ЗА ЛЮБОВЬ
В небольшом городке Коршун проживает примерно тридцать тысяч человек. Дети, немощные старики, особо больные единицы граждан – не пьют, женщины пьют меньше, беременные – временно отошли от дела, вынашивают. Остальные злоупотребляют. Повод находится легко, все прописано в перекидных календарях. Прошлая жизнь и планы на будущую, все там. Это вам не Библия, мать книг, где текст сложный и чужой для коршуновца. Зачем Библия, когда есть они – настольные и настенные путеводители, купленные под Новый год, чтобы быть в курсе.
Календари такого свойства дарить в городке не принято, потому что фасон каждый выбирает под себя, не надеясь на вкус соседа-родственника. А ну как не совпадет? И тогда целый год коту под хвост. Рубрики перекидных и отрывных: «именинники», «в этот день родились», «церковные и светские праздники», – это известные и естественные поводы. Но есть отличный, который превращает заурядное употребление в процесс зарабатывания денег. Процесс, одобряемый детьми и женами, тещами и другими индикаторами. С приходом такого повода наступает момент, а муж-отец из пьяницы становится добытчиком, слава богу.
Итак. Справа, в верхнем углу календаря имеются указания на восход, заход и фазу луны. А также, какие лунные сутки проживает каждый житель Коршуна. Из всех обозначений главенствующей является надпись: фаза. Как только четвертая фаза переходит в первую: спутник Земли вступает в новолуние, и знаменательный вечер неукоснительно содрогается от заклинаний коршуновцев. Все еще не поняли?
Дело в том, что по местным поверьям в новолуние следует выпивать, шуршать денежкой, смотря в космос, и приговаривать: «Как молодик по небу идет, так и денежки пусть ко мне идут и не переводятся». Казалось бы – чепуховина. Однако помогает, и лучше, чем лотерея какая-нибудь. Периодически, в разных закоулках Коршуна появляются истории о внезапном обогащении или о прибавке в зарплате, или об удачной продаже материально значимого предмета. И всегда выясняется, что накануне историй герои непременно смотрели на небо, шуршали и призывали молодика – не поскупиться.
Это я рассказывал об употреблении для дела. Но у любого коршуновца есть душа – огромная и искренняя изнанка плоти, нуждающаяся в поглаживаниях и ласках, требующая употребить ради нее. Душа хочет любви, верит в любовь и надеется. А тело приближает светлое чувство, беря на себя удар. Опять не поняли?
В Коршуне нет моря и, стало быть, моряков там не видали отродясь. Третью рюмку в данном городке опрокидывают не «за тех, кто в море», а «за любовь». Смотря по ситуации, третья может быть второй, четвертой и даже первой. Делается опрокид, сидя на левой ягодице, в левой руке держа стопку особым образом (у донышка мизинец, у верхнего края большой палец). Выпивается содержимое, разумеется, до конца.
Луна и любовь. Очень похожи. За них пьют. Но существует различие. Земное чувство не дает гарантий, оно никому ничем не обязано. Захочет – придет, а может и передумать. И тут, зови-призывай, хоть заорись. Небесная гостья есть всегда. Для коршуновца – не секрет ее возраст и местоположение. О предстоящей форме можно прочесть в календаре. И непременно дождаться, в который раз, молодящуюся, новую.
Настя с Андреем сидели вечером на лавочке и объяснялись. Говорила, в основном, девушка, а он воротил нос от поступившего предложения. Настя настаивала:
- Да тебе пить совсем нельзя. Ты дурной делаешься. Не умеешь по-хорошему, по-культурному, значит надо прекращать совсем.
Настину настойчивость понять можно. Отец родненький измотал их с матерью своими пьянками и драками в прошлом. А в настоящем, лежит он на погосте, проспиртованный насквозь, будто экземпляр анатомического музея.
Андрюха не согласен. Считает, что пьет не больше других. Отвечает четко:
- Не верю я ни в какие кодировки. Это все надувательство. Деньги бешеные возьмут, а результат нулевой.
Несогласие Андрея тоже в порядке. Дед пил, отец, старший брат, все пили. Никто не лечился и не умер. Быть, как все, значит избежать позора.
Кажется – не получится ничего у Насти, не уговорить парня. Она почти в тупик зашла, но решилась на аргумент:
- Скажи, Андрюша, ты меня любишь?
- Че спрашиваешь? Знаешь, что люблю.
- Не обижайся, Андрюша, я скажу. Когда ты меня нетрезвый в постели любишь, я ничего не испытываю. Рукой пьяной по телу гладишь, а зоны не реагируют, не принимает кожа пьяные ласки.
Настя даже смягчила аргумент. На самом деле: ощущать хмельной угар ей просто противно.
Андрейка не поверил, начал обнимать, тискать, а подруга взбрыкнула и, похоже, рассердилась:
- Пойми, я не смогу с тобой больше ложиться в кровать. Ты – трезвый, и ты – пьяный, два разных человека. Со вторым я не хочу.
Вот так прижала условием к стенке и не рыпнешься. Даже сама чуть-чуть испугалась такой категоричности. Вроде как ультиматум любви выставила? Вида не подала, спряталась в опустившейся темноте, которую с трудом разбивал лунный свет. Не хватало у этого ночника сил на всех, не успевал осветить каждую скамейку-лавочку. Насте приходилось надеяться на себя и на бабу Муну.
Буквально через день отправились двое на окраину городка, мимо корпусов целлюлозно-бумажного комбината, обходя давно некрашеные дома, постройку за постройкой. С собой несли бутылку водки и, разумеется, деньги. Это баба Муна велела, про водку.
Андрей, хихикая, курил и повторял: «Ерунда, не верю, Настюха. Только из-за тебя иду. Хвойня, да и только, И где ты эту бабку откопала?»
Девушка не слушала нервный лепет любимого, шла быстро, чтобы не опоздать. Баба Муна предупредила: «Опоздаете – не пущу». Слов на ветер старуха не бросала. Она представляла собой сочетания: реальных дел и загадочного прошлого, строгих правил к людям и попустительства к кошкам. Неизвестным оставалось происхождение знахарки, а особо загадочным – имя.
Баба Муна усадила обоих у дверей. Это сначала. Бутылку велела откупорить и тут же ее забрала за ширму, где принялась омывать стекляшку мутной водой, Черпала ладошкой из горшка странного вида и лила на бутылку. Щелевитость ширмы позволяла наблюдать пришедшим: бабушка манипулировала. Андрей приумолк и поглядывал. Кошки лежали и контролировали. При всем, при этом радио работало на полную, не взирая и не смущаясь. Иногда приостанавливалась Муна и шептала прямо в горлышко что-то неразборчивое.
Первая часть бабушкиной программы завершилась. Продолжая, старуха скрыла тканью перегородки от Насти парня. Той же водицей, из того же горшка стала смазывать руки Андрея, держащие бутылку.
«Шла Божья мать с гор Иерусалима, несла с собой три кадила…». Больше не запомнил ничего Андрей из нашептанного, не старался запоминать, а только держал водку двумя руками и ждал конца.
Оказалось, что самое главное было впереди и предстояло его выполнить без чьей-либо помощи. Баба Муна послала Андрея на кладбище. Задание простое: найти могилу тезки и вылить половину содержимого бутылки в землю.
Много могил на кладбище, да все не те. Бродил-перебродил Андрей, всматриваясь в имена мертвых. Добавьте к этой невеселой экскурсии дебютную составляющую, и картинка обрамлена. К своим двадцати четырем годикам Андрей никого не хоронил и в первый раз посетил
тишайшее место. Отсюда следует: посещать кладбище не умел, искал долго.
А Настя ждала дома, получив указание от старушки: «Как попросит он в следующий раз выпивку, ты не отказывай, не ругайся. Выставляй заговоренную половинку, пусть пьет».
Пусть пьет, если получится.
Меня не интересует то, что могло бы быть. Меня заманивает то, что непременно произойдет. Андрей обязательно дойдет до Насти. Вернется странным: не шумным и задумчивым. Он устанет, но не только. Андрей и Настя – сожители, поэтому поздним вечером молодые люди лягут вместе спать. Как обычно, да не совсем. Утро окажется мудренее, как всегда. Солнечный свет разбудит и вернет вчерашнего Андрейку к своим, к коршуновцам. Работа. Целлюлозно-бумажный комбинат попытается разрушить старания бабы Муны. Опять устанет молодой человек. Придет домой и потребует остатчик. Тот, что накануне сохранил и донес с кладбища до холодильника. Настя вспомнит наставления старушки и нальет в стакан. Шагнет в сторону, отвернется, услышит: «Ну, за любовь». Потом тишина. Оглянется Настя и обомлеет. Не поднимается стакан на должную высоту. Рука отодрала его от стола на немного и все. И взгляд удивленный Андрея, и пауза, и еще что-то.
23.03.08