Поскольку и "сказки леса", и "летучая мышь" у читателя неизбежно ассоциируются с незабвенным Иоганном Штраусом, иллюстрация подобрана соответствующая.
http://www.proza.ru/avtor/hbavjgktn
Итааак...
Сказка о Летучей Мыши
«Мышь, ты со мной?»
Слова Волка до сих пор звучали в ушах. Как-то он их по-особому сказал, со значением.
Ага, щас! Пойдёшь с таким! Сожрёт – и не заметит.
«Да я вся, целиком в его пасти помещусь. Да я… как будто не слышала, как хребты полёвок под его зубами хрустят! Зимой, помнится, когда жрать нечего… Бывало, замрёт над норкой… а потом – хрррясь! Как семечка. Один раз такого классного самца слопал… Будь я полёвкой, был бы тот парень мужчиной моей мечты. Огромный был, плечищи широченные, хвост – как хлыст, мех – чистый бархат! Наверняка, и жену обихаживал, и любовниц кучу… Тьфу, ерунда какая. И о чём я только думаю?...».
Мышь перестала махать крылышками и перешла в непродолжительное парение. Благодатная тьма окутывала мир. Пространство состояло из граней: грань воздуха и земли, воздуха и камня, воздуха и дерева… Грудь, открытая встречным ветрам, наполнилась ликованием. Мышь неслась в воздушных потоках, ловя их парусами кожистых перепонок меж пальцами. Тело пело, отдаваясь полёту.
«Вот же ж судьбина у некоторых – весь век по земле ходить, - снова полезли в голову мысли. – Поневоле взвоешь. Так вот посмотришь на луну – и взвоешь! А потом сожрёшь кого-нибудь, с тоски… Всё закономерно…».
Отвлекли запахи. Уже близко.
«Странно. Одним, чтобы выжить, приходится убивать. Не по злобе, не для забавы, не для власти – а чтобы элементарно поесть. Каково это: каждый день стоять перед выбором – оборвать ли чью-то жизнь или самому корчится в муках голода?... Но есть и те, кто самой природой избавлен от этих вечных нравственных метаний. Конечно, таким, как я, намного легче проявлять великодушие, взывать к милосердию и питать любовь ко всему сущему. Природа оказалась ко мне более благосклонна. А как быть таким, как он – Волк? Как совместить ему вынужденную жестокость своих поступков и благородство душевных порывов, коих и он, полагаю, не лишён? И что бы я сама чувствовала на его месте? Каково это – когда под твоими клыками обрывается тоненькая ниточка чужого бытия?... Куда как чуден создан свет. Пофилософствуй – ум вскружится…».
Мышь задумалась и немного потеряла высоту. Земля рванулась навстречу – огромная изломанная поверхность, ощетинившаяся всеми своими сучьями-пнями-ухабами. Элегантный поворот на крыло вывел тельце из несостоявшегося пике.
«Шиш, не дождётесь, - удовлетворенно отметила мышь. – Три года в воздухе. И ещё три раза по три налетаю! Профессионализм не пропьёшь!... А Волк, бедняга, по всем этим колдобинам – на своих четырёх ковыляет. Каждый камешек впиться норовит, каждая шишка под ногу подворачивается…».
Мысли о волчьей участи, кажется, прочно застряли в маленьком мышином мозгу.
«А ведь чем-то мы, всё же, похожи. Оба серые, например. Оба зрим суть вещей. Оба имеем философический склад ума, что немаловажно. Да и клыки, что уж говорить… кое-какие и у меня имеются», - мышь добродушно ухмыльнулась свежему полуночному ветерку.
«Может, стоило с Волком пойти? Может, ему нужно было со мной пообщаться? Вдруг он готов был поведать нечто важное? Какое-то откровение? Душу излить – мне, как единственному во всем лесу собрату по духу? А я, эгоистка бессовестная, позорно сбежала… Ай, нехорошо-то как вышло…».
Мышь щёлкнула зубами на пролетавшего мимо Бражника. Бражник панически метнулся прочь, лопоча что-то наподобие: «Чур меня, чур!». Крохотные лапки его судорожно задёргались, пытаясь прочертить в воздухе оберегающий от нечистой силы жест.
«Вот-вот. Проваливай с дороги! Думаешь, я тебя съем? Ан нет, не съем. Я никого не ем, мне нет в этом нужды. Я животное мирное, добродушное, деликатное… Да только какой в этом прок? Что толку с моих философских рассуждений, ежели я, как только дело доходит до реальных поступков, пугливо ускользаю в тень?... Я сама по себе, сама по себе! – саркастически передразнила себя мышь. – Как я смею оставаться сама по себе, когда во мне нуждается ближний? Довольно пустой болтовни! Настало время действий! У меня есть внутренняя сила, духовная прозорливость, и я могу сделать мир лучше! Все мои лучшие качества не должны оставаться моим личным достоянием, они обязаны послужить зверью!».
Полуночный перелёт завершился: мышь прибыла к цели своего путешествия. Огромное, сильное, доброе существо, к которому она так стремилась, было здесь, прямо под ней. В нос ударили волны тепла, источаемые чужой, полнокровной жизнью. Вот он, истинный образчик добродетели не умозрительной, но деятельной, щедро дарящей себя нуждающимся! Какая восхитительно широкая натура! Какая волнительная близость! Мышь каждый раз испытывала восторженное благоговение перед этим великим созданием.
Судя по ровному, медленному дыханию, существо пребывало в безмятежном сне. Не стоит его будить – ни к чему нарушать чужой отдых после трудов праведных. Мышь прекрасно знала, как днём на этом безропотном создании пашут его двуногие хозяева. Какая кроткая и благородная душа сокрыта в столь могучем теле! Оно ведь даже не держит зла на своих поработителей, оно умудряется любить их, несмотря ни на что. Вот у кого нам всем стоит поучиться. Мышь извернулась, дабы смахнуть задней лапкой невольно набежавшую слезу умиления.
Стараясь ничем не побеспокоить спящего, она аккуратно опустилась на широкую спину. Существо всхрапнуло во сне. Осторожно перебирая цепкими пальчиками, мышь поползла вдоль хребта в сторону грациозной шеи, украшенной длинными шелковистыми прядями.
Там, в месте схождения шеи со спиной, меж мощными буграми лопаток привычно отыскался пятачок, где шерстинки расходились, обнажая мягкую кожу. Запах близкого тела пьянил. В порыве нахлынувших чувств, не в силах более владеть собой, мышь благодарно прижалась плоским рыльцем к заветной прогалине. Душа зашлась в пароксизме восторга. «Да, да! Я обожаю тебя, о мой мустанг! Ты венец творения во всём лошадином племени!».
В следующий миг клыки пронзили плоть. Конь даже не дрогнул, даже не передёрнул шкурой – казалось, он лишь ещё глубже погрузился в сонное оцепенение. «Я не сделаю тебе больно, о нет, мой хороший, ни за что… Лишь капельку твоей силы, ты даже не заметишь, а мне её хватит до самой завтрашней полуночи… Спи, любимый, сладких тебе снов. Завтра ты выйдешь свежим и отдохнувшим навстречу утру и вовсе не будешь знать, что случилось меж нами ночью…».
Мышь разомкнула челюсти, высвободив клыки. Несколько солёных капель выступили над местами прокола. Язык, обратившись в подобие хоботка, припал к ранке. Квинтэссенция чужой жизни заструилась в пищевод, суля продление жизни собственной ещё как минимум на один день.
Теперь мышь была абсолютно уверена: завтра ей хватит сил, чтобы попробовать сделать наш бренный мир хоть капельку лучше.