«...сука! Нет, ну какая же сука!!!» - Наталье Петровне безумно хотелось прокричать это вслух, во весь голос. Хотелось настолько сильно, что она закрыла глаза, чтобы хоть немного сосредоточиться, взять себя в руки.
Это помогло: уже через мгновенье она вновь взглянула на девочку внешне спокойным взглядом.
Бледная тоненькая Рита смотрела на неё: светлые тоненькие брови чуть приподняты, на виске бьётся хорошо видная голубенькая жилка. А в глубоком серьёзном взгляде светло-серых глаз – нет ни боли, ни горечи, ни огорчения.
Только бездонная глубина уставшего от жизни человека.
«...я бы сейчас ударила её, если бы могла!!!» - жалость к девочке, стыдливо натягивающей короткие рукава давно уже маленькой, застиранной до серого цвета, курточки на покрасневшие от холода тоненькие запястья, жгутом сворачивала сердце.
- Ну, что же, - чуть улыбнулась Наталья Петровна, - может быть, твоя мама и права. Жалко, конечно, что мама не разрешила.
- Извините, - тихо сказала девочка, - я пойду?
- Конечно, конечно, - спохватилась Наталья Петровна, - не опоздай на урок.
«...дрянь!!! какая же дрянь! Не можешь сама о детях позаботиться, так дай другим помочь!... нет, ну какая же ты сука!...» - мысленно выговаривала она малознакомой женщине, спивающейся на глазах у всего небольшого городка.
Пакет с приготовленными вещами для Риты стоял под учительским столом, наливаясь каменной тяжестью вины. Вины перед девочкой-подростком, которой ничем не можешь помочь.
А в опустевшем классе, где-то под самым потолком, всё ещё звенел тихий простуженный голосок: «Простите, Наталья Петровна... я спросила у мамы. Она не разрешила взять у вас тёплые вещи... я пойду?...»