Забор -спаситель

Зоя Кудрявцева
Знаю место, где романтиков с гарантией  излечивают, рецидивов потом  не бывает.
В молодости поехала  за романтикой в Сибирь. Настоящая романтика водится в глухой деревушке, там я и оказалась. Когда нет радио, света и интернета, романтические приключения к тебе в очередь выстраиваются, правду говорю.

При первом знакомстве с тайгой, меня покусал гнус. И пошла я  в школу,  красавицей ненаглядной:  лицо опухло, один глаз закрылся,  другой в щелочку на свет белый  поглядывал. То ли рок какой надо мною навис, то ли другая причина, но со мною вечно что-нибудь, да происходило.
 
В начале зимы бык за мною бегал  - не догнал. Потом довелось  почти босиком,  в  сорокаградусный мороз, устроить догонялки с лошадью. Хорошо бежала, лошадь догнала, поэтому и осталась живой, не замёрзла. Может, рекорд тогда  в беге  был, да время никто не фиксировал.

Стремительно уходила зима  с морозами  ниже 50. C юга волнами шло тепло, гомонили стаи птиц, летевших на север. Таял, оседал снег, черными островками выступала земля. Темнела и тайга, сбросившая снежную шубу, оттуда многочисленные ручьи сбегали с кручи берега  к реке, тоже потемневшей и вздувшейся, словно вена на больной ноге.  Но Лена всё не снимала зимнюю одежду.

Местные тревожились: суровой, снежной была зима, а Лена – серьёзная река,   разливалась на километры. Бывало, что целые деревни в ледоход срезала, города прибрежные затапливала. Передали по телефону, что притоки в верховье ото льда уже очистились, напирала вода и у нас, приподнимала лёд, подтапливала берега, в низине зашла в деревню.

 Все готовились к наводнению, каждый знал своё место. Учителя работали в зернохранилище, насыпали зерно в мешки, поднимали  на навес, и я там трудилась.
Грохот с реки донёсся вместе с набатом. « Началось».  Я даже испугаться не успела, когда почти метровый вал воды ринулся в деревню, затапливая и сметая всё на своём пути. Половицы зернохранилища встали вертикально, рухнул навес с мешками.
Все бросились к своим домам, или  влезали повыше.
 
У меня тогда ума и своего дома не было, вот и занесло на самое надёжное и  высокое место - забор прогона. Высок забор, добротно сделанный сибиряками из  горбыля и бракованных досок, такой танком не сдвинешь. Валенки полны воды, но я проворно взлетела на забор, надёжно сидела  на нём,  как царица на троне, а вода всё прибывала.  Видно,  как на реке льдины в два метра толщиной толкались, налезали с грохотом одна на другую, напоминали обезумевшую толпу.

Кругом творилось страшное: отовсюду  в деревне  слышны крики, вой, визг. С грохотом падали  у магазина  металлические бочки, ящики. Как по реке,  плыли  бывшими деревенскими огородами дрова,  брёвна,   вывески почты, медпункта, магазина.

Из воды торчали крыши домов, на них спасались жители, затаскивали туда свиней и даже коров.  Семиклассники на лодках собирали стариков и детей в два дома, которые не затопило.
Мокрые  мыши и крысы  спасались от потопа, как зайцы у Мазая, сидели на плывущих ящиках и досках. Такую доску с пятью крысами прибило течением к моим валенкам. Две, самые  храбрые,  уже лезли вверх по  ноге, жалобно пищали, просили защиты. Извините, не до вас! Я крыс  не боялась, сбросила, оттолкнула доску с остальными.

Хорошо, мне,  я в Сибири, на заборе. Чай, не княжна, чего мне бояться? Но даже страшно представить, как жутко было в подземелье Петропавловки несчастной беременной княжне Таракановой, когда по её платью вверх лезли мыши.

Низко летал над деревней АН-2, покачивал крыльями,  с крыш ему сигналили белыми тряпками. Все надеялись на чудо: но чем нам можно помочь в этом мире воды и ледяных торосов.
Когда стемнело, меня подвезли к дому на лодке. Он стоял на сухом месте, там вповалку лежали на полу и старые, и малые. Я спала, клубочком свернувшись на маленьком столике –другого места не было. Хозяйка устроилась на лавке, засунув ноги  в печь. Ночь была тревожной.

Затор изо льда  в 10 километрах, там  Лена делала крутой поворот в скалах. Русло до дна забил лёд, его  бомбили, но ничего не менялось всю ночь.
Утром вода стремительно ушла, обнажив ужасную картину. Всюду бревна, бочки, дрова, ящики, мусор. Все лошади погибли, их течением унесло в Лену, перетёрло льдом, трупы валялись по полям и берегу реки.
 
Коровник и телятник располагались на  высоком месте, их затопило,  животные оказались по брюхо в воде, но остались живы.
Обошлось без жертв, но ущерб был огромным. Однако дома  выстояли: надёжно строили сибиряки, на века. Американцы  строить так не умеют, у них после недавнего наводнения  построек не осталось - только груды досок.

Так вот я и попала,  в поисках романтики,  из мороза, да в потоп, на забор.
Есть что вспомнить – вот и вспоминаю!