Кёнигсберг

Капитан Алатристе
   Вой пролетающей миномётной мины заставил пригнуться. Город горел. Смрадно чадила подбитая "Пантера", из-за нехватки бензина превращённая в долговременную огневую точку на перекрёстке улиц, вокруг неё валялись пустые пушечные гильзы, выброшенные через задний башенный люк. Тело танкиста в чёрном комбинезоне, срезанного очередью, безвольно повисло из башни руками вниз. Возле чёрных деревьев вповалку валялись мёртвые пожилые фольксштурмовцы второго призыва, бестолково брошенные в пекло второй уже на их счету мировой войны. Кое-где огрызались пулемётным огнём "ночные горшки Ляша", в которых ждали неминуемой смерти от огнемётной струи замурованные штрафники. Короткими перебежками от дома к дому перебегали панценгренадеры, обвешанные оружием и "панцерфаустами". На развалинах королевского замка и кафедрального собора читались белые надписи о войне до победного конца. Гражданские давно попрятались по подвалам и убежищам. Как они там жили без тепла, воды и еды - ведал лишь один бог. Я горько усмехнулся и посмотрел на бляху своего ремня. "С нами бог" - крутилась надпись вокруг имперского орла. Нет, бог отвернулся от Германии, позволив азиатской орде топтать её землю.
   Очередной взрыв отколол кусок стены от дома и засыпал меня серой пылью, куски кирпича забарабанили по каске. Вдали маячили серые фигурки противника, крадущиеся при поддержке танков, этих железных сталинских монстров.
   Над городом с воем проносились самолёты с красными звёздами на крыльях. Откуда-то дробно тявкала одинокая зенитка "Вильбервинд", но русская бомба заставила умолкнуть и её.
   Нет, определённо пора сматываться поближе к Метгетену, штабные говорили, что коридор до Пиллау ещё действует. Хотелось пить, но фляга была пуста, а река Прегель была красной от крови плавающих в ней раздувшихся трупов людей и лошадей.
   Я снял подсумок с мёртвого эсэсовца, заткнул пару гранат за ремень. Вытащил у него же с пояса фляжку, из которой отхлебнул приличный глоток кофе с коньяком, затем одёрнул полы двусторонней куртки с "болотным" камуфляжем и стал осторожно пробираться на звук выстрелов нашей танковой пушки. "Штурмгешютц", прятавшийся за перевёрнутым трамваем, защищало потрёпанное отделение, из которого остались только пулемётчик и стрелок, поэтому моё появление было весьма кстати. Радист сдёрнул с головы наушники и сказал, что оборона города прорвана. Вкратце изложив свой план прорыва к Метгетену, я посмотрел на усталые закопчённые лица танкистов. Все молча кивнули. Самоходка, отстреливаясь, стала пятиться назад, а мы, пригнувшись, шли под защитой её брони.
   Вдруг слева раздался крик: "Русские прорвались !". Я обернулся и увидел солдат в серых шинелях, быстро наводивших на нас длинноствольную пушку за проломом разрушенного дома.
   Выстрел !
   Снаряд попал "Штурмгешютцу" в борт и тот остановился. Пулемётной очередью русских скосило его охранников, затем грохнул взрыв ручной гранаты, и я мешком осел на брусчатку. В голове взорвался яркий сноп искр и мир погас.
   - Йозеф, проснись, что с тобой ? Меня кто-то тряс. Открыв глаза, я увидел знакомый ковёр на стене, приглушённый свет ночника и взъерошенную женскую фигуру.
   - Ты снова говорил по-немецки! Это всё тот же сон ?
   - Да. Это был всё тот же сон про апрель 45-го. Я дошаркал до холодильника и залпом влил в себя стакан кагора. За окном хмурился серый рассвет. 

декабрь 2009 г.