Ах, если бы вы знали, сколь невыразимо прекрасен конец апреля в Сардинии! Пинии запускают из коричневатой, старой хвои нежносалатовые иголочки, мягкие как младенческая щетина! Море, становится такого цвета, что вам обязательно придёт в голову поискать в прибрежных камнях Афродиту - вдруг, только родилась из пены и лежит, голенькая и беспомощная?! Загорелый рыбак, достающий из корзины красного, мидитерранского лупоглазого, окуня, чтобы запечь его для вас, нахален, и угодлив!
И даже старая, мудрая Тортилла, оставляет в это время спокойную неторопливость вечного существа. И вот, спешит куда-то, громыхая щитом панциря.
Только в логово Буратино, апрель никогда не заглядывает.
Фарлаф - рыжебородый, грузный, неопрятный мужчина, с трудом приоткрыл мутный глаз с красными прожилками. Попытка оторвать голову от стола, успеха не принесла.
Сидящий напротив него Рогдай - длинноволосый, длинноусый, длинноносый, невозмутимо продолжал подрезать заусенцы на жёлтых ногтях малайским крисом.
- П-и-и-ва - неожиданно тонким, для такого грузного тела голосом, пропищал Фарлаф, и хрипло закашлялся. Грудь его клокотала. Лицо, покрытое лиловой апоплексической сеткой, выражало невыносимое мучение.
- Переживёшь, не впервой - меланхолично обронил Рогдай.
- Умру, - хрипнул Фарлаф, и мутная слезина скатившаяся с угла глаза, заплутала где-то в извивинах носа-картошки.
Двустворчатая дверь, скреплённая массивными коваными петлями, с грохотом распахнулась. На пороге стоял тот, чьё имя старались не произносить лишний раз ближе к вечеру, тот, чьим именем до обморока пугали детей.
Тот, список чёрных дел которого, вряд ли бы поместился на страницах самого толстого из фолиантов, хранящихся в Папской библиотеке Ватикана - Буратино, он же Пиноккио, он же Петрушка - зло всегда имеет много имён…
- Привет, негодяи!! - мелодичным тенором крикнул деревянный злодей - А где Ерик? - и шагнул в комнату, чуть поскрипывая суставами еловых кривоватых ног.
Рогдай, не поворачивая головы, ответил, продолжая прерванное было занятие:
- С Людмилой в траттории.
- А Ратмир?
- Хазарин с оборотнем Пьеро в опиекурильню повели - музу ловить.
- Скушно… - с грустью констатировал Буратино.