Я сплю. Во сне чувствую, как кто-то трясёт меня за плечо. Этот кто-то тихо шепчет: "Вставай, вставай Сашок". Открываю глаза: надомной темно-синие небо. Верхушки вековых елей тихо качаются в предрассветном тумане. Улыбающиеся серые глаза Серафима весело смотрят на меня.
Серафим сунул мне в руки металлическую кружку с крепко заваренным чаем, пару сухарей и тихо прошептал: "Поторапливайся, скоро светает. Времени у нас всего ничего: полчаса вверх до плато, двадцать минут обратно, час на этюды. Я пошел, догоняй".
Прикончив в две минут завтрак, выплеснув остатки чая в почти догоревшие нодьи, я подхватил этюдник и вприпрыжку припустил за удаляющей фигурой однорукого человека.
Борковский Серафим Амвросиевич учитель истории, а также мой персональный учитель живописи. Он однорук. Воевал. Горел в танке на Курской Дуге. Правую руку потерял там же.
Он умел ловко одной рукой зашнуровывать ботинки, артистически зажигать спички, ловко колоть дрова, метко попадать в цель во время охоты, стирать носки, отжиматься от пола, подтягиваться одной левой на перекладине и при этом держать ногами уголок тридцать секунд.
Нам, мальчишкам бывало, говорил: «Кто сможет так же, получит червонец».
Ясен день, что из двух с половиной сотен пацанов школы интернат № 1 города Соликамска так никто не умел.
Догнав ходко идущую, однорукую фигуру учителя, я пристроился в трех метрах от него. Соблюдал дистанцию. Шел след в след, …во всяком случае, старался.
Борковский мерно шагал, не оглядываясь, не придерживая трёхметровые ветви колючих елей, которые, если я слишком близко приближался, хлестали меня по рукам, по лицу.
Мы быстро поднимались. Ещё мгновение и мы на плато. Я оглянулся: насколько хватало глаза, далеко на запад простиралась зелёно-синее море тайги. Под самым плато в хвойном массиве, откуда мы только что пришли, шел еле заметный дымок. Там в низу на мягкой ягелевой постилке досыпал ночь первый сборный туристический отряд города Соликамска.
Плато «Три Брата», - неофициальное название одной из возвышенностей горного хребта Кваркуш.
Пока я глазел в низ, где с каждой секундой воздух темнел и сгущался, с другой стороны, со стороны востока вспыхнуло Солнце. Вспыхнуло оно неожиданно, без предупреждения, так неожиданно, что я чуть было при развороте в сторону восхода не упал и не скатился туда, откуда только что пришел.
Не скатился потому, что цепкая пятерня Серафима крепко схватила меня за ворот брезентовой штормовки, а его громкий окрик: «Не зевай!», прокатился троекратным эхом над тайгой.
Мы по шустрому установили этюдники и принялись за работу. У каждого было по две пластины картона загрунтованного и подготовленного под письмо темперой.
Налив в малую емкость воды, надавив на палитру из тюбиков как попало краски, не глядя на ослепляющее меня Солнце, не понимая толком, что почем, я за пять минут намалевал Восход. Таким же образом окучил вторую пластинку, - прибавив лишь к пейзажу останцы «Трёх Братьев» пропускающие через себя жёлто-розовые лучи восходящего Солнца.
Подошёл к Серафиму. Серый копошился с первой пластиной. Я молча стоял позади, чуть с правого боку, наблюдал, как учитель пишет. Мне всегда был интересен сам процесс написания и передачи видимого кем-то на плоскость в ограниченном пространстве. Сам я этого не умел, не понимал, а главное не воспринимал. Борковский всегда говорил, что это мне и не нужно, я не понимал, почему не нужно, но спорить, не смел.
- Серафим: «Что Сашок, закончил, как ощущения…».
- Я: «Вроде да. Ощущения не знаю, объяснить не могу».
- Серафим: «Ну и не объясняй. Заруби Сашок, себе на носу, если кто тебя за живопись пытать будет, что да как, ты с ними в беседы не вступай, а приставать будут, посылай подолее. Посылать, - это самый верный способ отвязаться от досужих любопытствующих. Они всё одно ни черта в живописи не смыслят. Потакать их ним расспросам, - беса тешить».
- Я: «А кто смыслит?»
- Серафим: «Бог»
- Я: «Бог…– а он какой?»
Серафим, задумавшись на минуту, переведя взгляд от своего этюда куда-то в низ, на ещё спящую, находящуюся в глубокой фиолетово-чёрной тени тайгу ответил: «Как эта фиолетовая тень, - переведя взгляд в противоположную сторону, добавил, - или, к примеру, как это восходящее Солнце». Подойдя к моему этюднику и указав кистью на мой светящийся всеми цветами радуги этюд, добавил: «Это тоже Бог».
Посмотрев задумчиво на меня, грызя черенок кисти еле слышно произнес: «Иди Сашок прогуляйся до «Трех Братьев, сделай карандашные зарисовки камней. Но не долго, через полчаса возвращаемся».
Рисовать я не любил. Но указание учителя не обсуждается. Поэтому я нехотя вытащил из рюкзака блокнот и отправился к камням, которые темными, одинокими глыбами возвышались посреди совершенно пустого плато.
*Нодьи – от вогульского ночь. Костер, который специально уложен так, что может гореть без присмотра всю ночь, а равно, как и Зимой в самый лютый мороз.
03.12.2012
Вход в долину реки Лыпя. ( Серия - Горный Урал). Автор: Кандинский-ДАЕ А.О.