В ЛОДКЕ, В КУСТАХ, В ПАЛАТКЕ
(Триптих)
Очень темно. В мелкоте Персидского залива бредут тридцать человек и тянут на толстых, прорезиненных веревках лодки. Левая рука каждого держит фонарь, продолжающийся канатом через плечо. В правой руке каждого сжат трезубец, как у Посейдона. Похоже на картину про бурлаков, только темно. Охота на крабов. Люди построены в ряд, и есть главный. Он – местный, маленький, злой, в специальной обуви. Маленьким Абу был всегда, обозлился на мир только что, обувь немного выручила, а дело было так.
Местный привычно наступил на животное, прижав, и собирался проткнуть его острием трезубца, но не успел. Секунда растянулась, расширилась, и в нее ворвался русский азарт, очень быстрый и точный. Сразу двое, одновременно, увидели того же краба и попытались вонзить свои орудия. Представьте, в замедленном просмотре:
1) краб;
2) на него ступня вожака в специальном тапочке;
3) а в ступню два трезубца;
4) стиснутые зубы Абу в перекрестном свете фонарей;
5) извинения туристов, как бесполезная припарка.
Причем женщина-охотница извинилась: «Ой!». Мужчина пробормотал пару английских слов, выученных в школе. Краб исчез в песке и кое-кого попутал.
Мужчина и женщина не были знакомы до. Перемены произошли после. У охотника в отеле осталась супруга Юля, перегревшаяся на солнце. Спала уже Юля в это время.
Женщина-охотница рассекала Персидский залив в подобном статусе, то есть без близкого сопровождения. Парный удар трезубцев в ногу Абу раззадорил обоих. Фонарь, светивший только под ноги, стал заглядываться на соседку. Другой фонарь отвечал взаимными кивками головы.
Совсем неожиданно и очень красиво из темноты прорезались они – летучие рыбы. Как наваждение, как призраки. Стая этих созданий, носившаяся по заливу, нарвалась на группу бурлаков-охотников и торпедировала ее. Рыбки перепрыгивали через людские головы, проявлялись на миг, выделяемые прожекторами, и снова исчезали, хлопая о поверхность. Туристы возбудились, а призраки пропали также внезапно, как возникли. Ход продолжился.
Мужчина разглядел морскую звезду на дне, поднял и подарил напарнице. Чуть позже увидел вторую звезду, забрал себе. Пятиконечники требовали свободных рук. Их не хватало. Женщина решительно подмахнула фонарем: «Не хотите положить в судно наши находки?». Она взволнованно озябла. Мужчина подчинился воле небесных звезд, забрался в лодку, которая поплыла теперь увлеченно.
Роща существовала по-своему. Приспособилась за сто лет к людям, породившим ее, а теперь тупо пытающимся уничтожить. Роща жила, несмотря на бессмысленные поджоги. Ей было трудно и с каждым годом все труднее. Тополя, стоящие по периметру, успели набрать высоту, освоились в наилучшем виде. Они едва различали яблоневые деревья, переродившиеся без присмотра, которым не повезло. Когда-то в роще был сад, когда-то в него приходил барин и гулял. Потом барина сменили пролетарии – любители «маевок». Наконец, в настоящих обстоятельствах в роще появлялись желающие неопределенного происхождения. Все смешалось, запуталось. Так же и сад превратился в заросли.
Два маленьких пруда темными пятнами спрятались среди зелени и служили домом для циклопов, дафний, головастиков и тритонов. На весенне-летнем пограничье у водоемов мелькал юноша-очкарик с сачком и банкой. Тихо туда, тихо обратно, ловил, не портил округу. Деревья и кусты его любили. Трава считала походку юноши мягкой, не жалела себя, подрастала и стелилась сама, как могла.
Зимой роща отдыхала от людских нападок, потому что лыжники были безобидны. Она предоставляла в их распоряжение горку и, делайте – что хотите. В тепло совсем иное. Особенно в выходные, безобразничали с размахом. Люди напоминали лесных разбойников, и управы на них не существовало. Роща мечтала о каком-нибудь медведе-уряднике, заходящем иногда в ее владения и своим появлением усмирявшем дураков, пьяниц и злодеев. Для медведя в самом центре зеленого квадрата загодя приготовлена буйно развивающаяся малина. Ягодные кусты даже худо-бедно плодоносили.
Ослепительно яркий полдень в июле с естественной жарой и соответствующими одеждами. Мужчина движется в шортах и совсем светлой рубашке. Женщина входит в рощу в сарафане. Пара прогуливает работу. Наслаждаясь временной свободой, любовники не маскируются от возможных глаз. Чувствуют себя спокойно и уверенно.
У нее, вообще, - дело правое. Женщина собралась отомстить мужу Дмитрию, поэтому согласилась на прогулку неожиданно быстро. И выбрала для этого особый день, жгучий по определению, – день Димкиного рождения. А мужчина ничего такого для начала не планировал, повел коллегу на свою территорию. Здесь он и красноречивее становился, и все тропки знал, и, свернув в глубину, отметил про себя, что трава сама стелется под ноги.
Ох, если бы не поворот в малинник: проверить спелость ягод, если бы не этот поцелуй, заставивший снять очки, то может, и не было бы ничего в окружении кустов на раскинутой рубашке. Не пришлось бы задирать сарафан. А так – пришлось. А так – все …
Плот благородно называли рафтом, а затащили прямо на ландыши, коих тут имелось великое множество. Палатки растянули на краю берега, между рыжими соснами и белыми бурунами порога. Речной поток шумно прыгал по ступеням камней. Было действительно громко, но не страшно. Как оказалось, порогов боялись зря. Они не впечатлили. Инструктор пугал, заставляя надевать шлемы, показывая березу с прибитой мемориальной доской, но…
С нерастраченной собственной силой решили бороться, тем более что знали как. Завтра расставаться. Зачем брать силу домой? Постановили: взять сельский магазин, завалив денежной массой. В красных «спасах» в рафт села большая часть коллектива и, стуча веслами об воду, направилась к противоположному берегу.
А на этом, обжитом, у костра дежурят Димка и Юлька. Гречневую кашу надлежит заправить тушенкой, нарезать остатки копченой колбасы, дождаться хлеба посвежее и его тоже, потом нарезать. Помечтать в образовавшемся покое о скором доме, подойти близко и вдвоем к порогу, послушать его в который раз, хотя слышно издалека. Но, правильно, что подошли. Лучше, когда в упор с природной страстью.
Дождик задробил и не сразу поняли Дима с Юлей, что это не брызги реки, а с неба льется вода. Можно было, конечно, под огромный тент над столом, над костровищем. Автоматически забежали в Юлькину палатку, которая на пути первая попалась. Вход через молнию открывается, как на джинсах. Закрывается в спешке, лязгая зубцами замка. Стенки у палатки тонкие, а отгороженность от мира толстая, то есть полная.
Вот такая выходит иллюзия, вот какая получается картинка. Французские импрессионисты отдыхают со своей любовью, у них и красок таких нет. Через порог художники, скорее всего не переваливали, впечатляли показом яркости и нежности одновременно. А у Димки с Юлькой в палатке получилось приглушенно и неожиданно.
15.04.2008