Мира сидела на подоконнике и смеялась как ребёнок, одна в своей комнате, улыбалась и её это совершенно не смущало. Она тянула руки к небу, что-то бормоча, знала, что он её слышит. Так наивно и по-детски она тянула к нему руки, холодные капли сочились между пальцев, направляясь к таким же мокрым плечам. Они соскальзывали по щекам, попадали иногда за воротник, приятно намочив виски, её рассудок казался ей таким чистым. Мира понимала, что это новая страница, наивно верила в светлое будущее. В эту крохотную минуту вечности она была счастлива, сама не понимая почему. Быть может потому так себя и вела... Ей так хотелось, чтобы эта сладость момента длилась вечно. Ловя капли ртом, она старалась запомнить их вкус, ибо каждый дождь в её жизни отличался своим неповторимым вкусом, видимо от того, что каждый раз он был окрашен в разные оттенки её настроения, ведь даже радость всегда была разная. Сейчас такая наивная и беспечная. Она просто радовалась, как радуется маленький ребёнок своему дню рождения.
— Эй! Эй!!! А это что за детский сад? Я тоже так хочу!
Геремен как всегда бесцеремонно ввалился в её комнату. Мира не смогла его даже упрекнуть, она даже сказать-то что-то внятное не могла, поэтому просто одарила его такой улыбкой, что сам Геремен оказался в смятении и язвить ему уже не хотелось. Он подбежал к окну, усевшись напротив, какое-то время, смотря на неё и не понимая её радости. Решив, что в компании сумасшедших надо вести себя соответственно, протянул так же руку. Рукав моментом намок, но это оказалось действительно приятно, теперь они оба глупо смеялись. Временами Геремен выдавал радостные крики, как "Ёхху", "Уаааа", Мира так же их поддерживала своими похожими на боевые кличи. Они вдвоём теперь просто сидели и кричали.
Он снял свою шляпу, которую снимал только в самых редких случаях, чтобы дать дождю намочить волосы, чтобы освежить свои мысли. Действительно, сознание стало таким ясным, казалось, что все вокруг так просто, что проблем вовсе не существует и не существовало никогда, казалось, сейчас он может разгадать любую тайну природы, что весь мир у них на ладонях, на их мокрых ладонях.
Всплеск, попавшая в лицо вода из рук Миры заставила его опомниться. Геремен не остался в долгу, он так же набрал полные ладоши, стекающей с крыши воды и выплеснул её на Миру. Они и так были уже все мокрые, поэтому могли себе позволить пошалить. Когда почти весь пол у подоконника был залит, только тогда они успокоились и просто остались сидеть в безмолвие стихии.
Со скрипом отворилась дверь, в неё словно вплыла, с присущей ей грациозностью Карина и пёс, тот самый пёс, только теперь мокрый, такой же, как двое на подоконнике. Теперь, когда его шерсть прилипла к тельцу, было видно насколько он тощий, стало ещё заметнее его порванное ухо.
— Он намочил все ковры в кабинете Юргена, — констатировала Карина. Она выглядела весьма озадаченной, на её лице так и было написано: «Нате! Забирайте!»
— Ой! Барбос! Иди сюда. Шар! Куб! А это чей? Как зовут? — тараторил Геремен.
Карина ласково переглянулась с Мирой.
— Твой! — Мира лучилась от счастья, — Геремен, у тебя ведь день рождение, я хотела, — она терялась в своих мыслях, ещё вчера она написала огромную поздравительную речь, а сегодня все слова неожиданно стёрлись из памяти, — Назови его сам. Это мой подарок. Я думала вначале подарить породистого, но, надеюсь...
Разноцветные глаза Геремена округлились от удивления. Переполненный поистине детским восторгом он вначале сжал в тесных объятиях Миру, затем плюхнулся на пол, проскользнув на мокрых коленях к псу, стал трепать его за рваным ухом. Псу нравилось, что он от удовольствия растянулся на полу, подняв передние лапы, дав погладить себя по животу.
— На кой мне порода! Я что, по выставкам таскаюсь? Барбос! О! Знаю, знаю. Ты будешь — Барбадос!!!
Карина приподняла левую бровь, видимо она предпочитала более звучные имена. Но чего ещё можно было ожидать от Геремена? Да и пёс явно не смахивал на какого-нибудь герцога. По крайней мере, всё это выглядело настолько мило, что Карина дала им фору ещё в несколько минут подурачиться, но все-таки вынуждена была прервать.
— Пора. Пора, Геремен! Все уже собрались в зале и ждут только вас. Вы же виновники всего! Кстати, Мира! — Карина достала из складок своего плаща сверток из пожелтевшей бумаги, перевязанный бечевкой, — Это от нас с Сергеем и Стёпки. Собственно Стёпа это и придумал, помогал мне. И, надеюсь, не прогадал...
Мира принялась рвать бумагу. Ведь развязать верёвочку, это казалось слишком просто. Она всегда придерживалась мнения, что обёртку подарков надо рвать, и чем сильнее ты её кромсаешь, тем счастливее будет человек дарящий. Сквозь пальцы просочился перламутр ткани, белоснежное платье почти прозрачное, столь тонкий шёлк и гас, ажурная вышивка. Во вкусе Карины, оно было чуть ниже колен и без рукавов, только пара ленточек напоминающих о них. Карина ласково нагнулась над ухом Миры, её блестящие чёрные волосы упали ей на плечи, они как всегда пахли жасмином и ванилью. Еле слышно, но так ласково прозвучало: "С днём рождения, милая!" Обжигающий поцелуй заклеймил щеку Миры.
Геремен в мгновения ока, лишь щелчком пальцев переодел и высушил Миру. Когда все были готовы, он взял дам под руки, как и подобает истинному джентльмену, и команда двинулась в путь.
Они бодро добрались до распахнутых дверей зала пиров, распевая по дороге детские песни, какие в детстве звучали из магнитофона на её дни рождения. В зале горело с тысячу свечей, их свет даже отражался от стен коридора, ведущего в него. Миру переполняли эмоции, она вся была в предвкушении, впрочем, и не одна она. Геремен сам лучился как большое солнце в цилиндре. Карина направилась к столу, где сидели легионеры, попутно ухватив двоих с собой.
— Ого! Мы с легионерами сидим? За главным столом? — сердце Миры бешено застучало.
— Разумеется, сегодня ваш праздник! Если вы, конечно, не хотите пересесть, — незаметно ей подмигнула Карина.
Путь к этому столу показался для Миры необыкновенно долгим. Вероятно потому, что по краям единственных свободных двух мест в центре сидели Глеб и Юрген. Сердце неистово рвалось из груди. Они с Глебом ведь до сих пор не разговаривали. Но всё обошлось. Геремен, любящий отпускать шуточки в адрес ангела, уселся рядом с ним, тем самым предоставив Мире место рядом с Юргеном. Не сказать, что это была бы самая приятная компания для неё, но, во всяком случае, так было спокойнее.
Геремен пытался ухаживать за девушкой, как это положено истинным джентльменам, но у него это не особенно получалось. Он то и дело проливал вино на скатерть и на колени Глебу. Может от того что у него всё ещё дрожали руки после недавнишней болезни, но скорее от того что вновь издевался над ангелом. Мира чувствовала, как Глеб посматривает на её запястья. Саму её он не мог видеть из-за большого Геремена между ними, но по-прежнему продолжал молчать. Мира хоть и не видела, но ощущала этот взгляд, тепло, то самое тепло, что она чувствовала, когда он раньше на неё смотрел. Это словно пятое чувство, какое бывает, когда идёшь по улице и знаешь, что на тебя смотрят. Она же просто сидела и глядела в никуда, вроде и в зал, но взор проходил сквозь всех сидящих людей, сквозь танцующих девушек в центе зала, сквозь стены, и она уже умела это делать — смотреть насквозь, Глеб то её и научил. Она видела, что было за пределами штаба: вечернее небо, первые звёзды, как дождь, наконец, сменился долгожданным первым снегом, таким же молчаливым, он падал крупными хлопьями. Мира вроде и слышала, что происходит вокруг, но слов не разбирала, она, естественно, и не разобрала тост Юргена за именинников, но машинально встала со всеми, когда наступила минута поднимать бокалы.
Дальше случилась обычная рутина всех праздников, тосты, шампанское, вино, пляски, кто-то даже с кем-то пытался подраться, но в итоге, как старые приятели, обнялись и пошли вместе распивать бутыль медовухи к дереву под куполом. Звёздочкин, судя по всему, был самым главным алкогольным дебоширом, он не пропускал ни одного пролетающего мимо стакана, когда почувствовал, видимо, что ему хватит, он забрался под один из столов, материализовал что-то похожее на гусли и вовсю загорланил песни. Люди из-за этого стола стали плавно удаляться, перемещаясь в зону танцев. Обиженный тем, что его не слушают, он стащил скатерть со стола, с неё посыпались все угощения, затем после третьей попытки выползти он, в конце концов, перевернул стол. Геремен поспешил на помощь старику, но опасные флюиды веселья захлестнули и его. Теперь Звёздочкин играл, а Геремен подпевал ему с каким-то немецким акцентом. Когда же и Геремен почти охрип и мягко говоря, заколебался, они как два старых пиромана, вспомнивших былое, стали запускать фейерверки прямо в зале. Дебоширы подняли на уши почти весь зал, пока не поднялся и Юрген и не прокричал во всеуслышание «Я вам щас жахну!». Только тогда команда разошлась обратно по своим местам. Волна ребячества Геремена тут же сменилась волной поговорить по душам.
Мира сидела, поддакивая Геремену, будто понимая о чём он в очередной раз разглагольствует. Но через час он вновь гонимый очередной волной общего веселья понёсся танцевать. Некоторое время она ещё оставалась за столом, но вскоре сама того не заметив, ноги её будто сами вели, оказалась на балконе. Мира облокотилась на каменные перила, свесив голову вниз, она кружилась, то ли от шампанского, то ли из-за высоты, хотя скорее первое. Мира стояла и жадно глотала морозный воздух, открытые плечи обжигало мокрым снегом, они покраснели, волосы намокли и стали превращаться в сосульки.
Внезапно стало тепло, она чувствовала это спиной, будто кто-то накинул на неё пальто, затем послышались лёгкие шаги, приблизились, на перила рядом с её рукой опустилась рука Глеба.
— Что ты здесь делаешь? — Мира расплылась в самой детской и наивной улыбке.
— Пришёл подарить тебе подарок, — недоумевая такой реакции, он достал из складок своего парадного фрака маленькую красную коробочку и протянул ей в руки. Мира раскромсала в мелкие клочья обёртку и тут же её открыла, на бархатной подушке лежала серебреная миниатюра розы, настолько тонкой работы, что мастер даже не поленился каждую иголочку на ней выковать, она смотрелась как живая.
— Прости, что не настоящая, но мне жаль рвать живые цветы. Я сам сделал! — он так по-дурацки улыбался, как маленький ребенок, когда говорит «Пап, посмотри, какого я слоника нарисовал!» — Пусть она принесёт тебе удачу!
— Спасибо, Глеб...
Мира растерялась, она не знала, как это воспринимать, ожидать от него чего-то большего? Глупо. Просто он самый добрый человек на свете, просто дарит подарки. Но надежда всё ещё теплилась. Поцеловать его в знак благодарности? Как он это воспримет? Вспыхнет праведным огнём, с криком убежит, или будет вести себя как нормальный человек?
— Разреши…
Он подал ей руку, приглашая на танец. Мира робко поддалась, положив свои замёрзшие ладони ему на плечи, в одной руке зажав крепко розу так, что её шипы впились ей в кожу. Перехватило дыхание, в животе что-то сжалось. Он медленно кружил её на балконе, а первый снег всё также лениво падал…
Из зала доносились размытые голоса праздника в самом разгаре. Людям не было до них дела, им впрочем, тоже не было дела до людей. Снег тихо падал, чтоб вскоре вновь растаять, а потом следующей зимой воскреснуть. Всё было будто во сне, до тех пор, пока его сладость резко не оборвали.
Они словно очнулись, что-то взорвалось, затем ещё раз и ещё. Шум гулко разнёсся по всему замку, отскакивая эхом от каждой стены. Зажимая тщетно ладонями уши, люди в зале падали на пол, будто это хоть как-то могло помочь. Раздался ещё один удар не далеко от них, в соседней башне. Мира упала на пол, Глеб её закрыл своим телом, приняв на себя всю пыль и каменную крошку.
Началась суматоха. Первый подорвался Юрген, он выкрикнул что-то легионерам и махнул куда-то рукой, Глеб сразу понял его знак.
— Прости, Мира, прости! Когда-нибудь всё это закончится...
Он обнял её, и резко поднял с пола. Поглаживая по спине, он смотрел ей прямо в глаза и говорил сквозь стиснутые зубы:
— Это Торус! Мы догадывались, что он что-нибудь приготовит к вашему дню рождения, но прямо здесь? Дураки. Какие же мы дураки, — он потянул её за руку в зал, — Иди с Кариной, она отведёт тебя в безопасное место!
— А ты? Куда вы?
— Не сейчас Мира! Не сейчас! — он поспешил в толпу.
Мира, сносимая то вправо, то влево паникующими, продолжала стоять на месте, смотреть ему вслед, пока из неё не вырвалось:
— Гле-е-еб! Я боюсь!
— Вот уж не время бояться! — её за руку схватила Карина, — Давай живее, двигай костями!
Гостей начали эвакуировать в северную башню, однако они – Геремен, Мира и Карина не пошли со всеми, взяв двух охранников, Карина их доставила в кабинет Юргена.
— Придётся ночь провести здесь.
Глаза Карины вспыхнули зелёными искрами, и в камине вспыхнул огонь, затем материализовались несколько спальников и пледы. Также молча, твёрдыми шагами она подошла к окну, повернувшись всем спиной. Мира видела, как вздрагивают её плечи, Карина плакала. Но Мира никак не могла себя сдержать, чтобы не спросить.
— Почему они это сделали? И где была охрана?
— Охрана была, теперь больше нет. Зачем? А зачем они вообще всё это делают? Юрген усилит теперь охрану, но то, что произошло... Неспроста, неспроста.
— Зачем?
— Якобы запугать. Торус, конечно, любит делать гадкие и низкие жесты, что бы показать свою значимость перед своими шестёрками. Но тут другое. Сергей уверен, что они пришли вовсе не поиздеваться над вами в честь вашего дня рождения, они хотели бы, что бы мы так думали. Но им здесь, определённо, что-то было нужно.
— И куда же они пошли? Юрген, Сергей… и Глеб?
— В главный штаб. Соберутся все главы совета, только им известно, что они там решают, играют чужими судьбами как хотят. Я знаю, я не скоро теперь увижу Сергея, я это чувствую…
Карина в очередной раз всхлипнула, затем резко обернулась, прошла быстрыми шагами по комнате, быстро взглядом погасив все свечи, и хлопнула напоследок громко дверью. Комната погрузилась в полумрак, от камина всё ещё оставался золотистый свет, который рыжими лоскутами выписывал странные призрачные фигуры, отражаясь от множества стеклянных сосудов в шкафу и проецируя себя на потолок и стены. Они остались одни, не считая охраны за дверью. Мира укуталась в плед, Геремен довольно быстро засопел, видимо сказалось количество алкоголя. Она же долго продолжала смотреть в потолок, на эту игру света и теней, ей казалось, она видит там себя и Глеба, как они танцуют, Мира улыбнулась собственной наивности, и уткнулась носом в подушку, ей хотелось её рвать, кусать, останавливало только то, что она принадлежала Юргену.