Эдгар Аллан По родился в январе 1809 г. в Бостоне в семье актеров. В 1811 г., после ранней смерти родителей, мальчика и его маленькую сестру, оставшихся сиротами, приютила бездетная семья Алланов - богатых шотландских торговцев, поселившихся в Ричмонде. К несчастью, по-настоящему любила мальчика только миссис Аллан. Ее суровый супруг всегда видел в Эдгаре только приживальщика, которого воспитывают из милости. Это сделало неизбежным будущий разрыв между ними тотчас после смерти миссис Аллан. В 1826 г. опекун отправил Эдгара в Виргинский университет в Шарлотсвилле. При этом юноше было назначено такое мизерное содержание, что он постоянно нуждался в самом необходимом. Стараясь раздобыть денег, По начал играть и вскоре наделал карточных долгов. Когда он сообщил о своих финансовых трудностях опекуну, между ними вспыхнула крупная ссора. Лишенный на этот раз всякого содержания, юноша бросил учебу и завербовался в армию (из двух лет, что По носил военную форму, он более года прослужил артиллеристом в форте Моултри близ Чарлстона). Тогда же в нем просыпается страсть к литературному творчеству. Все свободное время он пишет. Еще в 1827 г. в Бостоне анонимно вышел первый поэтический сборник По «Тамерлан и другие стихотворения», не обративший, правда, на себя внимания. В 1829 г. последовал окончательный разрыв с опекуном. По вновь оказался без средств к существованию. С этого времени он зарабатывает на жизнь только своим пером.
В 1835 г. По получил место сотрудника в ричмондском журнале «Сазерн Литерери Мессенджер». Благодаря его блестящим критическим статьям, положившим начало американской литературной критике, журнал вскоре удвоил тираж. В следующие годы По живет то в Нью-Йорке, то в Филадельфии. В 1836 г. он женился на юной Вирджинии Клемм, которой в то время исполнилось только 14 лет (чтобы избежать толков невесте прибавили семь лет, считалось что в день венчания ей уже исполнилось 21 год). В 1838 г. По закончил самое крупное по объему из своих произведений «Приключения Артура Гордона Пима». Повесть была написана в духе «неистового романтизма» и полна кораблекрушений, кровавых побоищ и зверских убийств. В 1839 г. был опубликован двухтомный сборник «Гротески и арабески». В него вошли двадцать четыре новеллы По, отразившие основные грани его творчества (в том числе, «Падение дома Ашеров», «Рукопись, найденная в бутылке», «Черт на колокольне», «Король Чума», «Необыкновенное приключение некоего Ганса Пфааля», «Без дыхания» и др). Вообще, устоявшаяся репутация По как автора прежде всего «страшных» рассказов, не совсем справедлива. Его талант был удивительно разнообразен. Роль комического начала в его творчестве (особенно раннем) не менее значительна. Диапазон смеха в его новеллах огромен: здесь и шутливые бурлескные сцены в стиле Ирвинга («Черт на колокольне»), и язвительный сарказм («Деловой человек»), и гротеск («Король Чума»), и пародия («Литературная жизнь Каквас Тамма»). Особенно ярко специфический юмор По проявляется в тех вещах, где сводятся вместе ужасное и комическое.
Но, все же для нынешнего читателя Эдгар По – это прежде всего один из зачинателей «страшной», психологической новеллы. Он действительно много и охотно повествует о человеческих страстях, страданиях и аномалиях душевной жизни, добиваясь сочетания невообразимого и фантастичного с удивительной точностью изображения. Бред, призрак, кошмар под пером По приобретает прямо-таки материальные формы, становится жутко реальным. И эта детальность рисунка рождает впечатление полной достоверности. Человек в новеллах По одинок, беспомощен и как бы вырван из обычных человеческих связей. Действие «страшных рассказов» происходит обычно в ирреальном, загадочном мире, где смешаны привычные координаты времени и пространства, не властны законы логики и здравого смысла. Сюжет строится вокруг какой-то ужасной катастрофы, атмосфера рассказа исполнена мучительной безысходности, а судьба героев – мрачного трагизма. Очень часто главный герой По, от имени которого ведется повествование – неврастеник и ипохондрик, преследуемый кровосмесительными фантазиями мистик, жертва наркотического дурмана и суеверных страхов.
"МАСКА КРАСНОЙ СМЕРТИ" (1842). Прекрасный образец прозы По, в котором он обращается к старому сюжету «пира во время чумы». Действие новеллы разворачивается в неведомой стране, которую опустошает Красная смерть. «Ни одна эпидемия еще не была столь ужасной и губительной Кровь была ее гербом и печатью – жуткий багрянец крови! Неожиданное головокружение, мучительная судорога, потом из всех пор начинала сочиться кровь - и приходила смерть. Едва на теле жертвы, и особенно на лице, выступали багровые пятна - никто из ближних уже не решался оказать поддержку или помощь зачумленному. Болезнь, от первых ее симптомов до последних, протекала меньше чем за полчаса…
Но правитель страны принц Просперо был по-прежнему весел - страх не закрался в его сердце, разум не утратил остроту. Когда владенья его почти обезлюдели, он призвал к себе тысячу самых ветреных и самых выносливых своих приближенных и вместе с ними удалился в один из своих укрепленных монастырей, где никто не мог потревожить его. Вступив за ограду, придворные вынесли к воротам горны и тяжелые молоты и намертво заклепали засовы. Они решили закрыть все входы и выходы, дабы как-нибудь не прокралось к ним безумие и не поддались они отчаянию. Обитель была снабжена всем необходимым, и придворные могли не бояться заразы… Принц постарался, чтобы не было недостатка в развлечениях. Здесь были фигляры и импровизаторы, танцовщицы и музыканты, красавицы и вино…
Когда пятый или шестой месяц их жизни в аббатстве был на исходе, а моровая язва свирепствовала со всей яростью, принц Просперо созвал тысячу своих друзей на бал-маскарад, великолепней которого еще не видывали.
Комнаты, в которых устроили праздник, было семь. В каждой из них справа и слева, посреди стены находилось высокое узкое окно вготическом стиле. Окна эти были из цветного стекла, и цвет их гармонировал со всем убранством комнаты. Так, комната в восточном конце галереи была обтянута голубым, и окна в ней были ярко-синие. Вторая комната была убрана красным, и стекла здесь были пурпурные. В третьей комнате, зеленой, такими же были и оконные стекла. В четвертой комнате драпировка и освещение были оранжевые, в пятой - белые, в шестой - фиолетовые. Седьмая комната была затянута черным бархатом: черные драпировки спускались здесь с самого потолка и тяжелыми складками ниспадали на ковер из такого же черного бархата. И только в этой комнате окна отличались от обивки: они были ярко-багряные - цвета крови. Свет, струившийся сквозь кроваво-красные стекла и падавший на темные занавеси, казался особенно таинственным и столь дико искажал лица присутствующих, что лишь немногие из гостей решались переступить ее порог.
А еще в этой комнате, у западной ее стены, стояли гигантские часы черного дерева. Их тяжелый маятник с монотонным приглушенным звоном качался из стороны в сторону, и, когда минутная стрелка завершала свой оборот и часам наступал срок бить, из их медных легких вырывался звук отчетливый и громкий, проникновенный и удивительно музыкальный, но до того необычный по силе и тембру, что оркестранты принуждены были каждый час останавливаться, чтобы прислушаться к нему. Тогда вальсирующие пары невольно переставали кружиться, ватага весельчаков на миг замирала в смущении и, пока часы отбивали удары, бледнели лица даже самых беспутных, а те, кто был постарше и порассудительней, невольно проводили рукой но лбу, отгоняя какую-то смутную думу…
Принц самолично руководил почти всем, что касалось убранства семи покоев. В подборе масок тоже чувствовалась его рука. И уж конечно - это были гротески! Во всем - пышность и мишура, иллюзорность и пикантность. Повсюду кружились какие-то фантастические существа, и у каждого в фигуре или одежде было что-нибудь нелепое. По всем семи комнатам во множестве разгуливали видения наших снов. Они - эти видения, - корчась и извиваясь, мелькали тут и там, в каждой новой комнате меняя свой цвет, и чудилось, будто дикие звуки оркестра - всего лишь эхо их шагов…
Празднество было в самом разгаре, когда часы начали отбивать полночь. Стихла, как прежде, музыка, перестали кружиться в вальсе танцоры, и всех охватила какая-то непонятная тревога. На сей раз часам предстояло пробить двенадцать ударов, и, может быть, поэтому чем дольше они били, тем сильнее закрадывалась тревога в души самых рассудительных. И, может быть, поэтому не успел еще стихнуть в отдалении последний отзвук последнего удара, как многие из присутствующих вдруг увидели маску, которую до той поры никто не замечал. Слух о появлении новой маски разом облетел гостей; его передавали шепотом, пока не загудела, не зажужжала вся толпа, выражая сначала недовольство и удивление, а под конец - страх, ужас и негодование…
Гость был высок ростом, изможден и с головы до ног закутан в саван. Маска, скрывавшая его лицо, столь точно воспроизводила застывшие черты трупа, что даже самый пристальный и придирчивый взгляд с трудом обнаружил бы обман. Впрочем, и это не смутило бы безумную ватагу, а может быть, даже вызвало бы одобрение. Но шутник дерзнул придать себе сходство с Красной смертью. Одежда его была забрызгана кровью, а на челе и на всем лице проступал багряный ужас.
Но вот принц Просперо узрел этот призрак, который, словно для того, чтобы лучше выдержать роль, торжественной поступью расхаживал среди танцующих, и все заметили, что по телу принца пробежала какая-то странная дрожь - не то ужаса, не то отвращения, а в следующий миг лицо его побагровело от ярости.
- Кто посмел?! - обратился он хриплым голосом к окружавшим его придворным. - Кто позволил себе эту дьявольскую шутку? Схватить его и сорвать с него маску, чтобы мы знали, кого нам поутру повесить на крепостной стене!
Слова эти принц Просперо произнес в восточной, голубой, комнате… Услышав его приказ, толпа метнулась было к стоявшему поблизости пришельцу, но тот вдруг спокойным и уверенным шагом направился к принцу. Никто не решился поднять на пего руку - такой непостижимый ужас внушало всем высокомерие этого безумца. Беспрепятственно прошел он мимо принца, - гости в едином порыве прижались к стенам, чтобы дать ему дорогу, - и все той же размеренной и торжественной поступью, которая отличала его от других гостей, двинулся из голубой комнаты в красную, из красной - в зеленую, из зеленой - в оранжевую, оттуда - в белую и наконец - в черную, а его все не решались остановить. Тут принц Просперо, вне себя от ярости и стыда за минутное свое малодушие, бросился в глубь анфилады; но никто из придворных, одержимых смертельным страхом, не последовал за ним. Принц бежал с обнаженным кинжалом в руке, и, когда на пороге черной комнаты почти уже настиг отступающего врага, тот вдруг обернулся и вперил в него взор. Раздался пронзительный крик, и кинжал, блеснув, упал на траурный ковер, на котором спустя мгновение распростерлось мертвое тело принца. Тогда, призвав па помощь все мужество отчаяния, толпа пирующих кинулась в черную комнату. Но едва они схватили зловещую фигуру, застывшую во весь рост в тени часов, как почувствовали, к невыразимому своему ужасу, что под саваном и жуткой маской, которые они в исступлении пытались сорвать, ничего нет.
Теперь уже никто не сомневался, что это сама Красная смерть. Она прокралась, как тать в ночи. Один за другим падали бражники в забрызганных кровью пиршественных залах и умирали в тех самых позах, в каких настигла их смерть. И с последним из них угасла жизнь эбеновых часов, потухло пламя в жаровнях, и над всем безраздельно воцарились Мрак, Гибель и Красная смерть».
****
В 1841 г. По начинает сотрудничать в филадельфийском журнале «Грэхэмс мэгэзин». За год количество подписчиков этого журнала увеличилось с 5 тысяч до 40 тысяч. Во многом своим феноменальным успехом журнал был обязан блестящим статьям По. Это было временем относительного благополучия, однако сильное пристрастие писателя к алкоголю кладет конец его карьере. По увольняют из журнала. Он переезжает в Нью-Йорк и здесь одну за другой пишет свои самые знаменитые новеллы и стихотворения. Не смотря на то, что По был уже автором нескольких книг, его имя по-прежнему оставалось мало известным. Только сборник «Ворон и другие стихотворения», опубликованный в 1845 г., мгновенно сделал его знаменитым. В короткий срок о «Вороне» узнали буквально все. Проходили недели, а люди продолжали повторять и декламировать колдовские стансы. Никогда еще на долю написанного американцем стихотворения не выпадало столь стремительного и широкого успеха.
«ВОРОН». Это знаменитое стихотворение (существует более 15 его переводов на русский язык) построено на серии обращений лирического героя к птице, залетевшей в бурную ночь в его комнату.
Оглянув его пытливо, сквозь печаль мою тоскливо
Улыбнулся я, - так важен был и вид его и взор:
«Ты без рыцарского знака – смотришь рыцарем, однако,
Сын страны, где в царстве Мрака Ночь раскинула шатер!
Как зовут тебя в том царстве, где стоит Ее шатер?»
Крикнул Ворон: «Nevermore».
И дальше на все вопросы скорбящего об умершей недавно возлюбленной Ворон отвечает одним и тем же словом «Nevermore» - «Никогда». Поначалу это кажется механическим повторением зазубренного слова и вызывает улыбку героя, но неизменный рефрен звучит пугающе уместно. Рождается страшное подозрение: не знак ли это самой судьбы? Наконец, герой хочет узнать, суждено ли ему хотя бы на небесах вновь встретиться с той, что покинула его на земле. Но и здесь приговором звучит страшное «Nevermore». В финале черный Ворон из ученой говорящей птицы превращается в символ скорби, тоски и безнадежности, от которой герою уже не избавиться никогда. Ощущение безысходного отчаяния и неизбежного крушения всех надежд передано здесь с поистине потрясающей силой.
И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья,
С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор:
Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте,
И под люстрой в позолоте, на полу он тень простер,
И душой из этой тени не взлечу я с этих пор.
Никогда, о Nevermore.
****
В том же 1845 г. вышла книга По «Рассказы», включившая в себя девять новых новелл. В их числе были такие знаменитые теперь вещи, как «Золотой жук», «Черный кот», «Низвержение в Мальстрем», «Убийства на улице Морг» и «Человек толпы». Новелла «Золотой жук» - один из подлинных шедевров По. В руки героя попадает письмо с указанием места, где находиться пиратский клад. Но прежде, чем добраться до сокровищ, он должен разгадать зашифрованную записку. Этот увлекательный рассказ - дань увлечения По криптографией. Он буквально обожал всякие шифры и головоломки и несколько раз за свою жизнь обращался к читателям со страниц редактируемых им журналов с заявлением, что готов разгадать любую присланную ему криптограмму, и действительно всегда справлялся с этой задачей.
Блестящие аналитические способности По наложили отпечаток на многие его творения. Он по праву имеет славу одного из зачинателей научной фантастики. Свидетельство тому – новелла «Необыкновенное приключение некоего Ганса Пфааля», рассказывающая о полете на Луну, которое герой предпринимает на огромном воздушном шаре. Понятно, что такое путешествие немыслимо. Однако оно описано настолько выпукло и ярко, настолько конкретно и «научно» даже в самых мелких деталях, что, читая этот рассказ, начинаешь верить в реальность происходящего.
Но особенно велика заслуга По в разработке детективного жанра, получившего такое огромное развитие в современной литературе. Именно По создал превратившуюся потом в канон систему образов: гениальный сыщик-любитель, полицейский сыщик (самоуверенный и недалекий), доверенное лицо, играющий роль публики, преступник и жертва. В центре всех детективных рассказов По стоит непогрешимый логик Огюст Дюпен (Впервые он появляется в новелле «Убийство на улице Морг») – образ многогранный и сам по себе очень интересный. Аристократ, покинутый в бедности друзьями, Дюпен ведет жизнь отшельника. Он обладает огромными познаниями, необычайной проницательностью и интуицией. Расследование служит для него интеллектуальным приключением.
В январе 1847 г., после долгой болезни умерла от туберкулеза Вирджиния По (личность этой тихой, хрупкой женщины-ребенка, обреченной на раннюю смерть, нашла свое отражение во многих женских образах писателя, как в прозе, так и в поэзии). В одном из писем 1848 г. По сам описал, какую роковую роль в его судьбе сыграла болезнь жены: «Шесть лет назад, - пишет По, - моя жена, которую я любил так, как не любил ни один смертный, повредила внутренний кровеносный сосуд, когда пела. Состояние ее сочли безнадежным. Уже навеки простившись с нею, я пережил все муки, которые несла мне ее кончина. Однако ей сделалось лучше, и ко мне вернулась надежда. Через год у нее снова лопнул сосуд. Все повторилось для меня сначала. Потом снова, снова, снова и снова – через разные промежутки времени. И всякий раз, когда к ней подступала смерть, меня терзали все те же муки. С каждым новым обострением болезни я любил жену все нежнее и отчаяннее держался за ее жизнь. Но, будучи от природы человеком чувствительным и необычайно нервным, я временами впадал в безумие, сменявшееся долгими периодами ужасного просветления. В этих состояниях совершенной бессознательности я пил – один Господь знает, сколько и как часто…»
После кончины Вирджинии По быстро спивается, страдает от тяжелых приступов меланхолии. В октябре 1849 г. он умирает в больнице в Балтиморе во время приступа белой горячки. В США его творчество вскоре было предано забвению. Но во второй половине XIX в. огромный интерес к его наследию проявили французские поэты-символисты. Благодаря им к По пришла громкая посмертная слава.
Романтизм http://proza.ru/2010/08/18/281