Наконец, собравшись с духом, наши герои подняли свои чемоданы и пошли к дому Марии Ивановны. Открыли калитку, во дворе было тихо. На протяжный скрип навесов никто не вышел. Медленно они подошли к двери. На дверях висел огромный навесной замок.
- Ой, мамочка, - завопила Клавдия, - что же с тобой приключилося? И иде ты есть?
Дело в том, что воровства в селе было мало, и местные жители, если уходили не очень далеко, не запирали свои дома на замок, а надевали скобу на петлю и втыкали туда палочку. Только долгая отлучка хозяев заставляла замкнуть дом на замок. Клавдия, увидев на дверях навесной замок, подумала о самом худшем и, не выдержав скопившегося за дорогу напряжения, разрыдалась.
Мокушка, глядя на жену, тоже всхлипнул и вытер скатившуюся слезинку.
- Клава, да замок ни о чём не говорит. Мама, когда уходила в магазин, тоже часто закрывала двери на замок.
- Ага, закрывала, но тогда она не была в тяжелом состоянии, - продолжала вопить Клавдия.
- Да обожди, не реви, сейчас сбегаю к Михалычу, узнаю, что к чему. Может её просто в больницу увезли, - сказал Мокушка, и побежал к Михалычу.
Через три минуты он возвратился со словами:
- У Михалыча хата тоже закрыта. И куда они все могли подеваться?
Это известие добавило масла в огонь, и Клавдия уже заголосила в полный голос. На вопли Клавдии прибежала соседка Макаровна:
- Что случилось? Где Мария Ивановна?
- Она в тяжелом состоянии, - сквозь всхлипывания ответила Калавдия. - Вот мы приехали по телеграмме, а её, наверное, уже увезли.
- Куда увезли, в больницу?
- Не знаю, - и Клавдия разрыдалась ещё больше.
Весть о том, что Мария Ивановна в тяжелом состоянии облетела село мгновенно. Сработало «сарафанное радио». В автобусе об этом узнала Татьяна Николаевна и, идя от автобуса домой, она встретила пару подружек… А когда Мокушки шли домой, по пути встретили знакомую Клавдии, Аллу. Эта Алла тоже тут же передала эту новость подружкам, и вскоре всё село знало о болезни Марии Ивановны.
Во дворе дома начали собираться люди.Был второй час пополудни. Народ шел по главной улице, кто на обед, а кто с обеда, Да и телефон тоже не бездействовал. Многие заворачивали на улицу, где проживала Мария Ивановна.
- Что здесь такое происходит? – сказала очередная подошедшая женщина.
- Да вот Мария Ивановна в тяжелом состоянии, а дома её нет, и никто не знает где она.
- Как в тяжелом состоянии? Я её только вчера вечером видела живую и здоровую.
- Как видела вечером? Где?
Народ притих, слушая объяснения женщины. Клавдия тоже примолкла.
Неожиданно из соседнего дома донёсся слабый вой женщины. Она завывала по-особенному звонко, с переливами. Все знали, что там живёт семидесятилетняя женщина со своей матерью. Вот, наверное, она и есть причина. Её мать-то умерла, а кто-то перепутал и послал телеграмму Мокушке. Все скорбно пошли к этому дому. Самые смелые сельчане потихоньку зашли внутрь. В зале на раздвинутом столе, скрестив руки на груди, лежала старушка. А её дочь стояла рядом и голосила. Голосила она громко с надрывом как будто, выполняла данную функцию по заданию, а не по велению сердца.
Мужики сняли фуражки. Все стояли молча, опустив головы.
Неожиданно, после неудачно взятой ноты, старушка открыла один глаз и, показывая пальцем на голосящую, сказала:
- Здесь не так, сфальшивила, однако.
Народ в страхе кинулся на улицу. Во дворе люди сгрудились и стали обсуждать создавшееся положение. Уже никто не мог сообразить, зачем они здесь и кто же в конце концов умер?
Самая смелая женщина вернулась обратно и выяснила, что там случилось. А произошло там следующее.
Старушка, божий одуванчик, услышав, как причитает Клавдия, сказала дочери:
- А ты так де будешь надо мной голосить, когда я помру?
На что дочь ответила:
- Да нет, не так, а намного громче.
- А ну покажи как. Я сейчас на стол лягу, ты поголоси, а я послушаю. Страсть как хочется послушать.
Старушки раздвинули стоящий в зале стол, мать легла на него и скрестила на груди руки, а дочь, стала над ней голосить, что и вызвало недоумение народа.
Когда эта женщина вышла и объяснила народу, что произошло, началось всеобщее брожение.
Мужики ругались из-за того, что эти бабки сбили народ с «панталыку». Кто-то сказал, что их надо в дурку определить. Кто-то, наоборот, жалел бедных бабок и защищал их. Мокушка, в конце концов, не выдержал и крикнул:
- С этими бабками всё понятно, они по старости совсем оглупели. Ну а где же всё-таки Мария Ивановна, моя тёща?
Все замолчали, никто не мог дать объяснение исчезновению Марии Ивановны. Неожиданно для всех, из-за поворота на поляну выехал «москвич 412». Двигатель у него работал с чиханием и необычайно громко, потому что выхлопная труба давно прогорела, и хозяин ни как её не мог починить. По этому тарахтению все узнали автомобиль Михалыча.
Когда автомобиль остановился около собравшихся, потихоньку открылась дверь, и из неё целой и невредимой вышла Мария Ивановна. Все ахнули.
- Что собрались? Бабушка умерла, что ли? - строго сказала Мария Ивановна.
- Да нет. Вас дожидаемся, - ответила впереди стоящая женщина.
- А чего меня дожидаться, вот она я, приехала.
- Мама, а где вы были? - и Клавдия, выскочив из толпы, бросилась матери на грудь.
- Да мы с Михалычем на пасеку ездили, кое-какие дела там делали. А вы что так рано с курорта-то прибыли?
- Да вот телеграмму получили, и сразу же приехали.
- Какую телеграмму? Никакой телеграммы я вам не давала, - строго ответила Мария Ивановна и пошла к своему дому. Народ стал потихоньку рассасываться. Задержалась всего одна группа, в которой мужчина рассказывал подобный случай, происшедший в Кемеровской области:
- Работал я тогда на шахте. А это как раз случилось перед Новым годом, значит. Заболел у нас один шахтёр, и положили его в больницу сначала у нас, а потом увезли в Кемерово. До Нового года оставалось совсем ни чаво, вот и мыслит этот шахтёр, как бы Новый год эта, значит, с семьёй дома встретить. Пытался поговорить со своим дохтуром, а тот ни в какую. И задумал он енту, как его, ну афёру. Чтобы жена, значить вызвала его домой, он послал ей такую телеграмму: «Пошли телеграмму мужу кто тире нибудь умер». Ну, почта есть почта. Там долго кумекали над смыслом, и жена получила телеграмму уже с таким текстом «Шлём телеграмму муж умер» А жили они меж собой плохо, всё время ругались. Но жене, значит, и горе, и радость одновременно привалило. Работала она там же на шахте, в конторе. Побежала, эта значить, она на работу, сообщила о смерти кому надо, и машину стала заказывать, что бы тело привесть.
А в енто время, в больнице перед Новым годом решили тараканов травить, и по приказу главного врача всех больных на время выписали. Ну, ентот мужик, не будь дураком, сразу на автобус и домой. Подходит енто, значит, он к дому, поднимается на свой этаж, глядь, а рядом с дверью крышка от гроба стоит, а по лестнице еловые ветки раскиданы. Хорошо, что ещё ключей от квартиры у него не было, а то бы там при виде гроба его кандрашка могла хватить. А так подумал, что из соседей кто-то умер. Ну, пошел он, значить, на работу к жене, ключи от квартиры взять, но сначала зашёл в курилку с мужиками погутарить. А те, как увидели его, так креститься начали. Пока выясняли, почему он живой, в курилку его жена пришла. Ей нужны были люди, чтоб гроб в машину закинуть. Как увидела мужа, тожа давай креститься и приговаривать: «Ты умер. Изыди, нечистый дух. Ты умер. Изыди нечистый дух». Никак не хотела признать мужика живым. Кое-как уговорили. Ну а деньги, что собрали на похороны, решили пропить. В ентот раз, я помню, под утро только домой добрался, да что там добрался, приполз, если честно-то говорить.
Постепенно народ разошёлся и понурые Мокушки зашли в хату.
- Ну что? Не вытерпела душа. Приехали. Что все деньги пропили, что ли? Ненашто было до конца срока пробыть?
- Да нет, мама. Деньги у нас ещё остались. И Володя ни разу не напился, да что напился? Он даже ни одной рюмочки не выпил.
- Так я тебе поверила. А что тогда раньше времени припёрлись?
- Так мы же телеграмму получили, что ты в тяжёлом состоянии, вот всё бросили и приехали. Вот она телеграмма-то, - и Клавдия достала из бокового кармана сумки телеграмму и подала матери. – Мы так перепугались. Ещё повезло, что кто-то от билетов на самолёт отказался, так за четырнадцать часов домчались, а то бы никак.
- Сроч-но выез-жай-те Ма-рия И-ва-нов-на тяже-лом сос-то-яни-и со-сед, - читала по слогам Мария Ивановна, - Енто ещё какой такой сосед. Михалыч, что ли? Других соседей у меня нет. Клавка, сбегай Михалыча кликни на минуту.
Клавдия сходила за Михалычем.
- Михалыч, вот кто-то Клавке телеграмму в Анапу послал, что больна я, не ты ли?
- Что ты, что ты, Ивановна, зачем мне такую телеграмму посылать? Нет не я.
- А ты не знаешь, кто енто мог сделать?
- Нет, не знаю, - и отрицательно покачал головой.
- Да, тайна покрытая мраком. Много ли денег истратили? Отчитайтесь.
- Клава, доставай заветную коробку, - сказал Владимир Клавдии.
- А в каком она чемодане-то?
- Так её ты же клала, пока я к Фоминишне-то бегал.
- Да не ложила я никакую коробку, ты же за неё отвечал. Где хоть она стояла-то?
- Да на холодильнике. Ну, давай быстрее чемоданы перетряхать. Может взяли?
Мокушку прошиб пот. Столько внимания уделялось этой коробке, и на тебе, в самый ответственный момент она пропала.
- Володя, а ты не забыл сотовый Фоминишны взять.
- Да нет, не забыл. Он у меня в тетрадке, в которой я стихи писал, записан.
Он порылся в одном из чемоданов и достал тетрадку.
- Вот он, номер Фоминишны.
- Ну что рот раскрыл, звони.
- Да у меня же телефена-то нет, утопили же я его.
- Мама, дай твой сотовый, срочно позвонить надо.
- Куда енто позвонить, у меня тама и так денег мало.
- Мама, дай. Срочно надо, настояла на своём Клавдия и, взяв телефон, передала его Мокушке:
- Звони!
Набрав номер Фоминичны, Мокушка начал разговор:
- Фоминишна, здравствуйте, это я Володя Мокушка. Фоминишна, ты уборку в нашей комнате делала?
- Делала. А коробку с холодильника куда дела?
- В мусор выбросила. А мусор уже вывезли?
- Нет! Фоминишна, ради Бога, там в этой коробке очень важные для нас бумаги. Да нет, нет, хорошо что ты смотрела, это для тебя они не важные, а для нас очень важные. Ты ту коробку прибери пожалуйста, на следующий год приедем, отдашь.
- Посмотришь? Хорошо, я через часок перезвоню.
Пока Мокушка разговаривал по телефону, руки у него вспотели, и телефонная трубка чуть не выскользнула. Клавдия с замиранием сердца прислушивалась к разговору. И хотя она всё поняла, но для верности, переспросила:
- Ну, что?
- Фу ты, аж телефонная трубка вспотела. Ну что? Да уборку-то она сделала, а коробку в мусор во дворе положила. Мусор ещё не вывезли, поэтому сейчас посмотрит. Ежели коробка там, то приберёт до следующего года.
- А ты что думаешь, я вас и на следующий год в Анапу пошлю, и денег дам?- вмешалась в разговор Мария Ивановна.
- Но, мама! Мы же не виноваты, что кто-то так зло пошутил и нас вызвал. Мы не все деньги потратили. Давай сядем, разберёмся и какое-то решение примем, - обратилась Клавдия к матери.- Ежели бы мы тебя не любили, разве приехали? А то, как только телеграмму эту проклятую получили, все бросили и примчались.
- Ладно, убедила, - поморщившись, согласилась Мария Ивановна. - Выкладывай все деньги, которые остались. Подсчитаем.
Клавдия, порывшись в своей дамской сумочке, достала оттуда тоненькую пачку денег и передала их матери. Мария Ивановна, послюнявив пальцы, начала, громко нашептывая, их считать.
Одна, две, три …
- Мам, а можно побыстрее.
- Деньги не любят торопливых, деньги счёт любят, - ответила Мария Ивановна и продолжала, - десять, одиннадцать … и это всё?
- Всё, - ответила Клавдия, - мам, не забудь, что мы лишних шестнадцать тысяч на самолёт пустили, чтобы к тебе, между прочим, прилететь и на автобус из Бийска.
- А до Бийска на чём добирались?
- Так бесплатно одного человека упросили довести, чуть ли не на коленях стояли.
- А на какой отдых-то деньги тратили, всё на бары какие-нибудь?
- Да что ты, мама, говоришь-то? Не на бары, а на экскурсии.
- И сколько экскурсий- то прошли?
- Да десять, кажись. Ну а одиннадцатая сорвалась. Билеты-то на святой источник мы купить купили, а поехать не поехали, потому что ночью улетели домой.
- Значит, скоко лишних денег-то истратили?
- Володя, сколько? Скажи маме.
- Значить так. Шестнадцать тысяч на самолёт, двести рублей на автобус и семьсот рублей на святые источники.
Ну, вот и хорошо. Значить к тем деньгам, которые вы мне привезли обратно, я добавляю шестнадцать тысяч девятьсот рублей и плюс на дорогу в плацкарте в два конца, так как билет на обратную дорогу на поезд у вас тоже пропал, так.
- Так, не понимая ничего, ответила Клавдия.
- Ты хоть поняла чего так? – спросила Марья Ивановна.
- Нет, не поняла.
- В общем, решение такое. На следующий год, вы так же едите в Анапу и продолжаете тратить деньги на отдых. Вот на тебе деньги, которые ты мне привезла, я их плохо сосчитала и даже не поняла, скоко их там и в следующем году ещё получишь на автобус до Новосибирска и на поезд плацкарту до Анапы, туды и обратно. Это моё последнее слово. Согласны?
- Согласны, - с биением в сердце ответил Мокушка и еле сдержал радостную улыбку.
- А ты мне рожи-то не строй,- заметила его неуместную ухмылку Мария Ивановна, - вот тебе телефон, звони ещё раз этой, как её Фоминишне, потому что, ежели она выбросила ваши отчётные документы, хана, никакой поездки.
Владимир Иванович взял телефон и дрожащими руками вызвал набранный перед этим номер телефона. Фоминична ответила сразу.
- Валентина Фоминишна, вы нашли коробку, о которой я вас спрашивал?
- Нашли. Хорошо, а всё ли цело в этой коробке Не потерялись ли из неё документы?
- Целы! Слава богу, - он тяжело вздохнул и показал Клавдии большой палец поднятый вверх.
- Вы эту коробку, пожалуйста, сохраните до следующего года, и вот ещё что. Можно в следующем году у вас остановиться?
- Можно, но это же просто замечательно. Перед выездом позвоним.
- Мария Ивановна, отчётные документы все в целости и сохранности, так что мы в следующем году поехать в Анапу согласны.
- Ну, вот и договорились. А сейчас с приездом. Проголодались, наверное. Клавка, на печи борщ, доставай и бутылёк беленькой, он под кроватью.
- Мама не надо водку. Володька уже как месяц ни капли не выпил.
- Ну не надо, так не надо.
Втроём они сели за стол, Клавдия налила по тарелке настойного борща, и они тихонечко обсуждая поезду Мокушек, пообедали.
- Ты вот что, Володька, мёд на пасеке созрел, только сегодня там, сам знаешь, была. Качать пора. Завтра и начнём.
И завертелась обычная жизнь у Мокушек. Пасека, качка мёда, картошка, сено, солома, дрова, … в общем, обычная жизнь деревенского человека. И только изредка Владимир Иванович подходил к высокому берегу реки и с тоской смотрел на гору «Змеинка» и на то место, где должна быть глубокая, сделанная руками человека ещё неразгаданная «яма».