Секрет и кресло-качалка

Олег Макоша
           1. Сема и Утя.            
           На северо-западе Зеленого леса, в семистах метрах от Маленького озера, на солнечной поляне, под кустом малины, сидел муфун Сема и расчесывал золотистый мех на длинном (длинноватом) носу. Вообще, муфуны не любят когда во время такого интимного процесса как утреннее расчесывание носа за ними наблюдают посторонние, но в этот раз Сема сделал исключение. Рядом с ним, а точнее ровно напротив, на красном надувном матрасе сидела маленькая девочка Утя и внимательно наблюдала за муфуньем туалетом. Сема сосредоточенно водил расческой и (от удовольствия и чувства хорошо исполняемого дела) шевелил коричневой пумпочкой на самом кончике носа.
           -- Так-так-так – произнесла Утя с непередаваемой интонацией превосходства, и подергала себя за бретельку голубого платьица.
           -- Что значит «так-так-так»? – тут же поинтересовался Сема, прерывая расчесывание. 
           -- «Так-так-так» значит, что я тебя объяснила.
           Сема опустил расческу и задумался.
           -- Меня объяснить нельзя, я необъяснимый.
           -- Конечно-конечно – возразила Утя, любившая повторять слова друг за другом для усиления воздействия – всех можно объяснить.
           -- А меня нельзя.
           -- Можно-можно.
           -- Будешь спорить, прогоню – Сема продолжил расчесывание.
           Два движения направо, два налево, два направо, два налево. Ритуал утреннего расчесывания тщательно передавался из поколения в поколение муфунов. Дед Семы Клавдий, научил своего сына отца Семы Василия, а тот передал умение Семе. В двух словах: каждый предыдущий муфун в семье Семы учил последующего расчесывать мех.
           -- Тщательнее – напутствовал дед Клавдий сына Василия.
           -- Следи за движением – учил отец Василий сына Сему.
           И Сема, когда (если) у него заведутся дети (сын), будет учить их (его) тому же.
           А пока, расчесывая золотистый мех плавными движениями, он выполнял свой муфунский долг перед обществом. Потому что первейший муфунский долг перед всем лесом, это выглядеть опрятно и никогда не совать непричесанный нос в чужие дела. Причесанный-то можно (муфунам только дай). Правда, тут еще одна тонкость есть, золотые шерстинки вычесанные из носа взрослого (половозрелого) муфуна, издавна считались волшебными и приносили удачу. До такой степени явную, что за муфунами совершающими утренний туалет, шла форменная охота. А Утя хоть и маленькая девочка всего семи лет, но человек серьезный, недаром все население Зеленого леса обращается к ней исключительно – Утя Палынна (Павловна), с самого ее рождения.
           Сема последний раз (шестьдесят четвертый) провел расческой по носу и возмечтал поскорее вернуться домой, точнее – в дом, еще точнее – в домик. Потому что каждый настоящий муфун обязан жить в собственноручно построенном доме. Вот Сема и живет, другое дело, что руки у него вставлены в тело не тем концом (или растут не из того места: у всех из верхней части туловища, а у Семы чуть ниже спины) и возведенную им постройку домом назвать трудно. Другие муфуны из деликатности называют ее домиком. Один, например, предлагает, пойдем к Семе в домик сходим? А может лучше не надо, тут же возражает другой. И оба понимающе качают головами (понимающе качать головами любимое муфунское занятие) и закуривают длинные глиняные трубки (не менее любимое).
           А в домике у муфуна чего? Значит, первым делом, – кресло-качалка. Вторым делом трубка глиняная, а третьим – кружка. И чтобы все было уютно, то есть, занавески на окнах бархатные, поленья в камине дубовые, табачок в трубке малиновый, эль в кружке медовый, а перина на кровати лебяжья. Еще хорошо глиняные тарелки по стенам, книги в старинных переплетах (сроду не читанные), чучело Совы, лично каким-нибудь далеким предком муфуна пойманной.
           Вот всего этого у Семы и не было. Жил он, можно сказать, в сараюге, сколоченной кое-как из подручного материала. Здоровый такой муфунище метр двадцать пять ростом, сам себя поперек шире, а жил, считай что в коробке. Так, недоразумение какое-то под деревом присобаченное: стены фанерные, крыша кусок рубероида, дверь пленка прозрачная. Утя только своей русой короткостриженной головой качала при виде такого жилища и вздыхала тяжко.
           -- Купаться пойдем, – между тем, заявила она, видя, что процесс подходит к концу – у меня и матрасик с собой.
           -- Но я… – начал Сема.
           -- Никаких «ноя», ты мне обещал! – Утя покачала перед коричневой пумпочкой маленьким беленьким кулачком с обгрызенными ногтями.

           2. Сема, Утя, Мих-мих и Фирка Первый Капеллан.
           Не так просто все, муфуны с детства боятся воды. Как-то не так сказал, не с детства, а от рождения. Ага, то есть и с детства тоже. И Сема, конечно, ни на какое озеро идти не хотел, но будучи вежливым, причем вежливость эта была благоприобретенной (осознанной как необходимость, как выгодное и полезное качество) идти согласился.
           -- Ладно – сказал – только я, чур, в воду не полезу.
           -- Чур! Чур! Чур! – закричала обрадованная Утя.
           -- И вообще, мне в три часа к мастеру Мих-миху.
           Мастер Мих-мих был известный конструктор и реставратор кресел-качалок, пользовавшийся непререкаемым авторитетом в таком важном для каждого муфуна деле, как приобретение, владение и усовершенствование качалки. Запись к нему была за полгода и Сема, накопивший таки денег на кресло, дождался своего часа. Свернув, полученные от нелегальной продажи золотых шерстинок купюры колбаской, он закопал их в «секрет» около домика и как раз сегодня собирался отрыть и отнести Мих-миху. Предварительно проведя с ним тщательное совещание по поводу устройства: амплитуды раскачивания, мелодии скрипа полозьев, подобающего цвета пледа. Мих-мих кресла делал из натуральных продуктов, брал дубовую ветку подходящего изгиба, обрабатывал ее волшебными заклинаниями и эльфийским пятилезвийнным рубанком и мастерил полозья. Сиденье, спинку и поручни изготовлял так же. Готовое кресло покрывал лаком из сока желтого ядовитого плюща, выжигал свое клеймо: мw, и продавал желающим.
           Как пришли на озеро, Утя сразу скинула голубенькое платьице, оставшись в белых трусах и маечке (а сандалий она сроду не носила), швырнула матрац в воду и уселась сверху.
           -- Я поплаваю, а ты посиди – велела она Семе.
           -- Угу – согласился муфун и прилег в тенечке.
           А Утя стала барражировать на матрасике вдоль берега и время от времени брызгать на Сему водой, визжа при этом от радости. Капли не долетали, и Сема спокойно предавался мечтаниям о кресле-качалке. Вот, думал, откопаю денежки из «секрета», пойду к Мих-миху, развернем с ним чертежи, все еще раз подробно обсудим, особенно мелодию скрипа полозьев (Сема хотел «Походный марш короля Артура во главе святого воинства»), и ударим по рукам. Отдам ему задаток – шесть бумажных туков, стану ждать исполнения. Главное… главное было, чтобы его совет муфунов не поймал за разбазариванием шерстинок. За использование оных на личные нужды, на воплощение мечты.
           -- Утя – позвал Сема девочку.
           -- Ась?
           -- Мне пора.
           -- Ничего не пора – Утя гребла ногой.
           -- Честное слово, пора, мне сегодня к Мих-миху, чертежи сверять.
           -- Ладно, иди, а как вернешься расскажешь.
           -- Обязательно.
           Сема поднялся с травы, отряхнул меховую шкурку в районе толстой задницы с хвостом-шариком и отправился к домику откапывать бумажные туки.
           Как пришел, схватил палку-копалку, отсчитал три шага от Старого дуба в сторону захода солнца, потом еще три шага в сторону от захода солнца и, оказавшись на том же месте, озадаченно почесал голову между двумя ушами, что у муфунов среднего размера, узкие, чуть загнутые и с кисточками на конце.
           -- Не понял – Сема смотрел на дуб.
           Затем взбодрился, произнес: «ага», и еще раз отсчитал три шага в сторону захода солнца, а оттуда в сторону дома местного богатея Фирки Первого Капеллана и вонзил в землю палку-копалку. Огляделся по сторонам, залихватски плюнул на руки, начал копать. Минут через двадцать выросла изрядная кучка земли, а на, не привыкших к физическому труду ладонях Семы, болезненные мозоли, но никакого «секрета» в виде свертка купюр – бумажных туков, не было и в помине.   

           3. Сема, Утя, Николай Федорович и Фирка Первый Капеллан.
           Сема плакал и рассказывал:
           -- Пропали! Утячка миленькая, пропали туки!
           Утя деловито успокаивала:
           -- Найдем.
           -- Где?!
           -- Найдем, говорю, главное действовать методично. Я лично возглавлю расследование. Начнем с сегодняшнего дня перекапывать лес.
           -- Весь?
           -- Весь.
           -- А…
           -- А пока отвечай на вопросы. Кто знал про «секрет»?
           -- Никто.
           -- Сема…
           -- Ну, я рассказал только Зигфриду и Барбариске (Борису), а больше никому, клянусь.
           -- А больше и не надо – сказала Утя и задумалась.
           Зигфрид с Барбариской (Борисом) были молодые муфуны Семины приятели, известные болтуны и сплетники.
           -- Фирка Первый спер, – вдруг заявил Сема – я точно знаю.
           -- Откуда?
           -- Я когда закапывал «секрет» видел, что он на меня с балкона своего дома в бинокль наблюдает. Блеснуло что-то на солнце, я и обратил внимание.
           -- А что блеснуло-то?
           -- Стекла в бинокле, оптика.
           -- Так-так-так, – Утя произнесла свою любимую (утроенную) присказку – будем работать в данном направлении.
           -- Чего? – Сема пошевелил пумпочкой.
           -- Я говорю, собирайся, пойдем к Фирке.
           И они пошли, а когда добрались до Южной поляны, то позвонили в колокольчик на двери в высоком деревянном заборе, окружающим дом и участок (имение) Фирки Первого Капеллана.
           -- Дзинь-дзинь-дзинь – с удовольствием повторила за дверным колокольчиком Утя – откройте дверь, пришли ваши друзья.
           Дверь отворил ученый (говорящий и грамотный) желудь Николай Федорович, служивший у Фирки Первого мажордомом.
           -- Чего надо? – вежливо поинтересовался он.
           -- Фирку Первого Капеллана – официально попросила Утя, а Сема спрятался за ее спину (ну как спрятался, на самом деле, он возвышался над девочкой на целых полметра).
           -- По какому делу? – уточнил Николай Федорович.
           -- По важному – ответила Утя.
           -- Тогда проходите.
           Сема и Утя в сопровождении Николая Федоровича прошли по мощенному прозрачным разноцветным булыжником двору к входу в замок (особняк, шале, шато) Фирки. Красивое здание из камня и дерева: первый этаж каменный – огромные блоки розового известняка, а второй по преимуществу деревянный – нетесаные толстые стволы савойской сосны, привезенной Фиркой с обратной стороны Маленького озера. 
           -- Красота, правда, Утячка? – восхитился Сема.
           -- Угу – согласилась Утя.
           А желудь Николай Федорович предложил:
           -- Проходите.
           Сема с Утей прошли через холл и поднялись на второй этаж в залу торжественных бдений и радения в пользу здоровой экологии Зеленого леса. Где перед ними предстал Фирка Первый в образе злодея. Красный атласный халат с воротником из скорлупы желудя, на ногах тапочки целиком из желудя, в узких с кисточками (как у всех муфунов), но специально распрямленных (выпрямление ушей – последнее веянье среди обеспеченных особей) ушах – желудевые стразы. Рядом ошивался Николай Федорович, гармонично дополняя собой картину тотальной эксплуатации желудей как вида.
           -- Приветствую вас – заявил Фирка, держа в правой руке на отлете длинную трубку и выпуская дым.
           -- Ой – согласился Сема.
           -- Здоровее видали, – ответила семилетняя воспитанная Утя, тряхнула русой головой, и сразу перешла к делу – вы Семин «секрет» украли?
           -- Это который он неделю назад закопал, а вчера откапывал?
           -- Ой – повторил Сема.
           -- Его – согласилась Утя.
           -- Нет не я – полным муфунского достоинства голосом ответил Фирка Первый и шевельнул левым ухом.
           -- А откуда же вы тогда… – начала, было Утя, но Фирка ее прервал.
           -- Да он не в том месте искал. Закапывал-то под Могучим дубом, а искал под Старым, так?
           -- Так? – переспросила Утя у Семы, уже понимая, что Фирка не врет, и приготовляясь ретироваться со всевозможным достоинством.
           -- Там и ищите – Фирка затянулся вкусным дымом (табачок малиновый, малина из Воскресного сада). –  Еще что-нибудь? А то у меня дел невпроворот, – Фирка выпустил дым – борюсь за здоровую экологию нашего леса.
           -- Ну что вы, что вы – сделала книксен, выставляя в сторону босую грязную ногу, Утя – мы исчезаем.
           Она развернулась и поскакала к дверям, толкая перед собой муфуна и на ходу успевая бить маленьким кулачком Сему пониже спины, прямо по круглому меховому хвосту, что выглядывал в прорезь на штанах (надетых по случаю торжественного визита к Капеллану).
           -- Ой – в третий раз сказал Сема, а потом начал стенать без остановки – ой-ой-ой-ой-ой!!!!
           И друзья выкатились сначала из залы, с лестница, со двора, а затем и из замка Фирки Первого Капеллана.
           Желудь Николай Федорович закрыл за ними дверь, а Утя, посмотрев на небо, на землю и на Сему, резюмировала:
           -- Хорошо то, что хорошо кончается, правда, Сема? – И вытерла пот со лба.
           -- Правда – согласился Сема – айда «секрет» выкапывать, а потом за креслом?
           -- Айда.