Солнце, словно заплутавшись, и вместо южных краев надолго повиснув над Уралом, нещадно палило все живое. Сжигало только что набравшую соки траву, иссушало в пыль землю, обезумевшим эшелоном мчавшуюся вслед транспорту, в ужасе раскидывая по сторонам встречных пешеходов. Изнуряло непривыкших к зною местных жителей – людей и животных.
Все уже давно истосковались по дождику: мысли и разговоры только о нем. Гибли на корню всходы любовно посаженных по весне овощей, не зрела, а, едва появившись, тут же сохла и осыпалась ягода. Лишь крапива, осот да лопух – нет на них протравы! – бушевали, глуша все вокруг себя.
Вдруг загрохотало… Сначала робко, издалека, так что было не ясно: что это? Лишь слегка потемневшее небо вдали, да чуть усилившийся ветер поманил грозой. Постепенно небо заволакивалось тучами, все сильнее захватывая и восток и запад, порывы ветра все резче рвали деревья. Заколыхалось, задвигалось, словно разноцветные стеклышки калейдоскопа, стадо на угорье, до того распластавшееся там неподвижным черно-белым пятнистым лоскутом. Насторожились в ожидании дома, замолкли птицы, не слышно стало лая собак.
Но, покружив, погромыхав над селом, тучи проползли куда-то мимо, не утолив изнывающую от жажды и томления природу.
Снова посветлело, затихло, успокоилось. Вдруг резкий, золотистый блеск молнии, совсем в другой стороне, пронзил небо. Новое наступление облаков, светлых, не грозовых, с легким дуновением ветерка началось на село. И при полном сиянии света крупные резкие и редкие капли долгожданного дождя застучали по крышам. Стук нарастал, превращаясь из одиночных ударов в сплошной плеск – жадный, радующий душу, но – увы! – недолгий. Лишь оросив живительной влагой лицо земли, но, не напоив, не утолив жажды ее, дождь прекратился.
Из-за облаков опять выплыло солнце, осветив золотистым блеском поля. Посвежели и похорошели дома, воспрянули деревья, вздохнула земля, словно обретя второе дыхание.
Пронзительно, назойливо, раздражающе затарахтел где-то вдали мотоцикл. Смолк. Опять затарахтел. Очевидно, то развлекались подростки.