Отгремели раскатистые июньские грозы. Всемогущий Громовержец изрядно подустал от частых разъездов на колеснице по летнему небосводу. В июле небо, тоже погромыхивало частенько, хмуря брови косматыми тучами и поливая всё живое тёплым дождём, но мощь громовых раскатов была уже далеко не та. Не спалось повелителю грома, чуть не каждую ночь, а утром, появлялось из - за горизонта ласковое солнышко, умытое хрустальными струями дождя и серебряными росами. Оно улыбалось планете и ласкало землю живительным теплом. Жара спала и установилась летняя благодать. Весь мохнатый и пернатый мир обучался искусству выживания. Отшумела пора июльского сенокоса и весь деревенский люд, от мала до велика, уходил в лес. Слишком далеко - то и ходить было незачем. Ягод и грибов в этом году было особенно много. Лесных даров хватало на все деревни вокруг, да ещё с великим избытком. Мама моя, как истинный деревенский житель, всю свою жизнь собирающий дополнительный припас на суровую зиму в лесу, вся извелась и изволновалась, как перед первым свиданием. Сенокос отнял столько времени и сил, что оставалось только ждать его завершения.
Утро выдалось солнечное, да и денёк обещал быть славным. Фаина Степановна готовилась по грибы. Говорила она, всегда памятуя о народной мудрости: "Сынок, едешь на день, бери на неделю". Собиралась также и сама. Реквизит грибника не хитрый. Из еды: чёрный хлеб, соль, огурцы, зелёный лук и варёные яйца. В большую плетёную корзину, под чистую тряпочку положила небольшой нож и сверху ножа ставила пустой алюминиевый котелок, литров на семь - восемь. Определила в котелок приготовленную и завёрнутую в тряпицу - еду. Обязательно, мешок, заготовленный хитрым и простым способом. Достаточно длинная матерчатая лямка, сложенная в два раза. Каждым, отдельным концом, подготовленной петлёй, затянутая за нижние углы мешка через маленькую картошку внутри угла. Верхняя, большая петля сжимала горловину мешка. Получался большой солдатский, очень вместительный вещевой мешок. Мягкие лямки ловко ложились на плечи и совершенно не мешали движению, полностью освобождая руки, дополнительно защищая спину от лесного гнуса и разных неожиданностей. В вещевой мешок типа "экстра", она всегда клала ещё один мешок, спички и верёвку - на всякий случай. Перед дорогой садились за стол. Чёрный хлеб, сало и зелень составляли обязательный рацион. Воду, как правило, никогда, никто не брал. Любой водоём или лесная канава были готовы напоить изумительно чистой, прохладной водой.
Мотоцикл, "Восход" взревел своим двенадцатисильным мотором и, отплёвываясь вонючим дымком, помчал нас навстречу удаче. Мягкая, дорожная пыль, крутилась за нами кудлатым шлейфом и оседала, обессилев и успокоившись, на грунтовую дорогу. Тёплый, летний ветер бил в лицо и трепал, играя, волосы грибников. Я повернул руль стального конька на лесную дорогу и всей молодой грудью вдохнул лесную прохладу.
"Ты, Володенька, поверни - ка вон к тому колку, что у старых копён, с него и начнём. Далёко не поедем", - сказала мама, указывая рукой в направлении небольшого лесочка, стоящего посередине пшеничного поля. Остановились прямо на опушке, около полусгнившей соломенной скирды.
"Хорошо - то как, Господи, - сказала мать, подвязывая платок. Нет, сыночек, лучше Природы - Матушки нашей, во всём мире и быть не может. Люби её, живи с ней в ладу и она тебе в жизни правильную дорогу укажет. Бог её создал, человека среди этой красоты поселил, ему же на радость и на благо. Любая травинка, любая козявочка пользу Миру несёт, а человек худой, чёрный душой иль по не знанию, что тоже плохо, губит её родёмую, себе в душу гадит, детям, внукам своим, слёзы Земле причиняет, а через это злодейство в любом виде, боль и горе людям всем на многие века".
"Мама, смотри, груздь сухой, гляди какой красавец, прямо под ногами вырос", - заорал я.
"Володенька, а вот рядышком семейка, смотри какие красавцы, а ну полезайте в корзину», - сказала довольная мать. Разговоры и радостные возгласы затихли, руки поднимали листья и траву на опушке, постепенно продвигаясь к прелому стогу соломы.
Грибы пошли чаще и чаще. Сердце моё колотилось от нахлынувшей радости удачливого грибника.
«Сынок, ты, к стогу - то, к стогу ближе направляйся» - сказала улыбающаяся мама. Мне показалось, что она о чём - то догадалась, и пока скрывает это. Я работал, как экскаватор и слон в посудной лавке в одном лице, три гриба тут же раздавил сапогом. "Экий ты, сынок не ловкий, листья да травку аккуратней поднимай, дом и семью грибную для других сохрани, соломку - то подними" - тихонько сказала мама. Я поднял аккуратно первый тонкий, прелый, пласт соломы и ахнул. Ядрёные, белыe шляпки, сантиметров пять, семь в диаметре, прекрасных сухих груздей буквально сплошным ковром устилали открывшийся грибной схорон. И пошла потеха. Мама брала грузди аккуратно без ножа, как она выражалась: "Ломала грузди". Тыльной стороной указательного и среднего пальца вокруг ножки гриба прижимала спору и прелые листья, а большим пальцем, под самый корешок нажимала, при этом, ещё слегка прокручивая груздь на пол - оборота. Гриб словно вывинчивался из земли, оставляя землю и плодородный слой своим потомкам, а чистую ножку и шляпку, для себя. Ловко и быстро получалась эта операция у неё. Я, с остро отточенным ножом никак не поспевал за родительницей. Срезал я их дольше, рискуя в азартной спешке пораниться, да и брала мать их очень быстро и умело. Попутно успевала сорвать спелую, лесную клубнику и лечебную травку.
Большая плетёная корзина матери и мой алюминиевый котелок, давно уже перекочевали в вещевой мешок, типа "экстра". Обе посудины готовы были наполниться уже второй раз, а мы ещё и половину зарода с прелой соломой не обошли. Трудно передать настроение в момент сбора грибов, когда их много, берёшь только маленькие и средние, а большие шляпы оставляешь. Это какая - то песня, гимн победителя, торжество добытчика. Проще сказать, - это была просто сказка, в которую я и сам бы сейчас не поверил, собирая грибы в подмосковных лесах. Только не поверить нельзя, потому что я их сам собирал, правда, в Сибири.
Через час всё было кончено. Самые маленькие грибки, величиной с монетку, были оставлены на будущее. Грибы с огромными шляпами остались для разведения споры и на грибное удобрение. Два мешка заполнены полностью, а грибов ещё осталось много. Под тару сгодилась и кофта матери. Грибы ещё оставались на полянке, и оставить грибнику бесценный дар леса просто так - равносильно разрыву сердца или тяжкого преступления перед Матушкой - Природой. Проявив солдатскую смекалку, я снял штаны. Завязал штанины верёвкой, наполнил их до отказа лесными красавцами, а верх брюк затянул слегка поясным ремнём. Когда мы уселись и расположились на двухколёсном мотоцикле, выглядело всё это со стороны так: я сидел за рулём, передо мной на бензобаке стояла огромная корзина. Мама сидела сзади на сидении, за плечами у неё на лямках находился мешок, на согнутой в локте руке висел алюминиевый котелок с груздями, а на второй руке висела мамина кофта набитая дарами леса. Второй полный мешок был стоймя привязан к мотоциклу и багажнику, а сверху, на втором мешке, как на коне верхом сидели штаны с грибами. Надрывно ревя маломощным двигателем, трудяга - "Восход", гремя поршневым пальцем, вкладышами, шестерёнками и ещё Бог знает чем, повёз нас в обратный путь. Благо - это составляло километра три, четыре. Без всяких приключений, под удивлённые взгляды встречных, знакомых и мало знакомых сельчан, в такой несусветной комплектовке мы въехали на родную улицу. Мотоцикла, наверное, не было видно. Хорошо смотрелся я сам на железном коньке - горбунке - четырнадцатилетний пацан, со счастливой улыбкой до ушей, за огромной корзиной с грибами, в чёрных сатиновых трусах и кирзовых сапогах.
Через десять минут, после нашего приезда на родной двор, срочно и по неотложным делам, за солью и за дуршлагом и за половником, пришли три соседки. Их взору представились шикарные сухие грузди в тазах, вёдрах, корзине и огромном корыте. Грузди завораживали своей лесной красотой и грибным здоровьем. Они просто требовали любования собой. Глаз оторвать от сухих груздочков было невозможно. Для деревенского жителя - это процедура, равносильна рассматриванию отполированных граней крупного бриллианта чистой воды, ювелиром - оценщиком. Правда, в деревне алмазы вообще не имеют цены, в камнях крестьянин ничего не понимает, да никто их и не видел, наверное, в деревне, а вот грибы, гораздо дороже и грибные оценщики с большим понятием. Я, с гордым видом делового добытчика, ходил в трусах по двору и заливал грибы водой.
Возгласы восхищения и хорошей зависти невольно вылетели из уст трёх соседок.
- Ойё, Фешка, ишь чо, гля, ко, ся! Знашь Фаина, знашь места - те, а мы вчерася овся никово, а вы - те, на один пых слетали. Ну, надо же Феша, глико чё! Этож изловчиться, таку прорву наломать надо!
- Ой! Хорошо Фешенька побрала!
-Ну! Тюмиха! Я овся вся слюной изошла.
Эти восхищения и возгласы были лучшей наградой за радостный труд и нашу удачу. На что мама скромно заметили, как бы вскользь:
-Да, чё, там, побрали сегодня маленько. Володя вон натакался на сухи грузди - те, его заслуга.
Я ясно видел, что глаза матери искрились нескрываемой радостью за свой труд и удачу.
24 июня, 2000 г. Дед Владимир.