Дмитрий Ильич родился 5.11.1922 года в селе Верхняя Маза, Верхне-Хавского района Воронежской области, в крестьянской семье. В 1938 году поступил в Воронежскую фельдшерско-акушерскую школу, которую окончил 5мая 1941 года и был направлен на работу в Молдавию. 5 сентября 1941 года был призван в РККА. Служил военфельдшером. С марта 1942года находился на юго-западном фронте в составе 914 стрелкового полка батальонным фельдшером. В мае 1942 года часть попала в окружение и он попал в плен. Д.И.Студеникин прошёл лагеря для военнопленных на Украине, в Польше, Германии и Норвегии. С мая 1946 года, после репатриации, начал работать в депо станции Орск. С 1950 года по 1993 год работал в железнодорожной поликлинике станции Орск фельдшером неотложной помощи. Инвалид 1 группы. Печатался в журнале «Пчеловодство и в альманахе «Орь» №3,№4,№5. В 2009 году на собственные средства издал книгу «Что было-то было», а в 2010 году книгу "Непридуманная жизнь". Его рассказы были напечатаны в альманахе "Гостиный двор" №31 В 2011 году вышла книга прозы и стихов "Не в свои сани...", В этом, 2012 году вышла четвёртая книга "Пропавшая весна". Некоторые рассказы Дмитрия Ильича размещены на сайте Литобъединения "Сонет".
http://sonet56.ru/view_author.php?idauthor=11
***
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ(к книге "Непридуманная жизнь"
Автор: Студеникин Дмитрий
Дата: 24 Февраля 2011 в 12:56
Просмотров: 110
За свои долгие прожитые годы, я не считал себя слабонервным человеком, хотя немало перенёс житейских тягот.
В настоящее время, читая в альманахах Орских и Оренбургских авторов произведения на тему о Великой Отечественной войне, душа наполняется скорбью и слёзы готовы брызнуть из глаз.
Даже просматривая свои рассказы о давно минувших временах, чувствуешь себя как-то не совсем душевно уравновешенным. Поэтом и писателем я себя не считаю. По-моему определению, писатели и поэты - это люди, которые всю свою жизнь живут за счёт литературного творчества.
Среди них есть таланты, посредственности и бездари. Свою жизнь прожил за счёт физического и умственного труда.
Природа наделила меня здоровьем, силой, выносливостью, долголетием. Пятьдесят четыре года трудового стажа, не считая того, что в детские годы, во время, свободное от занятий в школе, работал в колхозе, а трудодни писались на мамин счёт. В возрасте двенадцати лет, я умел бороновать на лошадях поле, вручную сеять просо и другие злаковые. Умел косить сено и хлеб. Умел молотить хлеб цепом. Пишу для сравнения своей жизни с жизнью современных молодых людей.
В моей памяти часто всплывают эпизоды из пребывания в немецком плену. Польша. Варшава. Недалеко от места работы, куда нас гоняли немцы, была немецкая канцелярия. В ней работали две польские девушки секретарями-машинистками, переводчицами с польского на немецкий. Хорошо говорили и по-украински, но свое полиглотство от немцев скрывали. Они считались родными сестрами. Каждая из них своеобразно очень красива, но родственного сходства между ними не наблюдалось. При коротких случайных встречах с ними, мы обменивались короткими добрыми приветливыми фразами и любовались их красотой.
Внезапно вспыхнул случай. Польские красавицы обратились к нам:
- Дорогие русские товарищи! Над нами нависла беда: немцы подозревают, что мы - еврейки и наверно намерены нас арестовать. Посоветуйте, как нам быть? У вас больше жизненного опыта.
- А вы, в самом деле, еврейки?- спросил я.
- К сожалению, да.
- Что значит, к сожалению? Всякий народ должен уважать и себя и другие народы. В вашем положении не следует ждать ареста и ввержения в гетто. Всем немедленно надо бежать из Варшавы. Бежать на Восток. С Востока Красная Армия начнёт освобождать всю Европу.
В разговор вступил смоленский парень:
- Постарайтесь добраться до Смоленской области, село Починок. Запоминайте адрес. Явитесь к моим родителям, расскажите обо мне, создадите легенду и проживёте у них на правах родственников.
Девушки исчезли из Варшавы. Какова их судьба, я не знаю. Но думаю, что спаслись от фашистов.
* * *
В той же самой Варшаве осенью мы копали рвы для хранения в буртах картошки. Картошку насыпали конусным валом выше глубины рва, укрывали соломой, засыпали землей, оставляя отверстия, заткнутые пучками соломы для вентиляции. Отверстия мы делали умышленно глухими, чтобы воздух не поступал к картошке. За зиму картошка сильно погнила.
Весной нас заставили её перебирать. Часть хорошей картошки набирали для немцев, часть набирали в корзину, сверху покрывали гнилой и уносили на свалку, а там поляки набирали себе на еду, за что нам благодарны были, ухитрялись нам подбросить хлебушка, или другой какой-нибудь еды.
В зимнее время мы возили на грузовой машине каменный уголь. На повороте, где машина сбавляла скорость, собиралась группка польских хлопаков (мальчишек-подростков), кричащих:
-Товарищ, жучь венгель (бросай уголь).
Мы заранее наверх приготовляли большие комья угля и сбрасывали их мальчишкам, а они кидали нам в кузов свертки с едой.
В довоенное время горланили песню:
Помнят псы-атаманы,
помнят польские паны
конармейские наши клинки.
Однако братская славянская кровь в тяжёлое военное время дала свой положительный результат.
Из этой же песни гестаповцы взяли слова на свое вооружение для устрашения Советских людей:
- В 18 году тлели белые кости, теперь будут тлеть красные кости!
А братья-украинцы кажут:
- не говори - гоп, пока не перепрыгнешь!
* * *
В Германии немецкий унтер-офицер уставился на меня своими водянистыми бесцветными глазами:
- Что Иван, красний армий капут!?
- Наин, Фриц, нихт капут! – сказал я и тут же подумал: «Сейчас унтер даст мне лупцовки». Нет. Не дал. Проглотил горькую пилюлю и ушёл.
Мы в Германии побыли, жизнь подробно изучили. У немцев другая натура. На работе у них не бывает перекуров. Перерыв на обед – настоящая краса. Длиться он целых 2 часа. Один час на прием пищи, второй час - на отдых. Такой у них мирок, чтобы на пузе у бауэра завязался жирок. Что касается нас, пленных, то мы свою порцию баланды, 0,75 литра успевали проглотить за 3 минуты, остальные 1 час 57 минут предавались воспоминаниям, кто как дома ел блины, пельмени, бешбармак, чебуреки, шашлыки.
Нас охраняли старички – фолькштурмовцы и молодые солдаты, выздоровевшие после ранения на Восточном фронте. В один из обеденных перерывов ко мне подошел молодой солдат, наблюдающий за нами на работе.
- Идем со мной – сказал он.
Мы ушли в сторону от других глаз и ушей. Сели на бревна.
- Камрад, - начал он, - наблюдая за вами на работе, я пришел к выводу, интуиция мне подсказывает, что с вами можно откровенно говорить, если не как с другом, то, как человек с человеком наверняка. Я был ранен на восточном фронте. Валялся в лазаретах, выздоровел, вот, охраняю вас, русских военнопленных. А теперь нас снова отправят на восточный фронт. Где гарантия, что я не буду убит? А я так молод, я ещё не женат. Скажи откровенно, сохранят мне жизнь, если я сдамся в плен к русским?
- Конечно, в русском плену сохраняется жизнь немецким солдатам и офицерам. Разумеется, плен не санаторий, однако ни один немец не погибнет в русском плену от насильственной или голодной смерти. Германия, безусловно, будет побеждена, и немцы вернутся из русского плена на родину, в обновленную Германию с другим государственным строем! Их никто не упрекнёт, что они не защитили третий рейх.
- Гут. Данке.
Через несколько дней выздоровевших погнали в мясорубку восточного фронта.