Пётр Маркович.
- Ты в поход за Славой…
- Тебе-то какое дело? – отвечаю я, упаковывая картины.
- Орлов, мы знакомы уж не первый год…
- И что? Ты на что намекаешь, косматый, - я отвлекаюсь от своего занятия.
- Прозу вот, Юрок, забросил… В живопИсь ударился…
- В живопИсь, уважаемый, я ударился ещё в розовом детстве… А прозой не я один … - сказал я, схватив за ухо Чёрта.
- Помилосер-р-р-р-дствуйте!... – закричал мой критик.
Я, оставив в покое лохматые уши, бережно упаковываю картины. Рогатый критик пыхтит сигаретой, обиженно кидая взгляд на мои старания.
- Всегда так… Настроение с утра испортит… - недовольно шепчу я.
- Так всегда… Ухи накрутит, а потом бубнит про утро… - недовольно шепчет мой сосед, пуская табачные кольца в потолок.
Выхожу из своей комнаты, не прощаясь с оппонентом.
- А мусор, дядя, кто выносить будет? Александр Сергеевич? Твоя очередь! – кричит он.
Молча беру пакет с мусором.
- Не кури лёжа… - говорю я, уходя.
- А кто курит? Пушкин?! – возмущается Чёрт, прикуривая от окурка сигарету.
Я несу свои картины на вернисаж в одной руке, пакет с мусором в другой.
- Не перепутать бы, - усмехаюсь я.
Осеннее солнышко улыбается мне.
- Юрок, пиво не забудь! – кричит мне из окна лохматый.
Обернувшись, вижу его, сидящего на подоконнике, с немецко-русским словарём в лапах.
- Ауф видерзеен! – елейно кричит он.
Я три раза плюю через левое плечо.
Навстречу идёт сосед по общаге Пётр Маркович. Внешний вид и походка не оставляют ни малейших сомнений о его душевном и духовном состоянии. Маркович пьян совершенно. Ах, вы не знакомы с Петром Марковичем?! Уверяю, уважаемый читатель, вы много потеряли, не составив это знакомство. Легкомысленно надеясь, что сосед, очарованный зелёным змием, не заметит вашего покорного слугу…
- П(р)ивет, Ю(р)ок! – радостно кричит Петруха.
Я должен пояснить, что мой сосед совершенно, в силу своей веры или же анатомической особенности, игнорирует букву «р»…
- Пивет, Петучо! – улыбаюсь я.
- Д(р)азнешься… А я тебя, О(р)лов, уважаю…
- Спасибо, Петя…
Дело в том, что характер и мировоззрение Петра Марковича меняются в прямой зависимости от количества «огненной воды» им употреблённой. Он, находясь в трезвом уме, не замечает меня, как, впрочем, и других своих знакомых. Стоит лишь ему предаться в крепкие объятия «зелёного змия», как Маркович начинает всех крепко «уважать». Сие терзания он выражает в крепких объятиях и слюнявых поцелуях.
- Дай заку(р)ить… - пьяно икает он.
- Бросил курить! – нагло вру я, ещё надеясь ускользнуть от Пети.
- Во дела! И я б(р)осил! – радостно кричит он, - Так давай, О(р)лов, отметим это!
- Я и пить завязал, Петруха!
- Заболел?
Я взглядом показал ему на своё открытое окно. Чёрт учтиво поклонился Марковичу и послал воздушный поцелуй.
- Ну, ты даёшь… - простонал Петр Маркович.
Я, желая покинуть его общество, делаю манёвр. Ха! От Петрухи так просто не отвяжешься…
- О(р)лов! Тут такое го(р)е-беда со мной п(р)иключилась! – икает он.
- Бог сошёл на Землю? Тебе выдали зарплату? Женился?
- Давеча, д(р)уг, с бабами зака(р)уселил… Такие, доложу тебе че(р)товки… - начал Маркович, поглядывая на моё окно.
Мой лохматый «сосед», сидящий на подоконнике и слушающий диалог, от такой новости проглотил окурок.
- Ого! – икнул Пётр Маркович, - П(р)ости, О(р)лов, я таки отвлёкся… Давеча попал к одним ба(р)ышням…
- ?
- …так они, че(р)товки такие… - Маркович посмотрел на моё окно.
- Не тяни, Петруха…
- …наг(р)ели меня сове(р)шенно! – сосед артистично развёл руки, будто пытался обнять меня.
- ???
- За чуб тягали, за(р)азы… Вишь, все куд(р)и вы(р)вали…
- Вот дела, Петручо! Знаю тебя и твою пьяную рожу лет восемь… Кудрей, скажу тебе по-чесноку, у тебя на тыковке не замечал.
- Хм… Ты таки уве(р)ен?
- Точно! Парик у тебя отсутствовал.
- Хм… Чё(р)т с ними… с волосьями, - Пётр Маркович смотрит на моё окно, - Эти че(р)товки мне таки все ка(р)маны обчистили. Фу(р)ии п(р)осто!
Чёрт, забросив словарь, вытирает слёзы кончиком хвоста.
- Скажи мне честно, О(р)лов… Этот… хрен в твоём окне… Случаем, не Павел Георгиевич будет?
- Учитель словесности? Похож?
- Копия! Только волосат больно…
- Люди меняются, Пётр Маркович, - издеваюсь я над собеседником.
- Помолодел наш учитель, - икает Маркович и кричит, увидев женщину, - Ой! Какая вы хо(р)ошенькая! П(р)остите великодушно… Я должен вас п(р)оводить!
«Хорошенькая» тщетно прибавляет ходу.
Петручо пытается рассказать ей о потере своих кудрей и денежных знаков. Женщина, которая и «коня на скаку остановит», бодрой лошадью скачет от моего товарища. Мелочь звенит в её карманах…
Я несу на продажу свои картины. Под старыми башмаками шуршат осенние листья…