Во второй половине дня, 6 октября 1966 года представился кадровику 17 дивизии о том, что по распоряжению начальника отдела кадров КСФ прибыл в дивизию к месту формирования 46 экипажа.
Кадровик мне сказал, что он знает о том, что в их соединении предполагается базирование экипажей 705 проекта, но в 46 экипаж я прибыл первым. Поэтому, меня временно, прикомандируют к экипажу К-8. Единственной, атомной лодки, переданной в Гремиху из Западной Лицы, и числящуюся за 17 дивизией.
Самой подводной лодки в это время в Островном не было, с августа 1966 года она находилась в плановом ремонте с заменой парогенераторов.
В казарму, куда меня направили, был расквартирован 123 экипаж, второй экипаж, атомной подводной лодки и остатки экипажа «восьмерки», по разным причинам оставшиеся в Островном.
Мой попутчик по путешествию на «Воровском» объяснил мне, как пройти от штаба дивизии к нужной мне казарме и мы с ним расстались. По-видимому, лодка 613 проекта, на которую он был назначен, вскоре ушла в «автономку», потому что больше с ним наши жизненные пути не пересекались.
По бетонке я пошел к строящемуся зданию дома офицеров, по завершению строительства обещающему быть самым красивым зданием посёлка.
Поселок Островной представлял собой в то время довольно невзрачное скопище разнотипных строений, над которыми возвышались ажурные конструкции башенных кранов и двух высоких труб котельных.
Большинство кирпичных домов – строящиеся и, немногочисленные заселённые, пятиэтажки «хрущевского» вида. На невысокой скалистой сопке, здесь же в пределах посёлка, возвышались типовые казарменные здания экипажей подводных лодок. В Западной Лице, я такие здания уже видел. Рядом с казармами, чуть ниже, располагался камбуз.
Между кирпичными домами, без определённого порядка, стояли многочисленные одноэтажные строения различного назначения, в том числе, бараки в которых жили местные жители- саамы.
Не доходя до здания дома офицеров, свернул с бетонки на дорожку, ведущую вверх к казармам экипажей и, по бетонной лестнице, вышел к площадке перед камбузом. «Надо поторопиться, успеть встать на довольствие», - подумал я, почувствовав запах жареного мяса.
Через пять минут я вошел в казарму экипажа К-8, располагающуюся, на третьем этаже, и нос в нос столкнулся со знакомым, Гришей Коржом, выпускником нашего факультета, золотым медалистом 1964 года выпуска.
Он шёл в столовую на обед, но, выслушав мои объяснения, завёл меня к себе в каюту, оставить чемодан, и повёл на обед, отложив все формальности по моему представлению и постановке на довольствие на после обеденное время.
По дороге, и за обедом я объяснял Грише, как я здесь оказался, а он рассказал мне, что К-8 на ремонте в Полярном. Что здесь, в Островном, только несколько человек экипажа, занятых обустройством казармы и решением организационных вопросов по получению жилья для офицеров и мичманов в новом, недавно построенном жилом доме.
Сам он получил разрешение на поступление в Академию Советской Армии (военно-дипломатическую) и одновременно с решением организационных вопросов по получению жилья для экипажа, занимается подготовкой к экзаменам.
Сказал он также, что проблем с постановкой на довольствие не будет, жить придется в одной из кают казармы АПЛ К-8, благо, сейчас они почти все свободны, и на денежное довольствие, что бы вовремя получить октябрьскую получку, тоже можно встать.
А вот подъемные, на которые я особо рассчитывал, можно будет получить только, когда прибудет наш командир, или офицер, исполняющий его обязанности.
После обеда мы пошли в казарму, и Гриша помог мне оформить все необходимые документы для дальнейшей жизни в составе их экипажа. Старший группы, сказал, что надо будет представиться флагманскому специалисту и если тот сочтёт нужным, меня привлекут к занятиям по специальности. А из нарядов, скорее всего, будут направлять для несения патрульной службы в Островном.
Мне определили каюту, и выдали постельные принадлежности. Я перенес чемодан в свою каюту и, остаток времени до ужина, мы с Гришей вспоминали приключения под новый 1964 год, когда он стоял помощником у дежурного по факультету М.С Туганова, а я, будучи дежурным по роте, исхитрился сходить в самоволку.
На следующий день я представился помощнику флагманского механика по электрооборудованию, он сказал, что все распоряжение будет выдавать через капитан-лейтенанта Коржа, так как я, временно, поступаю в его распоряжение. Меня это вполне устроило.
Через двое суток в казарму прибыла целая группа молодых лейтенантов, также как и я направленных к месту формирования 46 экипажа. Мы быстро перезнакомились.
Среди прибывших было четыре инженер-лейтенанта, закончивших Севастопольское военно-морское инженерное училище с золотыми медалями: три инженера-электрика Кириченко Владимир Павлович, Лобанов Александр Иванович, Комаров Владимир Васильевич, а также инженер-энергетик Хоптенко Виктор Фёдорович.
Кроме представителей БЧ-5, прибыли три лейтенанта, окончившие ВВМУРЭ им. Попова: Лаптев Вадим Федорович - связист, Сажнев Николай Григорьевич – гидроакустик, Добровольский Валерий Алексеевич – специалист по вычислительной технике.
Из восьми лейтенантов, прибывших к месту формирования экипажа, было три «студента» и пятеро «кадровых военных». «Студентами» в нашей среде называли выпускников, которых в 1962 году набрали в военно-морские училища из гражданских институтов и университетов. Вадим Лаптев пришел в училище из Харьковского политехнического института, а Саша Лобанов и Володя Комаров - из Пермского университета.
Но, конечно же, такое кадровое деление не шло дальше легкого подтрунивания над «студентами». «Скубентами», как их называл старый служака из кинофильма «Мичман Панин».
Как потом оказалось, все лейтенанты из нашей группы были контактными и легкими в общении людьми, с которыми, даже через более, чем через 45 лет, я с удовольствием, готов поддерживать отношения.
За то время, пока мы жили в экипаже К-8, нас службой особо не загружали. Мы, периодически, проводили занятия по специальности с моряками срочной службы в учебном центре соединения, несли патрульную службу в гарнизоне посёлка Островной.
Патрульная служба заключалась в проверке документов у военнослужащих срочной службы передвигающихся без строя, контроль над соблюдением военнослужащими уставного порядка, отдание воинской чести, недопущения курения на ходу, правильным ношением формы.
Но, кроме выполнения знакомых обязанностей, многократно отработанных в Ленинграде при несении патрульной службы, были здесь и свои, чисто местные нюансы.
Численность население посёлка Островной в то время сильно различалось по половому признаку. Женщины, конечно, были, но, как правило, почти недоступные основному контингенту, военнослужащим срочной службы.
А почти рядом, сразу за казармами экипажей подводных лодок, находились бараки, в которых жили саамы. Чем занимались они там, я не знаю. По-видимому, мужчины пасли в тундре стада оленей, а женщины и старики из классических саамских веж переселились в более крепкие и теплые бараки.
Но, главное, что ни кто из аборигенного населения не препятствовал контактам туземных красавиц, иногда очень даже пожилого возраста, с бравыми матросами-подводниками.
И потому, что такие контакты, проходили, как правило, на фоне привода «себя в состояние алкогольного опьянения», да и видимо, из идейно-нравственных соображений, командирам патрульных групп давали строжайшее предписание не подпускать военнослужащих к месту потенциального «разврата».
В те дни, когда нас не задействовали по службе, дневное время проводили у себя в каюте, иногда готовясь к проведению занятий по специальности с моряками срочной службы, но чаще играя в шахматы или кашу (шеш беш). Вскоре выяснили, где находится местная библиотека, записались туда, и проблема провождения служебного времени исчезла.
Всегда можно было сослаться, что занимаемся марксистско-ленинской подготовкой. Тем более, что я продолжил конспектирование первоисточников, начатое во время стажировки, с целью сдачи кандидатского минимума по философии. А для этого набрал гору соответствующей литературы.
Заодно, взял в библиотеке книжку по истории Гремихи. Оказывается, что мои предки, новгородцы, первыми из русских людей проложили дорогу на Кольский полуостров, ведя меновую торговлю с местными жителями.
В XV веке дьяк Григорий Истома оставил описание мыса Святой Нос, полуострова, прикрывающего Йокангские острова с северо-востока.
Я с интересом записал слова первого исследователя этих мест "есть огромная скала, вдающаяся в море, наподобие носа; под нею видна водоворотная пещера, которая каждые 6 часов поглощает воду и с большим шумом обратно изрыгает назад эту пучину… Сила этой пучины так велика, что она притягивает корабли и другие предметы, находящиеся поблизости, кружит их и поглощает…"
Очевидно, что такими эмоциональными фразами он описывает хорошо наблюдаемые в здешних местах приливы, но по представлению поморов, в скале на мысе обитал морской дух. Когда они миновали Святой нос, то корабельщик, признался Истоме, что он посыпал в море "овсяной муки, смешанной с маслом, что бы умилостивить духов»
Йоканьга, переводится с саамского на русский как река- зимняя дорога, так как её использовали, как зимник при переезде на оленях с летнего погоста на зимний.
Первое письменное упоминание Йоканьгского погоста приходится на 1611 , при описании налогообложения местных саамов царским писцом Алаем Михалковым. (Уж не наших ли Михалковых предок требовал взятку с туземцев за уменьшение налогооблагаемой базы?)
В очередное воскресение, после прибытия моих новых сослуживцев мы поехали из Островного в Гремиху, осмотреть местные достопримечательности. Прежде всего, нашли рекомендованную нам баню, при которой работал 25 метровый плавательный бассейн.
Зашли узнать подробности. Оказывается для посещения бассейна надо только запастись справкой экипажного врача об отсутствии болезней и противопоказаний. А в буфете при бассейне почти всегда можно попить пива, регулярно доставляемое «Воровским».
Из библиотечной книжки по истории Гремихи я знал, что во время гражданской войны и иностранной интервенции на реке Йоканьге находилась каторжная тюрьма. В ней томилось свыше 1200 политкаторжан, из которых более 300 человек погибло от цынги, тифа и зверски убито белогвардейскими палачами.
В память об этих жертвах в самом центре Гремихи, на возвышенном месте, далеко видимом с моря, поднялся опоясанный тяжёлыми цепями гранитный монумент – замученным в Иоканьгской тюрьме. Мы без труда, нашли этот памятник и постояли рядом в молчании.
Нашли мы и последнюю из рекомендованных нам Гришей Коржом достопримечательностей и узнали, что по вечерам в кафе «Одуванчик» в субботу и воскресение состоятся музыкальные вечера. Играет молодёжный эстрадный оркестр.
На этот воскресный вечер, надежды не было ни какой, в силу полного отсутствия денежных средств. Но уже в следующую пятницу мы должны были получить октябрьскую получку и поэтому посещение «Одуванчика» было единогласно запланировано.
В день, когда прибыли мои сослуживцы выпал первый снег, но уже во время нашей первой экскурсии в Гремиху, я почувствовал, что в даже небольшой мороз с ветром ходить по здешним достопримечательностям в фуражке холодно.
Да и в каюте, в которую нас поселили, стояла близкая к 10 градусам температура из-за сильного ветра, дующего в плохо заделанное окно. Поэтому мы зашли в хозяйственный магазин и купили ленты для оклейки окон.
Но Гриша Корж сказал, что это нас не спасёт, и посоветовал перейти в каюту на подветренной стороне казармы и там уж заклеивать окна. Что мы и сделали, благо возможность перехода была. Но всё равно ближе к зиме спать приходилось не только под двумя синими, грубой шерсти, одеялами, но и накрывшись дополнительно шинелью.
В следующий понедельник после нашей экскурсии в Гремиху прибыл первый мой начальник, инженер-капитан-лейтенант Вижунов Андрей Прокофьевич, назначенный в 46 экипаж старшим инженером электриком. Он сразу принял над нами командование, а главное, энергично занялся вопросом получения подъемного пособия, на которое мы все очень рассчитывали
После длительных консультаций с финансистами дивизии и флота, наконец, было принято необходимое решение и издан Приказ №1 по в.ч. 31081 о формировании воинской части, второго экипажа подводной лодки К-64. Временно исполняющим обязанности командира в.ч. 31081 (открытое наименование 46 экипажа) был назначен капитан-лейтенант Вижунов А.П.
После этого, получение подъемного пособия стало реальным делом, и к следующей субботе мы уже были финансово состоятельными людьми, вполне готовые посетить главную достопримечательность Гремихи, кафе «Одуванчик».
В этот день, как я помню, было довольно холодно. Хотя мороз и не большой, но при сильном, пронизывающем ветре даже ждать автобуса в Гремиху было некомфортно. А ведь обратно придется возвращаться пешком, так как последний автобус в Островной уходит в 21 час. А банкет, к этому времени, будет в самом разгаре. Но эта мысль особо не тревожила в предвкушении радостей застолья с танцами и общенья под весёлые мелодии.
Из каких-то своих соображений, Валера Добровольский отказался принимать участие в этом развлечении, но с учётом Андрея Вижунова у нас был полный комплект на два столика.
Мы пришли вовремя. Два свободных столика нашлось, а оркестр, как сказал Коля Сажнев, состоящий из знакомых, отчисленных из ВВМУРЭ курсантов, (скрипка, гитара и саксофон) уже занял свои места на невысоком возвышении в торце уютного, полутёмного зала.
Мы сели, сделали заказ и нас оперативно, в четыре руки обслужили две расторопные официантки.
«Могу предложить вино Рубин, рекомендую», сказала одна из девушек, с интересом поглядывая на Витю Хоптенко.
«Ну что же, давайте Рубин, проверим Ваше расположение к нам »,- ответил Витя с намеком.
Оглядевшись по сторонам, убедились, что за столиками не одни только мужчины. Было не мало и девушек, разного возраста, которые в полутемном освещении зала казались симпатичными и почти юными.
Половина офицеров из нашей компании были, как и я, женатыми, но другая половина состояла из холостяков, способных показать аборигенкам, свою молодую удаль.
Поэтому, я не думаю, что кто-нибудь из присутствующих в зале дам, оказался обиженным невниманием со стороны наших куртуазных удальцов.
Атмосфера в кафе была какая-то, на удивление, праздничная, и в тоже время домашней. Тем более, что и вино оказалось не плохим. Такой, наверное, и должна быть атмосфера в хорошем закрытом клубе. Во всяком случае, мы не без сожаления покинули заведение, когда гитарист- конферансье объявил, что вечер закончен.
В Островной мы возвращались в неполном составе, так как кое-кто из наших холостяков решил продолжить праздник в приватной обстановке. Дошли мы до своей казармы часа за полтора, преодолев пятикилометровый маршрут против ветра, в завязанных под подбородок меховых шапках и с поднятыми воротниками шинелей.
Так прожили мы в посёлке до начала декабря, два раза в неделю в служебное время посещая плавательный бассейн и раз в неделю гуляя в кафе «Одуванчик», пока не пришел приказ убыть в расположение 39 бригады строящихся кораблей с целью прохождения медицинской комиссии в Первом военно-морском госпитале.
В Память о Гремихе и кафе «Одуванчик» осталась песня, которую мы, разгулявшись, исполняли под самый конец наших банкетов в нём.
Где тундры гранитное дно сведено
С солёными льдистыми волнами,
Посёлок стоит ему имя дано
Глубокого смысла полное.
Гремят ураганы, бушует пурга,
Как будто полярное Лихо
Устроило здесь свой чертовски орган
И имя ему Гремиха.
Здесь служат ребята, весёлый народ
С подводных фрегатов команда,
Пойдут под водой в кругосветный поход,
Как только поступит команда.
Реактора мощь и нервы ЭЭС,
В руках наших крепко зажаты
Иначе нельзя, иначе всем крест.
Здесь жизнью за слабость расплата
Подводный кентавр человека и стали
Найдет путеводный Конопус.
А, чтобы всегда мы домой возвращались,
Выпьем за прочный корпус.
На берег сошли заботы все прочь,
Сидим и поем в «Одуванчике»
За то чтоб всегда и хотеть нам и мочь
Поднимем с Рубином стаканчики.
К сожалению, или к счастью, не знаю, но вернуться к месту формирования, нашему экипажу не пришлось. Хотя я сам еще три раза там побывал, ездил руководителем практики и стажировки курсантов в самые хорошие для Гремихи времена, когда атомоходы уходили отсюда в Атлантику и штурмовали северные широты, прокладывая подо льдами Арктики подводную дорогу в Тихий океан.
В сводках разведывательных центров НАТО, в то время, Гремиху опасливо называли осиным гнездом. В том числе и из-за того, что это единственная на Кольском полуострове военная база, имеющая открытый выход в океан.
К сожалению, для постсоветской России эта база оказалась не нужной. Сейчас у причалов Островного нет ни одной боеготовой лодки. О прошлых временах напоминают несколько субмарин, выведенных из состава ВМФ. Среди них и первая советская АПЛ, на которой я проходил преддипломную стажировку.
Там же, в одном из самых больших мест складирования ядерных отходов, заглушенные реакторные сборки со всей серии АПЛ 705 проекта, титановые корпуса которых шустрые предприниматели от МО спешно разрезали и продали в США. Проекта, которому я и мои друзья посвятили свои лучшие молодые годы.
На заставке фотография вид на Посёлок Островной в 60 годах прошлого века
Продолжение:http://proza.ru/2012/12/23/1961