Северная Корея. Но вернусь в 1946 год

Юрий Смирнов 3
        Семьи военнослужащих  были расселены в небольшом посёлке  в типовых одноэтажных домах, в которых раньше жили японские лётчики при оккупации Кореи Японией. Дома были аккуратные,  кирпичные  на несколько семей с отдельными входами снаружи сразу в  кухню, из которой  через лёгкую отодвигающуюся дверь с почти прозрачной матовой бумагой вместо стёкол можно было попасть в небольшую комнату.

Наш дом был угловым в квадрате  этого бывшего японского аккуратного и ухоженного посёлка. Прямо напротив посёлка метрах в трёхстах был военный   аэродром, с которого постоянно в сторону близкого берега Японского моря  взлетали зелёные с красной звездами дальние бомбардировщики ПЕ-2 и ПЕ-3 и другие, возможно и лендлизовские американские,  выполняющие ежедневные  полёты.  Я любопытными детскими глазами вместе с другими детьми постарше каждый день вблизи аэродрома смотрел на  эти грозно ревущие на взлёте  самолёты. Уже над морем они разворачивались и исчезали, постепенно уменьшаясь до точки.  За аэродромом, вдали, виднелись  серые, почти коричневые горы. До них было очень далеко, так далеко, что даже в яркий солнечный день они казались тенью под голубым небом. Погода всегда была теплая, а воздух прозрачен.  За аэродромом корейские рисовые поля зеленели ярким   изумрудным цветом. Яркие цвета окрестностей  выражали спокойную    безмятежность и рёв моторов, к  которому все привыкли, как к неизбежной необходимости, не особенно нарушал идиллию мирной жизни.   

Позже, когда я уже повзрослел,  вспоминая эти детские впечатления,  почитал историю того времени  и понял, что та лётная часть, как и вся авиационная дальневосточная армада, держала свою технику и лётчиков в постоянной боевой готовности. Вторая мировая война недавно закончилась, но команды "отбой" пока не поступало.   Дальнейшее политическое устройство Корейского полуострова было ещё не ясно. (Читайте главу "Северная Корея. Война")

         Между аэродромом и нашим посёлком   было небольшое озерко с камышами и  песчаным берегом.
На этом песке  около воды   мы, разновозрастные дети, целыми днями проводили время. Совсем недалеко от аэродрома, под рёв моторов самолётов, старшие играли в войну с японцами, топили  в воде  камнями японские корабли из деревянных дощечек с "япошками" - стреляными патронами, которые  ставили  на эти корабли.    Младшие дети возились в песочке.  Родителям было спокойно за нас, потому что из этой ватаги  никуда не  хотелось уходить,  только здесь было интересно. Это был наш детский сад, площадка для детей.

   Жизнь, в отличие от предыдущих военных лет у взрослых налаживалась. Папа, в звании старшего лейтенанта в должности пропагандиста, был назначен директором местной школы,  и  преподавал математику. Перед войной он получил высшее  образование, окончив  математический факультет педагогического института.   

  Семьи военнослужащих безмятежно доедали осточертевшие всем  американские ленд-лизовские  рыбные консервы из кеты  в  «0» образных консервных банках  и пили разведенный в воде американский молочный порошок. Корейцы, несмотря на  запрещение гражданским заходить в расположение военного посёлка, тайком пробирались к нашим домам и предлагали купить рыбу, яйца, зелень. Хозяйки охотно покупали их товары.

       Но иногда появлялись одиночные корейские полицейские солдаты и гонялись за продавцами, а поймав, арестовывали  на несколько дней, может быть, штрафовали. А наши "мадам" всегда прятали корейцев от них у себя дома. Я помню, забежал кореец к нам: "Мадам! Спрячь!"  Мама сразу провела его с кухни в комнату и закрыла. Входит полицейский, придерживая саблю: "Мадам, не-ка-рашо!"   Меня удивило, как мама решительно выпроводила его веником  на улицу: "Иди -иди! Хорошо!" Почему они звали хозяек "мадам", непонятно. Французский язык  здесь причём?

       Одеты эти низкорослые служаки были в форменные светло зелёные шорты и  рубашки с короткими рукавами,  а  на поясе сбоку у них   болталась длинная то ли сабля, то ли узкий меч, который они постоянно придерживали рукой. Наверно-таки, меч, потому что он был наверное, прямой. Может быть, всё это им досталось от японцев.К этим нестрашным  полицейским как-то все хозяйки привыкли и особо  с ними не церемонились.

    Недалеко от нас было футбольное поле, на котором часто проводились матчи наших военных  с корейцами.  Может быть это были  корейские военнослужащие, может быть полицейские.
       
Папа купил двуствольное охотничье ружьё, которым очень гордился и начал ходить на охоту по окрестным болотам. Домой он приходил обвешанный  утками и мама возилась с приготовлением пищи из них. Однажды отец принёс домой огромную красивую птицу с длинным оранжевым клювом и разноцветными перьями, которая оказалась корейской цаплей. Я поразился её красивому оперению и очень её жалел. Мама тоже  расстроилась  и  поругала папу, потому что цапля, по её мнению, была очень полезной птицей. Папа сказал, что встреченные корейцы тоже очень упрекали его.  Вполне вероятно, что она у них была  в почёте и считалась неприкасаемой.


     Наш военный посёлок соседствовал с корейской деревней.  Границей между ними была мутная река шириной метров сорок. Широкий деревянный мост соединял оба селения, но корейскому гражданскому населению ходить к нам запрещалось. Мост с нашего берега охранялся корейскими патрулями.  Зато на мосту корейцам можно было торговать.   И вот там-то и шла бойкая торговля рыбой, рисом, пряностями и другими продуктами. Это был настоящий азиатский шумный  базар.  Корейцы почтительно обращались с русскими "мадам". Различные необычные запахи сопровождали торговые места.  Крутой берег  на корейской стороне был густо покрыт сияющими на солнце раскрытыми речными ракушками. Но зловония от них не было. Может быть, их вываривали.


      Корейские дома, покрытые, наверное, камышом, а может, рисовой соломой, мне казались аккуратными и чистыми. Особенно мне нравились в их домах на полу золотистые толстые циновки,  плотные, как прессованные маты. Однажды с родителями  пошли в посёлок  к  фотографу корейцу. У него на полу тоже были такие  циновки. В углу на треноге стоял огромный деревянный фотоаппарат, а сам он был в шляпе "канотье"! Конечно, тогда я не знал,  что этот ящик назывался  фотоаппаратом и  шляпа была канотье, но я их запомнил. Сам процесс съемки для меня был  интересен, что запечатлела фотография.   Глаза мои на снимке выдавали несомненный интерес и изумление от манипуляций  фотографа.   У меня есть эта фотография с родителями, сделанная корейцем. Лет пять -  шесть мне было.   

   Вымуштрованные военной обстановкой  семьи военнослужащих были объединены общим  укладом  жизни и были дружны. Уставшие от разлук с мужьями, от тревог, лишений и трагедий  закончившейся войны с германией,  они искали теперь общения с друг другом и были рады новым знакомствам с  соседями в  наступившей, наконец, мирной обстановке, правда, сопровождаемой постоянным  рёвом  двигателей  самолётов.  Дети   тоже не могли проводить время  друг без друга.

  Поэтому, когда военное начальство в выходные дни объявляло массовый выход  семей на берег Японского моря, для всех это был большой праздник.  Дорога к морю  проходила  по запретной зоне аэродрома.

  В частном порядке к морю не пройдёшь. Строго запрещалось. И вот, наконец, в конце недели назначались массовые семейные походы на море.
 
Само шествие к морю было  красочным.  В  воскресный день все  семьи посёлка в полном составе бодро и весело, чуть не наперегонки,  шли   сперва мимо аэродромных ангаров, потом мимо заканчивающихся  недалеко от моря взлётных полос и дальше уже по берегу, по песку, в отведенный  длинный  пляжный участок  берега Японского моря. 
Некоторые катили перед собой огромные,  как мне казалось, надутые   баллоны из  оранжевой  резины от колес самолётных шасси, другие несли какие-то сумки с продовольствием и солнечные зонтики из бамбука. Все были счастливы, что наконец-то настал этот радостный праздничный день отдыха на берегу сказочного моря всей семьей.

  На берегу  и в воде взрослые оттягивались от повседневной рутины и вели себя как дети. Да им, этим взрослым, как я сейчас думаю, если у  них дети малые, было - то, в большинстве,  лет от 23 до 30.  Папе моему, к примеру,  тогда было 29, маме 28, а мне 5 и 6 лет. Помню, мама заплыла,  очень далеко в море  и я очень испугался за неё. От возмущения и тревоги  я сильно расстроился и  заплакал: «Мамочка, вернись!». Но она, конечно, не быстро вернулась. Для меня это было  потрясением, поэтому и сейчас помню этот эпизод  в подробностях.

    Детские впечатления о жизни в Корее запечатлелись в памяти в ярком цветном  изображениях, как будто я их вижу реально  сейчас и до сих пор дышу ещё тем воздухом безмятежной детской счастливой жизни, когда после четырёх лет наша семья наконец объединилась и все лишения и тяготы тяжелейшей войны остались позади.

       А еще я помню отъезд из Кореи со всеми тревожными приключениями.
       Но об этом уже в следующем рассказе... .