46.
Марине не просто далось письмо Саньке. Она еще долго ловила во вновь прибывающих раненых бойцах сходство с ним, то в жестких, упрямо торчащих на макушке вихрах, то в манере поворачивать голову и смотреть на собеседника, проверяя взглядом истинность намерений, а жест, прятать горящую сигарету под парашютик раскрытой ладони встречался у всех курящих парней, вернувшихся из Афганистана.
Но написав, она почувствовала облегчение. Ей бы хотелось знать, что он предпримет. Только она узнает это последней. Пока новости дойдут до родных, пока они найдут повод рассказать ей об этом в телефонном разговоре, пройдет немало времени. Вот, почему она удивилась внезапному звонку Танюшки – они созванивались два раза в месяц, недешевое это удовольствие. Таня взахлеб, как о собственном счастье поведала ей о внезапной встрече большого и маленького Саш. О том, что, хотя свадьбы и не было, но Аленка расписалась и сменила фамилию. А Сашенька без умолку говорит о своем отце, как будто нет на свете никого лучше и сильнее. Марина слушала журчащий в трубке голос и молчала, Таня даже подумала, что их прервали. Девушка испытывала двоякое чувство: с одной стороны Аленка заслужила это счастье, а с другой - еще не вся соль смыта с Марининой раны. Она затягивалась с трудом, но как врач, девушка знала – зарастет, нужно время и хорошее лекарство. Времени у нее много, а то, что волшебное снадобье у нее под боком не замечала. В отделении давно уже заприметили, что Андрей Ильич все чаще задерживается в госпитале в дежурство Марины Николаевны. И, хотя поводы всегда были более, чем серьезные – состояние прооперированных бойцов, правда такие больные были и в другие дежурства, персонал нюхом той же кастелянши, чувствовал назревающий роман. Только Марина не знала об этом, принимая помощь от главного хирурга, как от заинтересованного в хороших кадрах руководителя. То, что он приглашал ее иногда в кино или театр, так и другие тоже шли с ними на эти премьеры. Надо иногда отвлечься от пронизанного болью и страданиями госпиталя, попав не надолго в мир, пусть и выдуманной любви.
Андрей Ильич не форсировал события. То, что она рядом, уже хорошо. Женщина с большими серыми глазами, в белом колпачке или зеленой хирургической шапочке казалась ему иконой, на которую ему хотелось смотреть не отрываясь. Но бдительный персонал был начеку, вот почему, он вместо романтичных слов о любви, экзаменовал Марину на предмет прошедшей или ожидаемой операции. А ей нравились эти разговоры, она вдруг поняла, что может сама провести сложную операцию, потому, что в голосе Андрея Ильича появились новые одобрительные нотки, а то, что любая его похвала остужалась иронией, девушка воспринимала как должное. Он и в собственной смерти найдет смешное, что ж до нее, пусть смеется, но она удивит его однажды. Обязательно удивит. Если ваш кумир, которому вы поклонялись, пусть, между прочим, похвалил вас, то на спине, вопреки, всякой научной логике, вырастают крылья. Ну не крылья, так только чуть-чуть лопатки чешутся, но и это уже кое-что.
А сам кумир, знающий до мелочей анатомию человеческого тела и легко воспроизводящий в уме последовательность физических процессов, именующихся любовью, ждал поездки на шашлыки, которую организовывал профком госпиталя. Весна в Ташкент приходит раньше, чем в Москву. Но пахнет и действует на людей также волнующе. Он надеялся на то, что ему представится случай остаться с Мариной наедине.
- Седина в бороду, - сказал он своему отражению в зеркале, побрившись утром, но глаза сорокалетнего мужчины, он немножко прибавил себе годов, глядели по мальчишески влюблено. Пожалуй, надо прикрыть их солнечными очками, чтобы уж очень не светиться. Только в госпитале в очках не походишь. А, Бог с ними, ведь не крадет же он.