часть 4 - http://www.proza.ru/2012/12/15/1912
К миллениуму Жан встал на ноги, и уже начал было подумывать о женитьбе на семнадцатилетней красавице Тамаре, дочке влиятельного бизнесмена Гаркуши. Пора, через два года тридцатник стукнет, а единственный сын от Зои, его тёзка, уехал вместе со всей семьёй в США.
Перед своим отъездом она всё же показала ему сына, назначила свидание в парке. Да, красивый мальчик, и годов столько же, сколько было ему, когда сошёлся с Зоей, которая за это время сильно состарилась, и он даже несколько удивился, где были его глаза, когда так страстно её любил?!
Сын Ваня ничего не понял от этой бестолковой встречи и невнятного разговора взрослых, беспокоился об отце, которого заставили зачем-то ждать в кафе. И Зоя заспешила, на прощание, чмокнув его в щеку, шепнула:
— Зато ты всегда со мной рядом.
Жан удивлённо приподнял брови, но промолчал. Этих женщин не поймёшь.
Гаркуша Трофим Денисович был против выбора своей дочери, громко доказывал, что Иван Разносцев обыкновенный ****ун, каких свет не видывал, и она с ним будет несчастлива.
— Пусть. Но я его люблю. Если будешь запрещать, с высотки сброшусь.
В Энске недавно построили единственное шестнадцатиэтажное здание, на которое зачастила ходить молодёжь, любоваться живописным видом излучины Волги. А некоторые девицы возомнили себя героиней Островского — Катериной, принялись кидаться вниз, словно в омут, даже один сопляк из-за несчастной любви полетел на асфальт.
Терять дочку Трофим не хотел, да и соискатель руки был очень импозантен, чувствовалась дворянская, голубая кровь. Но когда в городе прошёл слух, что магазин Разносцева ограбили, дочиста всё вывезли, пошерстили даже на его квартире, где Жан держал самые дорогие товары, Трофим с помощью телохранителей впихнули Тамару в автомобиль, и увезли в неизвестном направлении.
Да Жану и не до неё было. Мать едва оправилась от перенесенного шока, бандитских угроз, махали перед глазами пышущим утюгом, допытывались, где лежат деньги, не могли поверить, что в квартире больше ничего нет. А их действительно, не было. Все деньги вложены в развивающийся бизнес, который срубили на корню.
Походы в милицию ни к чему не привели. Следователь, его ровесник, прямо сказал:
— Мы неоднократно предлагали свою крышу, а ты отказался. Вот и пеняй на себя.
— Пятьдесят процентов я бы не потянул.
— Ну, что ты за человек?! Надо было поторговаться. Что же мы, не люди? Скинули бы процентов десять. Да что сейчас говорить? Щепкина уже не найдёшь. Залёг в берлогу. Если увидишь, скажи нам, мы его арестуем. Может быть, даже товар вернём, но уж тогда процент останется — фифти-фифти.
Жан едва не впал в депрессию, раздумывая, как же выбраться из долговой ямы? И даже, если и выкарабкается, то, что помешает бандиту Щепкину ещё раз его ограбить? Ох, как же он его ненавидел! Живо представлял, как покупает автомат, находит Щепкина и в упор расстреливает всю обойму, чтобы гад случайно не выжил.
И какое же было удивление, когда через три дня ему рассказали о смерти Щепкина на загородном шоссе — изрешетили, словно сито. Точно, как он всё это представлял! Нашла награда героя.
Жан неожиданно вспомнил ещё один загадочный случай. Правда, тогда он не придал большого значения, но сейчас…
Это случилось на украинской границе, где пограничники особенно лютовали над москалями, считая их зажравшимися богачами, которые обязаны делиться с малоимущими.
Молодой погранец придирчиво опросил всех пассажиров, кто чего везёт, но не обратил внимания на Жана, и даже паспорт не проверил, словно того и в купе не было. Соседи потом долго удивлялись такому странному поведению, а Жан лишь порадовался сэкономленным деньгам, пограничники и без того нахапали, их буквально распирало от денег.
Словно какая-то сила отвела взгляд военного. И вот — сон, и расстрел Щепкина.
Да, вспомнил он, был ещё забавный случай. Когда однажды пришёл в гости к Никите, тот пожаловался, что уже второй день не может найти кошелёк с большой суммой долларов.
— Не мог же он бесследно исчезнуть?! — в несчётный раз восклицал расстроенный друг. — И в гостях никого не было, чтобы мог на кого-то подумать. Ты за месяц впервые ко мне пришёл. Вот, досада! Поездка откладывается. Чистая непруха.
Жан поднялся с дивана и обвёл единственную комнату взглядом. Всюду холостяцкий бардак, неухоженность, грязные полы.
— Ты везде смотрел?
— А то? На четвереньках всё облазил. Думаешь, собаку нужно привести? Но здесь всюду только мой запах.
— За морозильником нет?
— Конечно! И за холодильником тоже. За всеми столами. И на балконе всё облазил, хотя мне там с бумажником делать нечего.
Жан вышел в прихожую, где когда-то стояла армейская тумбочка, сейчас вместо неё, чтобы не выбрасывать на улицу, выставили из комнаты старый полированный шкаф, а на его место внедрили чешскую стенку с японским телевизором. Он поднял руку, провёл по пыльной поверхности крышки шкафа и нащупал кошелёк.
— Этот, что ли?
Никита ахнул:
— Вот я балда! Забыл! Я же его положил на минуту, чтобы в руках не мешался, — в дверь позвонила соседка, позвала на сорок дней, мать умерла. Хорошо отметили, и я забыл. Ну, ты молодец! Будто знал, где лежит.
Случайность? Или что-то другое? А что ещё может быть?
Интуиция молчала, и Жан снова начал думать, как же ему выбраться из безденежья? Выхода почти не было. Не идти же на завод? Мастером не возьмут, своих хватает. Безработица по всей стране. А в рабочие — это верх падения. Потом не поднимешься, втянешься в рутину.
Перед новым годом позвонил Никита и спросил:
— Ваня, составишь компанию? У нас корпоративная вечеринка. Все будут с жёнами, с любовницами, поговорить не с кем. А мы с тобой холостяков представлять будем.
Жан задумался, прислушиваясь к внутреннему голосу. С некоторых пор он поверил в свою интуицию, которая всё же не смогла предотвратить его разорение. Но других предложений не было, Алла дала ему отставку, когда застукала в своей спальне с лучшей подругой. Да и то, пора от них отдохнуть, много о себе воображают, собственницы. Согласился на предложение. Всё не одному сидеть в квартире с тоскующей матерью, после смерти мужа сильно сдала.
В лучшем ресторане города — «Эрис» набралось человек пятьдесят. Почти все незнакомы. С отдельными людьми Жан при случайной встрече здоровался кивком, голова не отвалится, а знакомство может пригодиться.
За их стол с Никитой распорядитель посадил двух дам. Худощавой Зинаиде лет сорок, полноватой Элеоноре за пятьдесят, но выглядела отлично, от кутюр. Чёрное платье с большой ниткой жемчуга вокруг шеи. Почти как легендарная мадам Коко Шанель, на пальцах массивные, замысловатые перстни, некоторые даже не золотые, платиновые, подумал он.
По мере поглощения спиртного, все раскрепостились, завязался непринуждённый разговор, ругали хозяина ресторана, который дал нелепое название своему заведению, в переводе с греческого звучит как — «Ненависть». Сначала Никита ушёл танцевать с Зиной, потом Эля потянула за руку Жана.
— Спеши наслаждаться жизнью, пока не напился.
Эля была владелицей единственного в городе пивоваренного завода, который по примерным подсчётам стоил не меньше полутора миллионов долларов. И вполне закономерно, что довольно пьяненький Жан оказался в её автомобиле с собственным шофёром, а потом в шикарном коттедже за городом, и в широкой кровати.
Элеонора осталась довольной стараниями Жана. Утром принесла кофе в постель.
— Ты чудо, как хорош! — сказала она. — Это тебе награда. У тебя есть пассия? Не может быть, чтобы такой мужчина гулял неокольцованным. Ты был женат?
— Как-то не довелось, — ответил Жан, отпивая ароматный кофе. Что за блажь у них в постель подавать еду? Хорошо, хоть не принесла бутерброды, или круассаны.
— Почему? Я навела о тебе справки — ловелас ты отменный, многих девок перепортил. Как думаешь на ноги становиться?
Жан пожал плечами.
— Не представляю. Есть мысли, но всё как-то нереально, — он покрутил пальцами в воздухе.
— Мне нужен хороший управляющий. Возьмешься? Только, чур, воровать по-божески, чтобы я не разорилась.
— А если без воровства? Положишь хороший оклад, плюс квартальные премии за отличную работу.
— А ты самоуверенный. Мне это нравится. Я согласна. Сегодня же приступай. Ты знаешь английский, а ко мне приезжают бизнесмены из Чехии, хочу у них купить новый завод, пора расширяться.
Через полгода Элеонора сама предложила свою руку и сердце.
— Я довольна твоей работой, и на заводе, и здесь, в постели. Ты бесподобен. Красавчик что надо. Подруги уже локти кусают, что тебя упустили. Но учти, если будешь заглядываться на молоденьких — яйца оторву, а член собакам выброшу. Ты меня уже понял, слово я сдержу.
Жан давно ждал этого предложения и внутренне был готов его принять. Эля, женщина с московскими связями, успешно отбивалась от всевозможных атак рэкетиров. Он не мог понять, как это у неё получалось? Но факт оставался фактом. Наезды отсутствовали, даже бандиты не замечали лакомый кусок под носом, а начальник милиции брал под козырёк при личной встрече.
Свадьба была многолюдной, надарили и денег, и много бесполезных вещей, которые долго валялись в пустующей комнате, пока Эля постепенно их не передарила подругам, знакомым.
Медовый месяц провели, чуть ли не во всех европейских странах, опрятных, лубочных, вызывающих досаду о бесхозной родине, куда и не хотелось возвращаться.
Эля в постели была страстной, неистощимой на выдумки, и не предохранялась.
— Хочу наследника. Пора. Но почему не получается? Ты, случаем, не стерилен?
— Моему сыну уже двадцать лет. Живёт в Америке.
— Ты раньше не говорил?
— А ты и не спрашивала. Повода не было. Сейчас ты заикнулась, я и сказал.
— Значит, всё дело во мне. Может быть, экстракорпоральное оплодотворение сделаем? Я посоветуюсь с врачами.
— Тебе виднее. Я не могу советовать, профан в этом деле.
— Но, постой, как твоему сыну может быть двадцать лет, если тебе всего тридцать три года?! Что-то ты мне мозги заливаешь.
Жан усмехнулся.
— Молодой да ранний. Уметь надо, и знать, с кем?
В декабре они вернулись в Энск и втянулись в трудовые будни, занятые, каждый своими делами, поэтому днём почти не виделись. Жану давно уже стареющая Эля приелась, не возбуждала, но не знал, как от неё избавиться? Контракт очень хитро составлен, лишался всего, в случае измены. А быть снова нищим не хотелось. Приятно носить дорогую обувь, отлично сшитые костюмы, фирменные часы, золотые перстни, задумчиво перебирать нефритовые чётки, невольно представляешь себя арабским шейхом, стригущим нефтяные бонусы.
При каждом удобном случае уговаривал компаньонов из других странах делать ему вызовы под любым предлогом, и уже там, за границей, отрывался по-полной. Ему ничего не стоило закадрить любую юную красавицу, а благодаря новым временам, они уже давно были раскованными и не возражали против любовных утех заезжего русского, похожего на молодого Ален Делона. Почти все в его умелых руках визжали и стонали от страсти, некоторые пели без слов — это была песня любви, часто замечал на своей спине красные царапины от ногтей, но не возражал — приятно чувствовать свою власть над женщиной, недавно бывшей девственницей, а сейчас делающей открытия в мире наслаждений.
Но всё чаще с ненавистью думал об увядающей жене, желая скорой смерти, она бесшабашно водила свою «Тойота Королла», и в ресторане Жан старался не напиваться, чтобы иметь возможность самому управлять автомобилем.
Эля ездила по своим правилам, подрезала, выезжая на встречную полосу, и он был уверен, что всё это до поры до времени, лихачество не сойдет с рук. Но владелица уже двух пивных заводов была неуязвимой, с лёгкостью выплачивала штрафы, в судах откупалась.
Спасение пришло с другой стороны, — случайно, проходя по центральной улице мимо ресторана «Эрис», Эля попала в бандитскую перестрелку, пуля, со смещённым центром, разнесла голову, хоронили в закрытом гробу.
На похороны пришло очень много начальников Энска, порой, незнакомых. Все со скорбным видом выражали Жану сочувствие, соболезнование. Приходилось с трудом сдерживать торжествующую улыбку и напяливать маску печали, благо, уже насобачился, на похороны приглашали очень часто — нувориши, неофиты, всё не могли поделить наворованное.
За пять лет Жан успел хорошо изучить все секреты пивного дела, выучка Эли не прошла даром, и его бизнес успешно развивался.
В одну из осенних ночей ему приснилась смерть матери. Утром, почти сгорая от стыда, давно не был в родном доме, всё отговаривался неотложными делами, которых порой, действительно, было выше крыши: все его работники воровали по-чёрному, и не уволишь — детки местных руководителей. Лишь личный пригляд, внезапные проверки, останавливали беззастенчивые кражи.
Квартиру матери открыл своим ключом. Пахнуло приятным теплом и уютом, и едва уловимым ароматом ванили, которую мать клала в выпечку.
— Мам, ты где?
Жутким холодом повеяло в ответ. Ваня прошел в спальную. Мать лежала в кровати, рука безвольно спускалась почти до пола.
— Мама! — закричал он, понимая, что потерял единственного родного человека. Был и стыд за свою чёрствость, мать её не заслужила, и почти не упрекала за беспамятность.
Обильные слёзы принесли облегчение. Вызвал скорую помощь. Позвонил Никите, и тот принялся организовывать похороны.
Два дня Ваня просидел у гроба матери, пока её не отвезли на кладбище. Банальный инфаркт. А вызвать врача некому. Винить некого, кроме себя.
Кризис 2008 года почти никак его не коснулся, он понимал, чем это может завершиться, и активно скупал всё дешевеющий доллар. Над ним посмеивались знакомые бизнесмены, мол, Америка насыщена долгами под самое не могу, и пора бы ей лопнуть, как переспевшему арбузу. Жан не отвечал им, лишь снисходительно улыбался.
Следующий год показал его правоту. Бизнесмены разорялись, уезжали из России, говоря, что в этой стране никогда не будет порядка.
Года летели быстро, вот уже и сорокалетие промелькнуло. Жан не отмечал, просто с Никитой посидели в хорошем ресторане, тот ещё ни разу не был женат, не видел смысла, юных девочек, падких на деньги — предостаточно, а женишься, только и следи, чтобы изменять не начала.
— У нас же равноправие, что делает муж, то позволено и жене. Нетути! Выкуси. С холостого и взятки гладки. Да и ходок я уже не тот, — разглагольствовал Никита. — Укатали Сивку. Раньше я с двоими в постели справлялся, а сейчас, порой, и одна не нужна. Раз в месяц приведу какую-нибудь шалаву, и отлично.
Жан с ним согласился, потенция заметно снизилась. Два-три раза в неделю — это точно, и то, если девушка чем-то зацепит, на признанных королев красоты и не смотрел, что за радость в купленной, проплаченной красоте? У людей не стало вкуса. У кого на такую страхолюдину встанет? Лишь у старика, и то, с помощью домкрата.
Конец света Никита предложил встретить на круизном лайнере “Costa Serena” в Тихом океане с заходом на Новозеландские острова.
— Там ещё «Властелин кольца» снимался. Мура страшенная, но пейзаж офигительный. Приглашены все миллионеры, миллиардеры. Ну и мы к ним примкнем. Помнишь того, Полонского, который кричал: А у кого нет миллиарда, тот пусть идёт в жопу! Жлоб! Ненавижу таких. Ну, нет у меня таких денег, и что, я уже не человек?
— Человек, человек, — успокаивал Жан. — Ты мой самый лучший друг. Поедем в этот круиз, развеемся, если нас не потопят, ещё «Costa Concordia» не забылась.
— Снаряд дважды в одну воронку не попадает.
— Так то — снаряд, забыл теплоход «Михаил Лермонтов»? Так вот он как раз там и затонул, у берегов Новой Зеландии, куда ты нас собираешься отправить. Да, вспомнил забавную подробность: «Михаил Лермонтов» погиб в заливе Шекспира. Вот же совпадение! Мне тогда было четырнадцать лет, когда это случилось, писали, что капитан не успел посадить корабль на мель.
— Вовремя сказал. Заявки принимаются до 14 декабря. Пятнадцатого уже должны быть в Токио, в этот день окончательная регистрация, и шестнадцатого уже отплытие.
— Целая неделя до конца света.
— Повеселиться-то, надо успеть.
— Летим вдвоём, или шалав прихватим?
— Что, там своих не будет? Они мне уже осто… Вот где стоят. Без них спокойнее.
— И то верно.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2012/12/15/1912