Наконец-то выпал настоящий снег, да ещё с морозцем. До Рождества долежит, а там и Крещенские традиционно морозные дни. Ещё одна настоящая зима наперекор глобальному потеплению. Радуемся зиме, пытаясь оградит радость свою от мыслей о тех, кто морозы эти может и не пережить. О людях бездомных, о братьях наших меньших, человеком обездоленных, бродячих собаках и кошках, о замерзающих на ветках воробьях. Да, воробьёв почему-то всё меньше вижу я зимой в нашем городе. Или они теперь тоже – перелётный птицы.
Роковым испытанием может стать зима и для крепко пьющего человека, не дошедшего до дома, заблудившегося где-нибудь в темном сквере или парке, потерявшего связь с сознанием своим и с членами собственного тела.
Машины собственной не имея, пользуюсь я в передвижении по городу, как и все, не преуспевшие в жизни, маршрутным такси. Маршруткой под трёхзначным номером. На днях ехала в переполненной. Зажали меня на нижней ступеньке, возле двери.
Люди возвращались с работы, усталые, нервные, да ещё и примороженные долгим ожиданием некомфортабельного, но единственно доступного для нас транспортного средства. Переругивались слегка, как водится. Передо мной, закрывая обзор салона, высилась широкая спина рослого, плечистого парня.
Слышу, накал словесных прений резко пошёл вверх. Солировал залихватский мужской голос, пересыпавший свои высказывания незамысловатым матом. Дело привычное, народ наш сегодня без мата и два слова не свяжет, мысль буксует. Затем движение волной пошло по прижатым друг к другу телам пассажиров. Видно, горячо высказывавшийся принялся также горячо подтверждать свои мысли жестикуляцией. Маршрутку слегка зашатало на раскатанном шоссе.
Водитель из кабины послал угрозы всему салону. Доехали до ближайшей остановки у заснеженного, уже погружавшегося в ночь парка. На остановке никто не выходил, погулять в парке желания не проявлял.
- А, ну-ка, высадим буяна, чтобы людям ехать домой не мешал, - мнение пассажиров было единодушным.
Высаживать пришлось через меня, почти размазавшуюся, теперь уже по перегородке между кабиной и салоном. И тут я увидела скандалиста. Как и ожидала по голосу, он был молодой и пьяный, но явно не мертвецки, а в фазе хмельного задора. Однако достаточного, чтобы руки-ноги не совсем слушались владельца.
Вытолкать его оказалось делом не трудным, но пьяный, естественно, свалился возле двери, практически соскользнул под колёса. Я ужаснулась. Маршрутка тронется сейчас и переедет бедолагу.
Однако тот сориентировался, встал на четвереньки, и уже, как четвероногоё, принялся энергично рваться обратно.
Дальше произошло самое для меня непостижимое. Из маршрутки выскочили четыре дюжих молодца и за руки, за ноги оттянули буяна от колёс. Но не остановились на благом поступке. Лихо перебросив парня через низенькую ограду, в сугробы, прыгнули туда сами и вчетвером принялись тузить пьяного. Даже, можно сказать, избивать. Водитель терпеливо ждал, пассажиры созерцали. Через несколько минут молодцы, разгорячённые, тяжело дышавшие, но довольные и, похоже, гордые собой, заскочили в маршрутку.
И она тронулась. В окно я пассивно наблюдала жалкую фигуру извалянного в снегу человека, без шапки, с лицом, как у снеговика, снежным и белым, на белом расплывались яркие красные пятна. Человек тщетно пытался приподняться и снова падал лицом в снег.
И милости не сыскалось в сердцах людских. А, может, кто-то и пожалел горемычного, но утешился быстро. Мол, сам виноват.
В России народ традиционно снисходителен и даже жалостлив к пьяным. Значит, традиции меняются на глазах. Да и нужно ли снисходить к порокам? Проявлять участие, оказывать помощь падшим по собственному произволению? На эти вопросы я не могу себе ответить.