Хеа подошла к кровати и заговорила спокойно и рассудительно.
--Понимаешь, бедняжка, я должна послушать выступление Смита. Он собирается объявить о твоей смерти, а я хочу знать, когда убить тебя. От телесилы мало толку без моей тайной помощи. Как справедливо отметил наш славный старший инспектор, Смит не мог бы убить даже муравья мухобойкой. хотя он искренне уверен в обратном.
Она склонилась ниже к кровати.
--Ты бы удивилась, узнав, каких трудов мне стоило уговорить Смита убить тебя. Его заклинило на Роджере де Грот--он вознамерился продемонстрировать свое могущество на нем. Я ловко подстроила так, чтобы доктор де Грот бросил ему вызов, а потом мне пришлось все перекраивать заново. Но я смогла его убедить выбрать тебя, думаю, Марго, ты догадываешься, каким способом. Смит продолжал твердить, что будь он королем, то даровал бы мне солнце и луну, так что едва ли он мог отказать мне в скромной просьбе устранить тебя.
Хеа негромко засмеялась. Ее неугомонная энергия и оживленность на мгновение вернулись, но настроение вновь изменилось. Слегка расставив ноги, она опять склонилась над кроватью, как мать над колыбелью.
--Ты хотела услышать все о Смите, Марг? Кто он
такой и как он все это проделывает? Я обещала тебе это и сдержу слово. Грубо говоря, ты думаешь, что я подыскала себе тепленькое местечко? Ты услышишь, насколько оно тепленькое. Хочешь знать, кто такой Смит? Что он собой представляет?
Хеа потянулась к кровати. До наблюдателей донесся треск, когда она срывала полоски пластыря; затем мучительница выдернула изо рта Марго Саутела платок и бросила его на пол.
--Хочешь знать это, Марго?
С кровати послышались стоны и неразборчивое бормоание.
--Смит--южноафриканский мулат,--продолжала
Хеа.--Его отцом был белый голландец из хорошей се-
мьи, матерью—дикаркаодного из местных племён, а дедом--колдун  племени. До восьми лет он рос в негритянской хижине.
Несколько человек за окном молча переглянулись. Подобно стреле, попавшей в центр мишени, правда этих слов стала внезапно очевидной, оживив многочисленные воспоминания, сосредо точенные на образе Смита, тут же
собрав воедино все его противоречия.
--Ты видела его только на публике,--сказала Хеа. --Но если бы разглядела как следует его рот, нос, скулы, форму головы и тела, а самое главное, маленькие голубоватые полумесяцы у основания ногтей, то не могла бы ошибиться, несмотря на его поведение. Ему приходится постоянно
сдерживать свои инстинкты. Он даже не пьет. В душе он на три четверти культурный человек и только на одну--суеверный дикарь, но, если приглядеться повнимательнее, хвост начнет вилять собакой. Вот какого хорошего дружка я себе нашла, Марго,-- черного!
Хеа отошла от кровати и стала ходить взад-вперед мелкими шажками. Ее щеки раскраснелись еще сильнее; она дрожала всем телом.
--Хотя Смит очень умен--этого у него не отнимешь. Способности стали очевидными еще в детстве-- голландский священник и немецкий врач взялись за его образование. Они забрали мальчика у дедушки-колдуна, продали дедушкины амулеты из слоновой кости и получили достаточно денег, чтобы обеспечить чудо-ребенка до конца дней. Но дедушка-
колдун оказал на него слишком большое влияние, и мне придется это терпеть--по крайней мере, первое время. Смит видел, как дедушка-колдун бормочет в хижине заклинания, поражающие кого-то смертью на расстоянии в сотни миль, видел, как эти заклинания действуют, и верит в них до сих пор, но пытается объяснить их научно. Ему кажется, что он
смог оплести паутиной науки физическую силу мысли и научился ею пользоваться. В каком-то смысле так оно и есть, но далеко не в полном.
Однако иногда у него что-то щелкает в голове, возвращая в первобытное состояние. Против этого я не возражаю, поскольку это дает малютке Хеа то, что ей нужно,--вернее, даст, когда я буду наблюдать за твоей смертью. Он вернулся в такое состояние вечером в прошлую пятницу у Мюнстеров, когда мы невольно затронули в разговоре определенную тему.
Вот как это произошло. Мы сидели в оранжерее—Хенк Мюнстер, Херда, доктор де Грот, Ник де Бур и я, не замечая подводных течений. Лощеный, безупречный господин, Хенк Мюнстер, поддразнивал Смита, методично выводя его из себя. А потом добрый доктор де Грот произнес катастрофическую фразу: «Господин Смит, оставим в стороне вопрос, способны ли вы убить человека, думая о нем, как колдун из племени банту».
Сам Смит уже допустил оплошность, использовав слово «дикарь» в качестве иллюстрации своего аргумента, и быстро поправил себя. Но потом мы уже не смогли бросить эту тему. Разговор зашел о поварских колпаках, и господин Мюнстер
заметил со своей сладенькой улыбочкой, что Смит будет
хорошо выглядеть в таком головном уборе. Херда Мюнстер напомнила, что сам Дюма готовил обед для французских гурманов, а Дюма, как тебе вряд ли известно, был человеком в котором текла восьмая часть негритянской крови.
Хенк Мюнстер довершил дело, сказав: «Если я переодевался к обеду в компании чертовых черногмазых, то, надеюсь, могу делать это в собственном доме?». И свет разума погас в мозгу моего маленького мулата. Он вынес Хенку Мюнстеру смертный приговор.  Хенк наверняка бы умер, если бы чары банту могли его убить. Эти чары насылал на него Смит, помешивая салат. Вот что напугало приглашенную помощницу и ее сына до такой степени, что они бросились из дома со всех ног. Вот
почему Смит довел себя до такого состояния, когда пена шла у него изо рта.
Вот почему он перед обедом для начала
явился в мою комнату и попытался весьма неэлегантно меня соблазнить--право, дорогая Марго, надеюсь, большинство твоих клиентов вели себя приличнее. Он уверял, что убьет Хенка Мюнстера в качестве жертвоприношения мне, что рассыплет рубины у моих ног--короче говоря, едва до смер-
ти не напугал малютку Хеа.
На меня произвело впечатление то, что Хенк Мюнстер действительно умер. Но самое забавное-- Смит не имел к этому никакого отношения.
Мальчишка из племени банту абсолютно безобиден, если уметь с ним обращаться. Во всяком случае, он послужил для меня отличным прикрытием, когда я убила Херду Мюнстер. Я сделала это, чтобы она не могла сообщить правду о смерти Хенка, так как в таком случае мне удалось бы продолжить
работу и избавиться от тебя все еще под прикрытием таинственного могущества Смита. Точнее, его таинстйенного вздора.
Я точно знаю, что делаю, ангел мой. Я знаю, что какое-то время буду под подозрением и мне придется отвечать на весьма неприятные вопросы. Но я умею обращаться с мужчинами в подобных обстоятельствах. Что бы они ни подозревали, им ничего не удастся доказать. Даже если они разоблачат болтовню Смита, они все равно будут подозревать его, а я останусь невредимой благодаря железному алиби на время смерти Хенка Мюнстера.
Хеа уже не могла остановиться. Она потеряла голову. Ее лицо было розовым, а ноги изящно и в то же время нелепо пританцовывали на ковре.
--Я устала жить скромно и терпеливо, покуда люди вроде тебя получают все, стоит им только свистнуть. И я решила увидеть тебя в могиле, как только услышала истинную правду о смерти Хенка Мюнстера. По-моему, я говорила тебе, Марго, что не убивала его? Или нет? До следующего дня после его смерти мои мысли были чисты и невинны. Иначе я никогда не призналась бы де Гроту, что хочу увидеть тебя мертвой. Я узнала правду о смерти Хенка, так как следующие две ночи спала в одной комнате с Хердой, которая, как всем известно, разговаривала во сне. Я собрала воедино отдельные кусочки и поняла, как могу использовать Смита в качестве прикрытия при устранении тебя.
Юридически смерть Хенка Мюнстера можно определить как несчастный случай, но в действительности это не так. В какой-то мере Смит ответствен за происшедшее. Если бы он не сказал то, что говорил, не делал того, что сделал, и не
предсказал возможную смерть в Хаюменде до восьми вечера, Хенк Мюнстер был бы сейчас живехонек. Но это должно было случиться. Если бы я внимательнее прислушивалась к разговору в оранжерее, то поняла бы, что событие приближается к нам на всех парах, как курьерский поезд. Все действовали согласно своей природе--в результате Хенк Мюнстер
превратился в труп, а я получила то, что мне нужно. Теперь ты узнаешь, как он умер, потому что сама умрешь точно так же.
Хеа присела в реверансе--Роджер вспомнил, что уже видел, как она это делает, на лестнице в Хаюменде. Выражение ее лица также было знакомым --он видел его под люстрой в столовой, когда она рассталась с ним за несколько часов до смерти Херды Мюнстер. Девушка вприпрыжку, как школьница, подбежала к камину и запустила руку в картонную коробку.
--Если радио не желает работать, то не будет,-- практично заметила она.--Все равно до объявления у меня достаточно времени. Я хочу, чтобы ты слушала внимательно, Марго. Это приятнейший способ убивать людей из всех, мне известных. Он не требует никаких знаний, иначе я не смогла бы им воспользоваться. Старший инспектор ван дер Колк сказал истинную правду. Я подслушивала их у двери, прежде чем они
отвезли меня к поезду, на который я не стала садиться. »Что-то дикое, как ветер, и домашнее, как сыр,--сказал он.--То, что вы можете проделать у себя дома с двумя наперстками и куском мыла». Мыло!.. Это напомнило мне кое-что. Подожди минутку.
Хеа метнулась в ванную, где вода потекла сразу из двух кранов.
--Здесь мне незачем опасаться шума,--объяснила она, появляясь в дверях,--как пришлось опасаться в Хаюменде, когда я избавлялась от Херды. Бедный туповатый доктор де Грот слышал, как течет вода, но подумал, что это фонтан в оранжерее. С этим парнем меня постигла неудача, Марго. Я подстрекала его заняться со мной любовью--даже сидела с ним
в темноте. Но это не подействовало. Роджер все еще влюблен в глупую девку вроде тебя, которая сейчас наслаждается круизом.
Он думает, что она ему изменяет--что вполне вероятно,--но не в состоянии ее забыть. Впрочем, мне едва не повезло. Роджер сказал, что я веду себя как «героиня триллера», и мне показалось, что это лучший способ играть роль. Ты так не считаешь? Джека легко обмануть, и я знала, что если он застукает меня в Хаюменде в воскресенье вечером, то постарается защитить. Он и так мне помог. Но мне пришлось дать отставку бедняге Нику де Буру после того, как я сама поощрила его привезти меня в Хаюменде.
Знаешь, Марго, ты начинаешь мне нравиться. Ты не можешь понять, какое испытываешь облегчение, чувствуя, что больше не придется быть послушной собачонкой, приносящей туфли в зубах. Думаю, лучшие идеи и трюки я позаимствовала у тебя. Я изучала тебя с тех пор, как ты вышла замуж за моего отца. Но к сожалению, у мужчин, которые в
меня влюблялись, никогда не было ни гроша в кармане. Тебе в этом отношении всегда везло ... Эй, замолчи немедленно!
Женщина на кровати с криком сбросила покрывало. Хеа тут же оказалась рядом, вновь хладнокровная и спокойная.
--Как и Смит, я слишком много болтаю,--сказала она.--Не вздумай орать снова, иначе я поднесу к твоим пяткам горящие спички, прежде чем тебя прикончить. Едва ли кто-нибудь обратит внимание на один-два маленьких ожога, а мне это доставит удовольствие. А теперь я должна тебя перенести ...
--Нет,--послышался неожиданно четкий и спокойный голос Марго Саутелы
--Почему нет, дорогая моя?
--Потому что на балконе находятся мужчины,--ответила Марго.--Несмотря на твои слова, у меня еще осталась некоторая стыдливость. Мне удалось ослабить узлы, и я могу дотянуться до пеньюара, но, полагаю, они могли бы предупредить меня о том, что ты собираешься делать.
--Пошли, ребята,--скомандовал Боугарт.
Он настежь распахнул окно, отодвинул занавески и портьеры и шагнул в комнату.

--Да,--сказал Г. М., поднеся к свету стакан и помешивая в нем сахар.--Я расскажу вам все. Мы с Гансом не могли сделать это раньше, так как боялись, что вы, сами того не желая, проболтаетесь девушке. Но вы заслуживаете того, чтобы знать правду. История очень простая ...
--Включая способ убийства, который «можно проделать у себя дома с двумя наперстками и куском мыла»?
Боугарт кивнул, а старший инспектор усмехнулся. Они сидели на рассвете в рабочем кабинете Боугарта на самом верху здания в министерстве внутренних дел. В течение нескольких часов телефон звонил, не переставая, и Боугарт бодрым голосом давал одни и те же указания. Широкий письменный стол, лампа на гибкой ножке, железный сейф с бутылками и стаканами--все было хорошо знакомым.
Боугарт сделал глоток пива и закурил сигарету.
--Не требуется долго сидеть и думать, зная основной факт: человек может быть мертв и в то же время жив, причем только одна медицинская или психологическая причина способна привести его в такое состояние. Ганс пришел в бешенство, когда я впервые сказал это, но факт оста-
ется фактом.
Он задумался.
--Лучше всего рассказать вам все по порядку, начиная с путаницы в пятницу вечером. Хеа Саутела... --Боугарт посмотрел на де Грота поверх очков.--Мы не будем много говорить о ней, но она сказала сущую правду. Случившееся было практически неизбежным, так как каждый действовал соответственно своему характеру.
Вообразите, что вы находитесь у фонтана оранжереи Хаюменде вечером в пятницу около половины восьмого. Мертвые еще живы, и все только должно произойти. Смит только что взорвал бомбу, объявив, что Хенк Мюнстер, вероятно, умрет до восьми. Но разве он тогда сказал, что сам совершит убийство? Вовсе нет! Кто-нибудь подумал, что он подразумевает именно это? Тоже нет! Вы играли в чтение мыслей. Поэтому Хеа Саутела сразу же спросила: «Вы имеете в виду, что кто-то
собирается в течение очень короткого времени убить господина Мюнстера?» Смит, улыбнувшись, ответил: «Возможно».
Каждый из вас интерпретировал это предсказание согласно собственной натуре. Никто не думал о Смите как о потенциальном убийце--напротив, вы были поражены, когда он позже хладнокровно объяснил смысл своих слов. Вы решили, что он подразумевает, будто кто-то другой в доме планирует убить Мюнстера и Смит прочитал его мысли. Это
так?
Де Грот кивнул, вспоминая душную оранжерею.
--Какое же впечатление это произвело на хозяев дома—Хенка и Херду Мюнстер? Хенк--как я о нем слы-
шал, жуткий ипохондрик--прежде всего подумал о приступе, а потом об убийстве, когда еще это слово не было произ несено. Он вернулся к своей старой идее, будто молодая привлекательная жена собирается его убить. Конечно, на три четверти это была шутка--он никогда всерьез в это не верил. Но Хенк принадлежал к людям, которым нравится подпускать такие шпильки по адресу жены--на три четверти в шутку, но на четверть как предупреждение не пытаться играть в грязные игры. Все, что он говорил, было приправ-
лено и приперчено намеками на это. Он даже указал, как она может его убить. «Херда когда-нибудь прикончит меня, все роняя». И более конкретно: «Она убьет меня и представит это несчастным случаем, как в том деле, о котором писали газеты». Ха! Это был удар исподтишка, но оба они поняли, о чем речь, потому что сведения об упомянутом деле содер-
жались в альбоме вырезок Херды Мюнстер.
Что, по-вашему, думала его жена, покуда он обвиняюще смотрел на нее? Херда слышала такое раньше. Она была нервной женщиной, страдающей от последствий малярии и обладающей чрезмерно развитым воображением. И она по-настоящему любила это старого хрыча. «Бедняга Хенк думает, что я могу убить его. Конечно, у меня такого и в мыслях
никогда не было, но что, если я сделаю это нечаянно?». Тогда она полностью доверяла Смиту и отнесла его пророчество на свой счет. «Если бы такое произошло, меня бы повесили». Мысль была не из приятных.
--А Смит?
--Смит несет ответственность за все. Он—бог, решающий все проблемы сверъестественным способом.. Его личность была куда более мощной, чем вам казалось. Он заставил группу вполне адекватных людей думать о том, о чем они и не помышляли. Вас, молодой человек,--что вы охладели к Мине Лоуренс, Хеа Саутера--что не худо бы избавиться от мачехи, Хенка Мюнстера--что жена может его убить, а Херду Мюнстер--что она случайно может это сделать. Эмоциональное давление было слишком высо-
ким. Что-то должно было взорваться. И это взорвалось.
В половине восьмого Мюнстеры удалились в свои комнаты переодеваться. Женщине с трясущимися руками и разгулявшимся воображением пришлось наполнять для Хенка ванну и вдевать ему запонки в рубашку. Хенк уже внизу намекнул, как она может убить его во время одевания. Предположим, это случится? Предположим, у нее есть подсозна-
тельное желание убить его? Это самая скверная мысль.
Принял ли ванну Хенк, как только они вошли в свои комнаты? Позже Херда утверждала, что принял и был одет до такой степени, что она завязывала ему шнурки на туфлях, прежде чем он побежал выяснять, почему без четверти восемь в соседней комнате разбилась лампа. Но мы доказали, что она лгала. Без четверти восемь Хенк был только в халате
и шлепанцах, и он еще не принял ванну. Он так долго ворчал на жену, заставляя ее нервничать еще сильнее, что только собирался принимать ванну, когда лампа разбилась. Выяснив, в чем дело, он пошел в ванную между без четверти восемь и восьмью.
Хенк постоянно жаловался на холод. Он не мог согреться. Фактически последнее, на что он негодовал, прежде чем вы разошлись в половине восьмого, был холод в доме. Что же он сделал с целью справиться с этой манией в помещении, где людям действительно бывает холодно? Я имею
в виду ванную.
Боугарт злорадно посмотрел на де Грота.
--Вы пару раз видели в ванной портативный элек-
тронагреватель. Однажды вы даже споткнулись об него, верно? Однако в высшей степени странно, что, хотя вы видели там нагреватель в субботу и воскресенье, вы не увидели его в пятницу вечером, когда заглянули в ванную вскоре после смерти Хенка Мюнстера.
Это была правда. Де Грот слишком хорошо помнил пахнущую сыростью ванную, когда он заглянул в нее в поисках снотворного для
Херды Мюнстер. Он помнил каждый предмет--и нагревателя среди них не было. Но позже крашенное под бронзу изделие появилось там снова--и он, и Херда натыкались на него.
--В ванной все еще пахло сыростью,--сказал Роджер.
--Конечно,--буркнул Боугарт.--Потому что Хенк принял ванну только после без четверти восемь. Черт побери, я буквально вижу и слышу его! Он влез в ванну, жалуясь на холод и сквозняк. Его жена хлопотала рядом, как слуга, когда тот находился дома. Муж был для нее королем и императором. Машинально и даже не подумав, как поступал тысячи раз со слугой, он рявкнул на нее, требуя перенести портативный нагреватель ближе к ванне. Ею овладели,
как она того и боялась, подсознательный страх или желание. Херда подняла нагреватель руками, которые не могли удержать даже стакан, поскользнулась и уронила его в ванну. Это означало верную смерть, господа.
Боугарт глубоко вздохнул.
--Хемента Амстердама с полным основанием установила строжайшие правила относительно пользования электроприборами в ванных. Внутри не разрешено устанавливать даже выключатели. А уж подносить электронагреватель к наполненной ванне-- самоубийственное безумие ... Если он падает в воду, немедленно происходит короткое замыкание. Вся мощь электротока проходит через самый
лучший про водник—воду--и тело жертвы, сидящей в ней по плечи. На теле не остается ни следов, ни ожогов, так как область поражения слишком велика.
Единственный признак--расширенные зрачки. Два подобных случая произошли недавно и Херда Мюнстер хорошо о них знала, так как вклеила в альбом газетные вырезки. Напряжение особого значения не имеет—210 вольт убивают наверня-
ка. В итоге, роняя вещи, Херда убила мужа, как он и говорил. То, чего она боялась больше всего, произошло в действительности. Что дальше? Херда стояла в темной мокрой ванной, рядом
с мертвым мужем. Ей нужно было проверить, мертв ли он на самом деле. Свет погас из-за короткого замыкания. Но как мы выяснили, в Хаюменде установлена система так называемых распределительных пробок, каждая из которых обслу-
живает две или три комнаты. Поэтому свет отключился только в ванной и комнатах Хенка и Херды Мюнстер.
На комоде в комнате Хенка стояла пара свечей. Херда вбежала туда, зажгла свечи и принесла их в ванную, при этом закапав воском не только свой рукав, но и ковер. Одно пятно осталось у ножки кровати, а другое--у двери в ванную. Помните? Когда мы говорили с ней в воскресенье, она стояла в дверях ванной. Я советовал обратить внимание на восковые пятна, одно из которых находилось рядом с ней.
Мне чертовски жаль, что из-за нас она пережила скверный момент, но ничего не поделаешь.
Итак, Херда убедилась, что муж мертв, и не сомневалась, что ее за это повесят. Вам известен характер этой женщины. Мысленно она ви-
дела судью, эшафот и себя на нем. Трюк Смита завладел ее воображением полностью. Никто не поверит, что это несчастный случай. Хенк Мюнстер практически в присутствии свидетелей заявил, что она убьет его «и пред ставит это несчастным случаем, как в том деле, о котором писали газеты».
Она и сама прикидывала, не использовать ли подобный способ убийства в очередной книге.
Вы знаете, о чем думала Херда, стоя в ванной со свечой в руке. «Разве ты не можешь притвориться, будто не делала этого?»--нашептывал ей бесенок. «Нет-нет, я любила его и не хочу притворяться».--«Но ты ведь не намеревалась это делать».--«Это не важно».--«Ты могла бы вытащить его из ванны и представить все так, будто не имеешь к этому от-
ношения».
Херда бесконечно любила мужа, но не могла вынести мысль, что ее арестуют и повесят. Она еще никогда не думала более быстро и лихорадочно. Со свойственным автору нескольких романов профессионализмом Херда придумала план
за две минуты. Однажды она написала детективный роман, кажется, это комментировал молодой де Бур, где убийца прикончил жертву в одном месте, а затем перенес тело в другое, представив все так, будто смерть наступила там.
--Да,--мрачно кивнул де Бур.--Ник упоминал об
этом, представляя меня Херде Мюнстер,--он заявил, что отказывается верить, будто это возможно.
--Выходит, идея носилась в воздухе? Ну, ум Херды снова сработал в том же направлении --перенести тело. Не составляло труда незаметно ни для кого включить свет снова. Ко-
робка с пробками находилась в шкафу в ее спальне. Она привинтила запасную пробку и вернула свечи на комод в комнате мужа. Следующий этап был для нее ужасен--ей пришлось одевать его. Я видел Херду в воскресенье и не сомневаюсь, что только страх перед виселицей заставлял ее продолжать играть роль. Было достаточно легко перетащить Хенка--весил он не так много, а вы обратили внимание на ее крепкие
запястья. Я видел, как маленькие женщины раздевали мертвецки пьяных мужчин и укладывали их в кровать. Херде предстояло совершить обратное. В ее распоряжении было добрых десять минут. Одежда лежала наготове--даже запонки были вставлены в манжеты.
Ей, должно быть, казалось, что самое худшее будет вытаскивать мужа на площадку. Она прислонила его к перилам, которые поддерживали перегнувшееся через них тело. Но это оказалось далеко не самым худшим!
Боугарт задумчиво посмотрел на двух собеседников.
--Дальше начались эти крики. Каждый, кто их слышал, был почти парализован. Они казались нечеловеческими. Херда стояла в дверях своей комнаты, продолжая кричать как безумная. И она не притворялась. После кошмарных усилий избежать виселицы, прежде чем закрыть дверь, она
посмотрела на тело у перил и увидела, что оно двигается!
Заметьте, молодой человек, что ни один независимый свидетель не видел, как Хенк Мюнстер стоит на своих ногах--включая вас, а ведь вы выбежали на площадку почти сразу,
как только женщина начала кричать. Не было никаких признаков «шатания и приплясывания», которые она нафантазировала, чтобы защитить себя. Вы видели Хенка перегнувшимся через перила, положившим руку на стойку, каким она его оставила. Но вы тоже видели, как он шевелится.
По вашим словам, его тело дернулось, а рука взметнулась вверх. Он безвольно висел на перилах, однако умудрялся шевелить спиной и рукой. Характерные симптомы, не так ли?
Боугарт повернулся к ван дер Колку.
--Док объяснит тебе, Ганс, что существует только одна форма смерти, при которой человек может быть объявлен мертвым, так как его сердце остановилось, и, тем не менее, проявлять признаки жизни еще несколько минут. Это смерть от электрошока. Об этом стало известно, когда в Америке начали казнить
преступников на электрическом стуле. Когда человек получает один смертельный удар током, можно добиться проявления признаков жизни с помощью искусственного дыхания. Я говорю: признаков жизни. Никакое искусственное дыхание не заставит остановившееся сердце долго биться вновь. Но можно получить те же признаки, какие проявлял Мюнстер на глазах у Роджера. А почему? Потому что Херда Мюнстер, сама того не зная, только что сделала
мужу интенсивное искусственное дыхание, одевая его.
В конце этой адской работы, прижав его к перилам, она вдохнула в него искру жизни. Роджер же уловил момент, когда искра погасла, и, естественно, счел это подлинным временем смерти. Кто может его порицать? Кто бы заподозрил временное оживление от электрошока в случае с человеком, который,
согласно всем свидетельствам, просто упал и умер на лестничной площадке своего дома? Это было нечто вроде второй смерти, которая спутала все, касающееся времени, места и причины смерти подлинной, направив нас по ложному
пути. Я не доверяю этому молодому человеку как детективу, но доверяю как врачу, а в живых не осталось никого, кто видел, что произошло на самом деле.
--Благодарю вас,--сказал де Грот.
Он вспоминал Херду в ее спальне после смерти мужа--ее искреннюю ошеломленность, частый пульс ... Теперь ее слова: «Но он не мог умереть! Я видела..»  можно было интерпретировать по-другому: «Bы должны знать. Ведь вы врач, Bepно?»
Да, де Грот понимал ее чувства--презрение к себе и страх, удерживающий ее от немедленного признания.
--Вы так же легко можете представить себе ее состояние,--сухо продолжал Боугарт,--когда Смит хладнокровно заявил всем, что убил Хенка Мюнстера с помощью телесилы. Это объясняет, почему она внезапно набросилась на Сита, называя его шарлатаном и мошенником. Он утверждал, что устранил бесполезного члена общества, и
строил на этом свою репутацию, а ей остался только труп. Херда больше всего на свете хотела разоблачить Смита и бросила ему вызов, как мы ни старались ее удержать. Но беда в том, что она не могла сказать правду.
Конечно, женщина не была убийцей. Она была
вполне достойной женщиной, хотя и пыталась спасти собственную шкуру. После несчастного случая Херда спрятала мокрый перегоревший нагреватель в гардероб, а на следующий день заменила его одним из множества других нагревателей, имеющихся в доме. Она также спрятала альбом для
вырезок, увидев, как Роджер смотрит на него после того, как не обнаружил никакого нагревателя в ванной. Здесь мы оставим мифрау Мюнстер и перейдем к не слишком аппетитной фигуре настоящего убийцы--единственного убийцы во всем деле.
Я имею в виду Хеа Саутера, чья мачеха получала только пожизненно проценты с состояния Джо Саутела, которое после ее смерти должно было перейти к Хеа.
Старший инспектор ван дер Колк оторвал взгляд от записной книжки. Боугарт откинулся на спинку вращающегося стула позади широкого письменного стола с низко опущенной настольной лампой, прикрывая глаза ладонью от света и шум- но затягиваясь. Но де Грот чувствовал, что
маленькие проницательные глазки наблюдают за ним из-под ладони.
--Нет,--снова заговорил Боугарт,--она мне не нравилась и была достаточно умна, чтобы это заметить. Я знал ее отца, но в ней текла дурная кровь, хотя я не мог сказать вам это, Роджер, иначе бы вы вцепились мне в горло за то, что я пре-
следую бедную, ни в чем не повинную девушку. Вы не влюбились в нее, хотя она изо всех сил пыталась соблазнить вас, потому что вы могли оказаться полезным. Я рад, что этого не произошло, так как готов держать пари, что ее жестоко осудят.
Не надо вздрагивать, Роджер. Это неприятно, но ее тоже приятной не назовешь. На вашем месте я бы отнесся к этому как к горькому опыту и не сообщал подробностей Мине Лоуренс, когда она вернется в июне. Вы слышали, как говорила дочка Джо Саутела в комнате мачехи, чувствуя себя в безопасности, поэтому мне незачем описывать вам ее ха-
рактер--сильный, практический ум плюс заторможенное эмоциональное развитие. Она умела быстро ориентироваться в ситуации. Дик Смит был искренне убежден, что убил Хенка Мюнстера и что обладает могуществом, пугавшим даже его самого. Она поняла, как обратить это себе во благо.
Боугарт сердито нахмурился.
--А теперь позвольте рассказать вам о моем участии. Вы двое втянули меня в это дело в воскресенье во второй половине дня. Я приехал в надежде на отдых, терзаемый тревогой из-за перспективы оказаться в парламенте, и что
я обнаружил? Сумасшедший дом! Вы оба несли какую-то ахинею о людях, убивающих других людей волнами мысли. Мифрау Мюнстер на коленях и со слезами на глазах умоляла меня разоблачить Смита и одновременно лгала мне, не переставая. Что я мог подумать? Что любой подумал бы на моем месте? Я согласился с Гансом, что если убийство имело мес- то, то его совершила сама мифрау Мюнстер. Я заявил, что она в такой же безопасности, как если бы лежала упакованной в вату в сейфе Банка Нидерландов, и все еще считаю, что имел право так говорить.
Но меня беспокоил Смит. И если мифрау Мюнстер действительно убила своего мужа, то я не мог понять, как она это сделала. Я только знал, что в деле каким-то образом замешана ванная. Все следы-- в том числе пятна воска--вели туда. Мифрау Мюнстер  солгала насчет времени, ког- да ее муж принимал ванну. Роджер подробно описал состояние ванной после смерти Хенка, заявив, что там не было электронагревателя, но в воскресенье я собственными
глазами видел в ванной здоровенный, крашенный под бронзу нагреватель, и казалось нелепым, что человек, который постоянно мерз, не держал нагреватель там, где он мог больше всего ему понадобиться.
Но я никак не мог опровергнуть клятвенное утверждение доктора, что Мюнстер умер на лестничной площадке. Только поздно вечером в воскресенье, когда я, вернувшись домой, сидел и думал, мне пришло в голову, что кому-то понадоби-лись горящие свечи в ванной, так как электрический свет отключился, потому что кто-то уронил в ванну исчезнувший нагреватель. Это объясняло оживший труп и расширенные зрачки.
Все выглядело так, будто Смит состоял в сговоре с мифрау Мюнстер--первый отвлекал остальных телесилой, а вторая выполняла настоящую работу. Я лег спать, мечтая о том, что сделаю с ними обоими, а проснувшись, узнал, что мифрау Мюнстер мертва, а у Смита снова железное алиби, и едва не спятил. История с телесилой вызвала международный скандал. Я был так занят, что смог получить подробный отчет о смерти мифрау Мюнстер только во вторник за ленчем. Услышав вас обоих, я понял, что был прав, так как, во-первых, свечи зажигали снова, а во-вторых, Роджер, сидя в гостиной, обратил внимание на продолжительный звук струящейся воды,
которая явно текла не из фонтана в оранжерее.
Де Грот мрачно кивнул.
--Понимаю. Это была вода, наполняющая ванну.
--Нет, Роджер, это была вода, вытекающая из ванны,--отозвался Боугарт.--Ванну легко наполнить практически бесшумно, как и хотел убийца. Нужно только делать это медленно. Едва ли вы услышали сквозь эти толстые стены, как наполняется ванна. Но чего нельзя избежать, так это вибрирующего звука, издаваемого водой, которая вытекает в
водопроводную трубу, когда ванну опустошают. Поэтому вы его услышали. И поэтому становилось очевидным, что убийца—Хеа Саутела.
Старший инспектор выпрямился на стуле
-- Погоди, Винцент! Этого я не понимаю.
--Неужели? Тогда рассмотрим другое доказательство. Что сообщил нам де Грот о воскресном вечере в Хаюменде? Он дал мифрау Мюнстер таблетку снотворного, уложил ее
в постель и спустился на первый этаж около двадцати минут одиннадцатого. Незадолго до половины одиннадцатого он услышал звук текущей воды и, обернувшись, увидел «астральную проекцию» Смита, смотрящую на него из оранжереи. Де Грот обыскал оранжерею—безрезультатно--и помчался наверх убедиться, что с мифрау Мюнстер все в порядке. Она мирно спала.
Но в таком случае когда же женщина умерла? Ибо в течение пятнадцати минут после этого Роджер сидел на лестнице менее чем в восьми метрах от двери в полной тишине. Если ты собираешься заявить, Ганс, что в течение этих пятнадцати минут убийца втащил в ванную наполовину усыпленную
женщину, которая наверняка бы проснулась, бросил ее в ванную, швырнув туда же нагреватель, что наверняка издало бы громкий стук и всплеск, потом одел ее, притащил назад и снова уложил в кровать, а человек, находившийся на расстоянии восьми метров от двери, не слышал ни звука, то я, в свою очередь, издам звук, притом весьма невежливый.
То же самое я сделаю, если вы скажете, что все это случилось в течение двух минут, когда Роджер внизу говорил по телефону. Нет. Учитывая то, что вода вытекала из ванны незадолго до половины одиннадцатого, это может означать только одно. Херда Мюнстер была мертва до половины одиннадцатого. Но в половине одиннадцатого Роджер застал в кровати живую, спокойно дышащую женщину. Правда, по его словам, он не включал свет, уходя, оставил Херду Мюнстер с головой, прикрытой подушкой, И в плотном халате, который был ей великоват. Но живая женщина в темной комнате не
могла быть мифрау Мюнстер. А если это была не она, пораскиньте мозгами и спросите себя, кто это мог быть.
Ван дер Колк и де Грот ошеломленно уставились друг на друга, а Боугарт кивнул.
--Разумеется, это была дочка Джо Саутела. Она только притворялась, что собирается сесть в поезд, когда мы высадили ее у станции. Уже в субботу она знала, что рано или поздно мифрау Мюнстер бросит вызов Смиту, знала, когда это должно произойти, и убедила легко внушаемого Смита, когда именно ему следует нанести очередной удар «телесилой». Хеа потихоньку вернулась в Хаюменде--времени у нее было более чем достаточно. Она знала, что, кроме мифрау Мюнстер, в доме находится только де Грот, и не сомневалась, что, если он увидит ее, ей удастся как-нибудь уговорить его помалкивать об этом.
Хеа вошла в дом через наружную лестницу, ведущую на балкон комнаты Хенка Мюнстера. Ей оставалось только взять один из многочисленных электронагревателей на неиспользуемом верхнем этаже, спрятаться там и ждать нужного момента. Де Грот едва ли стал бы сидеть всю ночь рядом с мифрау Мюнстер.
Бедная женщина была одурманена лишь наполовину и попыталась сопротивляться, но дочка Джо Саутела быстро с ней справилась--вы ведь видели, как она обошлась с мачехой. Все шло как по маслу вплоть до убийства. Хеа вытащила жертву из ванны, вытерла ее досуха и надела на нее халат, когда внезапно кое-что осознала. До сих пор она не
издавала ни звука, который мог бы ее выдать, но как быть с вытекающей из ванны водой, журчание которой почти наверняка слышно на первом этаже?
Это требовалось срочно проверить. Спустившись по главной лестнице в кухню, Хеа прошла в оранжерею и заглянула в столовую в качестве астральной проекции Смита... Как это было сделано, сейчас не имеет значения!--Боугарт неспешно поднял руку.--Она вовсе не хотела, чтобы лицо Смита увидели--во всяком случае, тогда. Но его увидели. Де Грот не обратил особого внимания на текущую воду, но подпрыгнул при виде лица за дверью. Хеа поняла, что должна действовать быстро.
Роджер, несомненно, поднимется наверх проверить, все ли в порядке с мифрау Мюнстер, и, если обнаружит ее мертвой, игра будет проиграна. Свое присутствие в доме Хеа могла бы
каким-то образом объяснить. Но она повсюду оставила свои «аксессуары»--свечи и лишний электронагреватель в ванной, все еще мокрую ванну и перегоревшие пробки. Если тело найдут, прежде чем она избавится от улик, миф о телесиле лопнет раз и навсегда.
Хеа справилась и с этим. Она не издала ни звука -- вы сами видели, какая у нее легкая походка, и я бьюсь об заклад, что на ногах у нее были тогда только чулки. Когда де Грот увидел ее через дверь оранжереи, она подбежала к окну, открыла его, вылезла и оказалась наверху посредством наруж-
ной лестницы и балкона, покуда Роджер обыскивал оранжерею. Затолкав под кровать тело Херды Мюнстер, она надела халат и улеглась в постель, спрятав голову под подушку, как Херда всегда делала во сне.
Де Грот не смог бы включить свет, даже если бы захотел, так как пробки перегорели. Но, убедившись, что женщина жива, он едва ли стал бы продолжать обследование и заглядывать в ванную. Так и получилось. Когда Роджер сидел на лестнице, Хеа продолжала лежать в постели. Она наслаждалась процессом--это стимулировало ее. Услышав, как он спускается вниз, Хеа снова уложила Херду Мюнстер в кровать и исправила электричество с помощью запасной пробки, что заняло пару минут.
Потом она открыла дверь ванной, которую запер де Грот, скользнула внутрь, закрыла дверь изнутри и уничтожила все улики. То, что происходило после, требовало немалой дерзости. Но этого качества Хеа хватало с избытком--вы могли это понять по ругани, которую она обрушила на нас, когда мы схватили ее в квартире мачехи ...
--Это не важно,--быстро прервал его де Грот.
--Продолжай, Винцент--сказал ван дер Колк.-- Думаю, я знаю, что вы имеете в виду.
--Девушка провела в доме всю ночь. В суматохе после обнаружения тела мифрау Мюнстер Роджер не мог находиться всюду одновременно. Он должен был позвонить в полицию, которая едва ли прибыла бы до утра. Наконец ему нужно было хоть немного поспать. Поэтому Хеа успела устранить все маленькие упущения. В какой-то момент она проскользнула в оставленную открытой спальню мифрау Мюнстер  и заперла дверь в ванную со стороны комнаты. В другой раз она вернула сгоревший нагреватель в неис-
пользуемое помещение на верхнем этаже. Эта игра в прятки ей только нравилась. На рассвете, в половине шестого, Хеа потихоньку вышла нз дома со своим аккуратным маленьким саквояжем, прошла пешком по дороге, успела на ранний автобус до Меппела  и на ранний поезд в Амстердам, после чего появилась на работе, свежая и исполненная достоинства, как кошка, вернувшаяся с ночной прогулки по крышам, или святая в своей нише.
Ко вторнику мне стали ясны ее характер и роль в деле. Но Смит все еще маячил на заднем плане, загадочный и неуловимый. Действовал ли он заодно с Хеа? Все, казалось, указывало на это. Тем не менее, я не мог этому поверить. Когда я сидел в понеделъник вечером в «Краснопольском», глядя на Смита, у меня возникли кое-какие смутные идеи насчет него. Существует такая вещь, как психологическая убедительность, ребята, и гореть мне в аду, если я мог
видеть в Смите кого-то, кроме парня, который искренне верит в то, что говорит. Ты чувствовал это, Ганс, и вы тоже, Роджер. Достаточно было побеседовать со Смитом пять минут, чтобы выбросить из головы мысль, будто он участвует в каком-то заговоре. Я неоднократно повторял вам, что Смит-- одинокий волк. Я также говорил вам, что,
по-своему, он абсолютно честен.
Еще до того, как я толком познакомился с ним, у меня возникла мысль о его африканском происхождении, когда я заметил маленькие голубоватые полумесяцы у основания его ногтей. Тем больше причин было стремиться выяснить, что
им движет. Мне нужно было сломить Смита, а единственный способ сделать это мифрау Мюнстер предложила мне в воскресенье--запереть его на пару месяцев в тюремную камеру. В свою очередь, единственным способом этого добиться было поднять шумиху, которая заставила бы среднего
голландца потребовать: «К черту здравый смысл--запихните его в каталажку!». Поэтому немолодой хитрец,--объяснил Боугарт, потирая руки с видом довольного упыря,--начал хитрить снова. Я отнюдь не спятил, Ганс.
Вся правда открылась мне во вторник, когда мы трое сидели за ленчем с Хеа Саутела и Смитом. Я не сомневался, что дочка Джо Саутела вела свою игру, из которой Смит не извлекает никакой практической выгоды. Но работают они вместе или нет, зачем дочке Джо Саутела было убивать мифрау Мюнстер? Ведь не для того же, чтобы укрепить веру в теле-
силу?
Вы знаете ответ. Мифрау Мюнстер могла разоблачить Смита. Более того, она бы это сделала. Несколько раз Херда была на грани того, чтобы расколоться--вы сами это видели. Если бы умер кто-то еще и Смит вторично объявил бы себя убийцей, она бы наверняка испортила его триумф. Поэтому Хеа должна была убить ее, дабы этот триумф состоялся. Имя подлинной предполагаемой жертвы, мифрау Магды Саутела, было столь же очевидным, как если бы
кто-то произнес его вслух за столом. Помните, как решительно Хеа оборвала разговор, когда Ганс начал задавать вопросы о возможной жертве и возбужденный Смит был в двух шагах от того, чтобы назвать ее ему? Я все понял. Я нашел мифрау Филькинштейн.
«Теперь оба у нас в руках!»--с торжеством думал я. Пускай Смит отправляется в Париж и произносит речь. Пускай девушка снова попробует воспользоваться телесилой--когда она сделает это, мы поймаем ее на месте преступления  с уликами, которые не могли раздобыть иным способом. При
этом Смита не следует допускать на дознание--позволим честному жюри вынести обвиняющий его вердикт, арестуем его, как только он произнесет свою речь, запрем в камеру и заставим сказать правду. Но ...
--Я вмешался и бросил вызов Смиту,-- пробормотал де Грот.
--Я был готов убить вас за это собственными руками, Роджер! И Хеа, безусловно, тоже. Весь ее замысел лопнул бы с треском, если бы Смит встал и объявил: «Де Грот умрет!». Как я говорил вам, она прилагала все усилия, чтобы удержать его, поскольку атмосфера за столом была явно этим чревата. Я надеялся, что ей удастся этого не допустить. Если бы
Смит заявил, что де Грот умрёт, а Роджер остался бы
жив, мы могли бы разоблачить пугало телесилы, но это не помогло бы нам поймать настоящего убийцу.
Поскольку мои надежды таяли, я должен был продумать другую линию атаки. Прежде всего, поскольку я был убежден, что для убийства воспользовались электронагревателем, найти какие-
то доказательства этого. Сам сгоревший нагреватель не годился для такой цели--я не мог взмахнуть им и объявить: «Смотрите! Нагреватель не работает-- значит, его использовали для убийства!». Альбом для вырезок был лучшей зацепкой. Я мог поклясться, что мифрау Мюнстер спрятала его и что дочка Джо Саутела ничего о нем не знала--как вы слы-
шали, она собирала нужные сведения благодаря разговорам Херды Мюнстер во сне. Когда я думал об электричестве в целом, мне пришла в голову мысль о коробке с пробками в качестве подходящего тайника.
Но в таком случае Хеа Саутела должна была знать об альбоме. Она действительно знала о нем и оставила его в тайнике, так как он не мог ее выдать
и, как я с сожалением признаю, оказался бесполезным для нас. Оставалась вторая линия атаки: добиться ареста Смита с помощью присяжных на дознании. Но обвинительный вердикт следовало вынести в его отсутствие, чтобы он не был арестован до парижской речи.
Нам нужно было не допустить появления Смита на дознании--он мог попытаться проникнуть туда, даже зная, что его не пропустят. В этом случае нам пришлось бы сразу же арестовать его, и это было бы скверно. Весь смысл дознания за закрытыми дверями заключался в том, что в случае нужного нам вердикта до Хеа Саутела не дошло бы, что Смита арестовали или собираются арестовать. Мы могли бы скрывать это от прессы и даже задержать присяжных
вплоть до того, пока секрепюсть не утратит смысл. Ну, Смит посетил дознание. И мы получили вердикт,
на который надеялись. Сначала Смит пришел в ярость, но потом скис. Мы с Гансом отвели его в маленькую комнатку ...
--Куда меня не допустили,--сердито напомнил де Грот.
--Конечно. Привлекать к этому вас было слишко опасно. Вы бы не поверили никаким доказательствам против этой девушки, пока не увидели бы её за работой. Мы вытянули правду из Смита, хотя это было нелегко. Я объяснил ему, что устроил всё сам, и пообещал вытащить его из тюрьмы, если он скажет правду. Смит поверил мне. Он поведал нам свою биографию—телесила была всего лишь фетишизмом его дедушки из племени банту.
Теперь я перехожу к деликатному моменту и хочу, чтобы вы его поняли. С научной точки зрения даже чтение мыслей, демонстрируемое Смитом, было шарлатанством. Оно основывалось на информации, полученной заранее или незаметно приобретённой у самого объекта эксперимента. Например, Смит многое узнал о Гансе от начальникак полиции в Мендо, который был с ним знаком. Но всё дело в том, что сам Смит не считал это шарлатанством. Он действительно обладает необычайно проницательным умом и способностью «читать мысли» по внешнему облику и поведению людей, как это делают «чтецы мыслей». Смит может определить, думают они о серьёзных вещах или о пустяках и о каких именно. Вкупе с имеющейся у него информацией это даёт ему все нужные сведения об объекте.
Он говорил нам, что заставил вас буквально подпригнуть, угадав, что вы думакете о бюсте  в университете. Но вы однажды сказали де Буру, что всегда сосредотачиваетесь на этом бюсте, когда хотите избавиться от погстогронних мыслей. Ник передао это Смиту. Вероятно, вы напрочь об этом забыли. Но Смит, правильно определив, что вы стараетесь ни о чем не думать, произвел выстрел наугад и попал в яблочко. Думаю, таким образом он до смерти пугал  многих.Но беда в том, что Смит постепенно убедил себя, будто этот дар, которым обладают даже дети и слабоумные, является величайшей научной силой.
Ему казалось, что эта сила имеет те же корни, что и колдовство банту. Когда он, теряя  голову, впадал в первобытное состояние, насылал на кого-то чары банту и этот человек умирал, он считал, что преодолел последнее препятствие. Таков был тип, которого мне требовалось расколоть, чей секрет я должен был узнать. Я медленно и подробно объяснил ему, как умерли Хенк и Херда Мюнстер. Смит не поверил мне и какое-то время вел себя как безумный--особенно когда я сообщил ему, что собой в действительности
представляет Хеа Саутела.
Очевидно, его врожденная проницательность в отношении этой девушки дала сбой--любовь к ней сделала его слепым, глухим и немым. Смит
признал, что в тот вечер собирался испробовать своё «могущество» на Магде Саутела. Докопавшись до самых корней тайны, которая была столь же опасной, как ядовитый спрей для насекомых, я понял, что мы выиграли.  «Хорошо,--сказал я.--Вы не верите, что эта девушка вас дурачит. Вы не верите, что она убьет эту женщину обычным электрическим током. Ладно, помогите нам и убедитесь в этом сами. Отправляйтесь в Париж и произносите вашу речь--я все устрою. А потом наблюдайте за происходящим».
Смит согласился. Он поехал в аэропорт вместе с полицейским в штатском, и о его аресте не просочилось ни слова, поскольку репортеры видели, как он, бледный и свободный, садится в самолет. Только это мне и было нужно. я хотел,
чтобы Смит убрался из страны, ничего не сообщив девушке. Но я знал, что он не сможет выступить по радио. Его гордость жестоко пострадала, и он плакал как ребенок.
Вы знаете, что случилось потом. Смит прилетел в Париж, но не смог пребывать в неизвестности относительно Хеа. Он сбежал от нашего полицейского и исчез. Прежде чем удалось напасть на его след, Смит уже летел назад в Амстердам, чтобы все видеть самому и лишиться последних сомнений.
Ван дер Колк тяжко вздохнул.
--Ты предвидел, что он может это сделать. Должен признаться, я не очень удивился, увидев его на балконе, когда мы готовились прищучить молодую девушку с солидной помощью ее мачехи.
--Зато это удивило меня,--с горечью сказал де Грот.--Когда я обернулся и увидел Смита, поднимающегося на балкон, то подумал, что он охотится за мной. Вы знали, что у него был нож?
--Знал,--мрачно ответил старший инспектор.--Потому и держал его за обе руки. Но нож предназначался не для вас, а для мифрау Саутела. Он собирался свести с ней счеты--хныкал как младенец и все же хотел до нее добраться! Я не испытываю особой жалости к этому господину, Винцент,
хотя вы, кажется, ему сочувствуете.
-- Ну-ну, Ганс! Смит пытался повелевать всеми нами, а сам, по собственному признанию, время от времени возвращался к своему племени и царствовал над ним в туземной хижине. А чего
стоят резиновые маски!
--Резиновые маски?--переспросил де Грот.
Боугарт почесал затылок с виноватым видом.
--Точная копия его лица, изготовленная из раскрашенной резины. Маска африканских колдунов, Роджер,--объяснил он.--Она больше обычного лица и может растягиваться, что делает физиономию куда более жуткой, чем в дейстительности. Знаете, что это за разновидность фетишизма? Сейчас слишком поздняя ночь или слишком раннее утро,
чтобы сравнивать религии, но принципы африканской магии те же, что и у колдовских ересей европейского Средневековья. Угу. Водуа, или Бедные Ломбардцы, были сектой ХI века, от которой мы получили слово «вуду».
Херда Мюнстер говорила вам, не так ли, что Смит выходил из себя, когда профессор на корабле называл его мсье Водуа? У него была пара фетишистских масок, одну из которых выпросила или
украла малютка Хеа. Она пригодилась бы ей в случае необходимости изобразить «астральную проекцирю» Смита.
Небо за окнами становилось серым. Ван дер Колк поднял почти нетронутый стакан, залпом осушил его и усмехнулся.
--Забавно!--промолвил он, хлопнув себя по бедру.
Боугарт посмотрел на него поверх очков.
--Что же тут забавного, Ганс?
--Я как раз думал, Винцент, о господине в поезде,
который хотел поместить Смита в оцинкованный ящик,
как трубку с радием. Телесила! Луч смерти, уничтожающий бомбардировщики в воздухе! Многие стали паниковать--и все из-за брошенного в ванну электронагревателя.
-- Тебе это кажется забавным?
--А тебе?
--Мне--нет,--сказал Боугарт.--Почему, ты думаешь, мы допустили всю эту суету?
--Что ты имеете в виду?
--Чтобы преподать людям моральный урок, имея в виду, что сегодня угроза телесилы превратится в ничто и вся псевдонаучная чепуха получит заслуженный пинок под зад. Когда в следующий раз паникеры начнут бегать от дома к дому и рассказывать о супербомбе, которая упадет с вражеского самолета и сотрет с лица земли целую провинцию или превра-
тит Амстердам в сплошное облако ядовитого газа, люди обернутся на свои сады, с усмешкой скажут «телесила» и успокоятся.
Мы знаем, что делаем.--Боугарт указал рукой в сторону Большой площади.--Не позволяйте паникерам запугивать вас.  Когда услышите о суперсамолетах, су-
пергазах и нашей суперслабости, вспомните отелесиле. Тенденция всему верить превращает лица в резиновые маски, которые, растягиваясь, становятся куда страшнее, чем есть в действительности. Большая часть всего этого--вуду,  а здесь для вуду никогда не было много места.
Поднявшись, он фыркнул, подошел к окну, где пока еще робкий дневной свет упал ему на голову и квадратный подбородок, и посмотрел через реку на панораму Амстердама.
--И что получили вы, Винцент Боугарт?—спросил Роджер де Грот.
--Я.—Боугарт расправил плечи и открыл портсигар.—Многое, но не совсем то, что хотел. Я чувствую, что в Министерстве у меня появились недоброжелатели. В чём причина—я не знаю? Очевидно в моих способностях. На днях я отправляюсь в Нью-Йорк на какую-то полумифическую конференцию. А теперь, господа хорошие, у меня много работы. Ван дер Колк и Де Грот попрощались и не заметили печального взгляда Боугарта.