Последние закаты часть 2

Глава 6


Политическая жизнь Фаэтона не отличалась разнообразием. Салфан и Фарон находились либо в состоянии войны, либо в состоянии подозрительной настороженности. Главы государств - фагистары - проводили совещания, заключали соглашения. Но по какому-то странному, неизвестному ещё закону природы выходило, что политическая ситуация на Фаэтоне обострялась именно после совещаний, визитов, соглашений и договорённостей.
Большая часть планеты была покрыта ледниками. Угол наклона оси, режим вращения, особенности атмосферы, удалённость от Солнца - все эти факторы создавали благоприятные условия для жизни только в пределах узкой полосы территории вдоль экватора. Борьба за эту полосу стала для древних племён Фаэтона борьбой за жизнь.
Проходили века, гремели войны, заключался мир, разрушались и отстраивались города, племена объединялись в союзы...
Как союз северных племён возник Салфан. В противовес ему появился Фарон, объединивший все южные племена и города.
Чёткой границы между ними не было, поэтому началась война, после которой эти два государства договорились провести границу точно по экватору и признать её незыблемость во веки веков.
И наступил длительный мир. В мирную эпоху обе страны сумели развиться настолько мощно, что почти одновременно приступили к освоению соседних планет.
Салфанцы произвели высадку на Марс и основали там первую военную базу. Вслед за ними это сделали Фаронцы. Вскоре возник конфликт, который привёл к первой Марсианской войне.
Почти все боевые действия этой войны проходили на Фаэтоне. Применялись все виды вооружений, и очень скоро стало понятно, что такую войну не имеет смысла продолжать, ибо она может привести к уничтожению всей планеты. Страны пришли к мирному соглашению и приняли закон, запрещающий применение оружия на поверхности Фаэтона. Для личной самообороны разрешалось использовать только лёгкие голеотроны.
Затем началась колонизация Земли. Здесь доминировал Фарон. Граждане этой страны первыми побывали на Земле, основали там базу, а за счёт перевеса в космических силах, им удавалось длительное время сдерживать салфанцев и не подпускать их к заветной планете.
Следующие три Марсианские войны уже не были войнами за Марс - страны Фаэтона делили Землю.
После четвёртой Марсианской войны установился хрупкий мир. Обе страны готовились к новой ещё более страшной войне, с применением новых технологий и видов оружия.
В столице Фарона мегаполисе Мальгаса состоялось совещание ведущих военных и учёных. Военноначальники собрались в резиденции фагистара. Возле большого старинного каменного стола стоял человек лет двадцати пяти с лёгкой проседью в волосах; он говорил, и в его чётких и размеренных словах звенели металлические нотки, которые обычно можно слышать в речи людей, привыкших отдавать команды и распоряжения. Это был лигерал Морис - начальник первого Направления.
- Предлагаемая доктрина обороны, - говорил он, - по нашим расчётам, не должна производить сильной нагрузки на экономику. Допускается, что будут свёрнуты марсианские программы. Ресурсы эвакуированных марсианских баз предполагается использовать на Земле. Как вам известно, мы были вынуждены одновременно осваивать две планеты, распыляя силы. В результате имеем сравнительно слабую систему обороны Марса. Да и оборонные системы Земли оставляют желать лучшего.
- Какова же суть вашего проекта? - перебил его фагистар.
- Мы оставим Марс салфанцам и переведём на Землю все наши базы. Нет смысла воевать за Марс.
- Это верно, Земля лучше, - заметил фагистар.
- Когда салфанцы овладеют Марсом, то, естественно, соберут там свои силы для броска на Землю. В этот момент мы нанесём удар колоссальной мощности. Словом, мы сотрём Марс в порошок.
- Уничтожить целую планету, неужели такое возможно? - задумчиво произнёс фагистар.
- Наши вооружения и военные технологии позволяют наносить такие масштабные удары по планетам, - холодно отчеканил Морис. - Вот основные положения моей доктрины.
Морис пердал фагистару тёмно-синюю папку с документами.
- Я ознакомлюсь и сообщу о своём решении. Что там у нас дальше?
- Я бы хотел, - сказал Морис, - чтобы вы послушали олигерала Юзита. Под его руководством разрабатывалась оборонная доктрина Земли.
Олигерал Юзит, юный талантливый военноначальник, подошёл к столу.
- В целях повышения уровня обороноспособности Земли, - начал он свой доклад, - отделом стратегии первого Направления разработаны планы с кодовыми названиями *Луна*, *Египет* и *Тибет*. На поверхности Земли будут созданы две крупные военно-научные базы. Они разместятся в тридцати градусах от экватора и в шестидесяти градусах друг от друга. Все коммуникации баз и практически все сооружения будут располагаться под грунтом. Основные виды вооружения баз - ракеты и лучевые пушки. Третья база - Луна - будет создана в космосе и расположена в околоземном пространстве. Основой станет астероид, который отбуксируют к Земле и нарастят его объём с помощью каркасно-щитовых конструкций. База Луна будет иметь сферическую форму, режим движения расчитан по формулам профессора Эванса. Периоды вращения будут согласованны таким образом, что Луна окажется постоянно повёрнутой к Земле только одной стороной. На этой стороне планируется размещение информационных систем, задача которых - обеспечить устойчивую связь между всеми объектами оборонной структуры Земли. На обратной стороне мы расположим огневую мощь базы.
- Полагаю, - прервал его фагистар, - огневая мощь базы, это оружие, которому отведена роль в процессе уничтожения Марса?
- Совершенно верно. Удар с Луны станет главным и самым сильным ударом среди всех, которые планируется нанести. Должен заметить, огневая мощь всех трёх новых земных баз примерно равнозначна. И если в планах боевых действий найдётся место для разработки одновременного тройного удара с Земли силами всех новых баз, то Салфан потеряет не только Марс, но весь свой космофлот.
Закончив доклад, Юзит положил на стол свою тёмно-синюю папку с документами и сказал подобно Морису:
- Здесь подробная информация по всем трём проектам - схемы, чертежи, расчёты.
- Благодарю, - сказал фагистар. - Я думаю, что залогом успеха является полнейшая секретность этих планов. Олигерал Асирис.
К столу подошёл человек невысокого роста в чёрной форме службы Контроля.
- Ваша служба, - обратился к нему фагистар, - должна обеспечить повышенную секретность любой ценой. Подчёркиваю - любой! Необходимо наладить наблюдение за всеми сотрудниками, имеющими непосредственное отношение к этим проектам. Ваши соображения по поводу обеспечения контроля предоставьте завтра к двадцати часам в виде краткой записки.
Олигерал Асирис молча кивнул.
- Далее, - продолжал фагистар, - ставлю всех в известность, что совещание с учёными состоится через три часа. Присутствие начальников Направлений желательно. Будем снова рассматривать проблемы освоения Земли, но уже с несколько иных позиций. На этом, прошу позволения.
Фагистар взял со стола обе папки с проектами и, слегка поклонившись присутствующим, удалился. Он направился в свой кабинет, где собирался полистать документы, окунувшись в огромное мягкое ялисовое кресло, выпив предварительно чашечку горячего хорни.
Фагистар шёл по длинным коридорам ЯФА - так официально называлась его резиденция. Каменный пол старинного здания своеобразно воспринимал шаги фагистара, отражая их звук, передавая его стенам, а те, в свою очередь, вновь возвращали его фагистару, который слушал и наслаждался неторопливым чётким темпом своих собственных шагов.
- Фа-ги-стар, фа-ги-стар, - слышалось ему.
Он был избран на должность главы государства всего лишь месяц назад и ещё не привык к своему титулу.
- Лок, - услышал он вдруг то своё имя, от которого начинал отвыкать.
Фагистар обернулся и увидел лигерала Кинара, своего приятеля ещё со школьных лет.
- Постой, Лок, надо поговорить.
- Что-то личное? - спросил фагистар.
- Нет, наоборот... Информация, можно сказать, планетарного масштаба.
- Ты был на совещании, - удивился фаг, - почему там не говорил?
- Дело очень секретное.
- Хорошо, - снисходительно сказал фаг и спокойно продолжил свой путь. Лигерал последовал за ним.
- Давай, Кин, что там у тебя; только, пожалуйста, поскорее, а то мне ещё нужно успеть прочитать это, - фагистар указал на папки с документами.
- Тогда, если тебе не трудно, ознакомься и с этим, - Кинар подал фагистару ещё одну папку, - мой доклад.
- Твоя доктрина? В противовес доктрине Мориса?Похоже, у тебя с ним разногласия.
- Да, разногласия есть, но не существенные. Например, я уверен, что салфанцы начнут боевые действия против нас не на Марсе, а на Земле. История всех войн показывает, что мы всегда имели преимущество в космосе, но проигрывали бои на поверхности планет. Если салфанцы создадут на Земле хоть одну базу, они быстро захватят всю планету. Затем они эвакуируют свою страну с Фаэтона и накроют нас здесь мощным ракетным ударом...
- Откуда тебе известно, что у них такие планы?
- В моём докладе данные разведки, анализ обстановки, исторические факты, ну, и мой личный опыт.
- Всё-таки не пойму, почему бы тебе это всё не зачитать на совещании...
- Не все поймут такое...
- Что же в твоём докладе такого страшного?
- Наш план, который я разработал. Нужно успеть эвакуировать Фарон на Землю раньше, чем салфанцы создадут там базу. И нам нужно успеть уничтожить Фаэтон ударом с Земли.
- Уничтожить нашу родную планету?!
- Да, - ответил Кинар хладнокровно.
- Безумие!
- Да, но все остальные варианты ведут к ещё большему безумию. Лок, я проводил эксперименты, просчитывал разные логические схемы. Во всех решениях доминирует принцип: или-или.
- Что это значит?
- Значит, что Фаэтон не может и не будет существовать, если существует Земля. Она значительно больше, богаче, удобнее. Она лучше Фаэтона. А если она лучше, то мы постоянно будем за неё воевать. Как причину спорных вопросов, её можно ликвидировать. Но кто же будет уничтожать лучшее? И выходит, что в результате новой войны погибнет Фаэтон. И лучше для нас, если мы сумеем опередить салфанцев.
- Хорошо, Кин, - фагистар сейчас находился в растерянности, - я, конечно, не стану решать такой вопрос самостоятельно. Буду советоваться с учёными и с военными. Думаю, ты должен прочитать этот доклад на совещании, либо просто выбросить его в мусорную корзину. Я, конечно, по старой дружбе, с твоим планом ознакомлюсь. Позвони мне где-то через часик.
Фагистар вошёл в кабинет и бросил папки на стол. Что за мысли у всех этих лигералов, - подумал он, - захватить, нанести удар, уничтожить свою планету. Стратеги, они мыслят как-то по-своему, и понять их совершенно невозможно. Вот что они тут понаписали. Он открыл первую папку. Доктрина Юзита. Планы, графики, схемы. Фагистар захлопнул папку и взял следующую. Видно, что это Морис: порядок, аккуратность в оформлении доклада, текст оформлен красиво, - и здесь те же схемы и графики. Много специальных терминов. Фагистар заглянул в папку с доктриной Кинара и улыбнулся, узнав стиль своего школьного приятеля. Да уж это не Морис. Доклад Кинара, по мнению фагистара, представлял собой не более чем детский лепет. То ли дело у Мориса: *считаю целесообразным*, *передислокация*, *повышено сосредоточение*, *рокадная траектория*, *рекогносцировка*. А что у Кинара? Явный мальчишеский стиль:*надо скорее*, *так нельзя*, *они этого пока не знают, а мы*, * а тогда они*, *и тут мы*.
В какой-то момент, фагистару показалось, что старый друг просто решил его разыграть, подсунув что-то вроде школьного сочинения вместо серьёзного доклада.
Всё это не заслуживает внимания. Ох уж эти лигералы. Не дано им писать доклады. Ничего не могут объяснить толком. Три доклада - и ничего непонятно.
Совещание учёных, вопреки ожиданиям, дало больше информации. Упоминалось о каком-то кунгуре, которого собирались испытывать на Больших играх. Фагистар поддержал проект. Зверь, созданный для ариаторских боёв, казался интересным существом, ведь его можно использовать в военных программах.
Один из инженеров рассказал о работе по созданию исследовательского аппарата с анабиозной установкой. Такой аппарат предполагалось использовать для освоения Земли. В проекте были ещё некоторые неясности и недоработки, но идея фагистару понравилась. Он предложил учёному помощь на государственном уровне и даже выделил отдельную площадку на испытательном космодроме.


Глава 7


Вантария. Научный центр БЛАР. За лёгким пластиковым столиком сидит Жиллес Кронс и смотрит на экран монитора, где высвечивается изображение процесса воздействия маломощного электроимпульса на нейрон головного мозга крысы.
- Чёрт! - воскликнул Кронс. - Да она умнее человека. Какая логика! Конечно, миелиновой оболочки нет, объём памяти мал, но линия, последовательность команд, алгоритм, направление - нет ничего лишнего. Только полезные импульсы - всё для дела. Человек не о том думает. Сознание человека - мусорный бак. Нужное, ненужное - всё туда. О каких только гадостях не думает человек, перегружает память всякой дрянью.
- Чем ты так возмущён? - спросил Инэй Старлин, только что вошедший в лабораторию.
- Я восхищён, - поправил его Жиллес. - Восхищён логикой крысы.
- Но крыса не мыслит логически.
- Правильно. Не мыслит. И знаешь, по какой причине она не мыслит логически? Ей это просто не нужно.
- Замечательный вывод, - сказал Инэй с иронией.
- Я восхищён логикой работы клеток мозга, логикой прохождения импульса, логикой конфигурации связей...
- Хорошо, Жил, восхищайся, только дай мне те записи Гара Ликена, которые касаются анабиоза мозга.
- Ты занялся анабиозом?
- Пока нет. Ещё не знаю, стоит ли им заниматься. Ансол предложил войти в состав его группы по проектированию аппарата А17. Правительство даёт дополнительные деньги, но урезает сроки разработки.
- Я слышал. Он мне тоже предлагал, но я отказался.
- Почему?
- Много противоречий. Представь, Ансол делает аппарат для исследования Земли и для военных действий. Анабиозная установка нужна, чтобы в случае аварии, или в случае падения аппарата, если его собьют, экипаж мог уснуть в анабиозе на несколько лет, пока его не найдут спасательные службы. Ансол, кажется, делает расчёт на десять лет. Так вот я сомневаюсь, что он сумеет получить достаточно устойчивую энергетическую подпитку аппарата на столь длительное время. Процесс анабиоза довольно энергоёмкий, как ты знаешь.
- Да, я сомневался в том же. Но Ансол утверждает, что изобрёл какой-то вакуумдинамический колебательный перходник или переводник - не помню точно. И теперь проблемы энергоподпитки как бы не существует. Он говорит, что готов обеспечить аппарат энергией хоть на миллионы лет.
- Сколько его знаю, он всегда был максималистом. Вечно преувеличивал возможности своих разработок.
Жиллес встал, подошёл к шкафу, открыл дверцу, долго шелестел бумагами, потом вытащил пыльную пачку пожелтевших листов.
- Держи, - произнёс Жиллес, - записки Ликена. Только он не успел их оформить.
- Спасибо, Жил. Знаю, что у Гара был неразборчивый почерк, но попытаюсь разобрать.
- Будет трудно - обращайся. Я занимался этими записями после смерти Гара, часть разобрал, но потом забросил эту тему. Теперь вы с Асолом, возможно, что-то сделаете. Он мне говорил о проблемах с дозировкой коренса. Интересовался воздействием коренса на женский организм.
- Он сейчас занимается расчётом женского места в аппарате. Раньше там все кресла были одинаковыми, теперь Ансол место для женщины конструирует заново.
- Ин, как ты думаешь, на кой чёрт на войне женщины?
- Ну, ты должен лучше меня это знать - твоя Фальма воевала...
- Она воевала, она была военным специалистом. Что я мог с этим поделать? Фальма училась в военной школе, стала специалистом по ракетному вооружению и ушла на войну. Таков наш век. Мы больше не воюем копьями и стрелами, мы уже не воюем в окопах, наши военные базы удобны и комфортны, а война ведётся в уютных кабинетах за столами с вычислительной техникой. В таких условиях женщины никого не удивляют.
- Кроме тебя?
- Нет, даже меня это не удивляет. Более того, я уверен, что в таких условиях женщины необходимы. Современная война ведётся по строгим правилам, все действия регламентированны договорами, и сама война больше напоминает игру. Игра ума и логики. Поэтому больше шансов на победу имеет та сторона, которая может найти оптимальное сочетание мужской и женской логики в руководстве войсками.
- Значит, всё правильно. Но ты, как всегда, чем-то недоволен. Правда, извини, тебя понять можно - Фальма погибла на Марсе.
- Её гибель - случайность. База взорвалась в результате короткого замыкания в ракетном бункере.
- Я слышал об этом.
- Их не бомбили, по ним не стреляли - они взорвались сами, просто там был некачественный кабель. И больше всего напугались не наши, а салфанцы.
- Почему?
- Ещё одна особенность логики современной войны. С каждым объектом противника связано слишком много лишней информации. Когда происходит естественное для войны уничтожение объекта, то есть его атакуют, его разрушают, то вся информация анулируется автоматически. В этом же случае, салфанцы, чтобы не возиться с перепрограммированием своей техники, были вынуждены атаковать разрушенную базу.
- Не совсем понял, Жил. Мне кажется, что перепрограммировать любую систему можно за несколько минут.
- Это один раз. Когда дело касается оборонных систем, то разных операций нужно выполнить несколько сотен раз, при этом, результат непредсказуем. Ведь в основу надо заложить довод - мой противник уничтожил свою базу. Компьютерная логика такое не поймёт. Во всяком случае, не поймёт с одного раза. Последняя война вообще меня забавляла...
- Странно, - Инэй посмотрел на собеседника взглядом, полным противоречий.
- Войны как таковой не было, - объяснил Жиллес. - Последняя война являлась забавной логической игрой.
- Войны не было?! - возмутился Инэй. - Такое огромное количество потерь, мне кажется, говорит о том, что она всё-таки была. Ты сам на этой войне потерял жену. Тебя заносит, Жил. Главное, только что ты был против женщин на войне, потом - за, теперь у тебя война как игра.
- Да, Ин, я объясню. Когда потерял Фальму, сходил с ума. Затем понял, что надо жить ради Альманы. Меня беспокоит её судьба. Что её ждёт? Отвечаю - новая война. Я изучал четвёртую марсианскую войну, просчитывая её ход с позиций разных логических схем. Сначала мыслил как мужчина фаронец, потом - как салфанец, затем - как женщина и так далее. Сейчас смотрю, что об этой войне думает крыса. Я уже обобщил данные двухсот логических схем. Получается, что война, для большинства её участников, была игрой.
- Жил, ты любишь делать парадоксальные выводы. Но ведь люди, принимая участие в боях, не играли, они погибали!
- Погибали, - согласился Кронс, - не спорю. Но вот что любопытно. За всю войну общие потери Салфана и Фарона составили тридцать четыре тысячи человек. Много. Но за тот же период времени только в одном Фароне погибло сто тысяч человек от всяких бытовых мелочей, которые принято называть несчастными случаями.
- Что ты этим хочешь сказать?
- Только то, что уже сказал - это не война.
- Но и не игра, по моему мнению, - уверенно возразил Инэй.
- Это игра. Кто-то играл. Рассматривались варианты атак, отрабатывались приёмы обороны, кто-то проверял возможности вооружения и, кстати, пришёл к выводу, что наше оружие устарело.
- И кто же это играл?
- Или салфанцы, или наши - я точно не определил.
- И какой вывод?
- Будет новая война...
- Кажется, это всем уже известно.
- Да, но никто не задумывается, какая война... Это будет дикая война. Дикая! И в тех условиях женщинам делать нечего. Как воевала Фальма? Она отправлялась на Марс, неделю она дежурила. В ожидании приказа лигерала заключался весь смысл дежурства. Она была начальницей базы, где всего персонала - пять человек. Если поступал приказ, Фальма должна набрать код, и её база произведёт пуск ракет по целям, о которых ничего конкретно никому не известно. Если приказов нет, то через неделю персонал базы менялся на другую команду из пяти человек во главе с начальником. После недели отдыха - снова командировка на Марс. Вся война - ожидание. Для женщин это нормально. Фальме даже нравилась такая служба. Но всё в прошлом, и таких войн больше не будет. Нам предстоит вспомнить окопы и рукопашные бои. Возможно, некоторые наши военные будут убиты стрелами. Дикая война. Пожалуй, Ансолу не стоит возиться с местом для женщины. Их лучше туда совсем не пускать.
- Жил, с чего ты взял, что война будет дикой?
- Логика.
- Опять логика, - улыбнулся Инэй, - и чья логика, крысиная?
- Да, - ответил Жиллес серьёзно, - и крысиная тоже.
- Интересно, - сказал Инэй, на самом деле теряя интерес к разговору.
- Салфан ударит по Земле. Ансол проектирует аппарат для боёв на поверхности Земли. Такие бои, привычные для нас, несомненно будут. Но будет и другое. На Земле своя жизнь. Там полно животных, которых мы тут иногда скрещиваем и копируем, там есть племена приматов, там есть люди.
- Люди?! - удивлённо вскинул брови Инэй.
- Да, - Жиллес был доволен произведённым эффектом, - именно люди. И они вмешаются в бои. Это их планета. Это тебе не Марс, пустынный и безжизненный, который был для нас хорошим военным полигоном, который можно было делить вдоль и поперёк в любых вариациях, где велись войны похожие на передвигание фишек по доске. Земля непредсказуема.
- Вечно у тебя какие-то загадки, Жил. Откуда ты знаешь про людей на Земле?
- Могу тебе их показать?
- Видео?
- Нет, они здесь, - Жиллес указал на дверь в соседнюю комнату, - проходи.
Инэй никогда раньше не был в этом помещении - как-то не довелось. Он знал, что Жиллес содержит здесь подопытных животных. До всякого посетителя лаборатории отсюда обычно доносилась сложная смесь шумов: крик, писк, визг, клёкот, щебет, лай. Помещение имело довольно внушительные размеры. В бочках и кадках - растительность: пальмы, фикусы... Среди этого буйства зелени висели клетки с птицами, стояли ящики с грызунами, размещались аквариумы. Людей не было видно.
- Даже не знаю, где их держать, - говорил Жиллес, - вот клетка для приматов, но не буду же я помещать людей в клетку - это как-то не этично. Они у меня пока что под пальмами расположились.
Инэй увидел человека: низкий рост, курчавые чёрные волосы, коричневато-жёлтый цвет кожи, набедренная повязка из куска кожи неизвестного животного, на руках и ногах - татуировки. Человек смотрел большими карими глазами с выражением крайнего любопытства. Из-за спины землянина выглядывала женщина. Она улыбалась во всю ширину своего большого рта, обнажая белоснежные зубы; в её глазах, кроме любопытства, была заметна беспредельная радость. Инэй застыл в нерешительности.
- Каково?! - спросил довольный Жиллес.
Инэй молчал.
- Мужчину зовут Кумбо, женщину - Бута, - представил Жиллес гостей.
- Ты дал им странные имена, - пришёл в себя Инэй.
- Не я их назвал. Это их имена. Они сказали.
- С ними можно разговаривать?
- Конечно, они ведь люди.
- Они понимают по-нашему?
- Не совсем. Я общался с ними через программу-переводчик, которую специально для этого и разработал. Я узнал их имена, узнал, что они охотники из племени Нураи - чёрная змея. Меня они называют Мамбака Тургай - белый вождь весёлого леса. Какая проницательность! У меня тут, действительно, бывает очень весело...
- Как они к тебе попали?
- Я делал заказ в экспедицию Олестра, просил пару приматов, а мне привезли этих ребят. Военные спецы - они слона от носорога не отличают. На Землю надо посылать учёных. Представь, на Земле полно военных баз, а никто даже не догадывается, что там есть люди.
Может, о них стоит сообщить? - спросил Инэй.
- Кому это интересно? Военные на Земле заняты своими делами и не видят у себя под носом целую цивилизацию. А учёные... Ты ведь знаешь, что первым делом они станут оспаривать факт существования землян, даже если я выступлю с официальным заявлением. Мне никто не поверит, даже если я представлю этих людей научному сообществу. Две особи - это мало. Вот если их начнут обнаруживать сотнями - вопрос будет решён. Но ты как думаешь, легко ли их обнаружить в земных джунглях?
- Да, - согласился Инэй, - я и здесь-то не сразу заметил этого бойца.
- Они хорошие вояки.
- Но у них примитивное оружие.
- Самое опасное для нас...
- Для нас опасны лук и стрелы?
- Естественно. Возьмём аппарат Ансола. И ракетами он вооружён, и экипаж у него имеет голеотроны, но представь такую картину - прилетает это чудо нашей техники на Землю, совершает посадку, экипаж выходит на радостях из аппарата, чтобы отдохнуть на живописной полянке, ни у кого и в мыслях нет подумать об опасности. Действительно, кого можно бояться, если у тебя голеотрон в кармане. Да, но из голеотрона можно стрелять только в того, кого ты видишь. А тут тихие милые симпатичные джунгли, из глубин которых вдруг вылетает два десятка метких стрел - и вся работа Ансола равна нулю. Война без правил - вот что нас ждёт на Земле. Кстати, могу посоветовать Ансолу оснастить аппарат моей программой-переводчиком. Конечно,это не оружие, но с её помощью можно будет общаться с вождями племён и заключать перемирия.
- Бон Жиллес! - послышался из лаборатории молодой звонкий голос. - Где вы, бон Жиллес?
- Я здесь, Квет, - отозвался Жиллес, - сейчас подойду.
Инэй и Жиллес прошли в лабораторию, где их ждал Квет Ройлис, молодой учёный. Он был учеником Жиллеса и всегда из вежливости называл его бон - учитель. Жиллесу это нравилось. От современных студентов редко услышишь почтительное обращение. Кронсу вообще нравился Квет: послушный, старательный, никогда не спорил с учителем, терпеливо выслушивал длинные монологи, согласно кивая в такт словам, которые вдохновенно, с изысканным артистизмом произносил Кронс.
- Всего хорошего, - попрощался Инэй, - пойду осмысливать твои загадки.
- Заходи ещё, - предложил Кронс, - есть о чём поболтать. Ну, мой друг, что вас привело ко мне? - обратился он к своему любимчику.
- Вот, - и Квет выложил на стол пачку бумаг.
- Работа? Доклад?
- Да, моя работа по реликтовым мутациям.
Жиллес, напустив на лицо выражение солидной задумчивости, принялся просматривать записи. Время от времени он делал пометки и вносил поправки.
- Интересссн, интересссн, - приговаривал он при этом.
Квет Ройлис стоял рядом, изобразив на своём лице точную копию выражения лица Жиллеса.
- Всё, конечно, я сейчас прочитать не успею, но уже вижу, что работа достойная. В проблеме реликтовых мутаций вы разбираетесь. Оставьте это у меня, я ознакомлюсь подробнее и дам рекомендации. А теперь ответьте на один вопрос, молодой человек...
- С удовольствием.
- Что вы делаете сегодня вечером?
Ройлис растерялся.
- Вы сегодня заняты?
- Н-нет, - ответил Ройлис.
- У меня к вам просьба, - Жиллес на секунду задумался. - Дело в том, что моя дочь нежданно-негаданно заинтересовалась реликтовыми мутациями. Каждый день пристаёт ко мне с вопросами - то объясни ей феномен двадцать пятого поколения, то расскажи о спонтанных смещениях. Но у меня нет времени. И с другой стороны, приятно, что дочь интересуется такими серьёзными проблемами, не хотелось бы её разочаровывать. Вы можете мне помочь?
- А что от меня требуется?
- Зайдите сегодня вечером ко мне домой и побеседуйте с Альманой пару часиков.
- Как-то неожиданно для меня, - замялся Ройлис, - беседовать с дочерью моего бона...
- Только не стесняйтесь. Вы с ней почти ровесники. Вам будет даже проще, чем мне... Изложите ей материал, примерно, как в этой работе. Тут вполне доходчиво. Думаю, она поймёт. А вашу работу, полагаю, можно представить на конкурс.
Глаза Ройлиса вспыхнули радостным блеском. Правда, было не совсем ясно, то ли его радует предстоящая встреча с дочерью учителя, то ли продвижение своей работы.


Глава 8


Вечер. Альмана в своей комнате на втором этаже квартиры. Она сидит на полу, облокотившись спиной на кровать, удобно расположившись на длинноворсовом ковре; она смазывает бальзамом раны на левой ноге, которая особо сильно пострадала в недавних приключениях. Включен телевизор, плоский экран которого составляет одно целое со стеной комнаты.
Альмана смотрит передачу *Сны*. Она любит эту передачу. Там показывают расшифровки настоящих снов. Вот ведущий беседует с участницей передачи, молодой женщиной. Несколько вопросов - несколько ответов. Затем она надевает на голову, напоминающее корону, кольцо с датчиками. Потом дамочку вводят в состояние сна. Через пару секунд телезрители видят расшифровку её сна. Сон цветной. Сначала какая-то путаница: лица людей, здания, улицы, автомобили. Вот изображение стабилизируется. Видно лицо мужчины, он долго о чём-то говорит.
Альмана такие сны обычно пропускает. Она не любит смотреть на то, что можно увидеть в жизни каждый день. Вот и сейчас той дамочке приснился один из семейных скандалов. Когда её разбудили, ведущий снова задал несколько вопросов, она ответила, и передача продолжилась следующей темой. Сон о Земле.
Альмана очень любила смотреть сны людей, бывавших на Земле. Сегодня сон о Земле показывает пожилой мужчина, военный. Альмана видит на экране удивительный мир. Пейзажи, какие не встретишь на Фаэтоне. Расшифровки снов значительно отличаются от простых видеозаписей. Сны производят впечатление чего-то живого, и не просто живого, а живущего, действующего - это движение, в котором реальность органически сплетена с невероятной фантазией. Альмана видит земные скалы, холмы, лес - а это что? - много воды до самого горизонта - океан? Океан! На Фаэтоне нет океана, здесь только озёра и реки. Вид такой массы воды - завораживающее зрелище! И сразу - космос, звёзды. И снова океан, и вид ночного неба над океаном.
Вот из воды выныривают морские животные и танцуют на воде. Это фантазия, или такое бывает? Надо спросить у военного, он в самом деле видел этих животных на Земле? Вот десяток обнажённых женщин-фаэтонок на берегу - явная фантазия. И снова великолепные пейзажи, джунгли, земные звери. Снова звёзды, космодром...
- Альмана, - раздался снизу голос Лимы, - тебя ждут.
- Кто?
- Пришёл молодой человек... Квет Ройлис.
- Чёрт, - вполголоса сказала Альмана и добавила громко:
- Хорошо, я сейчас.
Альмана быстро переоделась и спустилась на первый этаж, в большую комнату для приёма гостей. Там её встретил Жиллес, который мягко побранил дочь за медлительность, хотя и не имел для этого оснований. В глубине комнаты, неподалёку от окна, стоял щуплый малорослый молодой человек в белом костюме. Невыразительный очкарик, - подумала о нём Альмана, - но, не такой уж он и страшный. Жиллес представил их друг другу. Альмана улыбнулась Ройлису ради приличия.
Они присели на диван перед небольшим столиком для карточных игр. Ройлис явно стеснялся, на Альману смотрел короткими взглядами, и то время от времени, как бы украдкой. Жиллес сделал вид, что вспомнил о чём-то важном и прямо-таки убежал в свой кабинет, прокричав на ходу:
- Лима, приготовь им по чашке хорни.
В комнате воцарилось молчание. Пусть первый начинает, - думала Альмана. Что ей сказать? - думал он. Такая нерешительность Ройлиса приятно удивила Альману. Она представляля его нахальным, грубым, самодовольным - ведь решился же он говорить с Кронсом о женитьбе.
Молчание затягивалось. Ройлис понимал, что первое слово должен произнести именно он - это его угнетало и беспокоило, так как все слова, которые приходили на ум, казались ему глупыми и ненужными; в то же время он чувствовал, что молчать больше нельзя. Наконец, он вспомнил о реликтовых мутациях.
- Когда начнём? - задал он вопрос.
- Что именно? - ответила Альмана вопросом.
- Беседу о реликтовых мутациях.
Альмана промолчала, она не поняла.
- Ваш отец, то есть ваш папа...
- Говори на ты, - снисходительно улыбнулась она.
- Бон Жиллес сказал, что ты заинтересовалась проблематикой реликтовых мутаций.
Альмана задумалась. Кое-что она поняла, кое о чём догадалась.
- И что? - осторожно спросила она.
- Ну, он меня просил... у него ведь мало времени. Ну, чтобы я тебе рассказал...
- Ааа?! - наигранно обрадовалась она. - Тогда всё понятно. Отец просил, чтобы ты рассказал... Подожди минутку, я сейчас вернусь.
Альмана вышла из комнаты и направилась в кабинет отца.
- Что же это такое, папочка? - сказала она с порога, резко открыв дверь.
Жиллес обернулся. Вид Альманы, её решительный строгий взгляд - в её облике он увидел что-то новое для себя, и это пугало его. Вместо маленькой девочки, вместо юной девушки он видел сейчас перед собой настоящую взрослую женщину. Эта солидная дама с твёрдым характером - его дочь.
- Ты всё специально подстроил, ты сам просил его... Ты уговаривал его... Ты хочешь от меня избавиться... Короче, мы уходим с твоим Ройлисом!
- Как?
- Просто уходим, - в её глазах блеснуло злорадство, - не спрашивай больше ничего!
Она хлопнула дверью и, вернувшись к Ройлису, сказала:
- Поднимайся, идём со мной.
Ройлис поглядел на неё растерянно, совершенно не понимая, что происходит.
- Да что вы все какие-то напуганные! - возмутилась она.
Ройлис глупо моргал глазами, едва различимыми под толстыми стёклами очков.
- Пойдём, говорю, - несколько смягчившись, добавила Альмана.
Они с Ройлисом вышли из дома и направились вдоль Второй линии в сторону Северного сектора.
- Куда мы идём? - спросил Ройлис.
- Рассказывай о реликтовых мутациях, - почти приказала Альмана.
Ройлис начал. Он говорил о феномене двадцать пятого поколения, о каких-то клетках, о каких-то связях, о взаимном влиянии чего-то. Альмана его плохо понимала, она слушала равнодушно. Только когда Ройлис сказал:
- Представь, например, у тебя появляется черноволосый ребёнок, - она оживилась.
- Как это?! Рыжие волосы, светло-коричневые - это ещё понятно...
- А это - чёрные! - Ройлис был рад, что заинтересовал её по-настоящему.
- Такое бывает?
- Теоретически. Да и практически... - тут он осёкся.
- Что?
- Есть такое, - неуверенно продолжил он, - я видел. Только прошу, ничего не говори отцу.
- Это страшная тайна? - усмехнулась она.
- Нет, но... я не хочу признаваться твоему папе в том, что был без его ведома в зале подопытных.
- Ну-ну, - бесстрастно отреагировала Альмана.
Ройлис сильно упал в её глазах. Сейчас он казался ей глупым, жалким; его страхи она не считала серьёзными; ей казалось, что он мог без опаски рассказать ей о том, что там видел, в зале подопытных.
- Не скажешь? - умоляюще спросил он.
- Успокойся, не скажу, - презрительно бросила она. - Что ты видел?
- Я видел черноволосых людей.
- Какой-нибудь эксперимент?
- Не знаю. Если это эксперимент, то о нём знали бы специалисты нашего центра. О нём бы говорили, спорили.
- Не спорят?
- Нет.
- И не говорят, - Альмана уже откровенно издевалась.
- Нет, - со всей серьёзностью сказал Ройлис.
- У моего отца скрытный характер. Ты не знал? Можешь не волноваться, он что-то изучает. Потом сам всё расскажет. Тебе и мне, и своим учёным. Может, там вовсе не люди...
- А кто?
- Это уж тебе лучше знать. Для чего, например, вы разводите всяких кунгуров?
- Но кунгура выдумали не мы. Наша лаборатория занималась только логикой, мы обучили его мыслить логически, чтобы в поединках с ариаторами он мог принимать неожиданные решения.
- И вы считаете себя нормальными людьми? Вы усовершенствовали убийцу, научили его мыслить, чтобы он не просто убивал, а убивал как-то поинтереснее. Свою энергию, силу, знания вы направили на уничтожение человека. И если вы там создали какого-то черноволосика, то, вероятно, тоже для убийства. Такое впечатление, что у нас на одного учёного, который пытается людей лечить, приходится десяток таких, которые совершенствуют процесс убийства. И что странно, самых великих врачей все почему-то счтитают сумасшедшими. Даже в учебниках так пишут - великий Яффол очень многое сделал в области медицины, исследовав процессы старения организма, он увеличил реальную продолжительность жизни, разработал методы лечения расстройств памяти, нашёл эффективный способ лечения опухолей мозга, - но тут же добавляют - он имел имел тяжёлый характер, был вспыльчив, неразговорчив, и многое говорит о том, что он был душевнобольным. Почему не сходят с ума люди, выдумывающие кунгуров?
- Альмана, я с тобой не спорю, согласен...
- Согласен, не споришь. Что же ты боишься отца из-за этих черноволосиков? Спросил бы у него, что это и как это понимать, а то вошёл в лабу, увидал что-то несуразное - и бегом оттуда, как бы кто не узнал.
- Почему ты злишься на меня?
- Мы пришли, - ответила Альмана.
Они находились на границе Северного и Восточного секторов, в самом начале Второй линии. Альмана остановилась перед небольшим домиком и посмотрела на окна - тёмные.
- Кто здесь живёт? - спросил Ройлис.
- Бабушка Вея, колдунья.
В одном из окон неожиданно зажёгся свет. Альмана подошла к двери и нажала на кнопку.
- Если боишься, то жди меня здесь, - сказала она Ройлису, - если нет - идём со мной.
Дверь открылась. На пороге стояла пожилая женщина лет тридцати, она была одета в какое-то подобие маскарадного костюма. Особое удивление вызывала маленькая шапочка жёлтого цвета с огромным черным лебединым пером, которая была небрежно нахлобучена на, покрытую фиолетовыми кудрями, голову этой странной дамы. Она улыбалась, но глаза смотрели строго и напряжённо.
Не сказав ни слова, дама ушла в глубь помещения, оставив дверь открытой. Альмана пошла за колдуньей. После некоторого колебания, пошёл за ней и Ройлис.
- Дверь! - повелительно прохрипел из темноты голос колдуньи.
Ройлис закрыл за собой дверь. Стало совсем темно.
- Давай руку, - прошептала Альмана.
Ройлис не успел ничего толком сообразить, как в его руке оказалась тёплая и мягкая, гибкая и ласковая ладонь Альманы. Они поднялись по старинной каменной лестнице на второй этаж и вошли в комнату, посреди которой возвышался постамент из белого мрамора. Постамент имел форму цилиндра и напоминал своим видом алтарь. на его верхней плоскости был установлен конус из чёрного гранита. В тело конуса, ближе к основанию, вмонтированы семь медных газовых горелок, они располагались строго по окружности. Выбивавшиеся из горелок языки тёмно-синего пламени были единственным источником освещения в комнате.
В этом полумраке колдунья преобразилась: её жёлтая шапочка стала бледно-зелёной, цвет волос приблизился к цвету чёрного лебединого пера, лицо колдуньи обрело цвет, делающий её моложе. И её голос - как-то так случилось - стал моложе и звонче.
- Бедность наша неимоверна, - сказала она, - кто мог подумать, что настанут такие времена, когда мне самой придётся открывать дверь. И газ-то нынче дорог, - добавила она и по-будничному просто посмотрела на факелы.
Ройлис и Альмана стояли у порога и всё ещё держались за руки; они тоже смотрели на пламя факелов, каждый по-своему - взгляд Ройлиса выражал откровенное удивление и растерянность, Альмана смотрела равнодушно, так как была здесь не впервые.
- Что вы хотите узнать, дети? - спросила колдунья.
- Я хочу знать, что будет, - ответила Альмана и, взглянув на Ройлиса, добавила неуверенно:
- И он... тоже хочет... узнать будущее.
- Чтобы узнать, что будет, нужно знать - что было! - торжественно произнесла колдунья Вея. - Подойдите ко мне, дети.
В глубине души Ройлиса возмущал этот нажим на слово дети, но внешне он сохранял спокойствие и повиновался распоряжению. Он сделал несколько шагов вперёд вслед за Альманой.
Альмана, высвободив свою руку, которую Ройлис не хотел отпускать, подошла к постаменту быстро и уверенно. Из глубин своего костюма колдунья извлекла миниатюрные ножницы и срезала с головы Альманы один волос. Затем она срезала волос с головы Ройлиса.
Потом она отвернулась, наклонилась и откуда-то из темноты извлекла тонкий металлический диск. Ведьма установила его на вершину гранитного конуса и сильно раскрутила. Диск вращался в пламени горелок. Вскоре он раскалился до яркого красного цвета.
- Семь! - громко сказала колдунья и продолжила:
Семь девиц - семь удальцов;
Семь корон и семь венцов;
Семь матерей и семь отцов;
Семь начал и семь концов!
И колдунья бросила на диск волос Ройлиса. Воспламенившись, волос быстро сгорел, но бабушка Вея успела ту долю секунды, за которую сгорел волос, использовать для наблюдений за цветом пламени; и за ту же долю секунды она ухитрилась произнести скороговорку из древних заклинаний.
Она бросила на диск волос Альманы и - снова пламя, скороговорка.
- Всё, дети, с прошлым всё ясно, а теперь спускайтесь вниз и подождите ваше будущее на улице.
Альмана и Ройлис вышли.
- Ты в это веришь? - спросил Ройлис.
Альмана не ответила, она смотрела на звёзды.
- И какое будущее мы ждём? - снова спросил он.
- Хорошее, - ответила она, - бабушка Вея сейчас его напишет.
- Странная логика, - сказал Ройлис, - наше будущее напишет бабушка.
- Ты достойный ученик моего отца. У вас слово логика звучит по сотне раз в минуту.
- Но разве можно написать будущее?
- Может быть, - сказала Альмана, глядя на звёзды.
Домик колдуньи казался совсем крошечным на фоне звёздного неба, хоть он был двухэтажным и довольно большим. Альмане он всегда казался маленьким, ведь рядом находились дома значительно больших размеров. А сейчас, среди звёзд, Альмана физически ощущала насколько мал Фаэтон, насколько мала Вантария, насколько малы все дома, и домик колдуньи, и сама Альмана. А Ройлис ещё меньше, - подумала она и, продолжая начатую фразу, сказала:
- Может быть, можно написать, а можно... можно и зачеркнуть.
Открылась дверь, появилась колдунья.
- Возьми, почитаешь на досуге, - сказала она, протягивая Ройлису конверт.
Ройлис взял конверт и отошёл в сторону.
- А это тебе, - колдунья подала другой конверт Альмане. - Тут почти всё, насколько я могла видеть. Но дальше я почему-то не увидела. Старею, да?
Получив от Альманы тридцать лайров, колдунья задумчиво произнесла:
- Да, дети, я старею, но всё будет хорошо, - она вошла в дом и закрыла дверь.


Глава 9


- ... Полагаю, что с этого момента наши страны будут жить в мире. Для войны нет никаких оснований, войнам нет оправданий, война - полнейшая бессмыслица! Что нам делить? Мы жители одной планеты, мы граждане одной Вселенной, мы - братья! Так пусть же эти Большие Игры, которые открываются сегодня в нашей прекрасной Вантарии, станут началом вечного мира между Салфаном и Фароном, а все спорные вопросы отныне пусть решаются только на игровых полях, - так говорил фагистар Фарона на открытии Больших Игр Фаэтона, произнося свою речь с высокой трибуны Центрального игрового поля Вантарии.
Рядом стоял фагистар Салфана и готовился к своему выступлению.
- Я нахожусь в древнем городе, - сказал он через несколько минут, - я стою на священном месте, где уже в пятый раз открываются Большие Игры. Вантария любит играть. Вантария - город азарта. Но мне известно, что Вантария также и город справедливости. Я не верю, что вантариацы могут хотеть войны. Эти симпатичные азартные и справедливые люди слишком жизнелюбивы. Я не поверю, что хотят войны фаронцы - они все любят жизнь. И я знаю, что не хотят войны салфанцы - ведь мы тоже любим игру, любим азартную и справедливую игру, любим жизнь. Фаронцы, ваш фагистар предложил вечный мир. Я за это! Я уверен, что каждый салфанец меня поддержит, каждый салфанец за идею вечного мира. Мир на Фаэтоне, мир на Марсе, мир на Земле - мы все за это! Хватит заниматься всякими глупостями вроде строительства танков и ракет. Моё предложение - вместо военных заводов строить новые игровые поля, вместо ракет будем делать игральные столы, вместо танков - лотерейные фишки и комплекты карт. Хватит воевать - будем играть!
Присутствующие на открытии игр зрители отнеслись к речам фагистаров без особых эмоций. Все давно уже привыкли к подобным высказываниям официальных лиц. Можно сказать, что игры начались ещё до выступлений фагистаров, так как некоторые шутники принимали ставки на угадывание слов, которые произнесут главы государств в своих речах. Один из игроков-шутников угадал тексты обеих речей почти слово в слово. Многие предсказывали, что слово мир будет звучать чаще всего. Кто-то угадал, что фагистары обнимутся на двадцать седьмой минуте церемонии открытия - они обнялись; некто предсказал, что фагистар Салфана в своей речи пообещает убрать военные базы с Марса - он пообещал.
Официальная часть заканчивалась поднятием флагов, возжиганием факелов и звучанием гимнов. Церемония проводилась в предрассветные часы, поэтому и сам восход Солнца стал элементом сценария.
После восхода начинался первый игровой день, готовились утренние поединки ариаторов.
Лостик сделал ставки в полном соответствии с рекомендациями Эллиона. Всё сошлось - Лостик выиграл. В небольшой компании - Арника и Лостик, Альмана и Ройлис - праздновали победу.
- Неужели его можно выкупить, неужели это реально? - спрашивала Альмана.
- Осталось пять тысяч, - ответил ей Лостик. - Ещё две-три удачные ставки вечером, и мы выкупим Элла до поединков с кунгурами.
- Теперь нужно только дождаться вечера, - сказала Арника.
- И где мы будем его дожидаться? - поинтересовался Ройлис.
- Можем поехать на вершину Ниокадиса, - предложил Лостик, - там есть хороший ресторан.
Дожидаться вечера в ресторане на вершине живописного холма после крупного выигрыша в предвкушении ещё более крупной победы - против этого никто не возражал. По сервисной связи Лостик заказал два столика в ресторане и вызвал вертолёт до Ниокадиса.
И вот две молодые пары уже сидят каждая за своим столиком и любуются видом Вантарии с веранды одного из самых древних ресторанов Фаэтона.
Ройлис сидел рядом с Альманой и был доволен всем происходящим. Его радовал выигрыш Лостика, его радовала благосклонность Альманы. Она с ним довольно мило обходилась сегодня - он такого не ожидал. Сейчас он с ней почти наедине в таком прелестном месте, они могут болтать о чём угодно, - ему казалось, что он видит прекрасный сон.
Арника и Лостик расположились неподалёку от своих друзей.
- Ты что-нибудь понимаешь? - спросила Арника.
- О чём ты? - не понял Лостик.
- Я о них, - и она кивком головы указала на столик Альманы и Ройлиса, - вернее, о ней. Где она нашла этого недоумка?
- Не ругайся, он же учёный. Он умнее нас всех.
- Глупый он.
- Почему?
- Присмотрись, Аль ведёт свою игру, этот идиот нужен ей для какой-то цели...
Для какой ещё цели, Ар? Не забивай себе голову интригами. Лучше давай с тобой выпьем, - предложил Лостик.
- Выпить-то мы выпьем, только это не интриги, а мне просто интересно знать, для чего Альмане понадобился этот парнишка, да ещё именно сегодня... Если мы откупим Элла, то как она будет знакомить его с этим Ройлисом?
- Это уж её забота.
- Нет, ну любопытно же...
- Так иди и спроси у Альманы, ещё лучше - у Ройлиса. Утоли своё любопытство.
- Но, так не делается...
- Тогда спрячь любопытство подальше, а за бокал держись покрепче, хватит думать о глупостях, пей... Настанет время, Аль сама всё расскажет.
- Восточный сектор как на ладони, - говорила в этот момент Альмана Ройлису.
- Да, красиво, - согласился он.
- Там мой дом, - продолжала она, - я люблю смотреть оттуда на Ниокадис. Храм Справедливости особенно впечатляет. Кстати, он здесь рядом, надо зайти, помолиться на удачу.
- Ты молитвы помнишь?
- Конечно. Молюсь иногда. Помню "Возлагая на алтарь", "Твои верные сыновья"...
- Это ведь мужская молитва, "...Верные сыновья", - Ройлис улыбнулся.
- Ну и что? Она мне нравится. Я люблю мужские молитвы. Женские - не так. Я ещё ни разу не возжегала факелы по поводу обычных женских проблем, я никогда не просила у Судьбы женихов, не выпрашивала житейского счастья. Женские молитвы просящие - только и всего, зато в мужских есть какая-то особенная интонация передающая противоречия и полноту человеческих чувств - тут сила и слабость, измена и преданность, любови и ненависть, и гордость, и смирение, и вера, и сомнения. Больше всего мне нравится "Свет одинокой звезды". Это самая красивая молитва, которую я знаю; только я люблю не вантарианскую, а диорийскую.
- Есть разница?
- Существенная. Диорийская молитва более древняя и, как мне кажется, она ближе к истине. Могу прочитать.
- Сейчас, здесь, в ресторане?
- Почему бы и нет? Нормально. Философы говорят, что молиться можно где угодно, было бы особое молитвенное состояние души. Если ты молишься от души - читай молитву хоть в ресторане - это не грех. И наоборот, если читаешь молитву в храме без особого настроения и желания - это грех.
- У тебя сейчас есть настроение?
- Да. Я вижу почти половину Вантарии, вижу весь Восточный, вижу эстакаду лоуна, где провела столько часов своей юности. Я сечас просто физически ощущаю, как эта юность от меня уходит. Чувствую, что больше никогда не пойду на эстакаду. И Лостик, и Арника - они тоже не пойдут. Мы стали другими, мы выросли. Там будет чья-то новая юность, парни и девчонки будут играть в наши игры - всё повторится. Теперь у нас новые заботы, новые игры. Я хочу, чтобы нам повезло. Я хочу...
Альмана на стала продолжать фразу, она о чём-то задумалась, и через несколько секунд тихим голосом стала читать молитву, глядя на панораму Восточного сектора Вантарии.

Свет одинокой звезды к нам пробивался веками.
Мы, к небу глаза возводя, надежду искали глазами.
Спрашивали у звезды: что было, что есть и что будет?
Знать мы хотели - зачем это мир, зачем в этом мире люди?

Свет одинокой звезды, в холодном тумане мерцая,
Нам ни о чём не сказал, на просьбы не отвечая,
Мудрый один человек был неприметен родом,
Мудрый с вершины горы смотрел на звезду год за годом.

Свет одинокой звезды того мудреца заметил,
Свет одинокой звезды тому мудрецу ответил:
Вижу, ты хочешь знать, так же, как все люди,
Волю своей судьбы - что было, что есть, что будет.

Было - шумел лес,
Звёзды светили с небес,
И на вершине горы
Мудрый стоял, как и ты.
Долго на звёзды смотрел,
Истину знать хотел.

Звёзды его заметили,
Звёзды ему ответили.

Истина есть одна,
Людям она не видна.
Всё повторится вновь -
Мир и война, и любовь!

Снова будет шуметь лес,
Будут звёзды светить с небес,
А на вершине горы
Будет мудрец - но не ты.

Будет стоять, будет мечтать,
Тоже захочет истину знать.
И на всё ему даст ответ
Одинокой звезды свет.

Когда мудрый спустится с гор,
Он затеет с людьми спор.
Скажет им, что он всё познал,
Что не зря на горе стоял.

Всё повторится вновь -
Мир и война, и любовь!
Всё повторится ещё не раз,
Всё повторится - только без нас!

Но не получит мудрый награды,
Люди не будут истине рады.
Чтобы спокойно существовать,
Истину лучше и вовсе не знать.

И мудрец ко всему охладеет,
Люди скажут ему - глупый ты,
Всеми тайнами пусть владеет
Только свет одинокой звезды.

Свет одинокой звезды, он будет светить веками.
Мы к небу глаза возвели, надежду ищем глазами.
Спрашиваем у звезды - что было, что есть, что будет?
Знать мы хотим - зачем этот мир, зачем в этом мире люди?!

Через несколько часов, перед самым началом вечерних поединков, Альмана снова прочла эту молитву, возжегая факел в храме Справедливости. В этот день в хаме было очень много людей, которые молились на везение в Больших Играх. На площади перед храмом постоянно садились и взлетали вертолёты. Люди шли в храм непрерывным потоком. Горели факелы, звучали молитвы на всех наречиях Фаэтона. Альмана хотела свободы для Эллиона и везения для Лостика - за это и молилась.
Молился Лостик, молилась Арника, читал молитву Ройлис - каждый зажёг по факелу. Возвращались с Ниокадиса на вертолёте. Все напряжённо молчали. Когда прилетели на Центральное поле, узнали, что в программу игр внесены изменения: вечерние игры откроют поединки ариаторов с кунгурами. Во втором поединке заявлен ариатор по кличке Костолом, то есть Эллион Венсил.
Лостик отправился делать ставки.
Отдохнувшие зрители бесились от восторга. Откровенно говоря, утром многие были разочарованы - поединки прошли без особых страстей. Внося изменения в программу, поставив поединки с кунгурами в начало вечера, организаторы хотели воодушевить публику, оживить игру, накалить страсти и повысить ставки.
Объявили первый поединок. На арене появился кунгур и вызвал новое разочарование публики - зрители ожидали большего. До этого кунгуров так разрекламировали, что все ждали каких-то особенных впечатлений от его появления. Но вместо невероятного монстра зрители увидели довольно скромное и вялое существо, которое медленно поковыляло по арене и остановилось в самом центре. Затем вышел ариатор. Своим внешним видом кунгур напоминал слона, ростом он был чуть повыше ариатора. Некоторые игроки поставили на победу кунгура и уже всерьёз опасались за результат поединка - казалось, что ариатор сможет легко справиться с этим безобидным на вид зверем. Хотя кунгур имел бивни, хобот, клыки, из-под шерсти выглядывали костяные шипы - всё это не внушало особого ужаса, и даже выглядело симпатично. Игроки встречали зверей куда более страшных, чем кунгур.
Поединок прошёл быстро. Кунгур ударил ариатора бивнем, свалив его с ног. Затем он наступил своей мощной тяжёлой столбообразной лапой на горло теряющего силы ариатора, нанеся удар хоботом по голове. Ариатор был мёртв. Кунгур взвалил тело ариатора на свою спину, пронзив его таким образом двумя длинными шипами, торчавшими из-под густого шерстяного покрова, и удалился с арены.
Это зрелище стало очередным разочарованием для зрителей - они встречали расправы более ужасные и эффектные.
- Выиграл, - хладнокровно сказал Лостик, - но жаль, Элла мы выкупить не сумеем - не хватает одной тысячи. Эх, если бы у него был третий поединок, а не второй, то я бы успевал...
И Лостик ушёл делать следующую ставку.
- Как думаешь, - спросила Арника у Альманы, - на кого поставит Лостик?
- Не хочу думать.
- Правильно, и не думай - это ужас. Эллу уже ничто не поможет. И Лостик, скорее всего, поставит на кунгура, как ему советовал сам Элл. У Лостика нет выбора - ему нужен выигрыш.
- Я на него за это не обижусь.
- Может, тебе лучше уйти? - спросила Арника.
- Не знаю, - ответила Альмана, глядя равнодушным взором на арену, где через две-три минуты должен был появиться Эллион.
Арника многозначительно посмотрела на Ройлиса; так, словно только сейчас его заметила - и сказала Альмане:
- Теперь я тебя понимаю. Ты, вероятно, всё чувствовала с самого начала, и твой новый знакомый...
- Ты ни-че-го не понимаешь, - с металлическими нотками в голосе произнесла Альмана, - совсем ничего.
Вернулся Лостик.
- Поставил всё до последнего лайра, - успел сказать он.
Начался поединок.
Диктор-информатор пытался расшевелить публику.
- На арене Костолом! - орал он. - Бедный милый наш кунгур, с кем тебе приходится драться! С убийцей, с насильником. У одной юной красавицы, уважаемые, был жених. Девушка собиралась выходить замуж, но этот подлый Костолом похитил её и закрыл в грязном сыром подвале. Жених не успел спасти свою красавицу - Костолом убил его ударом ножа в спину.
- Ооо! - зашумела публика.
- Затем подлец отравил родителей бедной девушки.
- Ууу!
- И вот, уважаемые зрители, этот изувер Костолом - нет, я не могу об этом спокойно говорить - целую неделю он издевался над красавицей, он сломал ей руки, ноги, рёбра... Страдалица не вынесла мучений и скончалась. О кунгур! Мы тебя просим, благородный кунгур, заступись за всех юных девушек, избавь нас от этого - я не нахожу слов! - от этого ублюдка. Спаси человечество!
Эллион стоял в центре арены и старался не слушать диктора. он ждал появления кунгура и обдумывал тактику боя. Предыдущий поединок напугал Элла, но он дал и много полезного. Оказалось, что хвалёный кунгур имеет массу недостатков. И хотя Элл ещё не совсем чётко представлял себе, как можно победить, но можно было сделать вывод: в поединке нужна мобильность, нельзя останавливаться, надо больше двигаться, перемещаться по арене, запутывая и сбивая с толку кунгура, который не обладает хорошей подвижностью.
Как только зверь появился на арене, Эллион сорвался с места и побежал в противоположную сторону. Кунгур не стал его преследовать, а просто остановился в центре, хоботом отгоняя от себя назойливых мух. Было похоже, что кунгур выжидает. Эллион не нападал. Время шло, а поединок так и не начинался. Зрители шумно выражали недовольство. Элл держался на почтительном расстоянии от зверя и не собирался нападать первым. Зверь придерживался той же тактики.
- Халтура! Подставная игра! Всё куплено! Вернуть ставки! - послышались реплики с трибун.
Эллион стоял на месте, кунгур продолжал отгонять мух.
Когда негодование зрителей достигло предела, диктор объявил:
- Уважаемые игроки, мы приносим извинения. Кунгур, вероятно, болен, этот вопрос сейчас выясняется.
Коорул Базил, главный распорядитель Центрального игрового поля Вантарии связался по телефону с Жиллесом Кронсом.
- Привет, Жилл, - кричал он в и без того достаточно чувствительный аппарат, - ты смотришь Игры?
- Нет, - ответил Кронс.
- Сейчас у меня на Центральном твой проект проваливается с треском, вернее, с шумом и грохотом. Слышишь?
- Ставки! - услышал Жиллес рёв трибун. - Вернуть ставки!
- Что там случилось? - спокойно спросил он.
- Второй поединок с кунгуром, а зрители готовы смешать меня с грязью. Твой кунгур оказался никуда не годной тварью. Троероги, те даже веселее.
- Да, но это не только мой проект, - объяснил Жиллес. - Более того, это даже совсем не мой проект, а тех ребят из Управления.
- Понятно, но тут сейчас сбой по твоей части. То есть у этого кунгура, который лениво гоняет мух вместо ариаторов - у него явно что-то с головой.
- Выпускай другого, - невозмутимо посоветовал Кронс.
- Жилл, если я выпущу другого, и он тоже начнёт гонять мух, а не драться, то наши дорогие зрители сделают кунгура из меня.
- А почему не нападает ариатор?
- А он ведь хитрый, Жил. Вот такие у нас бывают ариаторы. Ты логику своего кунгура настраивал на дураков? Короче, высылаю за тобой вертолёт...
- Зачем? Я тебе и так скажу, что надо сделать. Тут и проблемы нет. Нарушай блокировку в мозге кунгура и получай взбешённого зверя.
- Как это сделать?
- Мощным сигналом сверхвысокой частоты воздействуй на его мозг в течение пяти минут - и у тебя на арене будет бешеный кунгур.
Диктор-информатор успокаивал зрителей. Он сказал, что кунгур и вправду оказался больным, и что после кратковременной процедуры он станет вполне нормальным зверем.
Эллион предчувствовал недоброе. Пять минут над ареной висел вертолёт, с которого проводили облучение мозга зверя. Постепенно кунгур начинал проявлять беспокойство. Ему уже было не до мух, он метался из стороны в сторону, своими бивнями пытался протаранить ограждение арены. Ограждение выдержало удары, а кунгур сломал себе один бивень. Вертолёт с облучателем улетел, и на арене остался Эллион Венсил наедине с бешеным кунгуром.
Зрители на трибунах притихли, установилась зловещая тишина, нарушаемая только глухим топотом кунгура; он бесцельно бегал по кругу. Эллион старался не попадаться на глаза своему сопернику.
Когда кунгур неожиданно остановился, Элл понял, что замечен им, и зверь сейчас предпримет атаку. Кунгур свирепо смотрел на ариатора. Два неуклюжих прыжка - и монстр вплотную приближается к Эллу.
Бежать, - подумал Эллион и побежал, - только убегать, он не сможет догнать, он слишком тяжёл. Выжить, выжить любой ценой. Плевать на зрителей, пусть орут, пусть думают, что хотят. Нужно измотать эту неповоротливую тварь - устанет. Устанет, устанет, устанет, - мысленно приговаривал Эллион в такт своим широким шагам. Но уставал не кунгур - уставал сам Элл. Зверь его преследовал, буквально наступая на пятки, иногда касаясь хоботом спины. Выбиваясь из сил, Эллион заставлял себя бежать.
И вот кунгур сильно ударил Элла по спине. Дотянулся, - успел подумать он и упал. К счастью, кунгур через него перепрыгнул и по инерции пробежал ещё несколько шагов. Спасительная пауза. Эллион успел подняться на ноги. Кунгур медленно развернулся.
- Халтуришь, парень, - доносились возгласы зрителей, - где драка?
- Будет вам драка! - прокричал Эллион в ярости. Он заметил обломок бивня кунгура, который ему удалось беспрепятственно поднять. Теперь в руках у Эллиона было, можно сказать, оружие.
Кунгур атаковал неожиданно и решительно. Эллион сумел отбить атаку и поранил кунгуру хобот. Но рана лишь ещё больше взбесила зверя, он снова бросился в атаку, нанёс удар - и обломок бивня выпал из ослабевшей руки Элла.
- Добивааай! - кричали сторонники кунгура, ставившие на его победу.
В этот момент Лостик почувствовал на своём плече прикосновение руки Альманы.
- Давай голеотрон!
Лостик без колебаний протянул ей чёрную трубку голеотрона.
И вот Альмана спускается с трибун к ограждению, к тому заветному окошку, через которое можно подбросить оружие на арену. Там скопились сторонники ариатора.
-...Нож, - слышит Альмана, - длинный...
- Кидай!
- Не поможет...
- Поможет...
- Есть струна.
- Да бросайте уже...
- Он его придавил!
- Живой!
- Выкрутился...
- Девчонка...
- Голеотрон...
- Пропустите девчонку, у неё голеотрон!
- Не поможет...
- Голеотрон поможет!
Альману пропустили к ограждению. Она подошла к окошку, надо только нажать кнопку замка, и оно распахнётся. Окно судьбы, надежда ариаторов. И что только не бросали сюда болельщики - ножи, заточенные пруты, струны, голеотроны, ремни, верёвки, иногда просто тяжёлые предметы - всё пролетало через это окно. А сейчас - кажется, впервые за всю историю - кнопку замка нажимала тонкая белая девичья рука.
Створки окна открылись, и Альмана бросила голеотрон на арену.
- Элл! - крикнула она при этом, но он её не услышал.
Ему было трудно. Кунгур придавил его к бортику и готов был задушить своим хоботом. Мешала рана, но кунгур продолжал давить. Выл, стонал от боли, но давил настойчиво и неумолимо. Эллион не имел никакой возможности дотянуться до голеотрона. Он только догадывался, что его сторонники что-то бросили на арену; и он лишь приблизительно заметил место, где это *что-то* упало.
Не теряя надежды, Эллион сопротивлялся по мере сил. Когда зверь несколько ослабил хватку, Эллиону удалось вырваться и пробежать десяток шагов в сторону, где лежал голеотрон.
Только бы добежать и поднять, - подумал Элл. И он подбежал к голеотрону, но поднять его не успел: сильный удар кунгура опрокинул Элла на грунт. Своей левой передней лапой кунгур наступил на голеотрон, правой - он уже готов был наступить на Эллиона, лежащего в одном шаге от него.
Под левой лапой кунгура сверкнула яркая вспышка - это сработал голеотрон. Кунгур взвыл от боли, его лапа начала обугливаться, горела шерсть; вскоре у него вытекли глаза и запылала голова - он горел весь, он погибал. От перегрузки голеотрон взорвался. И хотя этот взрыв не был сильным и напоминал легкий хлопок, он окончательно добил кунгура.
Видя перед собой побеждённого зверя, Элл совершенно ничего не мог понять. Как такое могло случиться? Шерсть зверя ещё горела, над ареной разносился удушливый запах.
- Победааа! - кричали сторонники ариатора с трибун.
Диктор начал говорить что-то о везении.
- Победа! - прокричал Лостик.
Арника одарила его удивлённым взглядом.
- Ты на кого ставил?!
- На Элла, - ответил Лостик, - Ар, ты знаешь, мы выкупим его, и у меня ещё пятнадцать тысяч останется. Победааа!
Счастливая Арника повисла у него на шее.
Арену готовили к новому поединку. Эллион прошёл в бытовое помещение ариаторов. Там он встретил Роллома.
- Поздравляю, - сказал тот, - жаль с тобой расставаться, ты был хорошим ариатором...
- Почему был?
- Ну, во-первых, тебя здорово выручила та девчонка, подкинув голеотрон...
- Какая девчонка?
- Тебе лучше знать. Где она смогла достать голеотрон - непонятно. Но девчонка тебя спасла - это факт. Во-вторых, мой юный друг, тебя выкупили. Долг уплачен - ты свободен. Некто Лост Кроминз оформил документы на выкуп твоего долга и заплатил всё до единого лайра.
- Лостик?!
- Возможно, так его звали в детстве.
И только сейчас Эллион осознал всю полноту счастья своей победы.
- Что теперь? - спросил он. - Я могу уйти?
- На все четыре стороны.
Эллиону не верилось, что всё так просто. Он может уйти. Куда угодно. В любом направлении. Домой!
Он долго отмывал грязь и пыль арены. Он переоделся и, получив пропуск от Роллома, покинул казарму ариаторов. На выходе его встретили друзья.
Эллион с чувством пожал руку Лостику, поздоровался с Ройлисом, обнял и поцеловал Арнику, подошёл к Альмане. Несколько секунд он просто смотрел ей глаза, затем крепко обнял, утопив на мгновенье лицо в её густых волосах, и начал неистово целовать её губы, щёки, глаза. Ройлису это не понравилось.


Глава 10


Ансол был одиноким человеком. Он был одинок в своей работе, так как мало кто понимал и одобрял его конструкции и разработки. Он был одинок и в быту, не имея семьи. Судьба распорядилась так, что у него как-то не сложились отношения с женщинами - он их панически боялся.
Ещё в юности он попал в такую ситуацию, когда находился наедине с девушкой и в течение часа не проронил ни слова; сидел рядом, смотрел в противоположную сторону и молчал. Это её обидело. И она всем рассказывала, что впервые повстречала такого чокнутого. Мол всяких видала идиотов, но о таком даже не догадывалась.
А он объяснял всем, что просто боялся взглянуть в глаза безумно красивой девушке.
Он был студентом технической академии, его окружали симпатичные соученицы, но он сторонился их общества. Парни над ним откровенно смеялись, правда, пытались помочь.
Друзья десятки раз его знакомили с девушками, но всегда отношения как-то не складывались.
Он сделался разборчивым женихом, предъявляя к девушкам завышенные требования. То одна слишком весёлая, а другая - слишком грустная; то она разговорчива, а то - молчалива; одна слишком заносчива, другая безмерно горда, третья - глупа, а четвёртой просто скверный характер.
Когда ему исполнилось двадцать (в среднем фаэтонцы женились лет в двенадцать), он вообще перестал думать о семейной жизни и целиком углубился в работу - изобретения, чертежи, схемы, лаборатории, испытания. Его отношения с женщинами стали только служебно-деловыми.
Работающие с ним женщины никогда не слышали от него комплиментов или чего-либо не относящегося к делу.
- Колана, принесите, пожалуйста, диски со схемами по проекту А17, меня интересует система жизнеобеспечения второго пилота, и захватите справочник НД24, - это всё, что могла услышать Колана, его ближайшая помощница, остальные не слышали даже подобного.
С другими сотрудницами он общался лишь односложными фразами примерно такого типа: да, я вас слушаю, повторите вопрос, нет.
Он не был женоненавистником. Более того, он любил женщин, он старался относиться к ним с уважением, но... боялся близкого общения. Он считал женщин существами возвышенными, чуть ли не святыми. Он хотел, чтобы все они - все до единой - были идеальными, без малейших недостатков. Любая мелочь, недоразумение, неудачно произнесённое женщиной слово - всё это могло принести разочарование. Поэтому он избегал общения с женщинами - боялся разочароваться.
И только к Альмане, дочери своего старинного друга Жиллеса Кронса, Ансол относился по-особенному. Будучи ровесником её отца, он воспринимал её как свою дочь. Можно сказать, что Альману воспитывали не только родители, но и Ансол, который в этом процессе принимал непосредственное участие. Он любил её по-отцовски, но всегда старался скрывать это чувство от её родителей, боясь ревности с их стороны. Но Фальма и Жиллес всё понимали, они видели, что Ансолу нравится возиться с Альманой, играть с ней, по-детски шалить, - они этому не препятствовали, полагая, что игры с ребёнком заставят Ансола всерьёз задуматься о создании своей семьи. Но шли годы, а он по-прежнему оставался одиноким.
Альмана росла, близилось её совершеннолетие. Ансол замечал, что она ведёт, мягко говоря, свободный образ жизни, он видел беспокойство её отца, беспокоился за неё сам, пытался читать наставления.
- Ансол, хоть ты не будь занудой, - отвечала она на все его безуспешные попытки.
Несмотря ни на что, Альмана оставалась для него милым ребёнком.
В тот день, когда Ансол повстречал пьяную Альману и помог ей добраться домой, он впервые почувствовал, что милый ребёнок давно вырос и превратился в очаровательную девушку. Он осознал это с некоторым ужасом. И тут же он ощутил душевный трепет, которого не знал ранее. Его испугало это новое чувство.
Она была сильно пьяна, она всё ещё находилась под воздействием коренса и, на его взгляд, это придавало ей особую прелесть. Он любовался её лицом, изящными формами её тела, он был очарован. Его привлекало в ней всё - даже невнятное пьяное бормотание. Слов, которые она пыталась произнести, не было слышно, но зато как восхитительно шевелились её губы. И он не смог сдержать порыв страсти, поцеловал Альману. Он дотрагивался до неё, гладил её волосы, прикасался к ней так, как ещё никогда в своей жизни не прикасался к телу женщины.
Появилась сумасбродная идея - забрать Альману к себе домой на эту ночь, похитить её, вернуть отцу только утром. Ансол хотел быть с ней, он сходил с ума, он перестал контролировать свои действия. Сидя на траве, он крепко обнимал Альману.
Мимо прошёл какой-то человек. Он ничего не сказал и даже не смотрел в их сторону, просто прошёл мимо, но на Ансола это подействовало. Он устыдился своих мыслей и, вспомнив о беспокойстве Жиллеса, решил, что не имеет права обманывать своего друга. Нужно доставить Альману к отцу. Ансол нёс её на руках, плотно прижимая её тело к себе. Он был счастлив. И куда-то исчезла его привычная строгость к женщинам. Он уже не хотел принимать позу этакого моралиста-наставника, его не смущало, что он несёт на руках пьяную девушку.
Он прощал ей всё, он её не осуждал. Ему казалось, что он её понимает. Он видит, что ей плохо, он хочет помочь. Ему хотелось её пожалеть, проявить нежность.
Ансол никак не мог объяснить самому себе необычность своего состояния: откуда взялись все эти новые для него мысли, проявления неожиданных чувств, - в холодную логику учёного это не укладывалось. Тем не менее, Ансол в эти минуты сделал для себя открытие: он узнал, что жизнь состоит не только из формул, схем и расчётов; он понял, что в жизни есть что-то ещё, быть может, более важное, чем расчёты и схемы, чем все привычные инженерные категории, - есть что-то, что он упускал из вида все годы своего одиночества, есть такое, чему стоит посвятить остаток жизни.
Он принёс Альману к двери подъезда. Тут он поставил её на ноги и набрал код. Открылась дверь. К нему вернулось самообладание, он сумел придержать буйство чувств в своей душе. И только уже перед самым порогом квартиры Кронса, Ансол ещё раз поцеловал Альману так, словно прощался с ней навсегда. Затем он втащил её в квартиру, напустив на себя маску хладнокровного равнодушия. Он сказал Жиллесу несколько слов на отвлечённую тему и поспешил удалиться, чтобы ничем не выдать своей страсти к дочери друга. Кронсу в этот момент было не до Ансола, его беспокоило состояние Альманы, поэтому он не обратил внимания на некоторую горячность и нервозность, совершенно не свойственную инженеру.
С тех пор Ансол стал избегать встреч с Жиллесом, перестал к нему заходить, не звонил. Когда в его проекте А17 понадобился специалист лаборатории БЛАР для консультаций по анабиозу, Ансол хотел пригласить именно Жиллеса, но, испытывая перед ним неловкость, понял, что уже не сможет общаться с ним так, как это было раньше - легко и просто; понял, что не сумеет скрыть от Жиллеса своего нового отношения к его дочери; решил, что и работать с ним уже не сможет как прежде. Поэтому, сдерживая чувство сожаления, Ансол пригласил в проект Инэя Старлина, которого считал специалистом менее квалифицированным. Это был редкий случай, когда инженер Ансол поступал нерационально.
Одиночество, которого Ансол прежде не замечал, после случая с Альманой стало одолевать его нестерпимо. Грусть, состояние неудержимой тоски - вот, что было для него теперь привычным и обыденным. В памяти постоянно всплывали те несколько минут, когда он имел возможность беспрепятственно ласкать Альману, и нынешняя её недоступность порождала ещё большую тоску.
Он стал искать спасение в работе, углубившись в проблемы своего проекта. Правительство требовало ускорить разработку А17 - летательного аппарата принципиально нового типа для условий Земли.
Кроме этого, Ансол принимал участие в других военных и научных проектах - их насчитывалось не менее десяти.
На группу инженеров Ансола навалился колоссальный объём работы, и он объявил конкурс, по итогам которого, принял в группу шесть молодых учёных.
Постепенно работа над А17 продвинулась к завершению. Инженеры занимались испытаниями ваккумдинамического переходника - важнейшей части системы энергетической подпитки анабиозной установки. Ансол разрабатывал его вопреки всем инструкциям, можно сказать, даже в тайне от собственного начальства. В последнее время многие учёные Фаэтона работали так: с одной стороны выполняли плановые работы по предписаниям начальства, с другой - проводили исследования, ориентируясь на свои личные интересы, вкусы и настроения.
- Удалось! - поделился Ансол впечатлениями от испытаний с Инэем Старлиным. - Получилось, как я хотел, система подпитки может работать пять миллионов лет.
- Зачем так много? - поинтересовался Инэй.
- Такой расчёт. Конечно, это всё теория, но при благоприятных условиях такое возможно и на практике.
- Но, зачем?
- Я использовал эффект термодинамического колебания вакуума...
- Я понял. Только какой в этом смысл? В задании сказано, что установка должна обеспечить жизнеспособность экипажа на двадцать лет. Неужели этого не достаточно?
- Мне захотелось проверить теорию. Отлично понимаю, что в практической жизни такое не нужно... Просто поиграл, развлёкся. Изобрёл, построил, испытал - что в этом плохого? Ты вот, например, не в состоянии обеспечить подобный результат.
- Я могу! - с вызовом ответил Инэй. - Хоть и не вижу смысла, но у меня тоже есть теория, которая... Если поставишь на своём аппарате хорошую ёмкость с коренсом, то я тоже смогу обеспечить эти пять миллионов лет.
- И что? - заинтересовался Ансол. - Значит, в случае аварийной ситуации экипаж может проваляться в анабиозе пять миллионов лет, и при этом сохранятся все функции мозга, и они вылезут из аппарата живые и здоровые?
- И молодые, как только родились, - пошутил Инэй.
- Не поверю.
- Можем поспорить.
Ансол любил делать ставки на споры по научной тематике, часто выигрывал.
- Ставлю пятьсот, - привычно назвал он стандартную в таких случаях ставку. - Но, чем ты докажешь свою теорию?
- Вот она, теория, - холодно произнёс Инэй, - тебе не следовало спорить.
Инэй порылся в ящике стола и достал записи Гара Ликена. Полистав старинную тетрадь, он показал запись Ансолу.
- Вот, читай.
Ансол нервно взял тетрадь и прочитал тот фрагмент, на который указал Инэй.
- Это ничего не доказывает, - уверенно сказал он, пренебрежительно отбросив тетрадь на стол.
- Но...
- Вот именно, что здесь много этих *но*. Можно сказать, Ликен писал о чём угодно, только не о коренсе.
- Всё правильно, - весело возразил Инэй, - он и не мог писать о коренсе, ведь он не знал такого слова. Ликен дал описание характеристик препарата и назвал его *стимулятор*. Долгое время его так и называли - стимулятор восстановительный Гара Ликена. Согласись, это длинно. Поэтому кто-то придумал простонародное название и оно прижилось. Коренс - это слово появилось в жаргоне наркоманов, когда его стали подпольно изготавливать и продавать.
- Значит, Ликен считал возможным сохранить живой работоспособный мозг на многие годы?
- Ликен ставил задачу сохранения памяти и рассматривал расширение возможностей мозга. Его преследовали неудачи. К идее стимулятора он шёл, наверное, лет десять, если не больше, но, как видишь, добился успеха.
- Хорошо, - раздражённо согласился Ансол, - я проиграл, заплачу тебе завтра.
Инэй почувствовал себя неуютно. Он пожалел, что втянулся в этот спор, по сути, спор бесплодный и никчемный.
- Если тебя что-то смущает, то не надо платить, - сказал он Ансолу осторожно, чтобы не обидеть, - будем считать, что мы пошутили.
- Дело не в этом, - перебил Ансол, - я проиграл, я должен заплатить, вопрос решён. Мне интересно знать, теория Ликена гарантирует стабильный процесс на пять миллионов лет?
- Если обеспечить достаточный запас коренса, то по теории всё возможно. Но ты ведь понимаешь, что подобный эксперимент никто не проводил на практике. Да он и не нужен...
- Я увеличу емкость для коренса! - в глазах Ансола мелькнули искорки азарта.
- Стоит ли? - со вздохом сожаления спросил Инэй. - Подумай, лишние расчёты, потеря времени, увеличение нагрузки, лишний вес...
- Мне ин-те-рес-но, - отчеканил Ансол.
- Хорошо, когда есть интерес к жизни, - прозвучали слова, которые произнёс Жиллес Кронс, неожиданно появившись на пороге лаборатории. Повернув голову в его сторону, Ансол часто заморгал, испытывая растерянность от столь внезапного визита.
- Как успехи? - Жиллес всё ещё стоял на пороге, ожидая от Ансола либо приглашения войти, либо хоть какой-нибудь реакции. Ансол же застыл в неподвижности.
- Я могу войти? - спросил Жиллес. - Что-то вы сегодня какие-то строгие. Я помешал? Неужели секретные разработки? Не бойтесь, я ни кому не скажу, - со смехом добавил он.
- Да, проходи, конечно, - ожил Ансол, - мы тут спорили.
- Жил, не волнуйся, всё нормально, - сказал Инэй, - просто Ан проиграл пятьсот лайров и ещё не пришёл в себя.
- А-ха-ха, - добродушно рассмеялся Жиллес, - бывает-бывает. Случается и хуже. Счастливый! Нет у тебя моих проблем. Играешь, спорами развлекаешься.
- У тебя возникли проблемы?
- Я бы не сказал, что они у меня возникли, - Кронс перешёл на серьёзную тональность, - потому что они у меня постоянно. Пришёл к тебе... Хочу поговорить об Альмане.
Ансол откровенно испугался. Говорить с Жиллесом не хотелось. Он предвидел сложный и неприятный разговор.
- Дел полно, - спохватился Инэй, оценив ситуацию, сообразив, что беседа пойдёт о чем-то личном, - побегу во вторую, там опыты, надо регистрировать.
Жиллес взглянул на уходящего Инэя, заметив, как осторожно тот закрыл за собой дверь. Затем Жил уселся в кресло и, прикрыв глаза, о чём-то задумался. Похоже, он ждал вопроса от Ансола.
Он узнал, - думал Ансол, - кажется, узнал. Как узнал, и что именно? Альмана! Она не могла ничего рассказать, ведь она сама ни о чём не догадывается. Кто-то увидел и сообщил? Допустим, так. Удобный повод, чтобы поговорить с Жилом серьёзно. Можно всё ему рассказать и попросить руки Альманы. Женюсь на ней! Приличия, чьи-то субъективные доводы, предрассудки, непонимание - всё к чертям! Женюсь. Она? У неё был жених. Или есть? Молодой парень, красавчик, ровесник. И ей с ним хорошо. И тут я на её голову. Дядя Ансол, папин друг. Пять лет назад играл с ней в куклы как со своим ребёнком, мечтал иметь дочь... Почему он молчит? Тянет время, вытягивает нервы. К чему это? Сказал бы просто - я всё знаю. Нет, ждёт, пока спрошу я. Играет роль. Артист.
Ансолу удалось овладеть собой, он продумал вопрос и уверенно нарушил тишину.
- Что там случилось с Альманаой, Жил?
Жиллес открыл глаза, резким рывком поднялся с кресла, двумя широкими шагами подошёл к Ансолу и сел на стул.
- Да, с Альманой, конечно, я поэтому и пришёл. Ты что-то совсем перестал заходить, да и не звонил давно.
- Жил, сейчас столько дел, что просто схожу с ума.
- Понятно. Так вот, я хочу Альману выдать замуж.
- Ага, - непроизвольно произнёс Ансол, совершенно не понимая смысла этого своего "ага".
- Есть молодой человек, учёный, большие надежды, работает у меня, - продолжил Кронс. - Познакомил его с ней. Она вроде не против - всё хорошо. Тут освобождается из ариаторов её бывший приятель. Видел его как-то раз - нахальный тип. И теперь она всеми силами рвётся к нему - влюблена в дурака.
Ансол сдерживал внешнее проявление своих чувств с огромным трудом. Каждое слово Жиллеса лезвием вонзалось в сознание. Альмана, которую он в мыслях присвоил себе, считал своей, только своей, Альмана, которую он в данный момент считал и дочерью, и возлюбленной одновременно, она, оказывается, влюблена в какого-то нахала, в бывшего ариатора. Что она в нём нашла? Зачем ей бывший ариатор? Глупо. Ведь есть он, Ансол - зрелый, солидный, опытный, любящий.
Жиллес продолжал говорить, но Ансол его уже не слушал. Он хотел прервать разговор и потребовать, не попросить - потребовать руки Альманы для себя, так как был убеждён, что никто другой, а только он, Ансол, сможет сделать Альману по-настоящему счастливой.
Жиллес вдруг заметил, что Ансол слушает его без должного внимания.
- И кому я всё это рассказываю?!
- Да, я слушаю, - отвлёкся Ансол от размышлений.
- Я хочу, чтобы ты повлиял на него.
- На кого?
Словно терпеливый учитель, объясняющий урок нерадивому ученику, Жиллес произнёс:
- Повторяю ещё раз, я хочу выдать Альману замуж...
- Я это понял.
- Нашёл ей подходящего парня...
- Понял.
- Но вернулся её чёртов ариатор и всё мне спутал...
- Ты говорил, она рвётся к нему...
- Верно, но не в этом дело. Парень, которого она, скажем так, ценит и уважает, освободившись из ариаторов, натолкнулся на твоё объявление о конкурсе. По-видимому, кое-какие мозги у него всё-таки есть, раз ему удалось сварганить конкурсную работу и победить.
- То есть как?! - Ансол был потрясён. - Он один из тех, кого я недавно зачислил в штат?
- Да, самый молодой...
- Венсил?
- Она называет его Элл. Повлияй, хорошо?
Ансол снова погрузился в размышления.
- Скажи ему, - торопливо говорил Жиллес, - скажи, что ты со мной знаком, и до тебя случайно дошла информация...
- Зачем? - простонал Ансол.
Удивлённый Жиллес заметил в его взгляде что-то безумное.
- Почему всё так?! - говорил Ансол куда-то в пространство.
Кронс ничего не мог понять.
- Знаешь, - сказал он, понижая голос, - мне нужно, чтобы он отстал от неё. Пусть он от неё убежит, пусть её бросит, или пусть она бросит его - всё равно, лишь бы он отвязался.
Ансол сидел, обхватив голову руками, и немигающим взглядом смотрел прямо перед собой.
- Если тебе трудно, я не настаиваю, - Жиллес собрался уходить. - Ты явно переутомлён, я как-нибудь после...
Но Ансол неожиданно повеселел.
- Всё хорошо, - бодро сказал он, - не волнуйся, Жил, я с этим парнем поговорю. Он отстанет от Альманы.
- И что ты ему скажешь?
- Думаю, не так уж это важно. Главное - результат, верно?
- Да, но...
- Я сделаю, Жил, поверь.
- Верю, но не переусердствуй. Дело деликатное.
- Жил, всё сделаю. будет даже лучше, чем ты думаешь. Так, у меня там эксперимент, извини, завален работой, - Ансол энергично поднялся и напустил на себя озабоченный вид, давая понять Кронсу, что разговор исчерпан.
В какой-то мере Жиллес был удовлетворён. Он подходил к лифту, мурлыкая свою любимую песенку, и тут встретил Эллиона. Узнав Жиллеса, тот вежливо поздоровался. Жиллес ответил лёгким кивком.
В полном молчании они спустились на первый этаж.
- Спасибо, Жиллес, - почему-то сказал Эллион, выходя из кабинки лифта.
Жиллес промолчал. В его понимании, непонятная благодарность Элла была чем-то вроде насмешки.
- Хамлюга, - произнёс Жиллес вполголоса, когда Эллион отошёл достаточно далеко.
Ансол занялся мысленным самобичеванием. Он ругал себя за нерешительность. Думал об Альмане. Вспоминал слова, фразы и обрывки фраз из разговора с Жиллесом. Он терзал себя этими воспоминаниями. Отчётливо звучал в памяти голос Кронса, который бесстрастно и холодно повторял: «Хочу выдать замуж, нашёл ей парня, её ариатор вернулся».
Голова раскалывалась от этих слов, сердце ныло. Бывший ариатор и Аль – вокруг них сосредоточились все помыслы Ансола.
Она влюблена в этого ариатора. О чём они говорят, где встречаются, целуются ли, спят ли вместе? Ансол задавал себе эти сумасшедшие вопросы. В своём больном воображении он пытался представить себе все детали и тонкости отношений молодых людей.
- Колана, - позвал он свою помощницу.
Она вошла - женщина яркая, видная, обладающая грациозной осанкой, горделивой походкой – вошла, блистая молодостью и красотой. Ансол отметил про себя, что стал обращать внимание на женщин и замечать в них нечто, чему раньше не придавал значения. Он перестал их бояться. Во всяком случае, сейчас он не испытывал прежнего смущения перед Коланой. Ему вдруг захотелось сказать помощнице что-то приятное, нежное, такое, что выходило за рамки привычных служебных отношений.
- Колана, дорогая, извини, беспокою тебя из-за мелочей, но мне тут, понимаешь, понадобился подлинник конкурсной работы Венсила. Пожалуйста, принеси, хорошо?
Удивлённая Колана, никогда раньше не слыхавшая от шефа подобного обращения, выполнила его просьбу с удовольствием.
Конкурсная работа Эллиона называлась «Рекомендации по применению препарата коренс в экстраординарных ситуациях». Перевернув несколько страниц, Ансол вспомнил эту работу. Во время конкурса он оценил её высоко. Ему как раз был нужен специалист по коренсу и другим наркопрепаратам. Эллион написал полезную работу. Текст написан от руки почерком, чем-то напоминающим почерк самого Гара Ликена. Тогда, на конкурсе, на это обстоятельство обратил внимание Инэй, отметив, что такой почерк характеризует натуру экспансивную, нервную, в чём-то непредсказуемую, но талантливую и незаурядную. Кроме того, Инэй обратил внимание на несколько малоизученных явлений, описанных Эллионом блестяще. В то время Ансола радовал такой высокий уровень молодого учёного. Сейчас эта работа вызывала раздражение и досаду. Не нравилось всё, начиная с названия.
Рекомендации – он, видишь ли, рекомендует, как применять препарат. Делится опытом. Вероятно, не раз кололся сам и колол других. С ужасом подумалось о том, что он мог баловаться коренсом вместе с Альманой. Вот, пишет: «…особенности воздействия препарата на женский организм требуют более тщательного подхода к проблеме дозировки…». Откуда он мог это знать? Жиллес что-то рассказывал о развлечениях молодёжи. Парни, мол, так развлекаются. «Уколят девчонку и делают с ней, что душе угодно». Или что-то в этом роде. Ансол попытался представить, что мог делать с Альманой этот бывший ариатор. Что угодно, - отвечал он себе. И травил свои нервы этим ответом снова и снова.
Фантазия бурлила, кипела, клокотала, и Ансол чувствовал себя на грани безумия. Пытался во всех красках представить интимные подробности отношений Альманы и Эллиона. Не удалось. Своего опыта не было, а фантазия рисовала циничную и пошлую несуразицу.
Эллион сделался не то чтобы врагом, но довольно серьёзным соперником. Ансол затевал игру, интригу. Как ни странно, инженер вдруг почувствовал вкус к жизни. Ему хотелось бороться за Альману.
И чем я хуже этого мальчишки? – так подумал он.
Но есть ещё один молодой человек. Жених Альманы, определённый для неё Кронсом. Он тоже соперник. Но к нему Ансол не испытывал ни уважения, ни ненависти – вообще ничего. Он был к тому парню равнодушен. И пусть в результате своей интриги Ансол не добьётся Альманы лично для себя, пусть она достанется другому парню, лишь бы она не досталась Венсилу.
При этом инженер Ансол чётко разделял понятия: сам Эллион, как личность, как специалист, его способности и талант – это одно, а его отношения с Альманой – это другое.
Борьбу, которую начинал Ансол, он вёл именно против отношений Элла и Аль. Он знал, что не сможет нормально общаться и работать с человеком, которому достанется Альмана. Кроме того, оставалась надежда на то, что если он отобьёт Альману у Элла, то сможет при определённых благоприятных обстоятельствах расположить её к себе. Правда, это грозило возможным разрывом отношений с Жиллесом.
Ансол внимательно перечитал работу Элла ещё раз. Нервная натура, - размышлял он, - это хорошо. Но каким образом заставить эту нервную натуру отказаться от Альманы. Идеальный вариант – поссорить их. Но как? Что-то нужно сказать ему, что-то – ей. Распустить слухи о чём-нибудь таком, э-э, как бы это, скользком. Тут впору задействовать хорошего психолога. Инэй – вот кто разбирается в технологиях психологического воздействия на личность. Он по этой теме, кажется, диссертацию писал.
Ансол направился во вторую лабораторию на поиски Инэя.
- Ставлю пятьсот! – как можно более жизнерадостно прокричал Ансол с порога, увидев Инэя, колдовашего над пробирками, подобно древнему алхимику.
Инэй догадался, что речь идёт о новом споре.
- Хочешь отыграться?
- Да, что-то вроде. Предлагаю задачу. Психологическая. Ты такие любишь.
- Давай, - лениво согласился Инэй.
- Всё просто. Они, то есть он и она … Имена не важны… Они дружат со школы. Они молоды. Он – натура нервная, непредсказуемая, человек решительный, эгоцентричный, смелый, но суеверный. Характер твёрдый. Она считает его своим женихом, любит его, боготворит, старается не замечать недостатков. Их необходимо поссорить… .Это и есть условие задачи.
Инэй почесал кончик носа.
- Они реальные люди? И ты хочешь их поссорить.
- Все моральные неудобства возложи на меня. Поверь, там такая ситуация…
- Нет!
- Почему?
- Грязное дело. Я не лезу в личную жизнь людей. Помирить – да, могу взяться. Поссорить? Поссорить всегда легче и… и это не очень интересно.
- Поссорить легче?
- Естественно.
- Подскажи, как можно поссорить…
- Сделать пакость всегда легче.
Ансол пошёл на предельную откровенность.
- Понимаешь, это проблема Жиллеса, он просил помочь. У нас работает парень, который крутится возле Альманы, а Жил хочет его отшить.
Инэй рассмеялся.
- Дело серьёзное, - в голосе Ансола прозвучала обида.
- Понимаю, - сдерживая смех сказал Инэй, - я всё понимаю. Жиллес и не на такое способен, но только на словах. Он никогда не станет никого разлучать. Если бы он захотел, то решил бы такую задачу сам, без посторонней помощи. Можешь считать, что он пошутил.
- Но, в принципе, такая задача решаема? – Ансол уже пытался выкрутиться из неловкого положения.
- Такие задачи решаются на каждом шагу. И это даже не психологическая задача, а житейская, бытовая. Не надо никого ссорить. Самое смешное, что они могут поссориться сами. Да и стоит ли называть психологической задачей обыкновенную подлость? Удивляюсь, почему это дело тебя так заинтересовало.
- Тут мой интерес, - спокойно признался Ансол.
- Твой интерес?
- Да, работы по А17. Парень талантлив. Дружба с Альманой его отвлекает от дела, а работу надо ускорить. А вдруг они поженятся?
Инэй усмехнулся.
- Не смейся. Его женитьба может застопорить всякую работу.
- Так уж и всякую, - улыбался Инэй.
Ансол выглядел глупо. Следовало сменить тему разговора или, ещё лучше, совсем уйти, но Ансол настойчиво продолжал добиваться от Инэя хоть какого-нибудь совета; как повлиять на Эллиона, что ему сказать, какие страсти возбудить, как внести раздор в отношения пары влюблённых. Ансол не добился ничего – Инэй постоянно отшучивался.
- Ну, хоть скажи, - никак не унимался Ансол, - из-за чего люди чаще всего ссорятся?
- Из-за всяких разных мелочей, - ответил Инэй, и Ансол прекратил расспросы.
Жиллес Кронс в это время донимал Альману. Сначала он, по своему обыкновению, произнёс длинный монолог о том, как он посетил лабораторию Ансола, случайно встретил Эллиона, очень мило с ним побеседовал и убедился, что…
- Этот Эллион совершенно о тебе не вспоминает. И жениться на тебе он не будет. Жаль, - притворно вздыхает Жиллес, - парень хороший, умный, вежливый. Но, я ожидал, что он хоть раз о тебе спросит. Но, нет, не спросил. Всё только по делу, по делу. Парень мечтает о карьере. Это понятно. Это даже хорошо – карьера, наука. Но, ни слова о тебе, ни слова….  Даже обидно как-то….
Альмана слушала из любопытства, но не верила отцу. Знала, что Жиллес пытается ввести её в заблуждение.
- Правда, Ройлис, по-моему, лучше, - так обычно заканчивал свой монолог Жиллес, - тот постоянно только о тебе и говорит.
После этого Альмана с ним спорила, пытаясь отстоять право на личную жизнь и на собственное мнение. Беседа заканчивалась криком, хлопаньем двери, слезами и вымученным примирением, готовым нарушиться в любой момент.
Успокоить нервы Альмане удавалось только при личных встречах с Эллионом. Тогда все туманные вопросы и недомолвки разрешались сами собой. Её смущало одно – проходили недели, а Эллион не просил её руки у Жиллеса. Зато Ройлис его опередил, проведя настоящую церемонию сватовства в полном соответствии с традициями древних вантарианцев. Жиллес дал своё согласие на брак. Слово оставалось за Альманой. Она должна была дать ответ через сто часов ровно.