Молодость

Андрей Кд Лаврик
               
                «Не бродим по базару,
                Подобного товару
                Не сыщешь днём с радаром,
                Дешевле – только даром!»

     Высокий улыбчивый мужчина на вид лет тридцати с небольшим, залихвацки растягивал и вновь сжимал меха  увесистого аккордеона. Ловкие пальцы отчаянно пытались догнать  друг друга, выплясывая дивные танцы на чёрно-белых клавишах.
     На локтях и лацканах ярко фиолетового, обшитого блёстками пиджака позвякивали в такт мелодии колокольчики. На поясе с обеих сторон виднелись маленькие кожаные бубны, которыми мужчина успевал иногда задавать ритм, а на шее висел тяжёлый металлический холдер - крепление для губной гармошки, и между текстом он заливался залихватским соло на этом дивном музыкальном инструменте.
 
                «Чего стоишь, краснеешь?
                Хватай – не пожалеешь!
                Не успеешь прикупить –
                Завтра станешь слёзы лить!
                От Чикаго до Сиднея
                Не найти товар нужнее!
                От Мадрида до Бишкека
                Украшаем человека!»

      Сколько же безудержного веселья было в этом частушечном речитативе! Вот только сам голос … он как будто не принадлежал своему владельцу. Нет, по отдельности друг от друга этот звук и эта картинка могли существовать вполне самостоятельно, но вместе …
      Многих присутствующих очень удивляло, как у столь молодого человека может быть такой скрипучий, протяжный, возрастной голос. 

                «Всё для Вашего хотенья,
                Пройти мимо – преступленье!
                То, чего не смел хотеть,
                Цены просто ох … ох, какие низкие!»

     На последних словах все собравшиеся разом хихикнули. Кое-кто переглянулся. Некая миловидная барышня даже слегка покраснела.
     Толпа, между тем, нарастала как снежный ком. Шумный балагур покрутил какую-то ручку слева от себя, и в воздухе тотчас воспарили сотни, тысячи мыльных пузырей:  разноцветных и прозрачных, огромных – с голову ребёнка, и совсем маленьких – со спелую горошину величиной. Публика была очарована. Но ещё больший интерес вызывал вопрос: что именно приглашал приобрести таким остроумным способом продавец? Вокруг него стояло несколько рядов ящиков из серого невзрачного картона. Что же в них? 

                «Каждому пятому – удача!
                Каждому десятому – сдача!»

- Что в ящиках, клоун, билеты в цирк? – не выдержал кто-то из толпы.
     Весельчак будто только того и ждал. С тем же радостным настроением быстро распахнул он один из ящиков, извлёк оттуда несколько тюбиков и баночек с какой-то гелеобразной суспензией, и принялся потешно, но мастерски, жонглировать ими, подкидывая ещё и ещё к уже парящим в воздухе предметам. Даже увесистый аккордеон ему, казалось, не мешает. Продолжая свои хитрые кульбиты, фокусник разразился стихами:

                «Если бы Венера знала,
                Всё б с руками оторвала.
                Был бы крем у Жанны Д’Арк,
                С ней не поступили б так!
                Беременным большие скидки,
                Что плетётесь, как улитки?
                Раз мазнул – годов как нет:
                Время нам не конкурент!»

     Женщины одна за другой стали любопытно подходить всё ближе. Но рынок сбыта представлялся пронырливому реализатору не полным, поэтому он ловко схватил за рукав проходящего мимо мужчину и достаточно нахально прогнусавил:

                «Доставай, мужик, заначку,
                Прокачай свою казачку!
                Преврати супругу в сказку,
                Из бабки Ёжки в Златовласку!
                Будет ей вновь 20 лет,
                Умрёт от зависти сосед!
                Не плошай и не робей!
                Подходи – хватай скорей!
                И с женой пускайся в пляс.
                Коли ты не  - … совсем дурак!»

    Увеселительный маркетинг возымел своё действие. Отовсюду только и слышалось: «Почём?», «Дайте 2», «А это не вредно?». Только гость рынка вновь схитрил: он быстро роздал присутствующим маленькие пробные образцы крема бесплатно, объявил во всеуслышание, что завтра ожидает всех, кому понравилось чудо-средство, на том же месте, в тот же час, и  скрылся восвояси почти так же неожиданно, как появился.
*****     *****     *****     *****    *****     ******     *****     *****    
   
     Клавдия Леонидовна проснулась к десяти. Она всегда долго спала, считая это одной из тех безусловных привилегий, которые доступны жене мэра. Как держать его за локоть на центральной сцене в день города или входить без стука и вне очереди в любой кабинет, будь то горисполком, обладминистрация или даже больница.  Александр Павлович ещё честно отсыпался в свой законный выходной, первый за последние 2 с лишним месяца. Он всегда очень много работал, но вожделенного поста дождался, лишь достигнув весьма преклонного возраста – 68 – когда планов ещё много, но резерв сил на их реализацию уже совсем не тот, что в прежнюю пору.
     Ввиду постоянной занятости, времени упиваться властью не было, поэтому эту сладкую чашу до дна, и не без лёгкого хмельца, испивала супруга градоначальника.
     Вот и сегодня она царственно потянулась, элегантно протёрла сонные веки, с чувством собственного величия подошла к зеркалу … и обомлела.
- Леночка, Леночка, посмотри, какой однозначно положительный эффект прослеживается на моём лице в результате применения этого дивного крема. Какая занимательная тенденция! - закричала женщина, вбегая в спальню к своей 47-летней дочери. Привычка говорить умными, высокопарными словами появилась у первой городской леди относительно недавно, но уже успела плотно в ней укорениться. Беда состояла только в том, что женщина нередко сама не понимала что говорит, становясь объектом насмешек для окружающих. За спиной, конечно. Говорить правду в глаза в здешних местах считалось как минимум некультурным, было «моветоном», как  метко выразилась бы сама Клавдия Леонидовна. 
   Кстати, слово «тенденция» было одним из любимейших терминов её небогатого лексикона, уступая по популярности употребления разве что слову «идиосинкразия»
- О, Боже мой, какой румянец.  Кожа шелковистая. Превосходно! Перфекто! Ведь на многие виды косметики у меня идиосинкразия, - а вот и слово-лидер.
     Леночка взглянула спросонья на мать и только всплеснула в ладоши. Если бы она не видела родительницу каких-то 12 часов назад, то точно решила бы, что та сделала себе пластику лица – настолько изменилась знакомая физиономия.
- Вот это … чудеса, - только и смогла выговорить дочь, - Это ты как того … помолодела?
- Это всё крем того чудака с центрального рынка. Нанесла на ночь на лицо, и сразу чувствую, как каждая клеточка вибрирует, а потом так тепло и приятно стало, что сразу захотелось спать, а сны какие приятные - как детстве.
- Дак чего ж мы сидим? Он же сегодня опять обещал быть. Хватай деньги, бежим скорее!
     Так и поступили. Найти то место оказалось делом нехитрым, а вот пробраться к прилавку сквозь необъятное море желающих обмануть время - было неимоверно трудно. Казалось, что здесь собрался весь город. С криками, визгами, тумаками, пинками и затрещинами, мЭрское семейство через несколько минут таки добилось своего. Каково же было их удивление, когда на пороге огромного трейлера, из рода тех замечательных машин, которые гордо именуются домом не колёсах, их встретил неимоверно галантный, безупречно причёсанный джентльмен в деловом костюме, галстуке, и настолько начищенных модных ботинках, что смотреть на их блеск больше пары-тройки секунд было физически невозможно. В этом франте с огромным трудом угадывался вчерашний уличный шут и неугомонный паяц, но это всё же, без сомнения, был он.
- Добрый день, прелестные создания! Безмерно счастлив приветствовать вас в своём скромном передвижном офисе. Милости прошу.
     Он как раз помогал спуститься со ступенек раскрасневшейся от радости пожилой женщине, которая быстро сунула в цветастую сумку несколько тюбиков и кипу каких-то бумажек, после чего  с головой окунулась в неспокойную бездну людей, мгновенно исчезнув из поля зрения под завистливое недовольное улюлюканье толпы. Хозяин приветливо улыбнулся своей голливудской улыбкой, радушно открыл новым клиентам двери импровизированного офиса и отрекомендовался.
     У этого странного человека было просто издевательски простое ФИО: Иван Петрович Сидоров. Это можно было бы расценивать как очередную шутку, но подобного рода сарказм способна допускать только сама жизнь.
- Так значит, вы тоже оценили удивительные возможности нашей продукции?
- Оценила, без излишних гипербол заявляю: средство невероятное! Хотела бы приобрести ещё данного эликсира себе и моей любимой доченьке, - с этими словами Клавдия Леонидовна достала из портмоне увесистый бумажник и приоткрыла его,кокетливо обнажив все его зеленоватые прелести, - думаю, мы с вами посовещаемся и придём к обоюдовыгодному консенсусу.
     Иван Петрович понимал, что женщина несёт околесицу, но значение для него в данный момент имело содержимое кошелька дамы, а не её головы.
- Ну, конечно же, придём. Мы уже к нему на полпути, - продавец с хитринкой посмотрел на дамочек, достал из ящика упаковку из 10 больших тюбиков продукции, протянул в трясущиеся от желания обладать товаром пальцы Клавдии Леонидовны, но тут же резко одёрнул руку с продукцией назад, - чуть не забыл, ещё одно требование, так, не более, чем условность …
- Всё, что вам угодно! – счастье было так близко.
- У нас серьёзная организация, поэтому с каждым пользователем мы заключаем личный типовой контракт. Вот он, -  мужчина извлёк из того же ящика бумагу. Много бумаги, - здесь 758 листов. Будете читать?
- Нет. Я вам верю. Где подписать?
- Здесь и здесь. На дочку не нужно – действие распространяется на всех родных по крови особ подписавшего, которые пользуются нашим кремом.
   Спешно оставляя подпись в указанных местах, супруга мэра только немного сыронизировала:
- Вы же не заберёте нашу душу, правда?
- Душу? Нет. Уверяю вас, у нас совсем другая сфера интересов, - отрепетированная улыбка, хитрый взгляд, - ах, да, состав держится в секрете, так что не ищите его на упаковке.
- А он не вредный? Из чего сделан? – словно проснулась Леночка.
- Важно не из чего он сделан, а как он действует, а действует он безотказно. До свидания. Молодейте на здоровье.
     Счастью женщин невозможно было подобрать эпитетов. Оно было безграничным и чистым, словно небо в ясный июльский полдень. Прибежав домой, они тут же вскрыли заветные тюбики и покрыли себя препаратом во всех возможных местах.  А потом настало полнейшее расслабление, и наступил блаженный сон…
*****     *****     *****     *****    *****     ******     *****     *****         
    
    Мэру нравилась его седина. Да и не пристало градоначальнику быть одного виду со своим подчинённым или помощником. Он с удовольствием носил свою седую гриву, словно серебряную корону – отличительный признак правителя. Даже в это смутное время, когда все в городе … тьфу ты, даже думать тошно, только отплёвываться.
- Что за название такое для крема – «Молодость»? Это слово должно выражать не имя товара, а состояние души, - Александр Павлович весь день прибывал в отвратительном расположении духа. А всё из-за этого треклятого проходимца.
- Не смеши меня, родной, для твоей души это состояние недостижимо, как вершина Эвереста для дождевого червя. А вот тело можно было бы и омолодить, не будь ты упрямым ослом. Посмотри на меня, я тебе по виду во внучатые племянницы гожусь, старый ты пень, - Клавдия Леонидовна, словно тонкий белый лебедь, грациозно подплыла к мужу, мучавшему галстук, и парой ловких движений повязала его на шее благоверного двойным виндзорским узлом. Руки её были мягкими и сверкающими, словно чистый океанский жемчуг, как и всё тело.
 - Сказал, не буду молодиться, значит, не буду. Я себя и таким вполне утраиваю. Внешность - как паспорт, визитная карточка, если хочешь. Морщинки мимические у краешков глаз – много улыбаюсь. Седина – грешен, часто нервничаю.  Это всё моё, заслуженное, понимаешь? Да и обманывать природу – не хорошо как-то. Она мудрее нас. Жаль, что мы об этом так часто забываем. Да вас с дочерью рядом поставь – не отличишь друг от друга. Куда ж это годится?
     Вот уж год, как данная тема стала в доме четы Полониных камнем преткновения, о который рано или поздно спотыкался любой, даже самый безобидный, разговор супругов.
- Ты просто завидуешь, что Ивану Петровичу сегодня титул почётного жителя города вручают.
- Скажешь тоже. С чего мне завидовать? Я-то всего 35 лет денно и нощно вкалывал на благо нашей малой родины, чтобы это звание заслужить, а Сидорову вон – целый год понадобился, да его косметичка.
- Кстати, ровно год. Вот прямо в эту дату он и появился в наших краях, благослови его Господь. Мы тот день хорошо запомнили. Правда, доця?
- Да. Подумать только, всего за каких-то 365 дней он вернул нам нашу юность, - обе женщины громко и невпопад загигикали, прямо как ПТУ-шные выпускницы.
- Да, за что наш ему низкий поклон. И не только мы благодарны. Цены на удивление доступны, так что весь город пользовался. Да ты и сам знаешь, выйди на улицу – ни одного пожилого лица. Кроме нашего старообрядца-мэра, конечно же.
   Александр Павлович вполне справедливо считал, что раздавать всем подряд столь высокие и почётные награды – значит обесценивать их по своей сути, но благодарные помолодевшие жители города буквально засыпали горисполком письмами с одной единственной просьбой: увековечить имя их спасителя самым надлежащим и достойным образом. Среди предложений, в том числе, фигурировали разные почести: от хвалебной статьи в местной крупной газете, до изваяния памятника в натуральною величину в самом центре города. Так что из всех возможных зол ошарашенный градоначальник выбрал ещё и не самую большую.
      За окном посигналила машина – это шофёр готовился отвести своего начальника с женой и дочкой на торжество в честь присвоения гостю их города наивысшего статуса.
      В дороге почти не разговаривали. К величайшему сожалению Александра Павловича, устав требовал, чтобы подобные награды вручались лично первой особой города, а иначе он просто сказался бы больным, чтобы не участвовать во всём этом фарсе.
      Оперный театр светился так, что уличные фонари на его фоне выглядели тусклыми, истлевшими спичками. Ярче самого заведения в этот вечер горели только глаза виновника торжества. Он как будто поджидал мэра, стоя на крыльце здания в широком кругу своих почитателей и откровенных подхалимов. Едва увидев припаркованную машину с государственными номерами, Иван Петрович устремился вниз, сопровождаемый своей свитой, которая, словно мантия императора, потянулась за ним по ступенькам.
- Рад видеть тебя, Сашенька, - надменно улыбаясь, сказал мужчина и подал руку мэру, - а мы уже все тут заждались.
    Не терпевший подобной фамильярности градоначальник просто вскипел от столь дерзкого приветствия, но длинная политическая жизнь научила его тщательно скрывать от окружающих свои истинные чувства за маской сдержанности и благосклонности.
- Здравствуйте, Иван Петрович. Пора бы уже закончить всё это. Пойдёмте сразу на сцену.
     Без пяти минут почётный житель взял под руки жену и дочь своего ненавистника, и с нескрываемым удовольствием ввёл новоприбывших в зал славы имени себя любимого.
- Что же это? – только и вымолвил мэр, - Откуда здесь столько зеркал?
     И правда, все стены, потолки, и даже пол бального зала были сделаны из высококачественного отражающего материала.
- Это мой маленький подарок признавшему и приютившему меня городу. Раз уж все теперь молоды и привлекательны, то почему бы не побаловать глаз созерцанием собственной красоты?
     Стоит признать, что многочисленные собравшиеся были просто в восторге от приёма. Александр Павлович ошеломлённо наблюдал, как его моложавые сограждане расхаживают взад-вперёд по всему этому королевству кривых зеркал, пьют халявное шампанское, едят бесплатные закуски, и почти не смотрят на собеседников, без конца любуясь лишь собственным вездесущим отражением. Посмотрел на своё и мэр: возрастные пятна на лице, уставшие глаза, жёлтые зубы, обвисший животик – он выглядел здесь неуместным, будто индюк в вольере с лебедями.
    А может ну её – эту принципиальность? Сколько всего можно сделать для себя и этих людей, если вновь стать сильным и молодым. Всё! Решено! Завтра же он тоже стыдливо перекочует в стан идейного врага, пусть и намерения при этом будут наилучшие. А сейчас … сейчас момент его наинизшего падения: оркестр уже играет тушь, а это значит, что пора вручать отличительный знак и ленточку почётного гражданина  тому, кто, по мнению всех вокруг, не кто иной, как герой нашего неспокойного времени.
    Под аккомпанемент победных фанфар, на сцену поднялись двое. Одному из них зал адресовал шквал оваций и бурю аплодисментов, второй же чувствовал себя бледной тенью триумфатора, мечтающей хотя бы о сотой доле той же народной любви в награду за все свои благие свершения.
- Имею честь и удовольствие, - соврал Александр Павлович, - вручить эту медаль и эту ленту нашему новому почётному жителю.
     К счастью, много говорить не пришлось. Нетерпеливый Сидоров нервно взглянул на свои золотые часы, и буквально вырвал причитающуюся ему награду из рук мэра. Потом подошёл к микрофону, чтобы сказать пару слов. Градоначальник впервые видел, чтобы всегда спокойный Иван Петрович так сильно нервничал.
- Дорогие мои, теперь можно не бояться этого слова, земляки. Я был рад провести целый год рядом с такими приятными и милыми людьми, как Вы. И эта награда, - он вынул блестящую круглую штуку из красной бархатной коробочки, - наивысшие доказательство того, то наша сделка принесла всем нам пользу и удовольствие. Спасибо, что впустили меня в свои жизни. Уверяю, где бы я ни был, и что бы я ни делал, я всегда буду с теплотой и благодарностью вспоминать каждого из вас, и уверен, что вы тоже никогда меня не забудете. А теперь, - он незаметно ощупал глазами огромные настенные часы, висевшие в другом конце зала, - мне нужно спешить по одному очень важному делу. Я специально назначил бал на столь позднее время – чтобы романтично и загадочно удалиться в ночь, как Золушка – без десяти двенадцать.
    Слушатели засмеялись.
- А вы, дорогие мои друзья, празднуйте. Гуляйте до утра. Ведь наша жизнь настолько коротка, что нужно ловить каждый миг крылатой молодости. Оркестр, вальс!
   Волшебная мелодия, облачённая в тонкие, невесомые одежды размером в три четверти, наполнила бальный зал. Мэр ещё не успел сойти со сцены, как его уже подхватила Клавдия Леонидовна, и закружила в прекрасном танце, напевая ему на ухо мерное: «раз-два-три, раз-два-три», - она знала, что мужу по ушам потоптались все медведи местного заповедника, да вдобавок - слоны заезжего зоопарка, так что иначе ему ритм не за что не удержать.
     Внезапно погас свет. Оркестр тут же умолк, и лишь одинокая скрипка, испуганно блуждала просторами огромного зала, но вскоре она тоже заблудилась, запнулась на самой высокой ноте и умолкла. Пёстрое зеркальное королевство просуществовало во мраке всего лишь несколько мгновений, но когда электричество снова вернулось к людям, яркий свет больно взрезал глаза Александра Павловича так, что тот невольно зажмурился.
     Первой закричала секретарь главного прокурора – Ниночка. Её высокий голос острым кинжалом вспорол брюхо тишины. Привыкая к свету, мэр отчётливо слышал, как голос буквально за считанные секунды стареет. Это происходило прямо сейчас. Из молодого, звонкого, сильного, и раскатистого, он превращался в тихий, предсмертный стон.
     Вслед за этим криком раздалось ещё несколько жутких, пронзительных голосов. Сперва они походили на душераздирающий стон банши, потом, не прерываясь, мутировали в вой сирен, после чего непременно срывались и скатывались в старческий гортанный хрип. 
     Клавдия Леонидовна размякла в его руках и повалилась на пол. Супруг успел подхватить её. Сначала взгляд мужчины приковала морщинистая рука, в отвратительных чёрных пятнах, будто от бубонной чумы, Вся кожа жены была сморщенной, как курага, а тело – лёгким, словно пушинка.
     Когда зрение вновь стало ему повиноваться, градоначальник посмотрел вокруг, и в ужасе отшатнулся в сторону: на полу, на подоконниках, на ступеньках – везде стонали пожилые, нет, скорее – древние люди. Седые, морщинистые, беспомощные, смотрели они на свои недавно ещё прекрасные отражения, не в силах поверить, что всё это происходит с ними. Как тяжело терять то, что по-нашему заблуждению должно принадлежать нам вечно.
Зеркала как будто зло хохотали прямо в лицо человеку, умножая весь этот ужас людских трагедий в несметное количество раз. Казалось, что все в мире вдруг стали старыми, вся земля одряхлела и пала ниц.
     Александр Павлович вынес жену из помещения, аккуратно положил её на заднее сидение служебной Волги. Потом вернулся в зал и с большим трудом отыскал дочь. Пожилая женщина лет 70-ти плакала, сидя в углу коридора. Опознание собственного ребёнка стало возможным лишь благодаря элитному, увенчаному большим красным бантом модельному платью, сшитому на заказ.
     Окружающие хватали его за рукава и штанины откуда-то снизу, моля о спасении.
     Отец помог Леночке спуститься к машине, усадил рядом с собой на пассажирское сидение. Хвала небесам  - Василич снова забыл ключи в зажигании. Домой! Скорее домой!
*****     *****     *****     *****    *****     ******     *****     *****    

      Александр Павлович перенёс то, что раньше называло себя его женой, на кровать. Сухими, дрожащими губами она только и смогла прошептать:
- Пить …
     Мужчина принёс из кухни стакан воды, но самостоятельно сделать глоток жена не могла, поэтому он поднял ей голову и смочил губы мокрой тряпочкой. Боже мой! От Клавдии остались одни глаза.
     Леночка сидела на кресле и рыдала. Она пыталась вытирать слёзы, но вид собственных худых, сморщенных ладоней вселял в неё ужас и заставлял не верить происходящему.
     «Сделка»,- мелькнуло в голове мэра, - «Этот мерзавец говорил о какой-то сделке».
     Александр Павлович порылся в шкафах, и вскоре извлёк на свет Божий тот самый толстый и увесистый контракт, о котором однажды пренебрежительно упоминала его жена за сытным ужином.
    Название поразило мужчину: «Договор на предоставление кредита».
    Пробежался по основным пунктам:  «Стороны», «Трактовка терминов», «Вводная часть», «Общие положения», «Права и обязанности сторон» … АГА! ВОТ ОНО! … «Предмет договора и условия кредитования».
    Глаза мужчины жадно впились в текст: «Данный договор предусматривает предоставление клиенту в пользование молодости на срок, оговорённый ниже».
«Срок действия договора»: «Условия договора вступают в силу в момент подписания обеими сторонами.  Действие договора приобретает юридическую силу с даты подписания, и истекает спустя 1 календарный год, но не позже, чем 16 сентября года, следующего за годом подписания. Расторжение или изменение условий договора по желанию одной из сторон не предусмотрено. Пролонгация не производится».
«Условия, на которых осуществляются расчеты»: «Расчёт по данному договору производится единоразово, по истечению срока действия договора, в размере 30 лет процентов за 1 год пользования молодостью». 
     Ниже только дата и подпись.
     Александр Павлович смотрит на электронный настольный календарь: 16 сентября. Всё-таки время неумолимо и неподкупно. В голове у мэра начинается ужасная математика: жена получила кредит в 67, значит теперь ей почти 100! Дочь помолодела лет на 20 от своих 47-ми, выходит, теперь ей под 80!
     За окнами было пусто. Печальный город будто состарился вместе со своими жителями. Совсем скоро в нём останутся только дети и мэр, который так и не сумел уберечь от беды их родителей.
    Александр Павлович садится у кровати умирающей жены и держит её за руку, пока молодая душа покидает свою износившуюся, потрёпанную оболочку. Она уже ничего не в силах сказать на прощание, а он не находит ничего более уместного, чем спросить:
- Родная, ну почему мы никогда не читаем то, что подписываем?
    А потом они плачут, и это становится последним, что они делают вместе.
*****     *****     *****     *****    *****     ******     *****     ***** 
   
    Чудаковатого вида молодой человек в яркой одежине только что закончил свою частушечно-фокусную программу, выпустил из «волшебного» аппарата на волю мыльные пузыри, и принялся раздавать удивлённым гражданам бесплатные образцы своей продукции.
- А они не тестировались на животных? – спрашивает какая-то сердобольная тётенька с умным, участливым видом.
- Да что Вы, мадам?!? Что я, изверг какой-то? Только на людях! Исключительно на них! – мужчина широко улыбается, а глаза его наполняются жутковатой осмысленностью. Очень жаль, но вся ирония происходящего здесь пока что понятна только ему одному.