ЛАБОРАТОРИЯ
У Кузи завелись вши. А Кузя – это не кот какой-нибудь, а известный в районе механизатор. Можно сказать, единственный действующий, поскольку непьющий, тракторист на всю округу. За такое достоинство девки его любят, и женщины заглядываются, и вшами кто-то наградил, да не простыми, а лобковыми.
Лобковая – она от любви, другие кусачки от грязи, а лобковая – элитное насекомое. Заполучить его в деревне Березай не просто, избавиться – еще сложнее. Тут главное без гласности. Тихо спросить у человека знающего и не нарваться. Вошь не предполагает славу и популярность, она – маленькая, едва заметная. Возможно, потому и кусается, что жизнь не выдающаяся и даже скрытная.
Сами понимаете, в Березае список людей, посвященных в знания, ограничен.
К фельдшеру Кузя не пойдет. Анна Тихоновна имеет недостаток, будучи матерью бывшей подружки тракториста. Да не просто бывшей, а брошенной. Сами понимаете.
К ветеринару Кузя не пойдет. Туда пусть коты стремятся на мучения.
Остается один – Игоревич. Полное имя мужчины приводим для подтверждения достоверности событий, а в норме ни к чему полнота подробная такого рода. Мужчину звали Егуда Игоревич Эмпиндюк. Клянусь. Прямо так в паспорте и написано. Что написано пером, то откладывает отпечаток.
К Игоревичу пошел Кузьма за советом. Многие ходили к Игоревичу. Егуду опасались в нем, сторонились. Выставляли психологическую защиту для себя: «К Игоревичу ходил, а к кому еще идти, он такой же, как все». Здесь человек замолкал и уводил: «А бочку во дворе видели? Знатное сооружение».
Действительно, стояла двухсотлитровая железная бочка, сверху запертая, от крышки шланг тянулся. Этого монстра хозяин заполнял свежей березовой корой, пуская огонь под дно, и варил кору до изнеможения, до пота, пока не польется деготь из шланга мелкими порциями. Важно соблюсти температурную середину. Недоваришь – плохо, переваришь – нехорошо. Затем собранный деготь очищался в самогонном аппарате, приобретая вид прозрачного масла. Все, можно пить. Игоревич спасался от разных болезней, принимая созданное зелье каплями. Спасался от основного недуга – псориаза, от сопутствующих – нервных, от возможных – всяких разных. Ежедневно и несколько лет.
Кузя прокрался во двор, пружиня ногами и почесывая причинное место. Оглядел бочку, смотревшуюся, как инопланетный корабль после крушения. Прошелся по периметру участка, обнюхивая новый для себя район. Хозяина не было. Кузя осторожно приблизился к окну и попытался заглянуть в него, вскочив на ящик. Получилось.
Игоревич сидел за столом в скособоченном виде. Он не шевелился, если не считать едва двигающиеся пальцы левой руки. Сосредоточенность была направлена в микроскоп, по-видимому, лишив Эмпиндюка внимания к внешним раздражителям. Кузя поскребся в стекло, от микроскопа отпрянула голова, Игоревич махнул рукой в сторону двери. Входи.
Дверь без скрипа, – впустила. Комната традиционная, приняла не напрягаясь. Стол обычный, может быть чуть больше обычного. На нем баночки, пробирки и стеклянные приспособы. Микроскоп являлся продолжением дворовой бочки, отвалившейся частью корабля, которая чудом не обгорела и без изъянов перекочевала в дом. Микроскоп – инопланетный кораблик в Березае.
Начал Кузьма:
- Здорово, Игоревич. Что изучаешь?
- Семя собственное смотрю.
- А-а-а… А какое оно?
- Взгляни сам, если хочешь.
Тракторист наклонился и учуял от исследователя запах дегтя. Все привыкли, что водители и тем более механизаторы могут всяческими горюче-смазочными материалами отдавать, но учетчик лесозаготовок?!
К окуляру прильнув глазом, Кузя узрел следующую картину. Головастики, именуемые сперматозоидами, шныряли в разных направлениях и с разной скоростью. Их было много. Некоторые стояли, не желая участвовать в конкуренции, другие качались из стороны в сторону, пытаясь двигаться вразвалочку. Обращал внимание шустрый циркач, который носился, как манежная лошадь, не выбегая за невидимый барьер арены. Определенно, побеждали стремительные кометы с вытянутыми носиками-клювами и ровными хвостами. Вот только на фоне этого здоровья неестественно смотрелись круглые пятна разной величины.
Кузьма:
- Да, интересно. А что за блюдца там видны?
- Сам не знаю. Я, конечно, не специалист, но, кажется, не должно быть.
- Они похожи на масло, которое пролили в жидкость. На лужах после трактора, и в каше манной, и еще в стерляжьей ухе круги переливаются так же.
Игоревич задумался. Неужели он насквозь пропитался зельем из березы?
- Слушай, а зачем тебе свои семечки разглядывать? В исследовательских целях или личный интерес? – Кузя не стеснялся в расспросах.
- Понимаешь, жениться я надумал. Вот и готовлюсь заранее к семейной жизни, чтобы потом никаких разговоров не было.
- А что к ней готовиться? В жизни этой, как на рыбалке: приехал, закинул сетку, подождал и тащи из речки, что попалось. Я так понимаю. Готовься – не готовься, а если рыбы в водоеме нет, то трындец всему мероприятию.
Про шашни Эмпиндюка с учительницей поговаривали в Березае давно. Игоревич уезжал на выходные в райцентр регулярно. Восемьдесят километров в один конец – не крюк, не расстояние. Ерунда привычная, по выходным. Может, так выглядит любовь со стороны? Тогда совсем не ерунда получается, а очень даже знатное чувство. Вот мчится эта любовь на синем мотоцикле, и все знают – она поехала. Смотрят односельчане, судачат про мотоцикл, про то, что в погоду разную видят его: и в непутевую, и в зимнюю, и в летную само собой. Предполагают в Березае: готовность у любви сумасшедшая на дела и поступки.
Игоревич:
- А ты что пришел, Кузя?
- Влип я слегка. Насекомыми обзавелся, вон там, – палец указал на тело, на определенную его часть.
- Дак, сбрей волосы, а потом помажь дегтем. Я тебе дам маслица березового. Должно помочь.
Продукта, конечно, было жалко. Каждая капля Игоревичу доставалась нелегко, но несколько минут назад он осознал озабоченно. Засомневался лаборант Эмпиндюк в целесообразности лечебно-профилактических мероприятий над собой. Уж очень значимыми выглядели пятна в микроскопе.
Игоревич:
- Бери – не робей, будешь мазать – не жалей.
- Спасибо. Я твой должник, - закончил Кузьма.
Навигационные карты не содержат в себе обозначения этого места, и температура источника всегда постоянна – четыре градуса, и Николай Константинович Рерих приезжал сюда неоднократно, и восхищался он, окунаясь в холод неимоверный. Сотни лет славится вода Мшенских ключей. За чудесными превращениями и излечением спасительным шли и ехали. Перед тем, как в армию призваться, искали защиты у воды. Накануне свадьбы. В Крещение, естественно, люди плыли от мостка до
мостка под внимательным взором батюшки. Только взрослые и здоровые, ибо нелегко это в четырех градусах. Испытание.
Кузя бывал здесь и раньше, но с компаниями, пошловато. Нынче избавился от зуда генитального, а вроде и нет. Укрепить эффект от дегтя хотелось, потому тракторист стоял в трусах на краю и смотрел в воду. Зеленые каменные стены впадины уходили в глубину, прятались под холодом, обросшие грехами-водорослями. «То ли маленький кратер, а скорее всего воронка от метеорита». После бочки и микроскопа именно так думалось Кузе.
Он побултыхал ногой поверхность чуда – терпимый холод. Зашел до пояса, нормально. Опустился до груди, захватило. С головой нырнул, проняло. Повторное погружение, и сознание застыло. Третий раз ушел под воду – забыл про прошлое. Только вверх и вперед из мокрой, ледяной темноты.
Полотенце кстати пришлось, Кузя согрелся очень быстро и уже с понятием оценивал следующего ныряющего. Одевшись, спокойно вернулся на стоянку, начал разворот. В зеркале заднего вида обнаружил подъезжающий синий мотоцикл, в коляске которого сидела учительница.
4.06.2008