Я не знаю, есть ли на свете люди, которые, как в рекламе, просыпаются с улыбкой, радуются новому дню, сладко потягиваются, включают любимую музыку и бодро приплясывают, с удовольствием разглядывая себя в зеркало. Если и есть, то они живут где-то в параллельном мире. На радуге.
Я ненавижу утро. Я уже давно не испытывала того сладостного чувства, когда ты выспался. Как в детстве. Даже когда я сплю до обеда на выходных – я все равно чувствую себя разбитой. А уж подъем в 8 утра вообще придумали какие-то садисты. Говорят, что кто-то встает и раньше. Такие люди правда существуют?
То утро было особенно отвратительным. Не знаю, зачем я решила посмотреть в окно. Что я там ожидала увидеть, интересно, я же прекрасно знала, что на свете нет ничего омерзительнее ноября в нашем климате. Вчерашнего неуверенного снега как будто и не было, землю покрывал густой туман. Не хватало тревожной музыки для полного сходства с фильмом ужасов. Сайлент Хилл.
В зеркале я увидела унылое, ничем не примечательное лицо – бледные веснушки, вьющиеся лохматые волосы, серые глаза. Красота. В такие моменты я всегда вспоминаю Джульетт Бёрк из «LOST». Она также смотрела в зеркало по утрам и ненавидела весь мир, но заставляла себя улыбаться под заводной ритм Петулы Кларк «When you’re alone and life is making you lonely you can always go – DOWNTOWN!». Мне не помогает, но я все равно каждое утро заставляю себя так делать. Мысли об Артеме не помогают тоже. Да, уже одно то, что он существует, и я каждый день могу его видеть – это счастье. Но это счастье всегда омрачает одна и та же мысль – он меня не любит. Никогда не любил, да я и не строила таких иллюзий. Артем Загорецкий по-настоящему, истово и яростно любит только самого себя, может, немного жену, и совсем капельку всех остальных женщин, по чуть-чуть. Да и кто его в этом винит? Такие потрясающие мужчины не могут дарить всего себя одной единственной женщине – они просто обязаны осчастливить всех вокруг. Этакий, луч света. «Touch me, I’m famous», блин.
И все же, вспоминая нашу последнюю встречу, я улыбаюсь. Каким-то чудом он, в очередной раз, вспомнил обо мне и пригласил на свидание, как он это называет. Обычно, он редко уделяет мне более двух часов своего драгоценного времени, но в тот вечер ему, видимо, было очень хорошо со мной, и мы уснули, обнявшись. Вернее, сказать «мы уснули» нельзя. Уснул, конечно, он, а я, разве могу спать, когда рядом со мной – он? Человек, которого я люблю на протяжении последних лет девяти, люблю, как последняя идиотка, прекрасно зная, какая он сволочь. Я знаю все его недостатки, я знаю, что он меняет девиц в несколько раз чаще, чем зубные щетки. Уж не представляю, за что мне такая честь, я удостаиваюсь встреч с его высочеством на протяжении такого долгого времени, быть может, потому, что мы встречаемся раз в пару-тройку месяцев – и поэтому я ему еще не надоела. А, может, дело в том, что я никогда и ничего от него не требовала. Любви, денег, верности, срочно развестись с женой и сделать мне ребенка, дом, машину и клятв. Я не питала никаких надежд по отношению к нему, я поняла о нем все с первого взгляда. Также как и то, что буду любить этого человека с темными глазами всю оставшуюся жизнь. Да, именно так, я знала, что никогда не стану для него чем-то важным, я даже не рассчитывала на роль любовницы. Но я сразу поняла, что теперь он во мне навсегда. Как какой-то дополнительный орган, который невозможно удалить. Я столько раз плакала из-за него, и столько за него молилась, он принес мне огромное количество боли. И, все же, в ту ночь этот человек лежал рядом со мной и вздрагивал во сне, как будто там его кто-то преследовал. И все, чего мне хотелось, это прижаться к нему еще сильнее, скрыть его от всего мира, спрятать, раствориться в нем, и желательно остаться в этой постели навсегда. Но чертово утро тогда все равно наступило. Я уже говорила, что ненавижу утро, да?
Воспоминания о нашей единственной проведенной вместе ночи хоть как-то примирили меня с действительностью, а после кофе и первой сигареты ненавидеть весь мир уже расхотелось.
Час в пробках – и я на работе. «Доброе утро, страна!», как я скучала по вам, любимые коллеги! Хотя, если честно, у меня отличный коллектив. Просто, до 11 утра ко мне лучше не подходить и не обращаться. А потом, после пары огромных чашек кофе и просмотров свежих новостей во всех существующих социальных сетях я уже добра и мила.
В этот день хорошее настроение посещать меня не собиралось даже после всех традиционных ритуалов. Фотография Артема Загорецкого висела в онлайне, а никакого сообщения от него не приходило, что оптимизма не добавляло. Даже по делу. Хоть бы гадость какую написал! Стоит сказать, что социальные сети Президент нашей компании освоил очень недавно, как и интернет вообще. Когда он постучался ко мне в друзья в «ВК», я чуть не упала со стула. Написала ему что-то вроде: «Это правда ты?». Мы стали общаться в интернете очень часто, и эти переписки сводили меня с ума от счастья. Почему-то в друзьях у него не было ни жены, ни постоянных любовниц, ни каких-то более менее знакомых мне телочек, да и вообще любых наших общих знакомых. Только я.
Сегодня он молчал, но долго страдать по этому поводу у меня не вышло – всем что-то было от меня надо, лавина неотложных дел обрушилась на меня, и опомнилась я только ближе к четырем. Я подумала, что неплохо бы и пообедать (хотя уже скоро об ужине думать впору), но внезапно что-то случилось с окружающим воздухом. Его не стало. В легких стало больно, и тут же в мое сердце как будто кто-то воткнул длиннющий ржавый гвоздь. Это ощущение продлилось всего несколько секунд, а потом воздух снова появился и с силой ворвался в легкие – царапая изнутри. Я покрылась липким потом и схватилась за край стола, пытаясь не упасть. Кто-то подбежал ко мне с вопросами, что случилось. Видимо, выглядела я не лучшим образом, раз уж вокруг меня быстро образовалась толпа встревоженных коллег. Их голоса омерзительно ввинчивались в мой мозг, и все, чего мне хотелось – чтобы они замолчали, а еще лучше оказаться подальше отсюда. Какая-то невыносимая тревога закралась внутрь, и никак не желала отступать. Я почувствовала, что сердце бьется с огромной скоростью (конечно, после такого-то гвоздя). «Что за черт?» - промелькнула мысль. Коллеги, оказывается, вопрошали что-то с тем же смыслом. Если бы я знала.
- Простите, мне что-то стало нехорошо.
- Да уж мы заметили! Что случилось? Что с тобой было? Сердце? Ты слишком много куришь! – это был какой-то безумный хор, и я поняла, что смогу избавиться от него, только покинув кабинет.
- Да, действительно, наверное, я слишком много курю. Простите. Пойду подышу воздухом.
Я поднялась, стараясь не качаться, и отправилась к выходу.
Слава богу, за мной никто не пошел, и я смогла беспрепятственно спуститься на улицу.
Очень хотелось курить, но я подумала, что курение действительно может быть причиной такого приступа. Тем не менее, тревога не проходила, руки мелко тряслись, а сердце теперь уже как будто и вовсе пропало.
«Черт с ним» - решила я и достала сигареты.
Двери нашего бизнес-центра бесшумно разъехались и на улице появилась Оксана – неуемно болтливая девушка из отдела продаж. В руках у нее были телефон и пачка сигарет.
Прятаться было некуда, бежать глупо, я вздохнула, и поняла, насколько была нелепой идея стоять прямо у входа, учитывая, что я стремилась к одиночеству.
- Ой, привет, Мира, зажигалку дашь? – воскликнула Оксана.
- Конечно! – я безуспешно попыталась изобразить приветливую улыбку, и протянула ей зажигалку.
- Как дела? Выглядишь не очень, бледная какая-то! – на Оксанином лице отразилось сочувствие.
Она и в самом деле думала, что я начну делиться с ней своими проблемами?
- Да нет, все отлично, просто не выспалась.
- А что это ты по ночам делаешь, а? – она рассмеялась фальшивым смехом.
«Что за пошлятина?» - мрачно подумала я.
Почему людям обязательно нужно строить из себя идиотов? Почему нельзя общаться, как живые нормальные разумные существа? Неужели непременно нужно бесконечно сыпать вот этими банальными фразами, жеманничать и ожидать такого же банального и бессмысленного ответа. Что-то в духе: «ой нет, ты не подумай, ничего романтичного, просто у меня собака рожала восемь щенков, а я принимала роды и делала ей кесарево сечение!». Ну что за охота тратить драгоценное время своей жизни на кретинские разговоры ни о чем?
Именно такой разговор произошел у нас с Оксаной, ее сигарета кончилась, но следом она прикурила вторую. Разумеется, ведь она мне рассказывала нечто очень важное, что-то вроде «Светка с бухгалтерии трахается с водителем, а ведь он женат на Ленке из маркетинга. Хотя Ленка и сама та еще б**дь, давно уже дала начальнику отдела, чтобы он ее не уволил. А тот начальник, в свою очередь, вообще трахнул уже 90% нашей компании, и половина из них от него беременны». Интересно, в какие проценты входит сама Оксана? Хотя, кого я обманываю? Совершенно неинтересно, как и все остальное, что она мне рассказывала. Заметила ли она, что ее собеседница в моем лице, абсолютно ее не слушает, или ей было все равно, главное хватать периодически меня за руку и видеть, что я киваю?
- Ладно, я побегу, а то у меня еще столько дел сегодня, - по интонации я поняла, что Оксана наконец-то со мной прощается, и я вздохнула с облегчением. Последовала еще пятиминутная тирада о том, что столько отчетов еще не готово, а завтра собрание с этим козлом – начальником департамента продаж – и наконец-то я освободилась из цепких рук этой особы.
- Я подышу еще, удачи тебе с отчетами, - улыбнулась я, на этот раз самой искренней улыбкой, - пока!
- Пока! А ты спи по ночам, а то совсем зеленая станешь!
Оксана упорхнула в душный офис, а я решила, что еще не готова на это, и у меня, в конце концов, обед законный. Я отправилась в кофейню через дорогу от офиса. Есть не хотелось, но кофе выпить не помешает. В кофейне было людно, но там всем было на меня наплевать, что меня как раз полностью устраивало. Я уселась за столик у окна, заказала кофе и закурила, глядя на прохожих. Странное ощущение тревожности не отпускало, должно быть, виной всему ноябрь. Что хорошего можно ожидать от этого отвратительного месяца? Какие желания, кроме как застрелиться, могут посещать?
Я провела в кафе не меньше тридцати минут, после чего заставила себя все-таки вернуться в офис.
До кабинета мне дойти так и не удалось – возле лифта мимо меня пробегала секретарша с нашего этажа, увидела меня, и схватила за руку.
- Ты уже знаешь? – глаза у нее были расширены, и в них плескались восхищение и восторг, я подумала, что и она мне сейчас сообщит сногсшибательную новость о том, что кто-то забеременел от кого-то двойней, или о том, что завтра все-таки наступит долгожданный конец света.
- Знаю что? – раздраженно спросила я.
- В Загорецкого стреляли! Прямо возле его дома. И попали! Он, вроде, при смерти! – она что-то еще говорила, но я уже ничего не слышала. В каком-то тумане я стала пробираться к выходу. Мне казалось, что я плыву, а не иду. Туман вокруг был густой и липкий, а в глазах периодически темнело. Как-то машинально я набирала номер Олега – начальника эСБэ Артема, он не отвечал, я набирала снова.
Кажется, я хотела поймать машину, но вместо этого я выбежала на дорогу и услышала свист тормозов, а потом поток ругательств от водителя. Наверное, он чуть не задавил меня, и это его чрезвычайно расстроило. Я бы извинилась перед ним, но членораздельно говорить не получалось. Я побрела на голос водителя, а он, поняв, что я не в себе, выскочил из машины и схватил меня за руку.
- Вы наркоманка? – озабоченно спросил он.
Я снова попыталась ответить ему, но получилось только промычать что-то.
- Нет, вы не наркоманка, - заключил он, оглядев меня с головы до ног. Это был молодой парень, наверное, курьер или сантехник. Хотя, с чего я это взяла – какая-то ерунда в голову лезет. – У вас что-то случилось – скорее констатировал, а не спросил он.
- Отвезите меня в больницу! – наконец смогла произнести я.
Парень, как будто не удивился, кивнул, посадил меня на пассажирское сиденье, и сам уселся за руль.
- В любую больницу? – он повернулся ко мне.
В моей голове мелькнула мысль: а что я, собственно, делаю в этой машиеу. Ах да, в Артема стреляли. Мне нужно к нему.
- Я не знаю… Простите. – Я снова стала набирать Олега, - Я должна позвонить.
После десятого гудка он сухо ответил:
- Да.
- Олег! – я стала судорожно глотать воздух, чтобы не разрыдаться, - Олег, это правда? Что с Артемом?
- Мира, он в реанимации. Я не могу говорить. – Голос Олега не выражал абсолютно ничего, впрочем, как всегда.
- Скажи мне, в какой вы больнице!
Олег помолчал несколько секунд и произнес адрес. Я повторила его водителю, и он кивнул.
- Мира. Тут Лера уже, тебе не стоит приезжать. – Он снова помолчал какое-то время. – Хотя, я не могу тебе запретить, конечно. Я просто хочу, чтобы ты понимала…
- Олег, я все понимаю. – Я перебила его. – Я очень хорошо все понимаю, но я не могу не приезжать.
- Да, я тоже все понимаю. – Сказал он устало, и отключился.
Я в очередной раз подумала, что иметь в своем окружении такого человека, как Олег – это большое счастье. Посреди всех этих Оксан и Свет с вечной болтовней и тупостью, подлых интриганов и провокаторов, тупиц и «борцов за справедливость» – Олег – это как глоток воздуха. Такому человеку я бы доверила свою жизнь, и пошла бы с ним в разведку.
Мысли текли в каком-то замедленном режиме, как будто покрываясь ледяной коркой. Я смотрела в окно, и не запоминала дорогу. Я не понимала, какие улицы мы проезжаем, и как долго мы едем.
В машине, оказавшейся «Нивой», играла тихая музыка – «When will you do what you say you'll do? How could you really do it? Will you keep on running? Baby settle down…» - и я поняла, что водитель точно не сантехник, как я почему-то подумала вначале. А еще я удивилась – как можно сейчас keep on running и settle down по совету певицы в магнитоле?
Казалось, что машина едет очень медленно, хотелось открыть дверь и бежать самой, только я не знала – куда.
Водитель молчал, за что я была ему очень благодарна. Говорить было невозможно, во рту пересохло.
- Мы уже скоро приедем, - все-таки нарушил он молчание спустя какое-то время.
Я кивнула, даже не повернувшись к нему.
Мы действительно очень скоро приехали, я увидела мрачное огромное здание странной формы, въезд перегораживал шлагбаум, к нам направлялся охранник.
- Не надо заезжать, я дальше сама! – попросила я водителя.
Он кивнул и очень внимательно посмотрел на меня.
- Все будет хорошо! – отчетливо произнес он. – Ты успеешь, и все будет хорошо!
У меня даже не было сил удивиться его словам.
- У меня с собой совсем нет денег! – сказала я.
- Не надо денег, иди быстрее! – он улыбнулся очень теплой улыбкой, и тогда, наконец, я смогла заплакать.
Я открыла дверь, и побежала по направлению к больнице, хотя совершенно не знала, куда надо бежать.
Туман снова окружил меня, теперь еще и слезы застилали глаза.
Я плохо помню, как зашла в здание, как спрашивала у кого-то – куда мне идти, как меня не пускали в одежде и без бахил, я только повторяла его имя.
- Артем Загорецкий. В него стреляли. Загорецкий!
Все смотрели на меня без удивления, наверное, здесь такие сумасшедшие, как я, были не редкостью.
- Девушка, вас все равно в реанимацию никто не пустит, успокойтесь! – увещевала меня пожилая женщина в синем халате. Медсестра? Гардеробщица?
Конечно, никто не пустит, да мне туда и не надо. Там Лера, и вообще, скорее всего, целая толпа людей. Там мне нет места. Но что же мне остается делать? Куда мне бежать?
Я оказалась в коридоре, вокруг сновали люди, никому до меня не было дела. Где же он?
Я каким-то чудом узнала фамилию доктора, который спасал жизнь Артему – Никифоров. Я повторяла ее, как мантру, боясь забыть. Эта фамилия была единственным ключом сейчас. Никифоров, Никифоров.
Я не смогу с ним поговорить, ведь он сейчас оперирует. Артем в его руках.
Я схватила за локоть пробегающую мимо молодую девушку – медсестру, видимо.
- Простите, мне нужна помощь.
Девушка остановилась и удивленно посмотрела на свою руку, а потом на меня.
- Послушайте, мне нужно узнать, что с одним мужчиной. Мне очень нужно знать. Пожалуйста, помогите мне. – Я говорила бессвязно, но в ее глазах появилось сочувствие.
- Какое отделение?
- Реанимация, - поспешно ответила я.
Она вздохнула понимающе.
- Кем вы ему приходитесь? – спросила она строго.
- Никем. – Я замешкалась. Я понимала, что она ничего мне не расскажет, но у меня даже не хватило сил, чтобы соврать – прикинуться сестрой или племянницей. – Никем. Я просто люблю его. Помогите мне, умоляю вас!
Медсестра помолчала недовольно какое-то время, а потом понимающе вздохнула:
- Фамилия?
- Загорецкий. Артем Загорецкий.
- Ах, это который тут с толпой охраны приехал. Они всем табуном собирались следовать за своим повелителем! – Она презрительно скривила губы. – Пустили только главного. И жену… - она осеклась и посмотрела на меня настороженно.
Потом, подумав, сказала:
- Ладно, ждите тут. Узнаю – что там.
Я благодарно кивнула, и покорно осталась стоять на том же месте.
Ее не было очень долго, я начала ходить из стороны в сторону, иногда натыкаясь на людей. Очень хотелось курить, но выходить на улицу было немыслимо.
Медсестра не возвращалась целую вечность. Может, она и вовсе забыла про какую-то полоумную, стоящую в коридоре, ее отвлекли другими – более важными делами, ведь здесь все нуждались в ней.
Но она не забыла. Появилась почему-то с другой стороны, взяла меня за локоть и отвела в сторону.
- Там операция еще. – Она говорила неуверенно, как будто, боясь, что я упаду в обморок или накинусь на нее. – Там… он очень плох, в общем. Никифоров, конечно, гений, но… Шансов почти нет. Простите.
Последние слова доносились до меня, как будто сквозь вату. Шансов почти нет.
Сначала я не могла понять смысл этих слов. Каждое по отдельности – вроде знакомое. А все вместе – непонятно. Шансов почти нет. О чем она? Об Артеме? У него почти нет шансов?
Что же она такое говорит?
Нестерпимо захотелось его увидеть. Пройти через все эти длинные коридоры, все эти закрытые двери, через Олега и Леру, через врачей и медсестер, и увидеть своего Артема. Он бы улыбнулся мне, и сказал: «О, Мира! Привет, как жизнь?». Он всегда так спрашивал.
Хотелось стать невидимой, бесплотной. В этот момент я отчетливо понимала, где он находится, в какой стороне. Я знала, в каком направлении я бы полетела, если бы смогла проходить сквозь стены.
Медсестра что-то еще говорила, и продолжала держать меня за локоть, как будто поддерживая. Странно, но я не чувствовала ее прикосновения. Может, я уже и правда стала бесплотной? Нужно только попытаться взлететь?
Я как будто на мгновение вышла из оцепенения, и перебила девушку:
- Простите, где у вас тут курят?
Она замолчала, и удивленно взглянула на меня.
Через мгновение ее лицо снова стало строгим, и она ответила:
- В здании запрещено курить. – Но почти сразу смягчилась. – Все курят почти под крышей, на предпоследнем этаже лестницы. Но если застукают, будут ругаться.
Я благодарно кивнула и мягко освободила свой локоть из ее рук.
- Спасибо вам. Спасибо… Я пойду.
Девушка нерешительно переминалась с ноги на ногу, а потом проворчала:
- Я провожу вас до лестницы. Еще заблудитесь.
Мы снова пошли по длинным коридорам, и я не запоминала дорогу.
Она показала мне на двустворчатые двери с надписью «EXIT», и сообщила:
- Это черный выход. Поднимайтесь еще на три этажа вверх.
А потом добавила:
- Меня зовут Олеся. Олеся Цветкова. Если что, спросите меня. И… мне очень жаль.
- Спасибо вам большое, Олеся. Вы мне очень помогли. Спасибо!
Я благодарно пожала ей руку, и направилась вверх по лестнице.
На предпоследнем этаже стояли три группки людей – большинство в белых халатах и зеленых шапочках, некоторые в домашней удобной одежде – видимо, пациенты. На меня никто не обратил внимания, но мне не хотелось оставаться среди них. Мне было очень тяжело стоять, как будто завод кончился. Я прошла мимо всех этих людей, и стала подниматься по лестнице еще выше. Небольшая площадка, и снова лестница – уже на чердак. Здесь тоже стояла банка, исполняющая функцию пепельницы, но, видимо, люди сюда поднимались редко.
Я с облегчением достала сигареты из кармана пиджака, и опустилась на пол, прислонясь к стене.
Холодно не было, но меня трясло.
Я вспомнила, что у меня был телефон, а в нем номер Олега.
Я достала телефон из кармана и посмотрела на экран. 19 непринятых вызовов. Странно, я не слышала, чтобы он звонил. Да и какая разница? Бессмысленные имена, номера телефонов. От Олега звонка не было.
Я нашла его имя в списке набранных номеров и нажала «Вызов».
Он ответил почти сразу, и я сказала:
- Я здесь. На лестнице, под крышей. Когда что-то будет известно, позвони мне, пожалуйста.
- Хорошо. – Коротко ответил он, но не отключился сразу.
Я подумала, что он ждет чего-то.
- Я знаю, это не имеет значения, Олег, но я люблю его.
- Я знаю, Мира.
Конечно, он знает. Он всегда все знает – этот чертовски умный человек.
- Скажи мне, что он выживет. – Попросила я жалобно, всхлипывая.
- Ты не ребенок, Мира. Ты прекрасно знаешь, что я не могу этого сказать. – Он говорил жестко, но я знала, что сейчас он готов передать мне все свои силы, чтобы я держалась, хоть и у него самого они были на исходе. Мы с ним были сейчас в одном окопе, ползли в грязи под дождем, под вражескими пулями, а врагом была смерть. Смерть, которая хотела забрать у нас Артема.
Каждый из нас сейчас сделал бы все, чтобы выцарапать его у нее, но у нас мало шансов. У него мало шансов…
Я провела ночь на полу лестничной площадки, кажется, иногда теряя сознание. Временами я принималась плакать и молиться, чтобы у Артема Загорецкого все-таки был шанс. И если он был – один на миллион – пусть доктор Никифоров его использует. Пусть Артем его использует тоже.
«Господи, если ты не можешь дать ему шанс, забери хотя бы мой. Забери все мои шансы. Забери пол-моей жизни. Забери всю. Верни Артема. Господи…».
Я почувствовала рядом с собой какое-то движение и разлепила глаза. Олег поднимался по лестнице. Наверное, наступило утро.
Он уселся на пол рядом со мной и прислонился к стене, откинув голову. Наверное, у него есть какие-то новости. Я не могла спросить. Я просто не могла пошевелить языком. Он сам скажет.
Он достал сигареты и закурил.
За ночь он, как будто, очень постарел. А ведь он был молодым – ему сорока еще не было – а выглядел он всегда моложе своих лет, особенно если улыбка – редкая, но очень искренняя и теплая –украшала его лицо. Теперь же его кожа была серой и похожей на пергамент – дотронься, рассыплется, под глазами круги.
Как же выглядела я?
- Все закончилось. – Сказал Олег. – Его больше нет, Мира.
***
«Everytime I close my eyes
It's like a dark paradise
No one compares to you
I'm scared that you won't be waiting on the other side»
Lana Del Rey
Я умерла, конечно. Что мне еще оставалось? В тот момент, когда Олег сообщил мне, что Артема больше нет, все сначала потемнело, а потом внутри меня произошла яркая вспышка, и я куда-то полетела. Я сразу вспомнила, что хотела лететь к Артему, но у меня не получилось. Я знала курс – чуть ниже и левее, но что-то несло меня наверх.
Неужели на небо?
Знания мои о том, что бывает после смерти, были очень скудными. Душа летит в рай? Или сначала в какую-то приемную? В каком-то месте кто-то должен определить мой дальнейший путь? Кто-то – это сам Бог или его заместители?
Когда-то я читала очень интересную книгу, ее написал Акунин под женским псевдонимом – «Там». В ней рассказывалось, как при теракте погибло много людей с совершенно разными религиями, верованиями и взглядами на жизнь. И с каждым из них после взрыва произошло именно то, во что он верил. Я вообще очень часто задумывалась над этим – а что же все-таки «там», но не могла ответить себе на этот вопрос.
Неужели сейчас я все-таки узнаю?
Я покинула здание больницы и полетела сквозь туман и облака еще выше. Я увидела солнце, крыши маленьких домиков, реку, залив. Все было далеко, а я продолжала подниматься – как будто ближе к солнцу. Времени не существовало. Я не понимала – долго ли я поднимаюсь? Устала я уже или мне надоело? Есть ли нетерпение?
Ничего было непонятно. Солнце становилось все больше и ярче. В какой-то момент оно ослепило меня и мне пришлось зажмуриться. Я поняла, что не ощущаю полета. Просто тишина и невесомость.
Открыв глаза, я обнаружила себя в очень светлом белом помещении.
Никаких золотых ворот. Большой белый кабинет. Приглядевшись, я различила мебель – белые длинные диваны. На них люди – все молчат и разглядывают с интересом друг друга. Они все тоже были белые – как будто полупрозрачные.
С другой стороны была стойка – прямо как в нашем офисе – ресепшн. Девушка за стойкой была похожа на медсестру Олесю, она тоже была полупрозрачна, а одета, как настоящая секретарша – белый пиджак и юбка. Не хватало только очков. Я решила, что это действительно общественная приемная (Бога??) – и первым делом я должна все-таки подойти к девушке-«секретарше».
Она подняла на меня глаза и строго оглядела.
- Вы вне очереди! Проходите!
Она протянула руку куда-то в сторону, я проследила за ней взглядом и увидела большую дверь с табличкой «Бог».
«Серьезное заведение» - подумала я, и отправилась в указанном направлении.
Перед тем, как открыть заветную дверь, я попыталась глубоко вздохнуть – не каждый день идешь на прием к Богу – но поняла, что вообще не дышу. Я удивленно посмотрела на свою грудь – довольно странные ощущения – тело, как будто не мое. Что удивительно – на мне была моя же одежда, только она вся стала белой. Видимо, здесь очень строгий дресс-код.
Я открыла дверь, и вошла в еще более светлое и просторное помещение. Кабинет Бога! Я хмыкнула и огляделась.
Бог был очень красивый и очень молодой. Да уж, он умеет преподносить сюрпризы. Где же седой старец в просторных белых одеяниях, каким я его себе всегда представляла? Что-то вроде Дамблдора.
Но нет – он был действительно очень красивым. Не смазливый голливудский актер, а скорее, модный молодой писатель. Узкое, очень умное лицо, внимательные глаза и хитрая, но очень теплая улыбка. Хотя, казалось, что именно сейчас, он нахмурился, увидев меня.
- Ну что это за глупости там были с «Забери мои пол-жизни?», давай выкладывай!
Вот так – с места в карьер – Бог начал со мной разговор.
Я растерялась. Подумалось, что нужно хотя бы поздороваться, но как? Какое время суток сейчас, я не знала, да и есть ли тут вообще время? Здравствуйте? Да вроде, Бог на здоровье и не жалуется. Привет – как-то фамильярно. Ладно, обойдемся без приветствий.
- Привет, привет. – Решил все за меня Бог. – У меня видела, сколько там – в приемной? Времени для меня хоть и не существует, а все же прием не может происходить беспрерывно, как ты понимаешь, так что давай сразу к делу.
Странно, но я чувствовала от него какое-то невероятное тепло и любовь. Мне было совсем не страшно. Он любит меня – это же очевидно. Так чего же бояться?
- Конечно, люблю, я же тебя создал, ты мой ребенок, хоть и глупый совершенно. Но это нисколько не мешает мне тебя любить. Но также это не мешает мне дать тебе по башке, как следует, чтобы всякими глупостями не занималась. Итак, Загорецкий. Я его забираю. Ты как-то очень громко взывала ко мне с просьбами вернуть его, предлагала взамен свою жизнь. Но сейчас ты хорошенько подумаешь, да? И мы разойдемся. Ты вернешься пока обратно – тебе еще ой как рано. Или мы обсудим – что там все-таки с пол-жизни?
Он хитро посмотрел на меня и подмигнул.
Хм, он хочет какого-то ответа от меня? Он же Бог – он сам все должен знать!
- Ага, только я ведь еще придумал какую-то ерунду про право выбора, сам не знаю зачем. Да нет, знаю, конечно, только глядя на таких, как ты, каждый раз сокрушаюсь – может, и не стоило? – и он снова засмеялся.
А мне почему-то стало не по себе. Как объяснить Богу, что возвращаться туда – вниз – без Артема Загорецкого я не хочу? Более того – не собираюсь.
Бог вдруг стал очень серьезным.
- А ты объясни все как есть.
Я подумала – ну, правда, некрасиво как-то с моей стороны – все-то он за меня говорит. Надо было собраться с мыслями.
- Как объяснить? Я просто люблю его. Как будто, всегда любила. И я могу еще раз повторить все то, что повторяла там – внизу. Я готова отдать все, что угодно – только не надо его забирать.
Я жалобно посмотрела на Бога, его лицо оставалось серьезным.
А потом он как будто погрустнел.
- Ты вообще понимаешь, что он тебя никогда не любил? Он не думал о тебе бессонными ночами, не ворочался в постели? Он вообще, можно сказать, вспоминал тебя, когда перебирал свою телефонную книгу – как в каталоге: эта надоела, эта тоже, эта занудная, эта слишком кричит громко… О, Мира! Это которая? А, вспомнил, конопатая такая – из экономического. Ничего особенного, конечно, но на сегодня сойдет. Позвоню, пожалуй! – Я не могла поверить – Бог сейчас на полном серьезе исполнял в лицах миниатюру – Артем Загорецкий перебирает в уме своих любовниц.
Его слова не подействовали на меня, как нож в сердце, не ударили по лицу – ничего подобного. Я не узнавала ничего нового. Я ведь примерно так себе и представляла отношение Артема к себе. Открытия не произошло.
- Да-да, ты и так все это знаешь, и Америку я тебе не открыл. Я просто хочу, чтобы ты хорошенько подумала – прямо сейчас. – Казалось, что он даже злится немного. Но ведь он Бог – разве он может злиться?
- Еще как могу!!! Когда я создаю прекрасную девушку – красивую, умную, веселую – мечту многих мужчин – как я могу не злиться, когда она тратит свою жизнь на того, кто даже думать о ней не собирается??? Мира, ОН ТЕБЯ НИКОГДА НЕ ЛЮБИЛ, даже самую малость. Ему просто было хорошо с тобой - ИНОГДА. – Он стал говорить со мной, как со слабоумной. Хотя, именно такой я и была.
- Но ты ведь сам все понимаешь. Я все равно хочу, чтобы он жил. Я вернусь – и что? Его не будет. Воздух станет другим. Небо другим. Мир… Жизнь без Артема – нет. Я не буду возвращаться. Я хорошо подумала. Я ответственно заявляю. Если с Богом тоже можно заключить сделку – я согласна. На всё. Любые условия. Я готова остаться здесь. Пусть Артем вернется.
- Потрясающе! – Бог закатил глаза. – Ладно, я не буду тебя уговаривать. Выбор, и все такое. Сам виноват. Сделка – так сделка. Ты должна была прожить 73 года, тебе 28, пол-жизни ты готова отдать, тебе остается… 9 лет. «Живи быстро, умри молодым», блин.
Мне послышалось, или Бог только что сказал «блин»?
- Мы заключаем эту сделку – я даю Загорецкому еще... хм, тоже 9 лет, это будет логично, не так ли? Только ты себе не выдумывай ничего! Эта сделка подразумевает только его возвращение к жизни, никакой любви с его стороны я тебе не обещаю! Я не Амур, если что! Итак, никаких с твоей стороны мечтаний – ах, мы теперь будем вместе и умрем в один день.
Бог все же был недоволен, а я готова была броситься на него – и задушить в своих объятиях. Сделка с Богом! Я точно не употребляла никаких сильнодействующих препаратов?
- Хотя, кое-что я все-таки для тебя сделаю, самую малость. Ну да ладно, там узнаешь. Все, адьос! Тебе пора!
Вспышка, такая сильная вспышка, я падаю быстро-быстро, вокруг темно. Я же так боюсь высоты. Это было похоже на ночной кошмар. Ночной кошмар, в котором я была счастлива.
***
«I know you're leaving now
Cause I held on to my way tightly
Stay still until you know
Tomorrow finds the best way out is through
And I am short on words knowing what's occurred
She begins to leave because of me
Her bag is now much heavier
I wish that I could carry it
But this is our ungodly hour
Ungodly hour, ungodly hour»
The Fray
6:29. Я открываю глаза, как всегда, за несколько секунд до звонка будильника. Я всегда очень легко просыпаюсь по утрам и бодро себя чувствую. Не понимаю нытиков, которые в восемь себя соскребсти с кровати не могут. Утро – самое прекрасное время.
Молниеносно прыгаю с кровати, стараясь не разбудить Леру – не то, чтобы я заботился о том, чтобы она выспалась, просто хочу сбежать на работу раньше, чем она начнет зудеть о своих бытовых никчемных трудностях – бегу в ванную, умываюсь ледяной водой. Бодрость – вот что должны чувствовать люди моего возраста по утрам. Ну, конечно, маргиналов и уродов это не касается. Если ты каждый вечер проводишь с бутылочкой пивка перед теликом, и кричишь своей толстой жене, чтобы захватила чипсы с кухни – то ни о какой бодрости можешь не мечтать. Стаскивай свою бесполезную тупую похмельную голову с подушки, стеная и проклиная весь мир – это твой удел, неудачник. И не забывай пивко закуривать этими штуками, напичканными сколькими-то там тысячами токсичных веществ. Естественный отбор – все правильно. Хорошо бы еще уродов, которых ты после этого нарожаешь... А, ладно, что-то меня понесло с утра пораньше. Главное, что я здоров и готов в очередной раз покорить мир.
Начинаю с морковного сока. Потом выхожу на крыльцо, вдыхаю холодный ноябрьский воздух – полной грудью – и на пробежку. Два сонных охранника бегут за мной, задыхаясь. Я курильщиков на работу не беру – начальник эСБэ Грот - исключение – слишком уж одаренный в своем деле мужик – но эти современные сопляки вообще своим телом не владеют. А Грот еще утверждает, что у них физподготовка. Ага.
После отличной пробежки – контрастный душ, овсяная каша, утренние новости. Одеваю костюм – Лера не проснулась, слава Богу - выхожу, машины уже ждут. Олег тоже подъехал – пунктуальный – в 7:30 обычно, как штык.
Олег Грот всегда со мной. Толпа моих секретарш, пресс-служба и прочая шушера – только понты. Все функции вышеперечисленных выполняет Олег. Никому больше нельзя доверять, да и ему полностью не могу. Но он себя не раз показал. Неплохой парень, хоть и курильщик. При мне, конечно, себе не позволяет, но этот проклятый запах я за версту чувствую.
Приезжаем в офис, сотрудники распахивают свои пустые глаза при виде меня, глупо улыбаются и, кажется, даже готовы построиться. Тупицы. Поголовно все тупицы. Нет, есть, конечно, и толковые ребята. По пальцам пересчитать можно.
Девицы – почти все красивые. Ну, разумеется, у нас в службе персонала нет такой установки – только красивых отбирать на работу. Но как-то так получилось - в основном, все молодые и хорошенькие. Но своей феерической глупостью они убивают все желание подходить к ним ближе, чем на 50 метров. Больше одного раза. Я уже сбился со счету – с кем из них я спал, а с кем еще нет. Они похожи друг на друга, как близнецы. Их кто-то создавал под копирку – красивые и безмозглые. Я не помню их имен. «Малыш» - их единое имя в постели. Сейчас им всем нравится, когда они «малыш». Фу, ну и пошлятина.
За закрывающимися дверями лифта успел увидеть чью-то рыжую голову. Мира? Скорее всего. При мысли о ней настроение улучшилось. Нет, насчет близнецов и тупости я перегнул. Есть в моем офисе и исключительные экземпляры. Тоже по пальцам пересчитать, но есть. Мирослава Горская вызывала во мне какое-то необъяснимое чувство животного желания и бешенства одновременно. У нее были такие холодные презрительные глаза, а ведь я столько раз доводил ее до исступления, до сногсшибательного оргазма. И эти холодные серые глаза продолжали смотреть на меня вот так – даже в такие горячие моменты. Нежная, грубая, холодная, горячая, равнодушная и страстная – она сочетала в себе все.
Я любил иногда просто поболтать с ней – всегда было о чем, она могла поддержать любую тему. Я любил с ней заниматься сексом – но редко. Таких, как она, нельзя приближать к себе слишком уж. Нельзя к таким привыкать. А вдруг подсядешь? А ведь ей на всех плевать, судя по всему. Такой кокаин нам не нужен.
Но через секунду я вижу новенькую – Юлию, кажется - и забываю о Горской. Вот это грудь! Худая, а грудь, наверное, четверка. Потрясающе. Интересно, хоть какой-то мозг есть?
Завожу разговор, прощупываю почву, Юлия практически теряет сознание от такого счастья – разговор с Президентом компании, да он еще и флиртует. Ми-ми-ми, малыш. Сегодня ты будешь в моей постели, не сомневайся. Черт, все-таки безмозглая. Ну, я имел право хотя бы надеяться.
Договариваюсь с Юлией на вечер, записываю ее номер (сегодня же вечером удалю, и надолго забуду, как она выглядит), прохожу в кабинет.
Секретарша Снежана – Господи, ну и имя, как у проститутки, откуда она тут взялась??? – приносит зеленый чай. Листаю новости в соцсети, все пестрит полуодетыми телками и абсолютно тупыми шуточками. Почему так скучно? Грот стоит у двери со скучающим видом в ожидании моих указаний. Отсылаю его, добавляю, что пока прием не начинаю. Опять выслушивать полдня стенания идиотов. Скучно, очень скучно.
Включаю личный телефон – он тут же начинает звонить. Лера.
- Артем, почему ты снова не разбудил меня, я бы приготовила тебе завтрак? – голос капризный. Дальше идет поток совершенно ненужной и неинтересной мне информации.
- Лера, я на работе, если ты забыла. Давай в обед поговорим.
- Ты приедешь, да?
- Я всегда обедаю дома, ты же знаешь, что за идиотские вопросы?
- Ты не приезжал на прошлой неделе дважды!!!
Я закатываю глаза и в очередной раз задаюсь риторическим вопросом – что меня держит с этой женщиной. Ах да, мы столько лет вместе, нас столько связывает, у нас все общее – друзья, родственники, имущество, интересы и санузел. Хотя, с санузлом я переборщил. Они у нас как раз уже давно раздельные.
Хорошо бы еще со спальнями провернуть такой же трюк.
Вообще, это поразительно, но свою жену я до сих пор иногда хочу. Разумеется, она уже не та сногсшибательная красотка, что была в двадцать, но все же очень неплохо выглядит. И все-таки я здорово к ней привязан, как ни крути. До сих пор продолжаю беречь ее нервы и психику. Понятное дело, все вокруг знают, что телок у меня, как грязи. Все, кроме Леры. Но она у меня мудрая девочка, палку не перегибает. Делает вид, что я принадлежу только ей. Всех всё устраивает, короче.
Заканчиваю разговор с женой, продолжаю лениво листать новости.
Снова Горская. Песню какую-то добавила. Нажимаю – что-то интересное. Если бы Мира слушала Стаса Михайлова или какого-нибудь Лазарева – я бы просто не смог с ней спать. Остальные телки, конечно, что-то вроде этого и слушают, но их нет у меня в друзьях в контакте. А Мира есть – сам не знаю – почему. «The love for what you hide, for bitterness inside is growing like the new born. You've seen, seen too much. Too young, young: soulless is everywhere» - несется из колонок. Читаю – «Muse». Определенно, у нее неплохой вкус.
Решил написать ей что-нибудь, но зашел Грот, и молча, положил распечатку какой-то статьи на стол.
Это оказалось письмо. Не знаю, какой псих его писал, но меня это нисколько не тронуло. Я читаю такие сотнями в неделю.
- Зачем ты мне это притащил? Обычные потоки грязи от каких-то дол***ов.
- Там в конце угрозы. Я уже пробиваю адрес. Айпи скрыт, но мы работаем над этим. – У него было такое серьезное, обеспокоенное лицо, что я не выдержал и захохотал.
- Олег, детский сад. Первый раз что ли. Выброси это послание гопников и скажи там, чтобы заходили.
Грот недовольно сгреб письмо со стола, я успел только увидеть, что в конце действительно были какие-то смешные угрозы.
Скучно, как же скучно.
У меня все есть, я всего добился сам – деньги, власть, тачки, телки. Остается только наркотой увлечься. Потому что мне просто катастрофически, феерически, до тошноты СКУЧНО.
«Мне скучно, бес!»
«Что делать, Фауст?» (с)
Следующие полдня я провел, слушая бессмысленные потоки информации от разных людей, пытавшихся казаться умными, компетентными и старательными. Я кивал, и втихаря листал фотки Юлии в «ВК», представляя, как именно она сегодня будет извиваться подо мной, как будет стонать – и будет ли, а также обдумывал, стоит ли вести ее на ужин, или прокатит и так?
Иногда я прерывал собеседника, и спрашивал:
- Мне действительно должно быть это интересно?
Собеседник неизменно краснел и бледнел, начинал заикаться, и быстро сворачивал разговор. Потом я вызвал Грота и сердито сказал ему:
- Олег, а может, это не будет столь трудно всякий бред разруливать без моего участия, или в этой шараге уже ни у кого мозгов не осталось? Может, скоро я пойду и унитазы прочищать в бухгалтерии? Или, может, в налоговую съездим?
- Понял. – Кивнул Олег с непроницаемым лицом.
- Скоро выезжаем. – Подвел я итог.
Мы даже не успели подъехать к дому, как скучно мне уже не стало.
Ворота не желали разъезжаться, как им это положено при нажатии брелка, два моих доблестных бойца вылезли из машины разобраться с этим, а Грот, сделавшись очень обеспокоенным, глухо сказал:
- Херня какая-то!
- И не говори, Олежка, кругом какая-то херня, - ответил я ему, открывая дверь, нацелившись выйти на улицу.
Я успел услышать, как он крикнул: «ШЕФ, НАЗАД!», и даже успел подумать: «С какого это хрена?». А потом какой-то мудак в меня выстрелил…
Я даже не сразу понял, что произошло, только стал медленно оглядываться по сторонам. Рука немела, а я смотрел, как что-то орет ребятам Грот: «Там, справа, быстро!». Но быстро у них не получалось, все было, как в замедленном кино. А потом у меня потемнело в глазах, и, кажется, я упал.
***
Я открыл глаза и огляделся. Огромная белая комната. Я стою совсем один. Выгляжу странно, на мне утренний костюм, но почему-то белый. По привычке посмотрел на часы, но их на руке не оказалось. Как и телефона. Обчистили что ли? И где я вообще, черт побери? Где охрана? И Грот?
Если это больница, то почему я так одет? Разве я не должен лежать голый, в окружении толпы врачей и симпатичных медсестер в коротких халатиках? В меня ведь, кажется, стреляли недавно. Или давно? Странно, ощущения времени не было вообще.
Приглядевшись, я увидел в углу что-то вроде стойки информации. Подошел, за ней молодой парень, похожий на одного из наших сисадминов, только одетый полностью в белое.
- Где я?
Парень поднял глаза и доброжелательно улыбнулся:
- В зале ожидания.
Отлично. Это все объясняет, разумеется.
- Супер! И чего я жду?
Парень, не раздумывая, ответил:
- Ваш вопрос решается.
И тут меня осенило. Да я ведь умер! Что непонятного? Или не умер?
А где же свет в конце туннеля? Архангел у золотых ворот?
Да и так-то, по совести сказать, место, в которое я должен бы был попасть после смерти, должно было быть вовсе не раем…
А с чего я взял, что этот зал ожидания в раю? Возможно, за этой дверью (да, рядом с парнем я увидел дверь), как раз находится мой собственный кабинет, куда меня посадят, и я вечно (вечность, как это вообще можно представить?) буду вести прием посетителей. Это, конечно, и будет самый достойный для меня ад. И никаких телок. Никогда.
Самое простое это спросить.
- Я умер?
Парень снова посмотрел на меня, и, как ни в чем не бывало, повторил:
- Ваш вопрос решается. Поэтому вы и в зале ожидания. Присаживайтесь!
- И сколько ждать?
Парень ничуть не удивился моему вопросу, а в ответ пожал плечами:
- Этого никто не знает.
Я решил, что большего мне от него не добиться. Придется ждать. Я прошелся по периметру кабинета, и уселся на диван.
Я только было посетовал, что с собой нет планшета, как понял, что мне абсолютно НЕ СКУЧНО! Да-да, в это невозможно было поверить, но впервые за несколько лет я не испытывал одуряющей, невыносимой тоски. Нет, это точно рай.
Сколько я так просидел на белом диване, я даже не представляю. Открылась дверь и вошла девушка – вылитая секретарша. Только нет на лице непробиваемой тупости. Этакая секретарша-доктор наук.
Я было подумал, что сейчас она мне предложит кофе, но она очень приятным голосом сказала:
- Пройдите за мной.
Я с радостью поднялся и прошел за ней в дверь.
Широкие светлые коридоры, снова дверь. Кабинет поменьше, стол, стул – белые, конечно – а на столе монитор. Ни клавиатуры, ни мыши. Сенсорный, наверное. А, может, в раю, всем управляли силой мысли?
- Присаживайтесь, пожалуйста! – предложила девушка.
- С удовольствием! – ответил я с улыбкой. – А как вас зовут, прекрасная барышня?
В ответ фея только улыбнулась, и покинула кабинет.
Видимо, мне предлагалось смотреть на монитор.
Когда я увидел там Мирославу Горскую, заходящую в кабинет, я чуть не подпрыгнул на своем стуле. А она откуда здесь? Она что, тоже умерла? Но при чем здесь вообще она?
Судя по всему, на монитор выходило изображение с камеры наблюдения. Неплохое оборудование в раю!
Я стал с интересом следить за происходящим на экране.
Мира огляделась, и неуверенно поежилась. Глаза были широко распахнуты, но волнения, как будто, не было.
В кабинете ее ждал мужчина – молодой и очень красивый. Выражение его лица я не очень хорошо видел, камера была расположена сверху от них.
Молодой человек произнес фразу, смысла которой я не понял. Что-то про «пол-жизни». Появилось ощущение, что эти двое видятся не впервые.
Затем они стали молча разглядывать друг друга.
Спустя несколько секунд (или часов?) молодой человек не выдержал и снова заговорил:
- Привет, привет. У меня видела, сколько там – в приемной? Времени для меня хоть и не существует, а все же прием не может происходить беспрерывно, как ты понимаешь, так что давай сразу к делу.
Времени для него не существует, и он ведет какой-то прием. Он что – Бог?
Ну, конечно, как я сразу-то не догадался! Бог! Мира пришла в кабинет к Богу? Чудесно!
Мира продолжала молчать, а Бог сказал:
- Конечно, люблю, я же тебя создал, ты мой ребенок, хоть и глупый совершенно. Но это нисколько не мешает мне тебя любить. Но также это не мешает мне дать тебе по башке, как следует, чтобы всякими глупостями не занималась. Итак, Загорецкий. Я его забираю. Ты как-то очень громко взывала ко мне с просьбами вернуть его, предлагала взамен свою жизнь. Но сейчас ты хорошенько подумаешь, да? И мы разойдемся. Ты вернешься пока обратно – тебе еще ой как рано. Или мы обсудим – что там все-таки с пол-жизни?
Тут я совсем растерялся. О чем это он говорит? И причем тут я? Он меня забирает? Ну, правильно, в меня стреляли, я умер. Это как раз понятно. Но почему он говорит об этом Горской? И какое она вообще имеет к этому отношение??? Бред какой-то. Она предлагала взамен свою жизнь? Зачем?
Бог снова заговорил:
- Ага, только я ведь еще придумал какую-то ерунду про право выбора, сам не знаю зачем. Да нет, знаю, конечно, только глядя на таких, как ты, каждый раз сокрушаюсь – может, и не стоило? – и он засмеялся.
Я догадался, что Мира что-то думала про себя, а Бог, понятное дело, слышал ее мысли.
Так нечестно, я-то не слышу! Можно было хотя бы субтитры какие-то придумать, раз уж мне дали подслушивать?
Бог вдруг стал серьезным, и сказал:
- А ты объясни все как есть.
Мира опустила голову, и, наконец, заговорила:
- Как объяснить? Я просто люблю его. Как будто, всегда любила. И я могу еще раз повторить все то, что повторяла там – внизу. Я готова отдать все, что угодно – только не надо его забирать.
Феерически! Я понял. Я лежу сейчас в больнице, под наркозом, под сильнодействующими препаратами. И все это мне снится. Просто сон, я все это придумал. Это мой воспаленный мозг выдает такие бредни.
Но тут же я осознал – это не сон. Это действительно Бог, и он действительно разговаривает с Мирославой Горской. А она вот так спокойно заявляет ему, что любит (любит!!!) Артема Загорецкого, то есть меня. И, шутка ли, предлагает Богу отдать все, что угодно, чтобы я жил.
Мне вдруг стало невыносимо грустно. Мира, Мира, что же ты несешь. Молодая, красивая девочка, зачем ты сейчас все это говоришь? У тебя вся жизнь впереди – веселая, яркая и счастливая. Зачем тебе предлагать отдать свою жизнь ради такого мудака, как я?
И тут Бог начал озвучивать мои собственные мысли:
- Ты вообще понимаешь, что он тебя никогда не любил? Он не думал о тебе бессонными ночами, не ворочался в постели? Он вообще, можно сказать, вспоминал тебя, когда перебирал свою телефонную книгу – как в каталоге: эта надоела, эта тоже, эта занудная, эта слишком кричит громко… О, Мира! Это которая? А, вспомнил, конопатая такая – из экономического. Ничего особенного, конечно, но на сегодня сойдет. Позвоню, пожалуй!
Хм. Слово в слово. Именно так все и было. А Бог – молодец! Красавчик! Все правильно говорит! Мира, слушай Бога! Он плохого не посоветует!
Тем временем, он продолжил:
- Да-да, ты и так все это знаешь, и Америку я тебе не открыл. Я просто хочу, чтобы ты хорошенько подумала – прямо сейчас! – И он строго посмотрел на Горскую. А эта бестия пялилась на него с восхищением, и снова молчала.
- Еще как могу!!! – кажется, начал кипятиться Бог. - Когда я создаю прекрасную девушку – красивую, умную, веселую – мечту многих мужчин – как я могу не злиться, когда она тратит свою жизнь на того, кто даже думать о ней не собирается??? Мира, ОН ТЕБЯ НИКОГДА НЕ ЛЮБИЛ, даже самую малость. Ему просто было хорошо с тобой ИНОГДА!
И снова в точку! Мира, слушай внимательно!!!
И вот тогда я понял окончательно. Эта мысль очень стройно сформировалась в моем сознании. Я пытался убедить, как будто, Миру - прислушаться к разумным доводам Бога, а убеждал лишь самого себя. Но я хотел, отчаянно хотел, чтобы она спорила. Чтобы не сдавалась. Чтобы боролась за меня. И пусть не за мою жизнь. За свои чувства. Я почувствовал какое-то сумасшедшее желание, чтобы то, что она говорила – было правдой. Я не верил всерьез, но я невыносимо хотел, чтобы Мирослава Горская любила меня по-настоящему.
А почему? Да потому что меня никто и никогда не любил. Такого, какой я есть. Подонок, мерзавец, самовлюбленный болван. Деньги, власть, тряпки, тачки, секс – вот что видели во мне все эти телки. И за все годы не нашлось даже одной, которая хотела бы раствориться во мне самом. Любовь, черт побери. Вот чего я хотел сейчас. Такая банальность. Идиот ты, Загорецкий. Зря свою жизнь прожил. Слепой идиот. Правильно тебя пристрелили.
В это время Мира, прервав мои горькие мысли, грустно сказала:
- Но ты ведь сам все понимаешь. Я все равно хочу, чтобы он жил. Я вернусь – и что? Его не будет. Воздух станет другим. Небо другим. Мир… Жизнь без Артема – нет. Я не буду возвращаться. Я хорошо подумала. Я ответственно заявляю. Если с Богом тоже можно заключить сделку – я согласна. На всё. Любые условия. Я готова остаться здесь. Пусть Артем вернется.
Вот так. Очень просто. Она согласна на все, только бы я вернулся. Дурочка. А вдруг Он согласится?
Сделка с Богом. Потрясающе!
- Потрясающе! – повторил за мной Бог возмущенно. – Ладно, я не буду тебя уговаривать. Выбор, и все такое. Сам виноват. Сделка – так сделка. Ты должна была прожить 73 года, тебе 28, пол-жизни ты готова отдать, тебе остается… 9 лет. «Живи быстро, умри молодым», блин.
Нет, нет, нет, нет, нет! Вы что там, с ума посходили? Бо-о-о-о-ог! Опомнись! Какое право выбора у этой сопливой девчонки?? Опомнитесь там! Остановите этот бред.
В панике, я вскочил на ноги и уперся руками в стол. Я стал стучать по монитору, а потом, поняв бесполезность своих действий, подбежал к двери и стал барабанить в нее, крича:
- Остановите это! Остановите это немедленно! Это ошибка!!!
Но голос Бога отчетливо раздавался в моем кабинете, и перекрывал мои вопли:
- Мы заключаем эту сделку – я даю Загорецкому еще... хм, тоже 9 лет, это будет логично, не так ли? Только ты себе не выдумывай ничего! Эта сделка подразумевает только его возвращение к жизни, никакой любви с его стороны я тебе не обещаю! Я не Амур, если что! Итак, никаких с твоей стороны мечтаний – ах, мы теперь будем вместе и умрем в один день.
Последние слова его я слышал уже не так отчетливо, а потом все и вовсе пропало. Яркая вспышка. Падение вниз. Сделка заключена. Я возвращался.
***
Я с трудом разлепила глаза и поняла, что путешествие на небо далось мне не так уж легко. Но впервые за долгое время я просыпалась счастливая.
Руки было не поднять, да и все тело было онемевшее. Кажется, я в больнице, но не там, где потеряла сознание.
- Как вы себя чувствуете? – наклонилась ко мне молодая медсестра.
Это была Олеся.
Я улыбнулась, почувствовав, что губы сильно потрескались:
- Прекрасно. Никогда не чувствовала себя лучше!
Олеся посмотрела на меня с сомнением, и отправилась, судя по всему, за доктором.
Я перевела взгляд на окно. На улице светило солнце! Невероятно, в ноябре, в этом отвратительном месяце… Самом потрясающем месяце! А ведь я, оказывается, люблю ноябрь!
Внезапно в голову пришла мысль, от которой я похолодела.
А вдруг все, что произошло со мной, мне приснилось? Артем… Вдруг он…
Я резко села в постели, собираясь бежать к нему.
Голова сильно закружилась, в глазах потемнело, но меня не могло это остановить.
Вдруг за дверью послышался шум, кто-то спорил и препирался друг с другом. Наконец, дверь распахнулась, и я увидела, как Олеся пытается всеми силами оттеснить от входа Олега.
- Да меня ваша шайка сегодня с ума сведет, - возмущенно восклицала она. – То они умирают по очереди, то воскресают, то в палату друг к другу ломятся! Оставьте ее в покое, она только что очнулась.
Олеся гневно посмотрела на меня, увидела, что я не соблюдаю постельный режим, и разозлилась еще больше.
- Да делайте, что хотите! Не больница, а сумасшедший дом! – заключила она, и вышла из палаты.
Грот же не обратил на медсестру ни малейшего внимания. Он встревожено смотрел на меня. Вот это новости! Редко можно увидеть Олега в растрепанных чувствах. Обычно он всегда был невозмутим.
- Ты как?
Я вместо ответа задала ему свой вопрос:
- Он жив?
Олег устало улыбнулся.
- Да. Удивительно, но – да. Получается, что я обманул тебя там, на лестнице. Прости меня, Мира. Ты из-за этого сама чуть не умерла. Вернее, почти умерла. У тебя была остановка сердца.
- Не извиняйся. Так и было задумано. Так как он?
Грот нахмурился, и ответил:
- Он не просто жив. Он даже пришел в себя. И знаешь, что он сказал в первую секунда после прихода в сознание?
- И что же? – я теперь уже ни о чем не волновалась, разве что о том, что не могу избавиться от дебильной улыбки на лице.
- Он назвал твое имя. – Ответил Грот мрачно.
Я снова подскочила на своей постели:
- Что??? Мое имя? Ты серьезно??
- Ты часто слышала, чтобы я шутил?
Это не укладывалось у меня в голове. Загорецкий возвращается с того света, и сразу произносит мое имя. Имя девушки, которую он не любит. Даже Бог это подтвердил. И как это понимать?
- В общем, - продолжил Олег, - получается, что он зовет тебя. Ему сообщили, что ты… ну, что ты умираешь в соседней палате. А он закрыл глаза, и сказал: «Она вернется. Сообщите мне сразу, как она вернется.»
Грот вздохнул:
- Ты что-нибудь понимаешь?
Если бы я что-нибудь понимала!
А чему удивляться после всего, что со мной произошло за последние сутки… Стоп!
- А сколько прошло времени, после того, как я… ну, умерла, в общем?
Грот ответил:
- Часа два…
Ого, мне казалось, что вечность.
Я спустила с постели ноги, и сказала:
- Я иду к нему.
- Мира, у тебя трубки в руках. Куда ты собралась? Тебе нельзя вставать.
- Ты прав, - ответила я, начиная отдирать пластырь с рук. – У меня трубки в руках, и мне нельзя вставать. Но я встану.
Было очень больно, но кого это волнует? Загорецкий хочет меня видеть, а только это и важно. Он жив. Бог выполнил условие.
Я вытащила иголки из вен, и медленно, держась за кровать, встала.
- Я тебе помогу.
- Давай, - улыбнулась я. – Он действительно в соседней палате?
- Ага. Смешно, да?
- Смешно. Но не удивительно.
- И все-таки, ты что-то понимаешь, - с сомнением спросил Грот.
- Что-то. Но не понимаю кое-что важное.
Я задумалась. А вдруг Бог поговорил с ним тоже? Сомнительно. Он же ясно дал понять, что в этом он мне не помощник. «Я не Амур, если что». Как-то так он сказал.
Мы передвигались медленно, я боялась потерять сознание, и так и не добраться до Артема.
Загорецкий выглядел так, как будто прилег отдохнуть после рабочего дня. Усталый и немного бледный, но совсем не похож на покойника.
Леры не было в палате, что очень меня порадовало.
Грот довел меня до койки Артема, и сразу же вышел.
Я не знала, куда попала пуля, убившая моего любимого человека, да и не хотела знать. Больше не было никакой пули – это прошлое. Сейчас есть только он – живой. Я выпросила для него 9 лет – целую вечность.
Я слегка дотронулась до его руки, он сразу открыл глаза.
- Мира… - произнес он.
Взгляд быстро стал осмысленным, и он попытался сесть.
- Ты с ума сошел, Загорецкий, не смей вставать! Ты только что чуть не умер!
- Ты тоже, - улыбнулся он. – Но тем не менее, стоишь рядом со мной. А не лежишь в постели.
Он показал взглядом на край койки:
- Сядь.
Я послушалась, осторожно присела рядом с ним, и сжала его руку.
- Ты даже не представляешь, как я рада, что ты вернулся.
- Представляю. Я все видел, Мира.
Я смутилась.
- Что ты видел?
- Я видел и слышал весь твой разговор с Ним. Я сидел в кабинете и смотрел на вас. Там была камера, а у меня монитор. Оснащение в раю неплохое, оказывается.
Я была ошеломлена.
Так вот, что имел в виду Бог, когда сказал, что кое-что для меня все-таки сделает. Он показал все Загорецкому.
Но зачем? Какой в этом смысл? Вызвать в нем чувство вины? Долга?
Да мне это вовсе не нужно! Я не хочу, чтобы он чувствовал себя обязанным!
- Мира! – Снова позвал Загорецкий. – Я такой мудак.
- Я знаю, - улыбнулась я ему.
- Я знаю, что ты знаешь. Я же все слышал, помнишь?
Он грустно улыбнулся и продолжил:
- Я мудак. Я действительно никогда никого не любил, кроме себя. И я должен…
Я перебила его:
- Ты ничего никому не должен, Загорецкий!
- Не перебивай меня, Горская! Я должен бы был сейчас срочно предложить тебе руку и сердце, но я не хочу делать тебя несчастной. Я мудак. И я был просто шокирован, когда узнал, что на свете, оказывается, есть такой чудесный человек, как ты, который меня… любит. Так по-настоящему. Безусловно. Впервые в жизни.
- Ну не преувеличивай! Тебя многие любят!
- Чушь! Все любят мои деньги. Но не меня самого. И я это заслужил. Я самовлюбленный эгоист, который не желал даже пытаться сделать счастливым кого-то, кроме себя.
- Артем, - прервала я его снова. – К чему сейчас все эти стенания? Ты же слышал весь наш разговор. Ты все понимаешь. Ты не должен чувствовать себя моим должником. Я бы это сделала в любом случае – от тебя ничего не зависело. И ты знаешь, что я не рассчитывала ни на что!
- Я слышал. Но я очень, очень ценю то, что ты сделала. Я предложил бы тебе сейчас целый мир, золотые горы, я обязан тебе жизнью, и я просто никак не могу отплатить тебе за это сполна. Я должен посвятить свою жизнь тому, чтобы делать тебя счастливой. Но проблема в том, что я это не умею.
- И не надо уметь.
- Нет, надо бы. Но я знаю себя. Ну, продержусь я какое-то время. А потом сделаю тебе больно. Я же как животное – абсолютно никчемный кобель, смысл жизни которого – телки и секс. А ты заслуживаешь большего. Ты должна быть счастливой. Ты должна найти нормального мужчину, который полюбит тебя больше жизни. И ты найдешь его. Только вот ненадолго. Ведь я отобрал у тебя пол-жизни.
Я отняла у Загорецкого свою руку, и недовольно сказала:
- Знаешь что, Артем! Я не для этого просила тебя вернуть, чтобы слушать теперь твое нытье. Запомни уже! Ты ничего мне не должен! Я абсолютно и безгранично счастлива! Мне плевать, что будет завтра, через неделю и через год! Ты жив – и этого достаточно. Ясно? Даже если ты вообще будешь видеться со мной раз в год – я не пожалею о сделанном. А теперь выздоравливай окончательно – и живи счастливо! Просто живи! Радуйся солнцу, чистому воздуху, синему небу! Не надо вешать на меня свое чувство вины – мне это не нужно! Я ничего от тебя не жду.
Я встала с его постели, и отправилась к выходу, сказав напоследок:
- То, что я люблю тебя, еще не дает тебе право меня жалеть! Ты вообще не должен был об этом узнать!
Я вышла из палаты, и отправилась уговаривать медсестру Олесю выпустить меня из больницы.
***
После выхода из больницы, я сразу купила путевку в Египет на три недели. Я хотела лежать на теплом песке, смотреть сквозь пальцы на солнце, и слушать шум волн. Не думать ни о чем, забыть все проблемы и обиды, прислушиваться к себе, понимать, что счастье переполняет меня. Жизнь – это уже то, за что мы должны благодарить Бога и этот мир. Наслаждаться каждым днем, и не ждать ни от кого каких-то бонусов. Нам никто и ничего не должен. Любить – вот мое право, которое никто у меня не отнимет. Требовать любви в ответ – самая большая глупость, которую только можно представить. Многие наши проблемы и горести не стоят и секунды страданий, которые мы испытываем. У нас есть жизнь – и право выбора. Да, Бог был прав, многие делают неверный шаг. Но он всегда дает возможность все исправить. А самое чудесное – оказалось, что исправить можно даже чужую ошибку – ошибку человека, которого любишь. Разве это не есть счастье?
Я каждый день звонила Олегу, и спрашивала о Загорецком. Тот вышел из больницы, и чувствовал себя абсолютно здоровым человеком. Меня не интересовало, что он делает, какие решения принимает, с какими девушками встречается. Мне было важно только то, что он жив, и даже здоров.
Грот говорил, что Артем спрашивает обо мне тоже.
А что если, Бог и сам иногда может ошибаться? Делать неверный выбор? Правильно ли он поступил, дав возможность Загорецкому слышать наш разговор? Сможет ли Артем справиться с чувством вины, и прожить свои – выторгованные мной – оставшиеся годы спокойно и счастливо? Сможет ли смириться с чувством долга?
- Когда ты возвращаешься, Горская? – спросил меня однажды Грот, когда я звонила ему в очередной раз.
- Скоро. Через два дня. А вы там скучаете по мне?
- Вообще-то да, как ни странно. – Я чувствовала, что Олег улыбается.
- Ну, не скучайте. К сожалению, я не могу остаться здесь жить навсегда. Арабы не в моем вкусе. К тому же мне просто необходимо хотя бы изредка видеть этого несносного типа Загорецкого.
В аэропорту меня встречал Артем, что было неожиданностью. Он стоял в толпе встречающих, и искал меня взглядом. А я увидела его сразу – высокого, красивого. Мой самый любимый…
Он, наконец, увидел меня, и пошел навстречу.
Я не стала бросаться ему на шею, оглядела его подозрительным взглядом.
- Надеюсь, ты не собираешься теперь всю оставшуюся жизнь нянчиться со мной, как с ребенком, Загорецкий?
А он просто взял мои руки в свои и легонько сжал.
- Знаешь, а Бог обманул нас. Он сказал «Я не Амур», а все же я не могу без тебя жить.
Я недоверчиво протянула:
- Ты перегрелся?
- Мира, я много думал обо всем, и я действительно не могу без тебя жить. И не хочу. Небо без тебя не то, воздух не тот… - Он лукаво улыбнулся, заглядывая мне в глаза. – Кажется, так ты сказала?
Я засмеялась:
- Повторюха!
- Дай мне хотя бы попытаться! Хуже ведь не станет? Вдруг я правда стал нормальным человеком?
Мы прожили вместе самые счастливые девять лет, какие только можно представить. И, пусть это звучит, как конец глупой сказки, но мы умерли в один день.
Хотя нет, я снова обманываю. Мы не умерли. Мы просто уснули однажды, а проснулись в другом месте. Вместе.