Кусты родадендрона напоминали сочно-бордовые шапки пионов. Этот июньский цветок оживил такие любимые, но уже очень далекие воспоминания... Вот она еще совсем девочкой теплым июньским вечером играет в саду. Колесо из-под грузовика превращено в клумбу, в ней распустилось два пиона - любимых цветка тети Иры. Сегодня у тети Иры день рождения, уже накрыт стол, и скоро все соберутся. Это незабываемое чувство ожидания праздника. Они живут рядом с тетей, в соседнем подъезде, точнее, браме, как называют подъезд во Львове, и поэтому в гости всегда приходят первыми. Настежь открытое окно в спальне смотрит на старый, могучий каштан на территории военной части. Тогда казалось, что если его спилят, то сама жизнь оборвется. Хотелось плакать при мысли, что когда-то и их старый польский дом, и сад, и, тем более, каштан, обязательно снесут. Она часто по долгу смотрела в окно, пытаясь как будто запомнить навсегда каждый изгиб ствола, каждую веточку и каждый листочек. Рассматривая кусок старой тюли, когда-то вырванный у нее ветром и занесенный на ветку каштана, она вспоминала игры в принцесс и лесных фей, которые разыгрывались в саду под грушей. Вначале было жалко тюль, превратившуюся за годы терзания дождем и снегом, в кусок грязной тряпки. Потом стало казаться, что эта серая тряпочка, безвольно болтающаяся на ветру, - талисман, оберегающий и каштан, и сад, и ее дом…
Еще несколько раз повторится беззаботное июньское лето, каждый раз все менее и менее сказочное, и наступит тревожное время юности. Время, когда ты еще стоишь одной ногой в этом волшебном и уютном царстве детства, но какие-то невeдoмые силы уже выталкивают тебя в бедующее. Последний май школы, впереди - июньские выпускные. Последние наставления любимой учительницы запомнятся на всю жизнь: "Сейчас перед вами открыты все двери, но с годами их будет все меньше и меньше...". Оказалось, что правда. Все быстрее и быстрее захлопываются двери возможностей, или она просто не пытается их открыть? В голове прозвучала где-то услышанная и очень тоскливая мелодия - обреченный женский голос запел о том, как "с рождением ребенка теряется право на выбор." Вспомнилась бывшая свекровь с ее фанатичной преданностью сыну: самка, готовая задрать на смерть за своего великовозрастного, избалованного сына-алкоголика. Тогда жизнь казалась безнадежно проигранной. Один человек из далекого прошлого как-то сказал, что все всегда кажется хуже, чем есть на самом деле, и что в жизни, как в сказке: чем дальше, тем страшнее. Теперь она так не думает, ей больше не страшно. Восемь лет семейной жизни. Казалось, все длилось вечно, целую жизнь. А оказалось - всего лишь восемь июней, а всего было тридцать три, значит совсем мало, совсем ничего, и все еще впереди.
Поток воспоминаний был прерван приходом мужа с работы, началась возня, разогревание ужина, 10-летний сын без перерыва расспрашивал о хоккее. Canucks выигрывали у Sharks. А почему, собственно говоря, Stanley Cup разыгрывают каждый год? Почему не дать возможность победителям задержаться на триумфе славы так годика на три? Она тут же поймала себя на мысли, что ее желание продлить победу победителям исходит из исключительно эгоистического нежелания смотреть хоккей каждый год. С этой чисто женской точкой зрения даже многие женщины не согласятся: в Канаде хоккей любят все.
Канада... Какой же все-таки красивый ее Ванкувер! Она закуталась в шелковый пеньюар и вспомнила, что опять ее любимый июнь, и совсем скоро можно будет ездить на пляж, загорать, купаться, и рассматривать отражения гор, неба, воды и магнолий в маленьких зеркальных небоскребах. Как хорошо, что в жизни ничего никогда не заканчивается! Что всегда наступает завтра, и пусть теряется детская сказочность красок и запахов, но остается вечное ожидание чуда, вера в то, что обязательно случится что-то невероятное, чудесное, и, возможно, даже волшебное.
Приближался тридцать третий день рождения, тридцать третий июнь, тридцать третий год. Казалось, она стоит перед порогом какого-то большого открытия, чего-то глобального, важного, истинного. Возможно ли это? А почему бы и нет? Что мы знаем о чудесах? Ровно столько же, сколько мы знаем о квантовой физике: все и ничего.