ЭКСКУРСИЯ
Известие застало Алексея в мастерской, где он пытался установить очередной рекорд по количеству склеенных коробочек. Подошла старшая по трудотерапии и отчеканила:
- Ну, Стаханов, готовься. Поедешь на экскурсию. Заслужил ударным трудом.
Такую новость сообщили еще двадцати девяти мужчинам и тридцати женщинам. В списке счастливчиков не значилась Надюшка. Да, это и понятно. Она только-только перенесла сеанс электросудорожной терапии и готовилась к следующему. Лешка переживал за Купцову, побаивался за нее.
Довелось увидеть однажды такой сеанс: проводочки подключались к голове, и разряд тока приводил к большому припадку. А резиновая трубка с силой загнанного хищника сжималась зубами, сознание выключалось на время, а память о страшных минутах стиралась навсегда. Если надо – значит надо. Больные не спорят никогда, пусть даже ужасаются предстоящему.
Медицинский персонал к экскурсии готовился тщательно. За кадром оставались бесчисленные сухие пайки, десятки упакованных историй болезни, ампулы с успокоительным. Заказ двух автобусов «Икарус» широко не афишировался.
Решающее совещание врачей состоялось сверх таинственным образом. Главный доложил о договоренности с коллегой из Саранска как о факте, как о состоявшемся, и дал сутки на размышление. Он хотел, чтобы сопровождающее высшее звено действовало не по приказу, а вследствие душевного позыва. Помощники могут быть и без рвения, их потом наберут, но руководитель поездки…
Начало намечавшемуся переселению психов случилось еще осенью. На всесоюзной конференции в Москве довелось нашему проживать в одном гостиничном номере с представителем Мордовии. Тот рассказал с грустью о пустующих койках в интернатах. Мол, не отдают родственники своих в лапы государства, ухаживают сами за умалишенными. Традиции крови не позволяют избавляться от больных, а заполненность учреждений страдает. Впору, закрывать некоторые интернаты, чего не хотелось бы делать на местах и о чем поговаривали в столице.
Наш главный выступил с ответным тостом и поделился проблемой перегруженности психиатрической больницы. С ума сходят массами, хронизируются, класть некуда, выручим друг друга. И чокнулись на этом.
Полгода ушло на подбор кандидатур-мигрантов. Опять же, дожидались второй половины весны, чтобы дороги – посуше, поровнее,
а обострение у дураков, как прошедший этап.
Руководитель переселения проклюнулся, вызвался, постучался в кабинет на верхнем этаже ранним утром. Похоже, ночь не спал, обдумывал тщательно грядущее. Взвешивал несомненную ответственность и возможную выгоду. А когда выгода взяла свое, то, перевязав узел на галстуке, пришел к главному с аргументами.
Начальник подождал несколько часов, других желающих с другими аргументами не нашлось. Начальник объявил: «Руководителем поездки назначается Лившиц Михаил Исаакович. Неофициально».
Фигура Михаила Исааковича в оставшиеся дни мелькала по разным отделениям. Подбирались медицинские сестры и братья-санитары. Доверие, доверие и еще раз это слово. Кроме того, конечно, опыт работы. Кроме опыта, безусловно, личный мужской интерес к сестрам. Они прощупывались основательно, почти что как жены. И нет в этом никакого инцеста, а есть физиологическая естественность. Хоть сестрой назови, хоть как…. Лишь бы не братом. Надобность в мужчинах у Исааковича для дела, для решения поставленной задачи. Но как без любви на войне?
Автобусы подъехали к административному корпусу загодя. Сначала натолкали в них необходимые для дороги коробки, затем началась живая погрузка.
Первым пошел Алексей Шаров, который Стахановым назывался. В автобус сел – галочка напротив фамилии в списке появилась. Обратно уж никак. У двери братья стоят, только почему-то без халатов. В другой автобус женщины заходят, галочки друг за дружкой на бумагу ложатся. Главный на проводы явился, лично везде заглянул, проверил и пожелал: «Удачной экскурсии, товарищи». Потом к Лившицу обратился на улице. Больные видели, как обратился, но не услышали, как сказал: «Ждем». И замахали руками провожающие, даже слезы у некоторых медиков появились. Только больные не могли понять: почему слезы? Экскурсии радоваться надо, а не плакать.
Катятся красные автобусы, мелькают за окном деревья, деревни. Плавно движется экскурсия. Льется песня в головной машине. Женщины поют о разном. Подопечные довольны всем: накормлены досыта, водичку им в кружки наливают по первой просьбе. Не отрывается от стекла Шаров, интересна ему всякая малость. А как же иначе? Очень давно не выходил Леша за пределы больничного городка. Идти ему некуда, не к кому, незачем. Отлично, что теперь Надя Купцова появилась, с которой в мастерской можно видеться почти каждый день. Старшая по труду разрешила сидеть рядом, потому и бьет рекорды
Шаров. Всем хорошо от такой любви.
«Эх, вот бы сейчас Надюшку сюда, в автобус. Больно уж он веселый и мягкий. Как приеду обратно, как увижу ее – буду рассказывать про экскурсию».
Между тем, больные начали волноваться. Не потому, что они больные, а потому, что не собирались автобусы разворот делать. Михаил Исаакович находился вместе с женщинами и услышал роптание. Первые роптания, как первая трава весной. Едва-едва сначала, но обязательно вылезет и ковром покроет.
- Скоро обед, опоздаем. Таблетки не успеем принять.
Доктор попытался увести в сторону намечающийся бунт:
- С чего это вы про обед заговорили? До него еще далеко.
- А ты, Исаакович, за дурочек нас не держи. Хотя часов ни у кого нет – желудок не обманешь. Поворачивай экскурсию.
Это уже было серьезно, уже на ты перешли. Призыв исходил от Беляевой (прогредиентная шизофрения). Лившиц помнил из истории ее болезни: «Обычный фон настроения – угрюмо-недовольный. Проявляет оппозиционность, нетерпимость к любым замечаниям и советам. Прогрессирует напряженность, подозрительность, поведение определяется бредом». От Беляевой фактически отказались все родственники. Мама терпела до последнего своего дня, а когда умерла, не вытерпев, путь домой для Лены закрылся.
Голос бунтующей не походил на роптание. Злокачественный вариант выступления Беляевой требовалось срочно лечить. Опухоль могла поползти, могла начать разбрасывать споры в любой момент. Про настроение в мужском автобусе Михаил Исаакович не знал, решил здесь объявить:
- Женщины, обед и таблетки мы взяли с собой. Прием пищи состоится совсем скоро. Домой возвращаться не будем, потому что едем в другую область, далеко. Теперь там будете жить, в новых условиях. Этот вопрос решался на уровне главных врачей. Спорить с ними не будем. Спорить – не советую.
Беляева поднялась с кресла и двинулась по проходу к Исааковичу. Действуя по обстановке, сзади к ней подскочила опытнейшая медсестра Астахова с матрасом. Буквально оглушила Ленку ударом сзади, завалила на ближайшее кресло и прижала этим самым матрасом. Другая сестра спешно набирала «тройчатку» (аминазин плюс димедрол плюс анальгин), водитель поехал медленнее, часто поглядывая за салоном в зеркало. Нейтрализовав Беляеву, медики перевели дух, но Астахова матрас из рук не выпускала. Ее боевая стойка оказывала на пассажиров
нужное воздействие, внушая страх и следующую за ним кротость.
Останавливаться следовало все равно. Туалет – не обед, не отменишь, надолго не задержишь. Тактика осуществления физиологических потребностей продумывалась заранее, но обстоятельства женского бунта вынудили Лившица поменять план. Пока Беляева и попутчицы находились под воздействием, решено было выпустить мужчин.
Шаров, Кузьмин, двое Смирновых… Последним вывалился Тимур Луноход, прозванный так за шесть пальцев на каждой руке и ноге, за очень маленький рост и огромную голову, за кривые ноги. Избранные знали про имеющееся только одно яичко у Тимура, а тут все оценили большой и красивый член.
Обочина журчала по-весеннему. Желтые струйки извивались по плотной насыпи, предварительно описывая дуги в воздухе. Луноход демонстрировал дальность выброса, предлагал посоревноваться санитарам, и все опять смеялись. Где-то недалеко чувствовалась Москва. Количество проезжающих машин возросло, и они клаксонами приветствовали компанию.
Настоящее диво состоялось позже, как только женщины начали прорывать оборону медиков, и Михаил Исаакович махнул рукой:
- Пусть идут.
Толпа в платках, толпа в штанах, все смешалось. Голые задницы из-под задранных юбок, опять ручейки, лужицы, а кое-где и большее.
Автомобильный поток почти остановился в обе стороны. Еле-еле плелись железные кони, потому что их хозяева любовались. А как оставить без внимания Тимура, машущего своим достоинством? Разве промчишься мимо задранного? Целыми днями однообразие в жизни шоферской: пейзажи проплывают, баранка крутится и на тебе – такое!
Больные участвовали в придорожном карнавале, кружились и бегали. Женщины уже не хотели возвращаться, мужчины не знали правду. Свобода и будущее приветствовали сумасшедших странным образом.
Хорошего понемножку, моторы завелись, двери автобусов закрылись, и экскурсия продолжилась. Услышав, что увозят навсегда, Шаров задумался крепче обычного. Со стороны остался незаметным: так же сидел тихо, но внутри себя Алексей ощущал тысячу маленьких муравьев, разрывающих на части душу. Они разносили Лешу по кускам, они что-то строили из унесенного и забыли про Надюшку. Материться Шаров не умел, а очень хотелось.
Однако, ехали уже долго, свернули на проселочную дорогу, пытаясь сократить путь. Деревенские дома средней полосы выглядели иначе, не
по-северному. Смотреть на них всем надоело, к тому же, как говорится, смеркалось. За окном стирались контуры предметов значительных, превратились в серые пятна предметы маленькие. Портилась и проезжая часть. Колеса крутились с трудом, колеса преодолевали. Грязь доминировала, засасывала. Доехали до предела, и автобусы снова остановились. Дальше не получалось, причем это произошло посреди села, огни которого окружили заплутавших. Требовалась помощь.
Михаил Исаакович пошел к центральному дому на огни, на висящий флаг. Его сопровождал Луноход. Начальник автопоезда велел Тимуру подождать на крыльце, а сам заглянул внутрь.
В комнате приличных размеров сидел народ и курил. Народ слушал лидера, выделявшегося над столом. Увиденная картина напоминала совещание в психбольнице. Михаил Исаакович привык к подобным производственным сходам по пятницам, сразу почувствовал атмосферу – равнодушную и расслабленную. Председатель вниманием вошедшего не одарил, даже планерку не прервал. Так, окинул взглядом Лифшица, его бородку сомнительную, очки и продолжил что-то про неисправные трактора.
Потоптавшись у порога, доктор вернулся за Луноходом, привел его в хорошо освещенную комнату приличных размеров, показал народу. И лидер замолчал, и производственное совещание онемело. Теперь народ внимательно смотрел на Тимура.
Михаил Исаакович заговорил:
- Я прошу прощения за вторжение в вашу жизнь, но нам не обойтись без помощи. Посреди вашего (акцентировано сказал) села застряли два автобуса с пациентами психбольницы. Шестьдесят человек. Если мы останемся здесь на ночь, то мне придется их выпускать. Я не уверен, что смогу контролировать ситуацию до утра.
Луноход продолжал притягивать взгляды. Осознали, что он – один из тех. А Тимур не понимал своей задачи, волновался и непроизвольно провел рукой по стриженой голове. Теперь шестипалую ладошку разглядели отчетливо даже из углов. Все разглядели.
Получилось: нашлись исправные трактора, не один, не два, можно выбирать и буксировать. И дальше. Отцепились, по хорошей дороге полетели с открывшимся вторым дыханием. Выскочили из Горьковской области в полной темноте, потерпели еще немного и, не видя куда, приехали. Оказалось – туда. Экскурсия закончилась.
У этой истории есть продолжение.
Спустя несколько месяцев заведующий отделением неврозов Лившиц перемещался по территории больницы уверенным шагом. Он теперь всегда так перемещался. Цель доктора ждала в кабинете доктора. Создание из кудрей, ног и сладкого аромата готовилось выслушать бравый рассказ Михаила Исааковича. Лившиц придерживал под халатом бутылку шампанского. Для полноты восприятия. Уже был в образе, уже мысленно вытаскивал себя за волосы из болота и летел на ядре в Мордовию. И осталось только завернуть за угол, проскочить между кустов как-нибудь, но чья-то голова выглянула из веток, а затем и тело вылезло и распрямилось. Узнавался объект тяжело: обросший, грязный, рваный, покрытый листьями и травой, но узнавался. Перед Михаилом Исааковичем стоял Леша Шаров. Один из шестидесяти. Не смог без Надюшки, муравьи изгрызли окончательно, вот и вернулся.
7.10.2008