Мандариновый путь 7
©Антон Санченко
©перевод Виктора Лукинова
Дорожное движение
Правила дорожного движения во всём Советском Союзе были одни и те же. Но как по разному трактовали их на местах! Киевлянина-пешехода не рекомендуется отпускать без сопровождения аборигенов в чужом городе, даже в Херсоне или Харькове. Ведь он уверен, что автомобили обязательно остановятся, если он только занесёт ногу над зеброй пешеходного перехода. Серьёзно, что больше всего удивляет москвичей в Киеве, это то, что машины останавливаются там, где они должны останавливаться. Ещё и подмигнут перепуганным такой галантностью гостям украинской столицы фарами и махнут рукой: ну иди уже, горюшко, и откуда ты такое перепуганное приехало. Это расхолаживает. Увидев «зебру», да ещё со светофором, пеший киевлянин не ждёт от автотранспорта никакого подвоха.
И вот представьте себе такого безконвойного киевлянина в Москве, или, страшно даже подумать, на Кавказе. Я мог сколько угодно изображать из себя настоящего херсонца, но я свято верил, что машины останавливаются на красный свет, и это было уже в подсознании. Пока мы шли к стоянке, наш проводник Отар, небритый парень лет 25-ти, по крайней мере, дважды спасал меня от неминуемой смерти, выдёргивая прямо из-под колёс грузинских автобусов, легковушек и даже грузовиков. При этом я ещё и возмущался, что задавить меня пытались на зелёный свет. Будто смерть обращает внимание на свет.
Вот на таких мелочах и засыпаются обычно иностранные агенты и прочие засланные казачки. Какую бы легенду я не сочинял, какие бы прописки не коллекционировал в своём паспорте, я был таки киевлянин, а не херсонец или одессит. Впрочем, знакомый грузин из Одессы как-то признался мне, что он тоже с месяц боится садиться за руль, возвращаясь в Грузию. Пока не привыкнет снова к кавказским правилам.
Однако настоящее испытание нервов на разрыв, началось, когда мы уселись в «копейку» Отара, и стали колёсными участниками грузинского дорожного движения, основным лозунгом которого похоже было «Кому нужно, тот объедет». Машины двигались, как им вздумается. Они внезапно тормозили, сдавали назад на целый квартал, если проскакивали нужный поворот. Поворачивали налево с правого ряда, даже для приличия не моргнув подфарниками.
Джигит-водитель мог затормозить посреди улицы, открыть нараспашку двери и ленивой походкой направиться к тротуару, на котором заприметил симпатичную девицу. А вся остальная улица терпеливо ждала в мгновенно образовавшейся пробке, результатов этого ухаживания, и никто даже не собирался возмущаться или сигналить. Больше того, всем, похоже, было интересно, чем это свидание закончится. Красавица в длинном чёрном платье (в Грузии не приветствуют любого «мини» и даже путаны носят черные юбки до пят) сказала ухажеру что-то презрительное, и он, уже не как павлин, а как побитая дворняжка, возвращался к своей тачке: ошибочка вышла, нарвался на пристойную девушку. Всё таки, когда женщины лёгкого поведения одеваются точно так как же, как и порядочные, это довольно неудобно в быту.
Про женщин, бензин и бакалею.
Конечно же, Бурячок не удержался, чтобы не прокомментировать этот факт вслух.
И Отар не задержался с достойным ответом:
- Зато у вас на Украине даже порядочные женщины одеваются как путаны. Это тоже довольно неудобно. Я пару раз получал по роже ни за что.
- И давно ты был на Украине, Отар?
- Я там учился. У меня родичи по матери в Каховке живут.
- Так мы ж земляки! – обрадовался Бурячок
- Открою вам страшную тайну, - заговорщицким тоном сказал Сашка с заднего сидения.
- Порядочных женщин не существует в природе. Особенно в Херсоне. Это всё выдумки пединститута имени Крупской.
- А откуда ты узнал, что я именно там и учился? – удивился Отар
- Элементарно, бичо. Дедукция, - засмеялся Санька.
- Да, я, по специальности, учитель физкультуры. В школе работаю.
- И сколько грузинский учитель сейчас получает? – спросил Бурячок. Бурячок всегда спрашивал за деньги. Такое у него хобби было.
Отар лишь махнул рукой.
- Меньше, чем вы мне заплатили.
Неудачливый ухажер уже уселся в свой «жигуль» и закрыл дверцы. Можно было трогаться дальше. И лишь только теперь вся колонна автомобилей начала сигналить и махать руками и посылать воздушные поцелуи, проезжая мимо гордой девушки.
На улицах Поти всё ещё преобладали «жигули» и «волги», и это тоже свидетельствовало о не самых лучших временах в Грузии. Всё тут крутилось ещё с довоенных запасов. Мы заправились на какой-то странной заправке, находившейся прямо в частном дворе посреди города, и шланг к бензобаку тянули через забор. В соседних дворах были вкопаны такие же самые баки и точно так же свисали над заборами резиновые шланги. И район этот так и назывался Кувейт. Ни о какой пожарной безопасности говорить тут не приходилось. Похоже, грузины считали себя царями не только на своих вершинах, но и в собственных дворах.
- По чём бензин? – поинтересовался Бурячок и присвиснул
- Блин! Какая мука? Бензин сюда нужно было везти.
Потом мы заехали ещё на одно подворье, и Отар загрузил багажник разными продтоварами: консервами, сахаром, маслом. Хозяин двора превратил свой гараж в бакалейную лавку, о чём свидетельствовали пустые бутылки из-под водки и блоки от сигарет, развешенные на окружающих деревьях. Такая вот внешняя реклама.
- У меня троюродный брат в Шроме живёт, - объяснил наш водитель.
- Нужно ему чего ни будь подкинуть. Совсем им тяжело. Одни мандарины да чай, хлеб не всегда есть.
Может это и стыдно осознавать, но пока Отар мотался в кладовую и обратно к багажнику, мы обговорили ситуацию и решили, что ни один украинец так о своих троюродных братьях заботиться не будет. Да и о родных не всегда.
И вот, наконец, мы вырвались на шоссе за городом, пересекавшее Колхидскую равнину и упиравшееся прямо в подножье гор. Весь путь к горам Отар не убирал ноги с педали газа. Но самое интересное было впереди. Он не убрал ногу с газа и тогда, когда мы вылетели на старый размытый ливнями и местами наполовину осыпавшийся серпантин. Иногда казалось, что правые колёса машины буксуют в воздухе над пропастью, и мы катимся прямо по тучам. А наш замаскированный под учителя физкультуры гонщик, знай себе, напевал какую-то песенку Девида Бови и ещё сильнее нажимал на газ до самой Шромы.
Кое-то о рыночной экономике
Возле поворота у горы мы промчали мимо штабелей ящиков с мандаринами, выстроившихся вдоль дороги. То была мандариновая биржа, куда свозили урожай из окрестных сёл. Это не было чисто грузинским изобретением. Такие стихийные биржи возникали в то время и на Украине. Например, под Херсоном, за Голой Пристанью была подобная арбузная биржа, прямо в степи, на перекрёстке двух дорог, вдали от каких либо населённых пунктов. Арбузы туда свозились прямо с баштанов. А то и не свозились, а просто покупатель, сторговавшись, ехал с продавцом сразу на баштан и грузил арбузы прямо с бахчи. Покупатели съезжались со всех окрестных областей, а везли полные фуры арбузов ещё дальше – в Россию, Белоруссию и Прибалтику.
В Ялте, одно время, существовала шоколадная биржа, на которую везли конфеты из Турции все пароходы ялтинских линий, и съезжались перекупщики со всей Украины. Это было в тот год, когда наш Кабмин почему-то забыл закупить какао-бобы в Бразилии, и страна страдала от лютого шоколадного голода. Эта ялтинская биржа, с одной стороны, задрала цену на шоколад, потому как не может привезенная из-за моря конфета стоить дёшево, с другой же – показала всем, что наш шоколад куда лучше турецкого, вот только упаковка у него паршивая. То есть, за какой-то год подготовила рынок для того, чтобы кондитерская отрасль снова стала прибыльной и сверхприбыльной. Не будем тыкать пальцами, и называть по фамилиям наших шоколадных олигархов, их и так все знают.
Оказывается, и вправду стоило запустить на рынок турецкий шоколад, чтобы наш, непуганый до этого, производитель понял, в чём его сила, и научился, у турок и немцев, рисовать современные фантики. Ведь наш шоколад действительно был лучший и конкурентоспособный. А ещё через год-другой уже Россия ввела пошлину на украинские конфеты, защищая свой слаборазвитый рынок от наплыва наших шоколадок и карамелек. Вдумайтесь, необъятная, вооруженная ядерными боеголовками держава подняла шум в Думе, защищаясь от… украинских карамелек. Нам таки было чем гордиться, кроме ракет и танков.
В Керчи, во время хамсовой путины точно так же продавали рыбу. В Белой Церкви на трассе – автомобильные шины. Ещё где-то – барановский или дружковский фарфор. Кстати, наш фарфор тоже возили в Грузию и Турцию пароходами. Обыкновенные тарелки, без росписи, стоившие у нас копейки, и которыми рассчитывались с работниками тех фабрик, когда не стало чем платить. Были у нас и такие времена.
Я довольно долго возил торгашей на турецкие базары и обратно, чтобы проникнутся к ним неподдельным уважением. Это – следопыты и пионеры будь-какого рынка. Найти удачную тему – это целое искусство. Это – как засечное земледелие. Не успеешь оглянуться, как открытую тобой жилу, дающую сверхприбыль, начинают эксплуатировать все знакомые, а потом – знакомые знакомых, цены понемногу падают, и в конце-концов, какой-то коммерсант, с приличным капиталом, привозит в Турцию целый пароход тех злосчастных тарелок и убивает тему напрочь – нужно искать новую. Далее уже идут в бой оптовые партии товара и регулярная торговля, с её долгосрочными контрактами, обязательной сертификацией и торгово-промышленными палатами. Но без следопыта-торгаша этого никогда бы не произошло. А пионеру приходиться искать новое поле деятельности, но он от этого не расстраивается. Иногда он таким способом открывает целые страны, как например Эмираты.
После эпохи шоколада на Чёрном море настала эра лука. Да, обыкновенного турецкого лука. Кто бы мог представить, что Россия ощутит такой заметный дефицит этого продукта, и его станет выгодно переть из Стамбула? Урожай лука в Турции, россияне скупали прямо на полях, а наиболее дальновидные брали те поля в аренду на несколько лет. Если заселенный нашими земляками Краснодарский край не мог сориентироваться и выращивать тут лук у себя дома, то кто им доктор?
Господа писатели, немедленно прекратите хаять тех «низменных» торговцев, которые за каких-то три-четыре года сделали то, чего от Советской власти вы не дождались за семьдесят, – одели и накормили всю страну. Может, на грузинский взгляд это и диковинно, однако у нас этими благодетелями оказались в большинстве своём грузные тётки в велотрусах с кошельками на ремешке вокруг бывшей талии. Куда подевались, в это время, наши мужчины, почему они не пёрли пёстрые мешки через ялтинскую и одесскую таможни, для меня остаётся загадкой.
И это я ещё не зацепил таких реалий как бандитизм и криминал, которые неотвратимо преследовали наших «челноков» в их путешествиях, даже за кордоном…
Но как бы там ни было, а мандарины, к счастью, – тема вечная, а не какой-нибудь очередной бум. Нужно лишь привезти их к Новому году. И мы, миновав биржу, неслись серпантином до самых истоков этой мандариновой реки, до Шромы.
О гей-гей, біля сільради
Він йшов вулицею села,
Вітер у кишенях є.
Обличчя грає, мов весна,
Бухе.
«Що не квітне – те пов`яне», -
Тако, тако каже мій дід.
«Траву м`яти біля хати
Не слід, ой, Грицю, не слід».
О! Гей! Мамо! Гей! Хлопці грають,
О! Гей, гей! Біля сільради,
О! Гей! Їх у клуб не пускають
Гей! Бо вони дуже патлаті.
Мати пора біля хати,
Тато щось в хліву жене.
Через бруки джмиль куса
Мене.
Хмаринка в небі пропливає,
Мов маленький цепелін.
А баба на горище вліза
У небо по драбині по хрін.
О! Гей! Мамо! Гей! Хлопці грають,
О! Гей, гей! Біля сільради,
О! Гей! Їх у клуб не пускають
Гей! Бо вони дуже патлаті.
У клубі, клубі – рок.
У клубі, клубі хлопці грають у гучномовець.
У клубі, клубі – рок.
У клубі, клубі…
Мы уже закупили свои «пять-шесть – не больше» тонн мандаринов у жителей Шромы, оставили задатки и собрались возвращаться в Поти.
- «Камаз» завтра найдём, - пообещал Отар.
- Есть у нас одно место в городе, где дальнобойщики собираются. Без меня не ходите, а то заломят такую цену, что вам и денег не хватит, как увидят, что не местные.
Однако тут в селе началось что-то непонятное. Все хозяева и хозяйки, опираясь на посохи, сползали со своих круч и двигались в строго определённом направлении. Отар остановился и подсадил в машину какую-то старенькую бабку в чёрном платке. Бабка по-русски не понимала совсем, впрочем, как и мы по-грузински.
- До сельсовета подвезём, нам по дороге, - пояснил Отар.
- Говорит, муку в село привезли. Много, хватит на всех. Целый пароход с Украины пришёл. Идёт очередь занимать.
Возле сельсовета, под старой раскидистой шелковицей собралась уже приличная толпа туземцев кавказских гор. Аборигены шумели, ругались и размахивали руками, то записывались в какие-то списки, то кидали их на землю, и листки разлетались в разные стороны. А над всем этим сборищем носилась стая потревоженных сорок и воронья.
Когда мы притормозили, чтобы высадить бабулю, толпа ни какую-то минуту сосредоточенно замолкла, а потом снова зашумела, уже радостно и бодро: на площадь перед сельсоветом выполз, надсадно подвывая мотором, первый «камаз» с мукой. На ступеньке кабины грузовика стоял…наш штангист Андрюша.
Его компаньон-боксёр как раз вышел на крыльцо сельсовета вместе с председателем, и деловой поступью направился к грузовикам, как вдруг увидел нас.
- Опаньки, вот так встреча! А вы, хлопцы, чего тут делаете?
- Так это и есть то село, куда вы муку везли? – по-одесски спросил вместо ответа Сашка-Второй.
- Оно самое. До последнего не верили, что мы им муку привезём. Уже и председатель с нами в порт ездил, чтоб подтвердить им, что пароход и мука настоящие. И грузчиков мы из села привезли. А женщины и бабки упёрлись, дулю вам, а не мандарины, снова обмануть хотите. Пока муки не увидим – собирать не станем.
- Почему же тогда мы пошли на Поти, а не на Батуми? – спросил я.
- Ведь Шрома - это уже Аджария.
- А что, есть разница? – удивился боксёр.
- Завтра увидим, - сказал Бурячок.
- Там на кордоне блок-пост выставили. Видели? – поинтересовался я.
- В случае чего, можно наш «камаз» замаскировать посреди вашей колонны, - попросил Бурячок.
- Ну и таможня там, то да сё.
- Валяйте, - великодушно махнул рукой боксёр.
- «Камазом» больше, «камазом» меньше…
- Ну, тогда до завтра, - обрадовались мы.
Но боксёру было теперь не до нас. Андрюша уже открывал борта первой машины. Толпа горцев выстраивалась в очередь. Мука была настоящей, «камазы» были настоящими, пароход был настоящим, и мы были настоящими.
Кстати, что касается загадок. А именно то, что блестит в горах, как прожектор, когда подходишь к Грузии с моря в ясный день. Оказывается, живя постоянно даже не под облаками, а в самих облаках, аборигены Кавказа кроют нержавеющим металлом не только крыши, но и фасады своих домов. Настоящая нержавейка, сам ногтём пробовал. И скажите после этого, что они плохо жили до войны! Недаром именно в Поти был завод, строивший суда на подводных крыльях, все те «кометы», как раз из нержавейки.
Молодые ветераны
Нас сначала выругали. Арташезович. Ведь мы, увлёкшись поисками истоков мандариновой реки, вернулись на судно глубокой ночью. Мало ли что могло случиться. Может нас уже в какое-нибудь село к сванам завезли и в рабство продали за бочонок чачи. Были и такие случаи с нашими земляками. Мы ж не предупредили никого, что попрёмся в Шрому.
А потом нас накормили жареной картошкой и похвалили. Юрик. Он тоже успел смотаться на базар по своим поварским делам, и выяснить, что мандаринов в Поти нет, чем привёл в шок весь остальной экипаж. После недели незапланированного перестоя в военном порту Поти, о сомнительных перспективах касающихся зарплаты в конце рейса догадывался не только я, но даже механик Петренко. Все прогарные рейсы, как моряки называют рейсы, за которые им не платят денег, начинаются с таких вот перестоев.
На борту находились ещё какие-то местные парни из Шромы, которых поселили в свободном носовом кубрике, чтобы они завтра с самого утра начали выгружать новую партию муки, так как «камазов» в Шроме не хватало чтоб разгрузить «Вадичку» за одну ходку. Честно говоря, это даже и не «камазы» были, а «колхиды», про которые в советские времена среди водителей ходили анекдоты, что завод-изготовитель в Кутаиси специально построили на горе, чтобы спихивать из ворот вниз эти чуда грузового автомобилестроения, потому как завести некоторые из них было невозможно.
Ребята приехали со своими сельскими харчами, и как раз ужинали в кают-компании, когда мы втроём вернулись из своей мандарино-поисковой экспедиции и набросились на оставленную Юркой жареную картошку. Кто-то из грузчиков достал, запечатанную кукурузным початком, внушительных размеров бутылку чачи, кто-то угостил нас домашним сыром, и ужин плавно перешел в вечер украинско-грузинской дружбы.
Парни были молодые, почти подростки. Но каждый из них уже воевал, и это отразилось на их психике. Хлебнув чачи, они начали похваляться какими-то боевыми подвигами, ругать каких-то командиров, показывать нам номера табельного оружия, записанные в военные билеты ещё советского образца, и путано рассказывать какие-то окопные истории: селение Шрома отвечало за несколько километров позиций на абхазском фронте.
Так всем селом и держали фронт. Младшие сменяли старших, как в сказке про Мальчиша-Кибальчиша. Вот только Красная Армия в этой сказке шла уже не на помощь, а наоборот – высаживала десанты им в тыл.
Именинников отпускали на побывку домой. Иногда – ночью ходили пить водку во вражеские окопы, чтобы днём опять стрелять друг в друга. Оказавшись в состоянии войны совсем без регулярной армии, Грузия бросила на фронт сельские общины. И воевать они учились уже в боях. А когда все взрослые мужчины воюют, кто ж будет кормить страну?
Это были ветераны уже пятой войны, происходившей на моих глазах. Были ещё Персидский залив, Эфиопия, Югославия и Приднестровье. И все они были чем-то похожи – лопоухие пацаны, научившиеся стрелять раньше, чем думать своей головой, которые никогда уже не поймут, что человеческая жизнь – самая большая ценность на земле. Они даже не задумываются над тем, что ни в одной войне не бывает победителей. Все – побеждённые, за кем бы не остались Сухуми и Очамчира. И пример полуразрушенной Грузии, которая до войны цвела и богатела, был тому лучшим подтверждением.
Старпом Петренко-младший, имевший тоже свои счёты с войной, в Анголе, не выдержал и сцепился с каким-то хмельным молокососом, со словами:
- Разве ты Господь Бог, чтобы решать, кому жить, а кому умирать? – еле их растянули, зашикав каждый на своего.
Наконец, похвальба о том, в чем можно сознаваться лишь на исповеди, завершилась, и начались песни. Пели они хорошо, многоголосо.
Снова майор Том
Ну, раз пошло такое алаверди, должны были что-нибудь спеть в ответ и мы.
- Тащи свою гитару, - сказал старпом Юрику.
Это была заслуженная гитара, – Юрка украсил деку именами всех пароходов на которых он ходил по морям. Было там и название «Вадичка».
Юрик долго настраивался, подтягивал струны, извлекая из них плачущие звуки, как и положено каждому дворовому гитаристу. А потом взял первых три аккорда и дважды ударил по деке гитары ладонью. И я опять узнал «Майора Тома», или «Space Oddity», как правильно называется эта песня Бови. Похоже было, что песенка меня преследует.
Это очень старая баллада, Девид Бови написал её ещё в 1969 году, во время наибольшего расцвета американской космической программы, закончившейся прогулкой человека по Луне. Но к херсонским дворовым гитаристам она дошла лишь где-то в середине восьмидесятых. И с тех пор её обязан был исполнять каждый уважающий себя дворовый кумир.
Ground control to Major Tom,
Ground control to Major Tom:
Take your protein pills and put your helmet on
Ground control to Major Tom:
Commencing countdown engine’s on
Check ignition and may God’s love be with you
- пел Юрик, а майор Том принимал протеиновые пилюли, проверял зажигание и слушал обратный отсчёт к старту своей ракеты.
This is ground control to Major Tom,
You’ve really made the grade!
And the papers want to know whose shirts you wear,
Now its time to leave the capsule if you dare
- Майор Том успешно вышел на орбиту, и журналисты приставали к его друзьям на Земле с идиотскими вопросами. Пора было выходить из корабля в открытый космос.
This is Major Tom to ground control,
I’m stepping through the door
And I’m floating in the most peculiar way
And the stars look very different today
For here am I sitting in a tin can, far above the world
Planet Earth is blue and there’s nothing I can do
Майор Том докладывал в Центр Управления Полётом, что выходит через люк и плывёт в невесомости рядом с капсулой, похожей на консервную банку, высоко над Миром. Звёзды казались ему несколько диковинными. Планета Земля была голубой, и ничего поделать с этим было нельзя.
Меня всегда больше всего трогала эта строчка:
Planet Earth is blue and there’s nothing I can do
Но Юрик снова ударил по струнам чёсом и дважды прихлопнул ладонью по деке.
Though I’m passed one hundred thousand miles,
I’m feeling very still
And I think my spaceship knows which way to go,
Tell my wife I love her very much she knows
Майор Том пролетел уже сто тысяч миль, и самочувствие его было нормальным. Космический корабль как будто сам знал дорогу. Майор Том просил передать жене, что он очень её любит, как вдруг случилось что-то необъяснимое.
Ground control to Major Tom
Your circuit’s dead, there’s something wrong.
Can you hear me Major Tom?
Can you hear me Major Tom?
Can you hear me Major Tom? Can you…
Майор Том не отвечал на беспрерывные вызовы ЦУПа. Его системы жизнеобеспечения отказали.
Но мелодия Бови, которая как будто сама была воплощением сумасшедшего полёта над голубым Земным шаром,
на высоте,
с которой незаметны любые границы,
Кавказ и Карпаты кажутся носами на морщинистом лице земной поверхности,
причём Карпаты – курносый славянский, а Кавказ, соответственно, – приличный носяра Фрунзика Мкртчана или Вахтанга Кикабидзе,
с которой Чёрное море видится мелкой лужицей, копытцем, из которого сестрица Алёнушка уговаривала не пить братца Ивасика,
с которой Днепр и Риони похожи на ручейки пота на лбу или слёз на щеках,
с которой все наши горести и даже войны кажутся мелкими недоразумениями, ведь не войны, а лишь мир способен изменять вид Земли из космоса:
разливать реки, перегораживая их плотинами,
намывать посреди моря рукотворные острова,
дымить трубами неутомимых заводов, соревнуясь с тучами,
вырывать целые Великие каньоны шагающими экскаваторами и подвозить руду из них к пастям доменных печей самосвалами, похожими сверху на муравьёв,
раскрашивать целые страны в цвет тюльпанных полей или спелой пшеницы, зеленить их высаженными ещё пращурами лесами,
покрывать простор суши кружевом автомобильных трасс и железнодорожных путей,
прогонять ночной мрак на тёмной половине Земли блёстками фонарей на улицах мегаполисов, городов, посёлков и селений, кажущихся из космоса светлячками разных размеров, усеявших чёрную сушу,
изменять береговую линию морей, насыпая дамбы или вырывая и углубляя целые заливы,
пересекать океаны на жуках-плавунцах, оставляющих длинный белый след за кормой, видимый даже из космоса, и везущих в своих чревах нефть или зерно, металл или другие товары, даже целые отары живых овец, из мест, где всего этого с избытком, в места, где этого не хватает,
делать ещё уйму дел, невидимых из космоса, но без которых наш суетливый гигантский муравейник посреди холодных звёзд не смог бы жить и бросать вызов тем звёздам.
Here am I floating round my tin can, far above the moon
Planet Earth is blue and there’s nothing I can do
итак, мелодия Бови несла Майора Тома над всем этим со скоростью 11 километров в секунду, и майор ничего не мог поделать, но, наверное, был счастлив, что видит нас с высоты, с которой нас мог видеть только Бог.
Planet Earth is blue and there’s nothing I can do,
- пел Юрик, и песня его неслась над водою ночной гавани, и отзывалась эхом от волноломов.
Конец мандариновой жатвы
Сомневаюсь, что вам будет интересно, как мы пригнали тот «камаз» к борту «Вадички». Скажу только, что сделали мы это слишком рано, управившись гораздо быстрее наших фрахтователей, и к нам сразу явилась таможня, и стала требовать то, что требует любая таможня: оформления груза или отступного. Интересно, кстати, сравнить украинских и грузинских таможенников в этом вопросе. Наши, даже если брали взятку, требовали безупречного оформления всех документов. Грузинов же интересовали лишь те бумаги, на которых печатают портреты американских президентов. Профессия таможенного брокера, берущего деньги именно за то, чтобы все коносаменты и декларации были заполнены верно, в Грузии не имеет никаких перспектив.
Однако и мы не в первый раз имели дело с таможенниками. Нас огорчало лишь то, что эти расходы были незапланированными, и денег на них мы не оставили. И тут, оказалось, что кое-кто денежки таки приберёг. А именно Бурячок. И хоть он клялся и божился, что деньги эти – продуктовые, и что сидеть мы теперь будем на макаронах и воде, я подозреваю, что он их сэкономил для какого-то гешефта, хотя кто уже теперь разберёт. Мы погрузили мандарины в носовой кубрик, в котором никто из экипажа не жил, всем хватало места на корме. А потом сели подбивать бабки. И снова у нас не сошлось. Мы с Санькой пересчитали дважды, пока не вспомнили, что те пятьдесят долларов заплатили дважды первому хозяину, не учтя вчерашнего задатка. Вернуться за ними, стоило опять таки двадцать долларов. Выходило, что тридцатку можно было вернуть. Тоже деньги, учитывая, что их высчитают с нас с Сашкой двоих. За всё хорошее, как говориться. Такие вот особенности артельного бизнеса. Горлопанов хватает.
- Съездишь снова? Отар ещё чай пьёт в кают-компании, - предложил Сашка.
Я для вида поломался, и согласился вернуться в горы. И не жалею. Так как стал свидетелем эпохального события этого рейса, а может даже и всех этих мандариновых рейсов вообще. А именно, как Андрюша-штангист проходил контроль на блок-посту.
Поединок
Если у нашего «камаза» были потийские номера, и нас никто не останавливал в пути, Андрюшина колонна была сплошь с аджарскими номерами, и её сразу же тормознули на границе. Конечно, её сопровождали и крестьяне из Шромы, однако лучше бы их не было вообще. Говорю же – самые тяжелые контры между почти родичами. И хоть постороннему наблюдателю было непросто определить, кто из этих небритых галдящих мужчин был мегрелом, а кто наоборот – аджарцем, а тем более разобрать, что именно они друг другу кричали, так как таких слов не приводится ни в одном словаре для иностранцев, одно понималось и без перевода. Потийский блок-пост наотрез отказывался пропускать в город колонну из автономной республики Аджария. У вас, вон, своё Батуми есть. Туда и везите.
- Мне, вообще-то в Херсон нужно, а не в Батуми. Это мои мандарины, - хмыкнул Андрюша, когда ему перевели суть претензий пограничной стражи.
- А ты кто такой? Откуда?
- Андрей. С Украины, - и вылез из машины.
И тут с грузинами случился примерно такой же шок, что и со мною, когда я в первый раз того черкасского Андрюшку увидал на борту «Вадички». Они позадирали головы, чуть шапки с них ни стали падать, челюсти их отвисли от восторга, что не перевелись ещё богатыри на Земле и точка.
- Да, ничего себе хохол! Чем тебя мать такого выкормила, шени чериме? Ну, мы тоже на харчи раньше не жаловались. Малхаз, выходи! Тут к тебе братан с Украины приехал!
Из вагончика, в котором ночевала стража, вышел местный богатырь, Малхаз. Он был пониже Андрюши ростом, но тоже мощно сбитый, и почти квадратный, во всей своей бычьей силе. Украинский и грузинский богатыри встретились взглядами, и выдерживали их, словно какие-то претенденты на титул мирового чемпиона при взвешивании. Малхаз отвёл взгляд первым, и то, потому что зевнул.
- Ладно, хохол! – решил старший пограничник, мелкий и шумливый волосатик.
- Положишь нашего Малхаза на руках, пропущу твою колонну!
И вот уже у дороги поставили стол и стулья, вынесенные из блок-поста, противники сбросили куртки, да и рубашки скинули, оставшись в одних майках, задвигали мышцами, разминаясь. И мегрелы, и аджарцы, перемешавшись, образовали круг и кричали каждый своё.
Богатыри уселись, вцепившись в стол левыми руками, а правые сомкнули, выровняв локти в одну линию. И стол тот прямо в землю осел от веса одних их десниц.
- Пашол! – крикнул старший разбойник, и всё вокруг зашумело, загудело и закричало, сначала разноголосо, вразнобой, а потом всё, даже деревья и горы уловило ритм и стало скандировать. И то, что справа орало: «Мал-хаз!», – а то, что слева вопило: «Ан-дрей!».
Трещали стулья под богатырями, шатался и скрипел стол. Малхаз навалился на руку Андрея с буйным натиском горной реки, только зубы заскрежетали. И напряженная Андреева рука отклонилась на какой-то сантиметр, и разбойники-мегрелы радостно загалдели.
- Мал-хаз! Мал-хаз! – кричали мегрельские трибуны.
- Вай! Держи, держи Андрей! – загудели аджарские.
И Андрюша вспомнил Днепр под родными Черкассами, что останутся без мандаринов перед Новым годом, если он поддастся Малхазу, и повёл плечом, и отыграл тот сантиметр, и продолжал давить, аж земля под ним заходила. Но Малхаз не сдавался.
Вот уж ветры, Стрибога внуки, веют с моря на заглохшие «камазы» Андреевы. Земля гудит. Реки мутно текут. Пыль поля покрывает. Стяги реют: половцы идут от Дона и от моря, и со всех сторон полки русские обступают. Чёртовы дети криком поля заполонили – снова стал Малхаз верх брать, даже приподнялся немного, что правилами запрещено.
Навалился на Андрееву длань всем туловищем своим басурманским, локоть от стола оторвал. Вот-вот руку Андрееву до стола дотиснет.
- Не по правилам, не по правилам! – завопили аджарцы. Да кто их слушает, судьи заангажированные, вместе с соплеменниками «Малхаз!» кричат.
Яр-тур Адрюша! Стоишь ты в обороне, мечешь стрелы в кочевников, звенишь о шлемы супостатные мечом булатным. Куда тур поскачет, своим золотым шеломом высвечивая, там и лежат поганые головы половецкие. Тобою яр-тур Андрюша посеченные. Держись же, не оставь Черкасс без мандаринов!
А коварный Малхаз уже из последних сил кряхтит, ещё немного и весь на руку Андрюшину усядется, лишь бы победить, хоть и не по правилам. И вспомнил Андрюша жену свою милую Глебовну, и дочку свою Настеньку, как заказывала она ему перед странствием не манго и не фейхоа, и не авокадо, не ананас и не банан, и даже не аленький цветочек, а мандаринку грузинскую, плод волшебный Земли-Матери, маленькое солнышко.
Так не будет же твоего верха! – крикнул, вепрем заревев, вперся левою рукой в бок, и махом одним руку Малхазову к столу припечатавши, а стол тот на щепки разлетелся.
- Молодец! – завопили почему-то и аджарцы и мегрелы вместе, и бросились Андрюшу обнимать. Потому, как и судьба и люди любят только победителей, а про неудачников стараются как можно быстрее забыть.
- Заводи машины! – крикнул Андрюша своим аджарцам. И подал Малхазу руку, чтобы тот поднялся.
Кстати, где-то в этих краях князь Мстислав зарезал, был, Редедю, пред полки касожскими.
Так всё и было. Может я где и приукрасил, но только самую малость.
Продолжение следует.