Владимир Шуля-Табиб
ДВА ШАГА ПО ДОРОГЕ В АД
День Победы по семейной традиции мы с отцом встречали вместе. Впрочем, так
было не всегда.
Батя - инвалид Второй Мировой и раньше всегда праздновал в компании таких же
ветеранов, как и он сам. Чаще всего - в Минске. Тогда, ещ; до эмиграции. Там у него была
компания друзей - журналисты, актеры, писатели, но в прошлом все они были вояки: Петр
горел в танке, остался без ноги, Гриша - артиллерист, Борис - сап;р, покалеченный при
наведении понтонной переправы где-то в Белоруссии, то ли на Соже, то ли на Проне. Ну и
он, батя, десантник. Как он сам шутил: “ Широкий специалист одноразового пользования”.
Как-то раз он взял с собой меня, я только что прилетел в отпуск из Афгана. Служил
я в десантно-штурмовой бригаде командиром роты, имел медаль “ За отвагу” и л;гкое
ранение, даже не ранение, а так, царапину. В отцовской компании о такой и говорить-то
неловко.
Зато по званию я был старше всех: старший лейтенант. Гриша был лейтенантом, командиром взвода. Командовал и батареей, аж целый день! Комбат погиб, Гриша взял
командование на себя -больше в батарее живых офицеров не было. Но утвердить на новой
должности не успели: в тот же день был он тяжело ранен и назад уже не вернулся -
списали подчистую. Остальные остались сержантами или рядовыми.
- Привет честной компании! Вот, прив;л вам своего отпрыска, знакомьтесь. Этогo вьюноша зовут Яша, - батя преувеличенно церемонно раскланялся и ткнул пальцем в мою
сторону .
- Ветеран? - весело вскинул брови П;тр.
- Мой пацан только из Афгана, мы прямо из аэропорта.
- Пацан? - Гриша с укоризной поглядел на старого, ещ; довоенного дружка. - Что-то
ты, Сашок, напутал. На войну часто посылают пацанов, это правда. Но с войны пацанами
не возвращаются! Не бывает такого. Тебе , когда ты пришкандыбал на костылях в сорок
третьем, было двадцать, так ведь? Но ты был старше сегодняшних сорокалетних! А ему
сколько? Двадцать семь? Он, говоришь, провоевал полтора года? Ротным в десанте? Саша, он - старик, такой же, как и мы. Садись, мужик, не слушай этого старпера!
С тех пор мы всегда праздновали вместе. Там, дома, в компании батиных друзей. И с
каждым годом их, друзей, становилось все меньще и меньше.
А здесь, в Америке, праздник этот мы отмечали почти всегда вдво;м. Батя с местными
ветеранами не сош;лся, а я ни одного афганца не встретил.
В этот день стол накрывался так, как любил отец: вар;ная картошка, селедка, огурцы, сало, колбаса. Никаких сациви - кучмачи, никакого плова, то есть ничего из того, что любил
и умел готовить я. И, конечно же водка, а не шотландское виски, не джин или текила. И
пить - до дна. Половинить или прихл;бывать отец не любил. Я морщился, но терпел: этот
праздник - батин, это - его победа, ему и сдавать.
В моей войне победы не было.
После второй язык развязывался, начинались воспоминания, обсуждения.
.
...-.Нет, ты погоди, батя! Я тоже не поклонник трибуналов, это не суд, это - судилище!
Законом там и не пахнет! Но у войны свои законы. И нет времени и возможностей
приглашать судей, адвокатов, отбирать присяжных и т.д. А судить - надо! Ну, в моей войне
отправляли в Союз и там уж... Но даже это плохо: РЕЗУЛЬТАТ НЕИЗВЕСТЕН, просто исчез
человек - и вс;. А так - на месте, показательным судом, чтобы все видели!
- Да уж! Наши трибуналы насудили... Не дай тебе бог даже знать про вс; это
- Да ладно, пап, знаю я, читал! Но я имею в виду не тех, кто из окружения там или из
плена бежал, а их свои - к стенке. Но были же и марод;ры, и насильники, и предатели, и
трусы! Да что тебе говорить - мало ли дерьма на войне... Таких и самому приговорить бы не
грех!
- Не грех, говоришь? - Отец задумался, налил по стопке. - Давай помянем тех, кто
погиб не героем. Не просто помер, а именно погиб. – Выпил и продолжил.
- Я тебе говорил как-то, что летом сорок второго года был Западном фронте. На
нашем участке фронт стоял уже давно, с самой весны никаких действий. А я, напомню, в
дивизионной разведке служил. И вот как-то приказ: срочно "язык" нужен, причем
непременно офицер. А это ж на второй линии обороны, там у них все блиндажи. Мы с
НП, пялясь в стереотрубу с двадцатикратным приближением, давно уже засекли два
офицерских блиндажа: связной там несколько раз нарисовался. Сначала все шло как по
маслу: и маршрут командир рассчитал точно, и в колючке проход сделали без шума, и
группа захвата - трое - сработала четко: дылда-офицер вышел помочиться, тут его легонечко
по темячку, выволокли из траншеи, закатали в плащпалатку и тихо доволокли до нас, группы
поддержки, мы у самого прохода их дожидались. Немцы спокойны, лениво пуляют
осветительные ракеты, но на том кочковатом лужке мы в камуфляже почти незаметны, кочки
и кочки. Помалу ползем, волокем добычу, уже вроде и немного осталось, метров пятьдесят
всего, и тут немцы очухались - ракеты , ракеты, не успеет одна погаснуть, уже две новых, светло, как днем, сразу с двух концов пулеметы перекрестным огнем чешут, пока вроде
неприцельно - лежим, замерли, авось пронесет. Дождались, когда немного поутихло - и
рывком вперед. Двое все же остались лежать. Немца уже в траншее распеленали, а он весь
в кровище, ранен серьезно, сам идти не может. Пока его в штаб дотащили, он и кончился. И
весь толк той ночи: двоих потеряли, а "языка" нет! Значит, завтра-послезавтра снова идти, а
у них уже ушки на макушке, ночные дозоры усилят вдвое...
На улице взревела сирена. Я выглянул в окно: одна за другой проскочили полицейская
машина, за ней - пожарная, потом - “ Скорая”.
- Знаешь, батя, я после Афгана долго не мог привыкнуть, что кто-то может умереть
просто от болезни. Не от пули, не от осколка, не от ножа - от какого-то паршивого инфаркта!
- А у Валюшека Тараса есть такой рассказ - "Необыкновенная смерть"! Не помнишь?
- Кажется, не читал, извини.
- Да ладно, чего там! Да, так вот, доложились мы, майор Фурсов, начальник разведки, умница, выругался с досады и отпустил отдыхать. А особист пристал: кого именно
обнаружили, кто именно не вовремя задницу от земли оторвал, и не специально ли, и не сам
ли тот скрытый вражина под шумок и немца пленного пристрелил. А прицепился он ко мне и
лейтенанту, мы были старшими в той группе, с нас и спрос.
Мы злые. как черти, едва на ногах стоим, а тут еще этот лезет со своими идиотскими
вопросиками, очень уж хочется ему отличиться - найти , изобличить, схватить тайного
шпи;на. И орденок себе схлопотать.
- Ну, так кто же? Кто? Молчишь, лейтенант?.. Ну, а ты, сержант, тоже не заметил?
- Заметил, товарищ капитан! - не сдержался я. - Коновницын из третьего взвода, он
вроде первым стал подниматься.
- Ну что ж, побеседуем с этим Коновницыным, - пообещал особист. -Твоего взвода
солдат?
- Моего, - ответил лейтенант. - Только беседовать с вами он не станет - убит!
- Убит? - особист повернулся ко мне. - Так чего ж ты мне голову морочишь?
- Никак нет, товарищ капитан! Вы спросили, кто первым обнаружил себя, я ответил.
Его обнаружили, ему же и первая пуля! Заодно и сержанту Самохе, и тому немцу, которого
он же и взял!
Особист хмуро оглядел нас, усмехнулся и кивком отпустил.
И вот после всех этих милых разговоров топаем мы с лейтенантом домой, в нашу
родную земляночку. Вот придем, нальет нам старшина по двойной норме - по 200 грамм, значит, банку американской свиной тушенки выставит, и спать, спать, авось, до вечера не
тронут. Размечтался.
Вдруг слышим: бах! бах!- два одиночных выстрела винтовочных. Потом еще один.
Слева, в лесопосадке. Но здесь же никто не может стрелять, нет же тут ничего, что-то здесь
нечисто. Не сговариваясь, сорвали с плеч автоматы и туда. А там, оказывается, самострелы!
Один в старую воронку залез, сам спрятался, руку выставил, другой в руку палит шагов
примерно с пяти, чтоб ожога на руке не было, а то медики враз разоблачат. А тут мы -
только из боя, только-только сами едва от смерти ушли, двоих хлопцев потеряли, а эти гады
отвертеться хотят!
Лейтенант оскалился, полоснул их очередью, я второй, так они навек и остались в той
лесопосадке. Кто были эти двое, откуда, из какой части, мы не стали доискиваться, просто
расстреляли и ушли. Такая была злость на всех, кто от войны хочет увильнуть, мы-то не
увиливали - а вот хрен вам!
Расстреляли и на следующий день забыли о них - хватало и других забот, и других
смертей. А через годы после войны откуда-то выплыло, вспомнилось до мелочей. Ну, конечно, сукины дети они были, эти парни, только вот почему я взял на себя роль высшего
судии, кто мне такое право дал? Никто. Сдали бы их тому же особисту, впаял бы им
трибунал по десятке - авось, и уцелели бы, и жили еще сколько-то. А мы их...И не дает мне
покоя та память. Палачи мне всегда были омерзительны, а чем я лучше, чем?
- Батя! А ведь тебя там тоже запросто могли убить, так? И их - могли. То есть война
предоставляет всем одинаковый шанс сдохнуть. А они хотели - чтобы только тебе. И таким, как ты. В их глазах - честным идиотам. И даже если они так не думали, даже если просто
струсили - бывает. Но почему ты должен был погибнуть вместо них? И не дать жизни мне? И
моим детям? Кстати, в военное время никто бы им “десятку” не дал. Расстрел или
штрафную роту,если повезет. Что, впрочем, есть тот же расстрел, только в рассрочку. Хотя
расстреливать своих... Не знаю, не пробовал. Бог миловал.
Мы выпили ещ; по одной, после чего батя накрыл рюмку рукой:
- Вс;, хорош. Мне ведь уже за восемьдесят, это ты ещ; молодой.
- Да, бать, интересный у нас с тобой разговор получается. Я вот тоже вспомнил... Я
не рассказывал тебе про Имам-Сахиб ?
...Приказ о добровольно - принудительной сдаче оружия в течение недели -
нормальное явление на оккупированной территории. Дураку понятно - не сдадут: мужчина
должен защищать свой дом. Но этот приказ да;т возможность взять за жабры любого: ведь
оружие есть у всех!
Этот молодой парень появился у нас на третий день после приказа. Сразу заявил:" Я
знаю душмана. Знаю, где у него оружие. Могу показать."
Пошли за ним. Дом как дом. Не бедный, но и не особенно богатый. Прошел бы, не
обратив внимания. Но парень уверенно провел нас на задний двор, в хлев, поднял две доски
на земляном полу. В неглубокой яме лежали два "Бура", патроны, ППШ с двумя дисками.(
Во, блин, ну прямо, как в кино! Вот уж не думал, что кто-то в наши дни может воевать с
ППШ! )
Вс; ясно, "дух"! Можно брать, судить и расстреливать. Тем более, что судья, прокурор и адвокат - в одном лице. И лицо это - комбат. Можно - но что-то не нравится. Не
сходится что-то. Морда у "духа" - неправильная. Должна быть - с ненавистью, может быть, равнодушная: это, если шибко верующий, мол, наплевать, Аллах пойм;т и наградит. А тут -
нет. Такая жуткая затаенная боль в глазах?! Нет, тут что-то явно не то!
За окном внезапно застучал крупнокалиберный пулем;т. Ни хрена себе! Здесь, в Нью
Йорке?! Я кинулся на балкон - внизу, на тротуаре, мужик в яркой оранжевой униформе с
черными полосами по бокам долбал асфальт отбойным молотком.
- Тьфу, блин, а так похоже на ДШК! Ладно, проехали... Так вот, слушай дальше. Это
"не так” замечает и Стас Беленко, наш батальонный особист. Кстати, до Афгана особисты
были даже не в каждом полку, а у нас так и в батальоне был. И заинтересовался особист не
из-за жалости (афганцем больше - афганцем меньше, тоже мне проблема!), а просто
интересно: что же не так? Забирает обоих - молодого и старого.
Вечером приходит в роту, глаза - как у раненой утки.
- Яша! Налей, если есть! Ну, бля...
- Ну, для тебя всегда есть! Но что случилось, Стас? Тебя, оказывается, еще можно
чем-то потрясти ? Поделись, может, пригодится!
- Не звезди, ротный! - опрокинул в рот стакан спирта, хакнул, покрутил головой, помолчал минуту. - Этот подонок родного отца сдал! И за что?! Он, оказывается, утром
пришел к отцу:" Папа! Купи мне жену, я уже хочу!" А тот ему:" Ты ещ; сопляк, тебе 15 лет!
Ты ещ; не заработал ни одного афгани, ты ещ; не можешь содержать даже самого себя!
Научись зарабатывать - и я куплю тебе жену!"
- Ну и что? Ему-то, козлу сопливому что с того, что отца шл;пнем?
- А вот то, что братьев у отца нет. Стало быть, ж;ны, их у него аж три, достанутся по
наследству сыну! Как и вс; остальное имущество...
- Подожди, Стас, но ведь одна из них - его мать!
-Яша! Ты что меня-то пытаешь? Я-то откуда знаю? Может, он и не стал бы мать
трахать, может, только остальных.
- Постой, Стас, что значит "может"?
- А ты думаешь, я ему дал предать отца - и насладиться? Вот хер ему по всей морде!
Я расстрелял отца на его глазах и на глазах его матери! И обьяснил - за что! А потом -
расстрелял его! И ничего никому не объяснял и не буду ! И отвали - мне так тошно, как
будто весь ротный сортир до блеска языком вылизал. Только налей сначала - и отвали...
Батя посмотрел перед собой, подвинул свою рюмку.
- Налей! Ну и сволочь! Если все мусульмане такие...
- Прич;м здесь мусульмане! Можно подумать, у нас
Павлика Морозова не было. И других павликов...Подонки всегда были и будут. Просто на
войне их виднее. Помнишь, у Жванецкого: “ Чтобы разобраться, кто хороший, а кто -
плохой, война нужна. Большая беда нужна! Вот если бы все могли одновременно
подорваться на мине... Но об этом можно только мечтать!” Жуткий юмор, но что поделать, мир наш тоже не очень-то белый и пушистый...
- Однако вот особист твой тоже мучился! Значит, не так это легко
расстрелять, даже если этот... Правда, расстрелял он явную сволочь.
- Конечно, нелегко - если ты ещ; человек. Но ты-то вопрос по-другому ставил: имеем
ли мы право? Или это - функция Бога? А если я в Бога не верю? А если на ТОЙ земле
работает ИХ бог? Который своих не судит? Что - пусть так и жив;т? Ну уж хер ему по всей
морде!!!
Я вскочил, начал нервно шагать взад - вперед. Батя, поколебавшись, налил еще по
одной.
- Не знаю, сынок, не знаю. Вот только думаю: каждый раз, когда ты бер;шь на себя
функции Бога, ты делаешь шаг по дороге в ад. Ну и
давай, на посошок - да пойду я прилягу. Устал что-то...
Он залпом выпил, поморщился, откусил кусок соленого огурца, встал, пошатнулся, но выровнялся и пош;л в спальню.
Я заглянул в в соседнюю коинату - там за компьютером сидел Костя - 16-летний мой
племянник. На мониторе мелькала дорога, мчался гоночный автомобиль. Костя нервничал: уже второй день не мог пройти очередной уровень, компьютер, издеваясь, опять писал на
дисплее:” Game over -игра окончена”.
Костя хмуро покосился на меня: ох уж эти старперы!...Порознь с ними ещ; можно
поговорить, с дядькой, скажем, обсудить очередной проигрыш “ Нью-Йорк Никс”, с дедом
тоже есть две-три темы. Но как соберутся вместе, да ещ; и выпьют, так начинается: та война, эта война, у нас во Вторую Мировую, да у нас в афганскую....Господи, они бы ещ;
Гражданскую вспомнили!
Все это буквально было написано на его физиономии. Да мы и не раз спорили с ним
на эти темы. Он и сейчас спорит, глазки вон как посверкивают.
Впрочем, у американцев - те же дела. Взять хотя бы их шоу “ War at home -
Домашние войны” - то же самое. Взрослые - о сво;м, молодежь - о сво;м . И ладно бы, да вот
эти самые взрослые достают: мол, эти тупые шоу, эти идиотские фильмы, как ты можешь
это смотреть! А их разговоры - умные? Спорить до хрипоты о войнах, которые были еще до
его, Кости, рождения и не видеть того, что компьютер давно устарел, что на кабельный
интернет нет денег, игры скачивать приходится часами! А ещ; эти разговоры: у нас-де в
юности компьютеров не было! Мы-де в юности и не мечтали отдохнуть во Флориде или там
съездить в Канаду! Как будто кто-то виноват, что они родились в идиотской стране, жили
своей идиотской жизнью! А теперь хотят чего-то от нас...И при этом трындят:” Мы сюда
приехали только ради вас, чтобы у вас была счастливая жизнь!” Но при этом хотят, чтобы у
нас была счастливая жизнь по-ихнему, как они это понимают. И наше мнение их не
интересует.
- Костя!- засмеялся я. - Мы с дедом тебе надоели?
- Что? – растерялся он.
- А ничего, смотри в свой ящик!
Февраль 2006г. Нью Йорк