Труженица-пчелка

                Труженица-пчёлка 

             Часть   первая

          Таня собралась с духом и постучала в ореховую дверь с надписью «Директор  ООО «Сладкая жизнь» Владимир Ильич Пахомов». Секретарша куда-то подевалась. Приглушённый голос  изнутри кабинета велел Тане войти.
       Она толкнула дверь, кабинет оказался очень просторным, в зелёных тонах, и предстала перед мужчиной, лет тридцати с небольшим. Его внешность полностью гармонировала с названием фирмы – он напоминал большой праздничный торт. Полноватый, в пронзительно-синей рубашке и оранжевом галстуке, он восседал в дерматиновом кресле. На голове  золотились завитушки, как у ангелочка с рождественской открытки. Единственное отличие от ангелочка – это неимоверных размеров лысина. Как на торте с окантовкой.  Таня тут же прозвала его Тортом. Она всегда присваивала людям клички и придерживалась их.
        Все впервые видевшие Владимира Ильича, помимо  воли, расслаблялись. Настолько от него веяло добротой и радушием. Это до тех пор, пока он не устремлял на собеседника свой особенный взгляд. Тане вдруг стало как-то не по себе от этой серой пары глаз, прямо смотрящей на неё. Глаза пронизывали насквозь, и весь мужчина-праздник куда-то испарился, остались лишь эти глаза-гипнотизёры. Они изучали, прощупывали, проникали.  Захотелось убежать, запрыгнуть в кровать и накрыться с головой. Зачем она пришла сюда, зачем отнимает время у занятого человека? Она же давала  слово больше ни-ни… 
        – Что вы хотели? – спросил он баритональным тенором.
         – Я?
         – Вы, вы, девушка.
          Таня вдруг разозлилась на себя: хватит мямлить, бояться и сомневаться. Глаз испугалась! Надо идти к своей цели, во что бы то ни стало. Она выпрямила спину и распахнула плечи. –  Вашему предприятию  кондитеры нужны?
           Владимир Ильич уже  и сам догадался, что девушка пришла устраиваться.  Он занимал пост директора вот уже четыре года  и мог с порога определить, кто и с какой целью пришёл, конечно, с небольшими погрешностями.  Девушка, стоящая перед ним, была  то беззащитная и непредсказуемая, то полная достоинства и решимости. Такие люди горы сворачивают, в них полно энергии. И дело даже не в каких-то особенностях внешности, а в резких поворотах головы, в особенной правоте в глазах и в чёткой речи. Им не свойственны сомнения, они точно знают, чего хотят от жизни. Однако всегда есть риск принять на работу «кота в мешке». С такими инициативными людьми порой хлопот не оберёшься. Владимир  Ильич действительно искал кондитера и даже дал объявление в газете «Срочно», но сейчас отчего-то медлил.
         Таня без приглашения села на один из стульев, стоящих в ряд около стола.
          –  Образование? – спросил Пахомов.
          –  Что? – спросила Таня, ожидавшая вежливого отказа вместо интереса к своей персоне. Третий день она обивала пороги разных организаций, и везде отвечали, что «только что взяли человека».
         – Ваше образование, –  повторил Владимир Ильич.
         – А… Училище закончила. –  Таня протянула ему диплом  из кулинарного училища и трудовую книжку. Глаза Пахомова окунулись  в документы. Трудовая книжка его удивила – она так и пестрела множеством записей о приёмах и увольнениях. При  этом Торт  как-то ухмыльнулся, в глазах заплясали весёлые искорки. Но Таня ничего этого не заметила.
          –  Много же вы мест работы сменили,  – резюмировал он, закрыв книжку и прижав её тяжёлой рукой.
          – Да, так уж вышло.
          –  И везде работали недолго, где два месяца, где три. Рекорд – пять месяцев. Что вы ж так часто работы меняли? И столовая №19, и «Бистро», и кафе «Магнолия»…
          –  Да вы не подумайте, работаю я хорошо. Просто мне не повезло.
          –  А-аа. Понимаю.
         – А перерыв три с половиной года с чем связан?
         – У меня же ребёнок маленький есть. «Ребёнок – жеребёнок» – подумала Таня некстати.
         Далее последовал брейн-ринг. Владимир Ильич стал сыпать вопросами, не предрасполагающими к долгому размышлению:
          –  Санитарная книжка?
          –  В порядке.
          –  Вы конфликтны?
          –  Скорее, нет.
          –  Живёте далеко от цеха?
          –  Очень близко.
          –  Вредные привычки имеются?
          –  Ем всухомятку.
          –  Ну, это ещё не самая вредная привычка.
          «Умник нашёлся. Думает, он лучше других».
          –  Есть опыт работы в кондитерском цехе?
          – Пока нет. «Интересно, он женат?» –  подумала она.  И тут же ответила сама себе: «Ну, конечно женат, он же директор. Такие, как он, долго не задерживаются  в одиночестве.  А обручальное кольцо есть?» – Таня стала рассматривать его правую руку. Он заёрзал в кресле, словно почувствовал в мягком месте  колючую хлебную крошку. Но руку с кольцом со стола  не убрал. Выпрямил спину и продолжил расспросы.
          – В ближайшее время в декрет не собираетесь?
         – Нет…. –  Её испугала это мысль. «Ни за что!» – Я  не замужем… – Она заметно спала с лица и стала нервно  комкать руки.
        – Да что вы так расстроились? Я просто спросил. А то в кондитерском цехе повальная эпидемия, все срочно решили обзавестись детьми. Вот и ищем человека…
        – Можно мне взять свои документы? Я так поняла, вы меня не берёте? –  Она порывисто встала с места.
        –  Напротив, – весело возразил он. –  Вы приняты на работу в цех №3. Так что, добро пожаловать в «Сладкую жизнь»! Идите в отдел кадров, вниз по лестнице,  пусть вас оформляют.  Завтра можете приступать.
         Таня чуть не подпрыгнула от радости, но сдержалась.
«Ура! И снова получилось! Посмотрим, на сколько изменился мир за три с половиной года».
                Х          Х         Х

  Таня стала петлять по этажам, рассматривала двери, надписи на них. Пока ходила, устроила в голове игру  –   стала изобретать новые слова из старых. «Молчуган» – молчаливый мальчик. «Сыроешка» –  человек, любящий есть сыр. А может быть ей составить свой словарь неправильных слов? А что, «Словарь Татьяны Повитухиной». Звучит очень даже недурно…
 Досконально изучив нутро «Сладкой жизни», Таня наконец добралась до отдела кадров. Хотелось ещё попридумывать слова, но фантазия  почему-то отказала. Девушка ощутила острый голод, который всегда не вовремя напоминал о себе. Когда же она ела в последний раз? Позавчера вечером.  Но теперь, когда у неё есть работа, она будет питаться вовремя.
… Десять минут спустя Таня уже  писала заявление о приёме на работу,  кадровичка наблюдала за процессом, выгнув брови, как это делают хохотушки, готовые сию же минуту  засмеяться.
–  Как ваша фамилия? Повитухина? – женщина  вдруг рассмеялась. –  Вам  таки прямая дорога в кондитерский цех!
            – Это ещё почему? – обиделась Таня, только что носившая наполеоновские планы о словаре. Над ней  прямо насмехаются, это неслыханно! Но кадровичка, ничуть не смутившись, принялась объяснять Тане причину своего внезапного веселья:
            –  В третьем цехе  работают три женщины, а теперь слушайте внимательно их фамилии, она подняла палец вверх для пущего эффекта: Последова, Матушкина и Родных. Представляете? – Она ждала Таниного изумления и, как следствие, смеха, но ничего этого  не последовало.  Таня  сделала непримиримое лицо смертельно обиженного человека.
Кадровичка тоже перестала улыбаться. Хотела она рассказать Тане,  что если в «родильный цех» поступают с обычной фамилией, то  обязательно уходят в декрет, а если фамилия как-то связана с родами, то работают, но не стала – похоже, девушка начисто лишена чувства юмора, зато обладает болезненным самолюбием.
             Кадровичка представила, как ухохатывался шеф, когда посылал Таню в отдел кадров! И, вообще, во всех цехах наблюдаются некие закономерности. Вот, к примеру, в первом цехе работают одни  Татьяны. Поэтому их называют либо по отчеству, либо по фамилии.  А во втором цехе фамилия у всех начинается на нечасто встречающуюся  букву «Ч». Пока кадровичка  думала над такими совпадениями, Таня  в неудобной  тишине  дописала заявление.  Было около двенадцати часов пополудни.
–  Ну всё. Приходите завтра к девяти утра, – как-то виновато  сказала  женщина.
–  Я могу прямо сейчас приступить к работе.
–  Девушка, да кто вам оплатит эти полдня? Официально вы приняты завтра… – Кадровичка приподняла бровки, дивясь Таниному рвению. Такую необычную девушку она видела впервые. От того, что Таня не понимает таких простых вещей, кадровичка принялась на все лады повторять одно и то же. – Я  оформила вас с завтрашнего дня. Так что, приходите завтра.
– Мне не надо  оплачивать сегодняшний день, – упрямо сказала Таня. – Я хочу приступить немедленно, чтобы смотреть и учиться, не теряя времени.
– Ну, как знаете, –  пожала плечами  кадровичка. – Уж если вы так стосковались по работе… – И объяснила Тане, как дойти до цеха№3.
 «Стоскуешься тут, когда ночевать негде!»
 
Цех №3 оказался небольшим, с кафельными беловатыми стенами. Работа  в нём  шла полным ходом. Что-то грохотало, было  очень жарко. Стену подпирали вагонки, стеллажи были забиты железными противнями. Здесь работало три  женщины: Алла, Рита и Олеся.  Таня немедленно присвоила им имена. Алла стала Рязанской бабой из-за простецкого народного лица и громкого голоса, Рита – Жердью, из-за худого и длинного тела, а Олеся –  оленёнком Бэмби из-за раскосых глаз и тонких ножек. Алла в промежутках между громобойной  работой миксера рассказывала Рите какие-то байки, они дружно хохотали, Алла густым басом, а Рита тонко и пронзительно. Олеся краем уха слушала их и тоже хихикала.  Увидев Таню, Алла поспешила принять пополнение. Она  поприветствовала девушку и громко спросила:
– Вы к нам?
–  Да.
–  Хорошо, хорошо. Вы очень вовремя пришли, а то рук не хватает! Я –  Алла Николаевна, можно просто Алла, я – бригадир. А тебя как зовут? –  Голос Аллы был громким, вероятно оттого, что годами приходилось перекрикивать миксер.
–  Таня. – Фамилию называть она не стала, не забыв реакцию кадровички. Её все обступили и рассматривали. Таня занервничала, стала комкать руки и беспомощно оглядываться. Алла Николаевна уловила тревожный взгляд и, приговаривая: – Ну ладно, ладно, за работу, – выпроводила  «зевак». 
Таня успела  заметить, что все обитательницы цеха  выглядели  как родные сёстры: на голове колпак, на животе фартук, на ногах бахилы. Она спросила: –  А где можно форму получить?
–  На складе в цокольном  этаже, пусть Фёдоровна выдаст! – закричала Алла, потому что вновь заработал миксер.
Через двадцать пять  минут переодетая Таня уже стояла у стола  над партией пирожных «Корзинка» и под чутким руководством Риты запоминала очерёдность закладываемых слоёв.
 Олеся  работала здесь недавно. Алла и Рита её особо не жаловали. Девушка была гораздо младше их и недостаточно расторопная. На уме у неё были лишь вечерние посиделки с друзьями в баре. Работала она  абы как и частенько поглядывала  раскосым глазом на цеховые часы, полагая, что Алла этого не видит, и всякий раз разочарованно вздыхала.
Сегодня Олеся была рада, что в её полку прибыло, встала рядом с Таней в предвкушении знакомства и, возможной дружбы,  вооружилась кондитерским шприцем. Может быть, удастся создать свою, молодёжную коалицию, если повезёт! Карий глаз с хитрецой поглядывал на Таню, прощупывал, с чего бы начать?  Но мысли Тани были далеко –  она терпеть не могла таких безответственных  дамочек, как Олеся. Откуда Тане стало это известно, она и сама не смогла бы объяснить. Поэтому, Таня целиком растворилась в процессе работы. Она это умела – отодвинуть на задний план несущественное и сосредоточиться на главном. Ей многому предстояло научиться. Несомненно, Тане  уже приходилось работать в общепите, но там была  иная специфика.
Она схватывала на лету всё, что говорили Алла и Рита, а Олесю игнорировала. Алла, увидев  в глазах Тани живой интерес к профессии и презрение к лени,  села на любимого конька – стала разъяснять Тане все премудрости кондитерского производства. Таня была образцовым слушателем. Запоминала всё с одного раза, не переспрашивала  и работала, как заведённая.
Уже через час Олеся поняла, что поболтать с Таней не удастся – та была молчалива, мало контактна и напоминала собой конвейер. На все вопросы отвечала неохотно или вовсе не отвечала, делая вид, что ничего не слышит из-за грохота. С таким же успехом можно общаться с миксером! Оставалось одно – работать. А работы, к слову сказать, было невпроворот. В цехе №3  не выпекали пирожные и торты, а  только украшали их  и начиняли, делали на заказ. Выпечкой занимался соседний цех, горячий. Первый цех замешивал тесто на разные виды кулинарной продукции.
 Таня и Олеся до вечера орудовали то кондитерским мешком, то шприцем,  начиняли пирожные «Корзинка», «Эклер», «Заварное».
Таня никогда прежде не видела такого гигантского миксера. Ещё её поразило устройство, отделяющее яичные белки от желтков. Система незамысловатая, но очень действенная.
Работа в кондитерском цехе Тане понравилась. Молчи и работай, как раз то, что нужно. Когда Таня выполняла монотонную работу, она  устраивала в голове игру слов. Думала, например, что если есть город Минусинск, то должен быть город Плюсинск.  После ей пришло в голову, что слово «ложка» –  неправильное. Потому, что нет слова «ложить». Значит, ложка должна называться «кладкой», от слова «класть». Но ведь слово «кладка» применяется к гнезду с яйцами…. А  слово «заставить» тоже интересное. Можно заставить окно цветами, а можно заставить лентяя работать. Как Олесю: вон как пирожные начиняет! Аж руки от натуги трясутся! В подобных раздумьях время пролетело быстро. Первый рабочий день подходил к концу. Рязанская баба отметила что-то в журнале и присвистнула:
–  Ничего себе мы сегодня дали жару! В пол-раза перевыполнили норму!
–  Вот что значит  –  лишние руки! – подхватила Жердь, лихо сверкнув золотым зубом, который размещался ровно посередине верхней челюсти. – Да мы такими темпами горы свернём!
Вся компания, весело гудя, стала собираться домой.
– А ты чего не собираешься, Тань? – спросила Рязанская баба, ставшая розовой от душевного подъёма. От Аллы пахло потом, Таня невольно поморщилась.
–  Угу. Сейчас.
–  Заканчивай на сегодня! Труженица-пчёлка, пойдём домой! – закудахтала она, обнимая Таню огромной рукой, отчего девушка сразу стала ниже ростом и почувствовала приступ дурноты. Таня шатнулась в сторону, Олеся смекнула, в чём дело – сама не могла выносить Аллиной секреции –  и усадила Таню на скамью.
–  Мне что-то нехорошо…. Так иногда бывает, просто я ничего не ела. Да вы меня не ждите, я  отсижусь тут пять минут и сама соберусь…
– Может быть, в медпункт тебя отвести?
– Спасибо, Алла Николаевна, не надо. За мной сейчас брат приедет и заберёт, я уже позвонила ему на сотовый…

           Таня дождалась, когда все уйдут и смолкнут производственные звуки. Ей полегчало. Усталости после первого рабочего дня она не ощущала. Только голод. Таня сходила в горячий  цех, отыскала пищебрак – корж для торта, поднявшийся ниже нормы. Она отламывала куски и жадно запихивала их в рот. Руки дрожали от спешки, она прикусила язык. Наконец, справившись с последним куском, она  подошла к цеховому телефону и стала набирать тонким пальчиком номер. Теперь в желудке заломило и стало тяжело. Но сыто.
Можно и домой позвонить. Таня напряжённо прислушивалась к звукам, доносящимся из телефонной трубки. Слышались только длинные гудки и ничего постороннего, что-то щёлкнуло и раздался  обеспокоенный  голос, принадлежавший молодому человеку.
          –   Тань, это ты? Тань! Ты?! Ответь!!
           –  Я, Лёшка. Привет, –    ответила она  приветливым  голосом, как будто встретила подружку в магазине.
          –  И вот так сразу – привет? Брат тут с матерью с ума сходят, волнуются, а она – привет?! Где ты была три дня?
          – Будешь орать, повешу  трубку, и не узнаешь. –   От приветливости не осталось и следа.
          –  Ладно, –  брат  делал усиленные попытки взять себя в руки. – Ну где ты?
          –  У подруги отдыхаю. Мы поехали к ней на дачу, а там телефона нет. Я доехала на такси  до ближайшей почты и звоню. Вот такие дела, –  Таня вновь говорила беспечным голосом.
         –  Как подругу зовут? – подозрительно спросил брат.
          – Лёша! Не всё ли равно? Мне уже двадцать пять лет!
          –  Да хоть пятьдесят два! – завопил брат. Таня явно услышала, как  к Лёше подошла мама и приглушённо подсказывает, что сказать. –  Нет у тебя никаких подруг! Ты меня обманываешь! Где ты находишься, чёрт побери? Почему твой сотовый не отвечает?
          – Смени тон, братишка, – с угрозой в голосе сказала Таня. –  И скажи, чтобы мама от тебя отошла, а то положу трубку. Я потеряла телефон. И хватит  об этом. Я давно  взрослая и самостоятельная, перестаньте меня контролировать!
          – Таня, это не контроль. Пойми, мы с ума сходим от беспокойства,  –  устало произнёс Лёша. – Что мы можем подумать? Просыпаемся утром, а тебя нет! Мы с мамой очень тебя просим: вернись домой. У мамы сердце болит. Неужели тебе ребёнка не жаль? Он постоянно плачет, ищет тебя. Его-то за что наказываешь? – Мама снова что-то подсказала. –  Где находится эта чёртова дача? Я приеду за тобой.
         – Не надо за мной ехать, – отрезала Таня. – Я сама приеду, когда  захочу. Я поживу здесь недолго…
        – Тань, не дури. Что за привычка вечно исчезать?  Ты постоянно бросаешь сына.  Максимка каждые пять минут  спрашивает, где мама,  где мама? Что я могу ему ответить?
        Таня на миг задумалась. Сын… Сына она, конечно, любила. Но так случилось, что его отец отравил ей жизнь. Она процедила:
        – Ответь, что у мамы наметилось очень  важное и срочное дело. И не ищите меня, у меня всё хорошо.
        – Таня, – вдруг понизил голос брат.  – Ты, случайно, не взялась за старое?
          Но она  уже бросила трубку. Брат надоел ей.  Научился разговаривать, как мама. Достал! Ещё один такой разговор и она будет вынуждена перестать звонить домой! Чтоб их разобрало! Что они вообще понимают!
В отдалённом помещении кто-то звякнул вёдрами. «Уборщица»! Таня метнулась в помещение для хранения муки и закрыла за собой дверь. Здесь мыть бесполезно, значит укрытие надёжное. Сердце лихорадочно колотилось, пришлось сидеть два часа среди мешков, пока уборщица не ушла. Не хватало ещё, чтобы после уборщицы её выследили родственники! Она так хорошо скрывается и вот незадача: уборщица увидит Таню, и всем расскажет, где она.
        Покинув укрытие, Таня отряхнулась и стала ходить по цеху и прилегающим к нему подсобкам. «Какая дотошная уборщица, всё блестит!» Кое-где двери были заперты на ключ, но в основном, всё было открыто. Таня решила, что в цехе вполне можно жить. Домой она ни за что не вернётся, пока не  выполнит задуманное. Мама и брат не дадут ей ничего сделать, станут стеречь дома, как младенца неразумного, отговаривать…. Ух, надоели  эти домашние хуже горькой редьки! Хотят сделать из неё образцовую мамашу.
        Она отыскала какие-то мешки, фуфайку, халат,  приготовила себе спальное место на кушетке  в душевой и задумалась. Её не устраивало два составляющих сегодняшнего дня. Первое: сотрудницы теперь каждый день станут звать её домой,  и придётся каждый раз выкручиваться. Второе: уборщица может прийти незаметно и увидеть, что Таня прячется в цеху. Девушка с детства хорошо решала задачки. Никогда не успокаивалась, пока не находила решения.  Немного поразмыслив, Таня нашла единый выход из положения. И ещё одно. Ближе к ночи она плотно закрыла все двери и натянула поперёк самого главного дверного проёма  нитку: если кто-то нарушит её границы, она непременно узнает об этом.

                Х                Х                Х

        Ранним утром, задолго до прихода на работу женщин своего цеха, Таня привела себя в порядок:  приняла душ, почистила зубы  и подкрасила глаза, поглядывая в своё любимое крохотное зеркальце. В нём   отражалась не красавица, но вполне симпатичная девушка – лицо сердечком, носик вздёрнут, губки как губки. Обыкновенные. У обладательницы самых обыкновенных губок были  длинные  волосы соломенного цвета, длинная шейка и тонкая фигурка.
        После ночёвки на неудобной кушетке у Тани нещадно болела шея. Она ходила по коричневому шершавому кафелю душевой, и вертела головой, разбивая застой в мышцах. Таня почему-то вспомнила свою куклу, у которой часто отпадала голова. И  маленькая Таня насаживала голову на грибообразный колышек  то криво, то чересчур глубоко.  Так вот теперь ей  казалось, что с её головой проделали то же самое. Тане вспомнилось, что под утро кто-то хлопал дверью. Да-да, шагал тяжёлой поступью и хлопал. А шагал не просто – что-то вынюхивал. Надо быть осторожнее.
       Таня убрала за собой спальное место, вытерла насухо стены душевой, открыла окошко выветрить пар –  всё для того, чтобы никто не догадался о том, что она здесь живёт. Проверила нитку. Та безвольно свисала, держась за один конец. «Чёрт! – выругалась Таня. – Как они меня нашли? Придётся искать новое место для ночёвки…»
       В день, когда Таню приняли на работу, она пронесла в цеховую раздевалку пакет со всем необходимым и заперла в железном шкафчике. На самом дне пакета у неё лежит…впрочем, не будем забегать вперёд. Таня зажгла свет в раздевалке и достала из пакета модные  голубые джинсы, не мнущуюся кофточку, переоделась.
        Камер наблюдения в здании нет, утром проскользнуть мимо охраны не составит труда. В этих мыслях девушка снова сходила в отбраковочную, нашла партию подгоревших с одного бока вчерашних корзинок и набросилась на них, как голодный волк. Запила их желтоватой водой из-под крана. В желудке надсадно заломило, Таня сморщилась от боли. Так и гастрит недолго получить! Конечно, можно было бы  чай вскипятить, чтобы получить горячее хоть таким способом…. Но начнутся неизбежные вопросы женщин-сотрудниц: куда убывают чайные пакетики?.. кто брал мою кружку?.. Давайте, скинемся на чай... А у Тани денег нет совсем, а до первой зарплаты ещё ох как нескоро.
         Таня почувствовала, что после завтрака  голова  соображает гораздо лучше. И всё же, надо как-то наладить нормальное питание, а то  неизбежно возникнут  ошибки.  А их  допускать нельзя.
          Таня села возле мутноватого цехового  окошка, засиженного мухами, и стала ждать.  К восьми утра к зданию «Сладкой жизни» подъехал двухцветный джип: серый низ белый верх.
«Праздничная обёртка явилась» – подумала Таня. Из неё вышел человек-торт, Владимир Ильич и, пикнув сигнализацией, направился к входной двери. Таня уже была тут как тут.
         –    Здравствуйте, Владимир Ильич,  –   сказала Таня, как-то натянуто улыбаясь. –   У вас такой красивый костюм! Необычайно вам идёт.
         –    Таня? – удивился он и включил своё излюбленное рентгеновское зрение. – Рабочий день с девяти, а ты уже на работе?
         –   Да… Я привыкла много и добросовестно работать, – сказала она, как пионер на присяге.
         –   Похвально, похвально, –   внушительно  сказал Торт.
         –   Но если честно, я тут из-за вас…, – вздохнула девушка и грустно посмотрела на Торта.
         –    Из-за меня? – удивился  директор.
         –    Да, –  горячо заверила она. – Всю ночь не спала, всё думала, думала, даже шея затекла…
         –   О чём же, если не секрет? – Они миновали пункт охраны.
         –   Вот и первые ласточки! – весело сказал охранник.
         –    Здравствуйте, Степан. Как дежурство?
         –    Отлично. Утром делал обход по всем цехам – всё в порядке.
Таня лучезарно улыбнулась  охраннику и сказала Владимиру Ильичу:
         –   Я думала о вас и  о предприятии. – Она подняла голубые глаза и серьёзно посмотрела на него. Владимир Ильич, человек, который понимал людей с полувзгляда, не мог прочесть в этих глазах ничего. У Тани словно был иммунитет против проникновения в её душу.  Она была для него закрытой, как ядро Земли.
         –    И что же вы думали обо мне, Таня?
         –   Вы всё равно не поверите, скажете, так не бывает…
         –    Танечка, а вот и мой кабинет. Может, зайдём, или так и будем стоять в дверях?
         –    Нет, нет, мне надо в цех. Работы полно. – Она покрылась натуральными  пятнами стеснения и стала отступать.
        –    Ну хоть скажите, что вы думали о предприятии,  –    уже стоя в дверях сказал  Торт. Таня немного помялась:
        –    Не всем нравится правда. Я, к примеру, из-за своей честности  несколько работ потеряла. Может, не стоит говорить?
        –    Стоит, стоит. Скажите, в чём дело?
        –    Я заметила…
        –   Ну и что же вы заметили, Танечка? – Таня вобрала в грудную клетку воздуха, как перед прыжком в воду, и увлечённо заговорила:
        –   Понимаете, Владимир Ильич,  ваше  предприятие замечательное, благодаря такому мощному руководителю, как вы,  но именно в нашем цеху  мало порядка. Его нет совсем.
        –    Как это? Что вы имеете в виду?
        –   Хорошо, я скажу. Вчера я не сразу ушла домой, а долго наводила порядок. Протирала столы, двери. Уборщица плохо моет. А мы всё-таки производим продукты питания!
         –    Танечка, да о чём вы говорите! У нас санэпидемстанция тут живёт! Марья Васильевна отлично моет. Тем более, Алла Николаевна  не допустила бы такого.
        –   Я знала, что вы не поверите, – печально сказала Таня. – Вся беда в том, что и вы, и Алла Николаевна уходите с работы до прихода уборщицы. А она этим пользуется. Утром уже поздно что-либо делать и мы работаем в негигиеничных условиях. А назавтра всё повторяется. Я прямо как чувствовала, что вы станете сомневаться, поэтому посмотрите на это. – Девушка достала из кармана мобильный телефон и показала директору видео, датированное вчерашним вечером. На полу цеха горками валялась мука, по столу был размазан жёлтый крем, к кафелю на стене прилип кусок повидла, а половая тряпка плавала в ведре, в грязной воде.
         –    Вот это да…,  –    задумчиво протянул директор.
         –    При вас Марья Васильевна может быть, и отлично моет, но стоит вам уехать с работы…
         –   Никогда бы не подумал…
        –   Да вы не волнуйтесь. Я могу сама работать уборщицей в нашем цехе...
         –   Станете совмещать?
         –   Да. Мне не составит труда…Живу я рядом…
         –    А как же ваш сын? Совсем не будет видеть маму, –  удивился директор.
        –   С сыном всё будет хорошо. Зарплата увеличится, куплю ему конфет, –  скромно улыбнулась Таня.
         –    Ну хорошо. Можете приступать сегодня. А с Марьей Васильевной я поговорю.
«Ура, ура»! – радовалась Таня. Вышло всё так, как она и ожидала.
Вторая ночь в цеху прошла  спокойнее первой. Таня забаррикадировала дверь душевой, засунув швабру в дверную ручку.  Не одна напасть, так другая: уборщицы нет, так охранник ходит! Того гляди, брата приведёт: нате  Таню, получите и распишитесь! Как бы охранника обезвредить? А вдруг Лёшка разместит Танину фотографию в «Дежурную часть» и охранник её узнает? Таня без аппетита сжевала молочный коржик с отломанными краями, за что он попал в брак. За время перекуса полностью утвердилась в мысли, что брат уже сделал это. Она буквально услышала поставленный  голос диктора: «Разыскивается девушка на вид лет двадцати пяти, хрупкого телосложения, глаза голубые, волосы русые, особые приметы…» А какие у Тани особые приметы? Никаких. «Меньше мелькать! И тогда не найдут», –  решила Таня, и стремительно заснула от нечеловеческой усталости, так и не придумав, куда деть охранника.
То ли девушка крепко спала, то ли никто по цеху не ходил, но ни одного шороха она не слышала. Если кто и шуршал, так это мыши.
                Х              Х             Х

          Дома у Тани атмосфера была накалена до предела. Мама, Любовь Алексеевна, четвёртый день принимала  сердечные капли, но они не помогали. Она лежала на кровати и не интересовалась ничем вокруг  –  Тани ведь нет дома. Ни одни капли  не могут изгнать из головы дурных мыслей. Её почти осязаемо поедала вина. Дочь снова взялась за старое. Сбежала после долгого перерыва. А как надеялась  Любовь Алексеевна на то, что побеги из дому остались в прошлом! Одна и та же мысль бесконечно крутилась в голове: это  она упустила Таню, ничего не сделала, не спасла, не помогла…. Некогда красивая женщина  стала теперь бесцветной, как будто подсознательно старалась укрыться от окружающих. Её младший сын Лёша ещё помнил маму яркой и интересной, с белыми, идеально уложенными волосами и карими глазами – очень красивое сочетание. Сейчас на кровати лежала почти старушка, не по возрасту, а по усталости от жизни, с обвисшими бесцветными прядями волос и отчаянными глазами, как изображают на иконах с затаённым вопросом «что же вы делаете, люди?!»
           Дочь  исчезала из дома и раньше, это случалось два раза. Первый раз на три месяца, а второй на два с хвостиком.  Сценарий всегда был одинаков: Таня собирала большой пакет с вещами, не забывала прихватить документы, и, ранним утром или поздним вечером, тихонько уходила из дома.  Обычно с её уходом из кошелька мамы исчезали небольшие деньги. Где находится  Таня, чем питается, где спит, на какие деньги живёт – ведь тех, что она взяла, бывало недостаточно. На эти вопросы ответов не было. На второй-третий день отсутствия  Таня обычно звонила домой и  выдавала ложную версию своего нахождения. Не хотела, чтобы родственники обращались в милицию. Разговаривала по телефону исключительно с Лёшей, потому что   воспринимала  его младшим, бестолковым братом, не несущим никакой угрозы лично для неё. Зато мама, другое дело,  умела затронуть в её душе самые болезненные струнки. На разговоры с ней Таня была не согласна. Стоило маме  взять трубку – Таня сразу отсоединялась.
             Видимых причин для её побегов  не было. Обычно дома было тихо и спокойно, не было ни скандалов, ни других предпосылок. Просто Лёша и мама приходили домой и не обнаруживали Таню. Или просыпались утром – и не обнаруживали Таню. У них негласно образовалось правило  –  не оставлять Таню одну. И всё бесполезно, она умудрялась подловить момент. Её не останавливал даже ребёнок. Что творится в её голове, почему она так поступает, они не знали. Пытались анализировать: что делают не так? Чем обижают её? И не могли ответить, потому что ответа не было. Только некоторое время спустя  маме в руки попалась трудовая книжка с её устройствами на работу в организациях общественного питания. Месяцы исчезновения совпадали с месяцами рабочего стажа.
          Девушка сбегает из дома для того, чтобы поработать? Интересно. Но почему ей надо обязательно сбегать, чтобы работать? Пусть живёт дома и работает, как все.  И ещё. Если у Тани такое рвение к работе, то почему она  каждый раз так скоропалительно увольняется?
         В день, когда Любовь Алексеевна и Лёша, двадцатидвухлетний брат Тани, узнали ответы на эти вопросы, мир перевернулся. Оказывается, можно жить с человеком и совершенно не знать его …
           Сейчас Любовь Алексеевна, полная дурных предчувствий лежала  под пледом и мёрзла.
          –  Лёш, ты веришь в версию про дачу? – тихо спросила мама. В комнату вбежал Максимка и нырнул к бабушке под плед.
          –  Нет, мам. Но я обязан всё проверить. – Лёша принёс маме в постель ромашковый чай, она приподнялась на подушке и кивнула в знак благодарности.  Лёша,  устроился в кресле неподалёку от мамы, с радиотелефоном в одной руке и записной книжкой во второй,  и начал привычный в таких случаях марафон.
         –  Аня? Привет, как дела?
         –    Привет, Лёш, нормально. Как сам?
         –    Тоже нормально. Слушай, Ань, ты когда мою Таньку последний раз видела?
         –   Снова пропала?
         –    Да нет, уехала на дачу с кем-то и телефон потеряла.
         –   Не знаю, Лёш, это явно не со мной. Я её последний раз на выпускном вечере в училище  видела….
      
         –    Свет, привет! Как жизнь?
         –   А-аа, не очень. Болею, да ещё и руку сломала.
         –   Как ты так?
         –   Простыла, и пошла к врачу на приём. И упала на лестнице.
         –    И руку сломала?
         –    Да, теперь в гипсе сижу, как «Бриллиантовая рука».
        –    Теперь на дачу, наверно, не ездишь из-за руки?
        –    Конечно, нет.
        –   Ладно, выздоравливай!


      –   Костя? Ты?
      –   Лёшка! Сколько лет, сколько зим! Сто лет ни тебя, ни Таньку не видел!
     –    А-аа… «Дальше можно не разговаривать». Как сам?
     –    Да нормально. Слушай, мы тут с пацанами на рыбалку собираемся, давай с нами?
«Какая тут рыбалка? Танька пропала, мама болеет, Максимку не на кого оставить» –  отчаянно думал Лёша, страстный рыболов, любитель природы и туризма. – Кость, я не рассчитывал…. У меня другие планы.
       –    Ну, как знаешь. Может, в  другой раз  поедем?
       –    Обязательно поедем!

          Мама смотрела на сына с выражением ожидания и величайшей надежды: вдруг что-нибудь узнал? Но Лёша только вздыхал и озабоченно опускал голову. Тогда Любовь Алексеевна начинала в сотый раз спрашивать Лёшу, что сказала Таня в  том телефонном  разговоре. Не услышав ничего нового, корила сына за косноязычность, срывала на нём напряжение.  Любовь Алексеевна  прекрасно знала, что дочь ничего не скажет. А Лёшу ругала всё равно. Это был некий эгоизм бессилия.
       После того, как Лёша обзвонил всех друзей и знакомых, подтвердилось то, что и так подозревали: поездка на дачу была  ложным следом. Никуда Таня не ездила.
      Любовь Алексеевна  в сотый раз решила обследовать Танину комнату. Шла в ночной рубашке, придерживаясь за стеночку рукой. За ней шмыгнул и пятилетний внук Максимка. Мальчик напоминал перепуганного хорька и не отставал от бабушки ни на шаг. Мама постоянно исчезает. А вдруг и бабушка исчезнет? И дядя Лёша?
        Любовь Алексеевна  недосчиталась некоторых носильных вещей, предметов быта  и косметики. Документов не было.  Интересная и важная  деталь была подмечена не сразу: в комнате дочери, на трюмо,  лежала  газета о найме на работу, прикрытая сверху махровым полотенцем. В ней не хватало одного, центрального разворота. Вот это и  было центральной уликой. Любовь Алексеевна чуть не упала на пол от сковавшего её бессилия.
          –  Лёш! Не могу я с этой Танькой!
          –  Что, мам?
          –   Похоже, она  опять на работу устроилась…
         Они стояли в Таниной комнате и молчали. Если бы кто-нибудь посторонний пришёл сейчас к ним домой, непременно решил бы, что у них кто-то умер. Цветы в горшках засохли, комната за эти дни стала абсолютно нежилой.  На пыли можно было рисовать. Максимка свернулся калачиком на кровати  своей мамы, обнял её любимую подушку, и мирно засопел, тут  же  вдохнув жизнь в атмосферу комнаты.
         –    Не хватает ему матери, –  дрогнул голос Любови Алексеевны. – А когда-то Таня так спала  в детстве, в обнимку с подушкой, и была  хорошим  ребёнком, такая добрая и чуткая девочка была…,–  Любовь Алексеевна не удержалась и зарыдала на плече сына.
         –   Мама, не плачь, –  еле как крепился Лёша. – Я найду её.

                Х            Х            Х

Подходила к концу первая рабочая неделя. Алла Николаевна была довольна  расторопной девушкой Таней. Прозвала её Труженицей-пчёлкой. Таня умудрялась и сама всё успевать, и Олесе  помогать, чему Алла Николаевна очень радовалась и проявляла свою радость незамысловато: бесконечно взрывалась громким хохотом, по поводу и без повода. Складывалось впечатление, что Таня есть тот самый винтик, который случайно выпал из механизма. Винтик оказался на месте, и всё заработало.  На второй день Таня придумала  видоизменить пирожное «Корзинка». Вместо традиционных жёлтых цыплят придумала сажать в корзинку розовых поросят, белых утят и зелёных улиток. Вместо одного вида «Корзинок» получилось целых четыре.  Олеся  тоже поддержала нововведение, так как ей до чёртиков надоело делать каждый день одно и то же. А сейчас она ваяла улиток, да ещё прикрывала их зелёным листиком. Получалось здорово.
–   А давай, Тань в «корзинку» клубнички из крема складывать? –   горели глаза у Бэмби.
–   Хорошо придумано! И грибочки можно!
–   Да, –  с восторгом поддерживала Бэмби.
 С появлением Тани в цехе перестал  внезапно заканчиваться крем, пищевой краситель и сахарная пудра. Она одновременно успевала делать по три дела.
–    Тань, надо делать карамель, –  напоминала Рязанская баба. – Как, уже готова? Вот же Пчёлка! Ха-ха-ха!!
–    Тань, тут шоколадную глазурь пора варить…. Как, ты её уже сделала и несёшь? Ха-ха-ха!!
Неделя выдалась очень напряжённой. В пятницу утром Алла Николаевна предупредила всех, что пошла на планёрку. Таня работала как всегда, с полной отдачей. Руки делали произведения искусства, а Таня думала о словаре Татьяны Повитухиной и о слове «привет». Когда просто говоришь: «привет!» –  ты здороваешься. А если сказать о ком-то: «он пришёл ко мне с приветом» – получается, что вас посетил сумасшедший. То же самое  можно сказать о слове «пока». В каком-то случае это «до свидания», а в каком-то  ожидание того, что произойдёт: «пока не вымоешь посуду, в компьютер не играй». Таня задумалась о значении  этого слова, не могла правильно объяснить его значение.  Этим временем в цеху начались какие-то шевеления. Момент прихода Аллы Николаевны Таня пропустила, раздумывая над многогранностью русского языка. Бригадирша расхаживала по цеху, приплясывала и  напевала песню Верки Серючки  «Тук-тук-тук», а это был показатель прекрасного расположения духа. Таня припомнила, что Алла была на планёрке. Сейчас она подошла к Тане.
–  Тань, нашему цеху обещали премию выписать, –  гордо сообщила она, обдав Таню своей ни с чем не сравнимой волной. – Шеф вдвое увеличил продажи. Хвалил твоё изобретение – зверинец  в корзинках. Другие цеха ругал, что не имеют творческого подхода, работают по-старинке,  велел равняться на нас!  И это с тем, что Рита ушла на больничный!    
 Фактически работали только двое,  Таня и Олеся.  Алла  ещё среди недели поняла, что их цех перевыполняет план,  и  занялась отчётностью. Привела в порядок все документы и, как выяснилось, вовремя. Директор как раз запросил их. Посему выходило, что третьему цеху всё нипочём.
–    Тук-тук-тук! Моё сердечко тук-тук-ту-уук! – голосила Алла, не стесняясь полного отсутствия слуха. –    Кстати, Тань, Владимир Ильич просил тебя зайти!
Таня тщательно вымыла руки и пошла к Торту на аудиенцию.
–    Заходи, заходи! – заулыбался он. Его глаза лучились добротой. – Танечка, ты, оказывается, настоящая находка для нас! Тебя  так хвалила Алла Николаевна!
–    Да что вы, –   скромно ответила Таня. – Я как все…
–    Знаешь, я ни на секунду не пожалел, что взял тебя на работу. Продолжай в том же духе. Кстати, я тут подумал, что при коммунизме были некоторые хорошие аспекты. Например, на каждом предприятии висела доска почёта.  А что, если и нам завести такую доску? Повесить на неё фотографии  передовых работников? Вот вы, новое поколение, наверняка такое слово «передовик» не знаете. А сами являетесь этими передовиками, не подозревая об этом. Танечка,  пожалуйста, сфотографи…
–   Нет! – громко вскричала  она.
Владимир Ильич  замер от неожиданности.
–    Почему же  нет? Мне не понятно…
–    Я… Я не фотогеничная! Не хочу передовиком!
–    Господи, я уж испугался. Надо же быть такой скромной. Завтра же чтобы фото лежало на столе!
–   Нет. Я не хочу. Этого нельзя делать! То есть, я хотела сказать, неужели вам больше некого разместить? Аллу Николаевну, Риту, да мало ли хороших работников? Олесю в конце концов для стимула…Они работают гораздо дольше меня. По столь короткому сроку  нельзя судить…. Давайте, в конце месяца посмотрим на производительность третьего цеха, а там  видно будет.
–    Хорошо, Таня. Ладно.
–    Что, в этот ваш коммунизм не было других хороших начинаний?
–    Ладно, Таня, я тебя понял…
–    Я не стану фотографироваться. И вообще…
–    Таня, ты можешь идти. Мы уже всё решили.
–    Владимир Ильич…
–    Что?
–   У меня к вам есть одна маленькая просьбочка.
–   Для тебя, Танечка, всё, что угодно, – с  готовностью ответил Торт.
–   Прикажите, чтобы на ночь запирали нашу цеховую дверь. Да и не только нашу, и все остальные. – Директор непонимающе уставился на Таню.
–   Это для целесообразности предприятия: охранник  ходит каждое утро по цехам, я сама слышала, как он говорил вам об обходе, а сам тем временем бросает свой основной пост. Так значит надо эти цеха закрывать на ночь на ключ, вот и всё, и не придётся проверять всё здание. Теоретически получается, что в «Сладкую жизнь» утром может войти любой. На что нам такая охрана? Дело охранника какое? Сиди себе у входа и смотри, кто пришёл! – резонно заметила  она.
– Умно, – согласился Торт. – По крайней мере,  все твои предложения до сегодняшнего момента  были полезны нашему предприятию. Будь по-твоему, Таня. Не хочешь на доску почёта, я сделаю для тебя другое: выполню твою «просьбочку».
–   Спасибо вам за всё. – Она посмотрела на него своим особенным взглядом. Торт невольно подумал о секретной комнате, где производится дознание: за специальным  тёмным стеклом сидят психологи и наблюдают за ничего не подозревающим человеком, совещаются, решают его судьбу, а он сидит на табурете и что-то ищет мизинцем в ухе, думая, что его никто не видит. Танин взгляд, как это  одностороннее стекло для испытуемого. Её мысли надёжно запрятаны за голубой радужкой. 
– Я стараюсь ради вас, потому что… – она больше не сказала ни слова и стремительно выбежала из его кабинета.
Когда за девушкой закрылась дверь, Владимир Ильич задумался. Необычная она, всё-таки, ни на кого не похожая. Работает, как вол, практически не отдыхает, такое впечатление, что она живёт на работе, ни с кем не болтает, редко улыбается, говорит только по делу, в цеху её уважают и ничего о ней не знают.
 Она скромная  и такая красивая. И, похоже, любит его.


                Х               Х             Х

Лёша сидел за столом над чашкой чая, подперев свою уставшую голову. Он без аппетита жевал кекс с изюмом и думал над сложной задачей, заданной сестрой. Где она? Что делает? Ему сейчас не узнать. А как бы им с мамой облегчил жизнь определитель номера! Лёша сразу перехватил бы Танькин звонок и приехал за ней по свежим следам. Но нет, она хитрая: только услышит тоновый переход в телефоне,  сразу же заподозрит неладное.
Стоит признать, Лёша с  мамой  только и живут её звонками. И пусть они не знают, где она, но она  хотя бы жива!  Поставить определитель, значит оборвать и без того тонкую нить, что окончательно убьет маму. Но что же делать? Как её искать? Кто бы подсказал хоть один способ? Он был близок к отчаянию. Если так и будет продолжаться дальше, придётся обратиться в милицию, ведь с момента исчезновения Тани шла  уже третья  неделя…
Решение возникло само собой. «Как же я раньше не догадался?» –  приходя в возбуждение, подумал Лёша. Он бросил недопитый чай на столе, схватил кеды и побежал   в киоск, где продавались просроченные газеты.  Купил газету «Срочно» под тем же номером, что была обнаружена в комнате Тани, и прибежал домой. Не снимая кед, он плюхнулся с драгоценной газетой на диван и громко сообщил  маме:
 – Мама, скоро я найду Таньку! –  Любовь Алексеевна  пыталась этим временем отвлечься от дурных мыслей, поливая изрядно подсохшие цветы. Лёшино возбуждение ненароком передалось и ей. Она торопливо села рядом с сыном на диван и стала вглядываться в  чёрный шрифт. Максимка тут же перестал гонять машинку по линолеуму, и тоже втёрся в  воодушевлённую группу. На недостающем развороте газеты они   отметили  все объявления, связанные с питанием. Их оказалось семь штук. В списке значились три столовые, кафе, закусочная, кондитерский цех  и детский сад. Последнее объявление  вычеркнули сразу. Там, скорее всего, заведующая женщина. Таньку этот вариант не заинтересует. Лёша стал по порядку  обзванивать все столовые, но вычеркнул  их  все по той же причине. Вот в кафе, закусочной и кондитерском цехе директорствовали мужчины.  Следовало  проверить эти места как можно быстрее.
Зазвонил телефон. Это был мамин брат Семён, он служил в Мурманске на военном корабле. Семён звонил редко, но метко. У него был нюх на неприятности, которые случались в семействе Повитухиных. Любовь Алексеевна вкратце рассказала брату о Танином побеге, он посокрушался и пообещал в ближайший отпуск вырваться к сестре на побывку. Не успела трубка вернуться на базу, как раздался следующий звонок.
            Все  мгновенно догадались, что это Таня. Мама поднесла палец к губам, чтобы сын случайно не сказал ничего лишнего. Лёша осторожно снял трубку и прислушался.
                – Алло, –  сказала Таня.
                – Алло! Тань, ты?
                – Привет, братишка, – наконец раздался голос. – Братишка-плутишка.  Как вы там?
                – А то не знаешь – плохо. Таня, где ты? У тебя всё хорошо?
                – Лучше не бывает. Всё идёт по плану. Наверное, скоро буду дома.
– Таня, чем ты питаешься?
                – Деликатесами: энергией Солнца и Луны.
                – Таня, признайся – ты устроилась работать? Ни на какую дачу ты не ездила?
                – Нет! Нет! Нет!– громко крикнула она, и голос создал эхо на весь цех.
                – Ты в большом помещении? – догадался брат.
                – Хорошее слово, «помещение». Кого-то куда-то поместили.
                –  Таня, не дури. Где ты?
                – Твоё дело какое? Это бассейн, я купаюсь. Абонемент купила, и инструктор обучает меня плавать. Вот сейчас нырну, и не вынырну. Будешь знать, как сестру доставать…. Моя смерть будет на твоей совести!! А, кстати,  как  там Максимка поживает?
                – О тебя ещё интересует? А я думал, ты о нём  забыла.
                – Как мама? – как не в чём ни бывало, спросила Таня.
                – Отлично, вся синяя от переживаний. Тань, если у тебя есть хоть капля сострадания, не делай задуманного. Тут вот Максимка рядом, хочешь с ним поговорить?
 – Максимка уже тянул ручки к телефону и кричал: – Мама, мамочка, вернись! Я тебя люблю! – Но Таня сказала сухим голосом:
– Убери  ребёнка, а то трубку брошу. – Малыш тихонько заплакал.
                – Таня, как ты можешь…
                – Слушай, не учи меня жить! – зло перебила она. – Ты такой же лживый, как и все! Умник нашёлся! Вам всем на меня плевать, всем плевать!!  – закричала она. – Как вы мне все надоели,  кто бы знал!
                – Таня, я одно хочу тебе сказать: на этот раз тремя годами не обойдётся.
                Таня в бешенстве швырнула трубку и  взревела, как раненый зверь. На пол цеха полетели противни и кондитерские шприцы. Она рвала на себе волосы и бесновалась до тех пор, пока силы не оставили её. Она добрела до своей кушетки и, так и не поужинав, уснула мертвецким сном.
               А Лёше после разговора с сестрой в голову пришла ещё одна гениальная мысль: а что, если  пойти на телефонную станцию и взять там распечатку звонков, поступающих на их домашний телефон? Это же не только решение всех проблем, но и подстраховка первой  линии расследования. Воистину, бывают дни плодотворных решений.
 
                Х                Х                Х

            …В школе  Таня  училась очень хорошо, все преподаватели  были уверены, что она поступит в ВУЗ. Активная, перспективная, исполнительная, аккуратная  девочка – ей предстоит яркая карьера. Но Таня всех удивила: никуда поступать не стала.  Не знала, чего хочет от жизни. Два года после школы сидела дома, смотрела телепередачи о вкусной и здоровой пище и различные поварские поединки. Затем шла на кухню и начинала повторять увиденное. Потом ела пончики собственного изготовления и необычные салаты. Мама в тот период и думать забыла о готовке. Таня долго определялась с выбором будущей профессии, помешивая очередной суп,  и, наконец поняла: её профессия  должна быть связана только с продуктами питания. И поступила в кулинарное училище сразу по двум  специальностям, повар и кондитер.
              Большая нагрузка не помешала ей значиться лучшей ученицей. Мастера её просто боготворили, ставили в пример, как образчик удивительной работоспособности.
             –Танечка у нас – труженица-пчёлка, – с гордостью говорил мастер поварского дела, Иван Данилович. А учащиеся с ленцой недоумевали, где у Тани  встроена пресловутая  батарейка?  Девушка не покидала стенда «Наши лучшие ученики» весь курс обучения. Сразу по окончании, Таню рекомендовали в новое, недавно открытое кафе «Бистро» поваром общественного питания. «Она далеко пойдёт, – говорил директор училища, – но начать надо с малого». Тане в ту пору  едва исполнилось двадцать.
             «Бистро» оказалось рекордным  по продолжительности местом работы, где Таня продержалась  пять месяцев. Как всегда, в размеренную жизнь и в человеческие планы вмешались обстоятельства…
            В «Бистро» было много работы, Таня отлично справлялась, привносила в работу что-то новое. Её любили сотрудники за творческий подход ко всему.  Работалось Тане легко, потому что на работу она ходила с желанием и даже рвением.
          Через месяц исполнительную девушку заметил директор, Игорь Станиславович Бояринов. Он стал ухаживать за ней, как-то позабыв предупредить о своей женатости и наличии двоих детей. Его жена в тот период уехала гостить к родственникам в деревню на всё лето. Игорь остался в городе, сославшись на неотложные дела в кафе.
          Он был молод, красив, обходителен. Все девушки в «Бистро» были тайно в него влюблены, но счастливый билет достался именно Тане.
           Всё началось как-то естественно и непринуждённо. Таня, как обычно, задержалась на работе. Игорь шёл мимо, и  удивлённо приостановил шаг:
          –  Таня? Ты ещё здесь?
          –  Да, Игорь Станиславович. Но скоро уже пойду…
          –  Знаешь, Тань, я давно за тобой наблюдаю. Ты такая милая девушка! Я хотел подарить тебе завтра один значок, но раз уж ты тут, то подожди-ка…,– он куда-то исчез и вернулся с круглым  розовым значком с надписью: «Я  –  самая классная!»
          – Ой, я не могу такое прицепить, – покраснела Таня. – Это нескромно как-то…
          – В довершение  всех талантов, она ещё и скромная, – сказал Игорь, словно в сторону невидимых зрителей. – Ну, прицепи тогда значок  к внутренней стороне фартука, и это будет нашей маленькой тайной.
            Следующим подарком  Игоря был  янтарный брелок для ключей, сделанный в форме сердечка. Помимо этих маленьких, но милых безделушек, он дарил Тане конфеты, цветы, –  по нарастающей – и очень  красиво ухаживал. Стоило Тане загрустить, он, не стесняясь, подходил к ней и говорил при всех:
          –Что Крошка нос повесила?
И сразу становилось веселей. Таня влюбилась в него без памяти. Она готова была угождать ему во всём, надевать вещи, которые ему нравятся, говорить то, что он хочет слышать. Он возил её домой на машине, встречал, провожал.  Таня и Игорь созванивались по несколько раз на дню. Девушка  пребывала в абсолютно счастливом состоянии. Однажды он пригласил её в кино на поздний сеанс, фильм был о любви. В тот миг, когда  главный герой поцеловал героиню, Игорь впервые поцеловал Таню. Это было так прекрасно  романтично, что она всю последующую неделю летала, словно на крыльях. Шло время.  Таня ждала – ну когда же Игорь  сделает ей предложение? В её представлении о взаимоотношениях мужчин и женщин был обязательный брачный союз. Иначе, к чему вся эта прелюдия?  Наверное, стоит сказать ему о своей любви и он женится. Настал день, когда Игорь и Таня признались друг другу в любви. Игорь подарил Тане  ослепительную  золотую цепочку с кулоном  в виде амура. Игорь снял  роскошный номер в гостинице,  и они провели там свою первую совместную ночь. Для Тани она не была великолепной, Игорь был её первым мужчиной. Но он успокоил девушку, заверив, что такое бывает и что в следующий раз будет гораздо лучше. Так оно и вышло. Молодые люди  стали часто посещать этот номер, а утром приезжали вместе на работу.
           – Мам, готовь деньги на свадьбу! – весело сообщила Таня.
           – Игорь сделал тебе предложение?
          – Нет, мам, но обязательно его сделает! Мы любим друг друга, как Ромео и Джульетта!
           – Счастливая ты, дочка, – с грустью говорила Любовь Алексеевна. – У нас с твоим отцом  не было такой страстной любви.  – А Таня кидалась к маме на шею и хохотала, хохотала, счастливая.
           Шёл четвёртый месяц со дня их встречи, а о свадьбе Игорь всё не заговаривал. Они лежали в широкой, овальной постели гостиничного «Люкса», на алых простынях. Игорь поглаживал Танину спину,  она удобно устроилась на его могучей груди.
           –Ты меня любишь? – Тане было очень важно услышать эти слова.
           –Люблю, конечно, люблю, милая, –  ласково отвечал Игорь. А самого не отпускала мысль: пора рвать отношения. Со дня на день возвращается из поездки жена  с детьми. Как бы сделать это безболезненно?
           – А почему к себе домой ни разу не пригласил?
           – Ну…. У меня там идёт ремонт, всё в побелке, штукатурке…, – отвечал он.
           – А я не буду против немного испачкаться в штукатурке, – хитренько улыбалась Таня, щекотя Игореву грудь пальчиком.
           – «Иж ты, уже ко мне домой метит. Скоро замуж запросится. Нет, определенно пора рвать отношения…»
           – Игорёчек, ну что ты такой кислый? Проблемы какие?
           – Крошка, да. У меня кредиты висят невыплаченные. Хотя…. Зачем забивать твою прекрасную головку моими проблемами?
           – Нет, Игорёчек, расскажи мне, – просила она.
           – Да что говорить…. Кредиты у меня очень большие, Крошка. Брал же тогда на открытие «Бистро». Но тебе об этом знать не обязательно. – И тут его осенило. Зачем рвать отношения? Ему хорошо с Танькой. А что, если  как-то совмещать семью и её? Это чудесная мысль: он заведёт второй сотовый телефон специально для Тани. А раз ей  так хочется свадьбы – пусть надеется и верит в то, чего никогда не произойдёт! А дальше время покажет. От такой прекрасной догадки настроение Игоря резко улучшилось, и он проникновенно сказал: – Погоди немного: вот рассчитаюсь с кредитами  за «Бистро», доделаю дома ремонт и мы поженимся, обещаю, мы поедем в свадебное путешествие на Канары.
           – Правда? – по-детски восхитилась Таня, приподнявшись на локте.
           – Конечно, Крошка. Ты у меня одна. Весь мир брошу к твоим ногам. – Он обнял Таню, страстно поцеловал и они занялись любовью.
            … Игорь  зажил двойной жизнью. Случались порой, накладки, но он с лёгкостью их решал. Научился виртуозно врать. По какой-то насмешке судьбы, жену Игоря тоже звали Таней. Её он тоже называл Крошкой, так что на этот счёт даже думать не приходилось.
           Как-то раз, придя на работу,  Игорь заметил, что Таня неважно выглядит.
           – Крошка, ты не заболела? – забеспокоился он.
           – Нет, наверно отравилась. – Её в последнее время стали раздражать запахи в «Бистро». Причину своего состояния девушка поняла на медкомиссии, когда продлевала санитарную книжку.
           – Вы беременны, – сообщила ей гинеколог.
           – Игорь, мы беременны,– счастливо блестя глазами, сообщила  Таня.
 Сейчас он подхватит её и закружит в объятиях!
Но вопреки ожиданиям, лицо Игоря застыло и  стало перекашиваться. Таня впервые в жизни  испугалась: сейчас её ударят. Под левым глазом Игоря что-то задёргалось, и он зловеще прошипел:
          – Ты с ума сошла, я женат! Мне ни к чему твои дети! У меня своих двое!!
          – Как – женат? Как – двое? Что значит, мои дети? Они такие же мои, как твои!!
          – Тише, дура! Перестань орать! Мы цивилизованные люди!
          – Кто цивилизованный? Ты, что ли? Что ж ты мне   мозги пудрил, сволочь? Про Канары говорил? – Танин кулачок стал бить Игоря, куда попадёт. Глаза наполнились предательскими слезами и полились по щекам. Она почувствовала себя жестоко обманутой. Игорь стал размытым пятном, а Таня продолжала наносить ему мелкие удары.
         –Успокойся, истеричка! Ты должна сделать аборт и всё будет по-старому!
        – Ничего не будет, – всхлипывала она. Внезапно стадия жалости к себе сменилась стадией ненависти к тому, кто причинил ей  такие страдания. В голосе появились железные нотки. –  Ничего у меня с тобой не может быть, слышишь? Я не хочу всю жизнь быть твоей любовницей, сволочь! – Она взвыла, как волчица и попыталась выдрать Игорю клок волос и выцарапать глаза. Пара начала привлекать внимание. В коридоре стояла  стайка женщин для прохождения диспансеризации. Они с любопытством смотрели на  разыгравшуюся трагедию двоих. Если точнее, уже троих. Игорь, не долго думая, заломил Тане руку и поволок к выходу. Они сели в сквере на скамеечке, вернее, он сел, а её усадил резким рывком:
          – Успокойся, дура, ты специально позорила меня перед этими людьми? Думаешь, если ты устроила представление при свидетелях, я на тебе женюсь? Щас!
          –  Я ничего не устраивала! – слабо сопротивлялась она.
          –  Как же, как же! Театр устроила! Думаешь, я ничего не понял? Ты  специально залетела, чтобы женить меня на себе! Расчетливая дрянь! Не выйдет!  Ты ещё посмела поднять на меня руку, сучка? Ну смотри, я испорчу тебе жизнь. Для начала ты уволена. – Он резко встал с места и зашагал прочь уверенной походкой.
            Таня так и осталась в сквере. Очнулась поздней ночью на той же скамейке, оказывается, просидела там до глубокой ночи. Таня встала и побрела по обочине дороги, вроде бы к дому. А где дом? А какая теперь разница? Вот бы умереть, и тогда  она не видела бы раздражающих фар, тёмного асфальта  и своих босых ног…. Она где-то потеряла туфли. Целый отрезок времени выпал из её памяти вместе с обувью. Ей сигналили машины,  парни обращались к ней с непристойными предложениями. Но, посмотрев  в лицо, а после, на разутые ноги, и это в конце сентября!.., сразу уезжали. Девчонка явно не в себе…
          Таня подошла к двери своей квартиры около четырёх часов утра и звонила, звонила, пока на пороге не показалась заспанная мама:
         –Танька, с ума сошла? Ты не с Игорьком? Я сплю давно… – тут её взгляд скользнул вниз. – Что с тобой случилось? – Сон сняло, как рукой.
         – Ничего! – И Таня рассмеялась страшным, безумным смехом, запрокинув голову назад. – Ничего!!
         «Она пьяна» – догадалась мама. Она принесла Тане успокоительное и лошадиную дозу снотворного решив, что завтра непременно узнает всё. 
          В полдень следующего дня, выспавшись, но не успокоившись, Таня рассказала  маме историю своего расставания с Игорем и снова заплакала, вспомнив самые удручающие моменты.
         – Он вернётся, – успокаивала Любовь Алексеевна. Обе знали, что это неправда.
         – Это всё ты виновата! – вдруг закричала Таня.
        – Я? – опешила Любовь Алексеевна.
        – Ты воспитала меня в таком духе, что нельзя быть любовницей, а только женой! Какая же я дура! Мне бы наплевать на условности, а  я не могу! Сделала из меня монашку!  Уйди, я хочу побыть одна!!
          И потекли печальные дни дома. Тане не верилось, что так вышло. Она много раз пыталась позвонить Игорю, поговорить и всё выяснить, но абонент каждый раз оказывался недоступен.  Тане казалось, произошла грандиозная ошибка. Игорь во всём разберётся и вернётся к ней! Нет у него никакой жены, это он нарочно сказал! Он же говорил ей такие ласковые слова, так любил!
           В те дни девушка сильно изменилась. Общаться ни с кем не хотела. В сущности, у неё  и так не было подруг своего возраста. Знакомых много, а близкой подруги ни одной. 
 Так получилось, что человека, которому Таня могла бы открыть душу,  не было.
          Любовь Алексеевна  тогда впервые привела к дочери врача-психиатра,  опасаясь за её рассудок. Таня пребывала в своём собственном мире, бесконечно гоняла  в голове разговоры с Игорем, обыгрывала ситуации, «а что было бы, если бы…». Она могла  начать ронять слёзы и даже не заметить этого. Иногда  Таня начинала улыбаться – это было страшнее всего – совершенно безумные глаза и кривая улыбка. Но чаще лицо ничего не выражало.  Таня безучастно сидела на кровати с пугающей пустотой в глазах. В те дни она стала агрессивно относиться  к маме и брату, стоило им зайти к ней в комнату, её лицо искажала тупая злоба. Таня все свои неудачи перенесла на них. Мама неправильно её воспитала, а брат представитель враждебного мужского племени.
       У девушки в тот период ухудшился сон и аппетит. Впоследствии эти проблемы уже не оставляли Таню. Она похудела, побледнела.
       Мама провела врача в комнату дочери, которая только что сидела без движения. У неё началась моментальная истерика. Она схватила подушку и кинула во врача с воплем:
       – Мужикам вход воспрещён, лживые уроды! Мать, тебя  это тоже касается! Всё из-за тебя!! Всё из-за тебя-я!!
       Любовь Алексеевна отвела врача на кухню, усадила на табуретку. Подробно расспросив о течении болезни, психиатр впервые  озвучил  страшный диагноз – шизофрения. Он дал краткую характеристику этой болезни: обычно она проявляется где-то к пятнадцати – двадцати пяти годам. Больные отличаются повышенной щепетильностью, в некоторых случаях, страстью к коллекционированию и собирательству. Иными словами, в их голове сидит какая-то идея, которая точит изнутри и не даёт спокойно жить. Больные работают на свою бредовую идею. Чаще  всего это заболевание наследственное.
            В  Танином случае  почвой для проявления болезни стала несчастная любовь. Девушку следует госпитализировать, чем быстрее, тем лучше. К сожалению, шизофрения неизлечима. Ремиссии редки и неполны. При систематическом  лечении  можно добиться более редких обострений, но не полного излечения. Так что тут светит только госпитализация.
Но здесь Любовь Алексеевна проявила неожиданную твёрдость.
            – Нет. Никакой госпитализации, –  сказала она. –  Девочке и так плохо. Вы станете её колоть лекарствами, а она беременна.
            –  Приводите её хотя бы амбулаторно! Без психофармокологических средств никак не обойтись! С ней необходимо беседовать, убирать источник психоза. У нас применяется групповая терапия, воздействие гипнозом. Девушка пролечится и вернётся к относительно  нормальной  жизни! Только станете периодически поддерживать её – и всё!
            – Не надо ей сидеть с психбольными! – упрямилась Любовь Алексеевна.
            – Не надо пренебрежительно отзываться о психбольных, как вы выразились. Они такие же несчастные люди, попавшие в тяжёлую жизненную ситуацию, как и ваша дочь, –  строго сказал врач.
            – Простите. Но я думаю, как-нибудь обойдётся, она восстановится. 
            – Да нет же. Самостоятельно ей не  удастся выбраться. Как вы не поймёте, –  терпеливо объяснял психиатр. – Речь идёт не о банальной простуде, на которую можно махнуть рукой. Больные шизофренией постоянные обитатели больниц.  Даже при  адекватно проводимом лечении болезнь склонна к усложнению через 1- 4 года после начала!
            –  У неё прежде никогда такого не было. Я уверена, что всё обойдётся. Конечно, девочка перенесла потрясение и вот, пожалуйста, такое…
– Врач вгляделся в лицо  женщины. Те, кто хоть немного владеют физиогномикой, мгновенно поняли бы: это кремень, а не миловидная пожилая дама. Упрямые морщинки у рта, сжатые губы и настороженный взгляд указывали на это. Ну как на неё повлиять?
            –  Вы хотите сказать, что у всех брошенных девушек начинается шизофрения?
           –  Нет, конечно, –  уклончиво ответила Любовь Алексеевна.
           –  Знаете ли, – продолжал врач. – Вы потом очень пожалеете о своём упрямстве. Я многое повидал за годы практики. Очень скоро у Тани  появятся психопатоподобные расстройства, что нередко бывает  при навязчивом состоянии.
            –  Что это?
            –  Склонность ко лжи, к побегам, к сексуальной расхлябанности, да мало ли что…
            –  Таня не такая!
            –  Была не такая. Все не такие до проявления болезни!
            –  А о каком  навязчивом состоянии вы говорите?
            – Таня как раз  испытывает его:  многократно вспоминает неприятное событие, которое приключилось с ней и не хочет отвлечься. Воспоминания лишь усугубляют её состояние.
            –  Что же делать? –  Любовь Алексеевна вдруг стала жалкой и беспомощной.
            –  Лечить. В вашей родне были случаи шизофрении? – задал психиатр свой главный вопрос.
            – Нет, –  немного подумав, сказала Любовь Алексеевна.
           Врачу не оставалось больше ничего, кроме как выписать Тане сильное успокоительное и взять с её мамы письменный отказ от госпитализации.


Х                Х                Х

           …Дело было в годы войны. Самая старшая сестра Таниного отца,  Евдокия,  будучи  совсем молоденькой девушкой,  полюбила парня Ивана. В 1941 году он, как многие дееспособные мужчины их деревни, ушёл на фронт.  Не дослужив полгода до конца войны,  Иван погиб в неравном бою с фашистами.
Повестка  произвела на Евдокию  такое ужасное впечатление, что родители не знали, что делать с дочерью. Та держала в дрожащих руках треугольное послание, где казённым почерком сообщалось об обстоятельствах  гибели Ивана.  Русые волосы девушки выбились из-под косынки,  голубые глаза застила пелена слёз. Евдокия осела на пол, обняв себя за колени, как при острой боли, стала раскачиваться в стороны, повалилась набок и стала страшно голосить. Евдокия  билась в истерике  до тех пор, пока отец не окатил её ледяной водой. Именно в тот момент она  уверовала, что Иван жив, ну конечно, жив! Потому что Иван не может умереть, иначе и ей, Евдокии, жизнь не мила. Повестка –  это чья-то нелепая ошибка. Все же склонны ошибаться, вот и обладатель казённого почерка спутал двух Иванов. Мало ли Иванов на Руси? Её Иван, живой и невредимый непременно вернётся к ней.
           Она поднялась с земли  чересчур  спокойной, швырнула повестку в палисадник, и, шатаясь, куда-то пошла в мокрой  одежде. Её не было несколько часов, на дворе стоял  холодный октябрь. Снега ещё не выпало, но и тепла уже не было. Родители  искали её повсюду,  а  Евдокия вернулась с  противоположного края деревни – со стороны  колхозного поля – с охапкой сена для кур. Она вела себя, как ни в чём не бывало, шла статною походкой и напевала песню. Вечером её свалил озноб, девушка заболела пневмонией. Несколько раз Евдокия была между жизнью и смертью, в бреду часто общалась с Иваном. Мать бесконечно молилась о выздоровлении. И то ли молодой организм боролся изо всех сил, то ли молитвы помогли – через три недели девушка сумела совершить первую вылазку из постели и с тех пор стала поправляться.  Очень скоро родители поняли: Евдокия не хочет и не может забыть Ивана. Она тверда, как скала, и, похоже, решила пожертвовать своей жизнью во имя любви.
              Шло время,  Евдокия  и слышать не хотела о других парнях, всё ждала возвращения Ивана. Мама несколько раз пыталась убедить её:
            – Евдокиюшка, умер твой Иван. Что ж ты себя заживо хоронишь? Вон, все твои подружки уже малышей нянчат, а ты…
             С момента получения повестки прошло около двух лет, стоял жаркий август, жители деревни увидели Евдокию  бегущей по пыльной дороге с криками: Иван вернулся! Иван вернулся! Выходите все, Иван вернулся!!
Она переполошила всю деревню, на крики сбежались  соседи. Это были в основном женщины, дети и  старики. Впереди всех, в переднике и галошах  бежала мать Ивана.
            –  Где Иван? Где?! – в голос кричала она.
            –  Да вот же, рядом со мной. Что ж не обнимаете, не целуете? Али схоронили уже? Одна я верила!–  глаза Евдокии наполнились  слезами. – Вот же он! –  Девушка делала вид, что держит кого-то за руку. – Весь в орденах, герой!
           В деревне не было психиатров, но народ быстро сообразил – девушка помешалась. С момента «возвращения» Ивана, Евдокия стала вести  себя более чем странно.
 Первая  нипочём в дом не войдёт – сначала Ивана пропустит. В её сознании  они поженились. Вечерами она садилась  за стол и начинала разговаривать с пустым местом напротив, где было бы предполагаемое лицо Ивана, до смерти пугая  младших братьев и сестёр. Рассказывала что-то Ивану, бормотала, смеялась невпопад. Бывали дни, когда она становилась хмурой и не общалась с Иваном.  «Неужели вылечилась?» – надеялись  родители. Но девушка сообщала им, что Иван уехал погостить к родственникам. Бывало, что Евдокия  и ругала Ивана:
        – Иван, сколько раз тебе говорила забор починить! Отец уже стар, ему помочь надо. А ты  и ухом не ведёшь! Ты, это, бери в помощники Федьку и Серёжку, и за дело! – И так каждый день.
        Приходилось   отцу  самому браться за инструменты, чтобы дочь не бранилась.  Она не замечала за собой, что говорит одно и то же помногу раз. Очень скоро домашние привыкли к странности Евдокии, и даже научились пользоваться ими. Как-то раз её младший брат Федька разбил банку с растительным маслом.
        – Кто это сделал? – стала  выяснять Евдокия.
        – Так это Иван локтем задел, а масло вдребезги! Вот батюшка заругается!
        – Побеги, Федька, немедленно спрячь осколки, а я быстро вымою пол! – приказала сестра, – скажем, израсходовали…
        Девушка работала на птичнике, была в числе передовых. Пусть Иван видит, какую работящую  жену себе выбрал. Евдокия  хоть была и не в себе, но с большой самоотдачей ухаживала за младшими братьями-сёстрами, отдавала родителям получку до последней копейки, благо, что Иван не возражал.
         Евдокия  и с подругами  общаться любила. Будучи босоногими ребятишками, они все вместе  играли, гоняли кур, собирали ягоду. Теперь  все жалели  Евдокию. Знать бы во времена  полуголодного, но счастливого детства, как судьба сложится…. Многих сломала война, многих укрепила духом, но надо быть милосердными. Поэтому в доме родителей Евдокии не переводились гости, которым девушка очень радовалась, сразу начинала суетиться. На неё было трудно смотреть без слёз, бедняжка совсем не осознавала своей болезни.
            – Иван! У нас гости, иди скорей сюда! Посмотри, Нюра пришла, Тамарочка! – Поворачивалась к гостям. –  Чаю будете? 
            – Можно немного.
            И она наливала несколько стаканов: гостям, себе и обязательно Ивану.
Евдокия жила в мире собственных иллюзий, и до последнего дня вела незримый диалог с парнем, не вернувшемся с войны. Не стоит и говорить, что Таня была невероятно похожа на Евдокию.
 

Х              Х              Х

               Игорь, сам того не ведая, пробудил в Тане дремлющего дракона.
               Под влиянием успокоительных и отвлекающих средств, домашним немного удалось смягчить Танин недуг. Она уже вела себя не так агрессивно,  ела и спала чуть лучше, что плодотворно сказывалось на настроении.  Шёл  седьмой месяц её беременности. Таня впервые после кризиса задумала  выйти из дому.                – Мамочка, мне, а особенно малышу,  необходимо  часто бывать на свежем воздухе,  –  произнесла она елейным голоском.  Любови Алексеевне сразу стало не по себе – дочь о малыше позаботилась! Что-то странно.
           –  Никуда не пойдёшь, – решительно сказала она.  Но Таня, не обратив на запрет никакого внимания, подкрасила губы, взяла сумочку, обулась и направилась к выходу.
           – Стой! – встала грудью Любовь Алексеевна.
           – Ой, мамочка! – глаза Тани округлились, словно она вспомнила что-то очень важное. –  Я же совсем забыла сказать! Там же междугородний звонок с Мурманска, тебя  Семён к трубке ждёт. Прости, совсем забыла, – искренне извинилась Таня и начала послушно стягивать туфли и снимать сумку с плеча.  «Послушалась раз в кои веки» – устало подумала мама и пошла к телефону в комнату.
            –  Алло! Алло! Сеня! – кричала она о тех пор, пока  не поняла, никакого Семёна там нет. Таня её обманула.
А плутовки  уже и след простыл.
            …Таня шла  на свою бывшую работу в «Бистро». Зашла в холл, где располагалась гардеробная, огляделась. Ничего не изменилось! Всё та же пальма в кадушке, всё те же светильники, стилизованные под факелы. Из прямоугольной прорези в стене показалась голова гардеробщицы Михайловны.
            – Танечка! Ты ли пожаловала? А ты изменилась, только не пойму, в чём дело…. Что-то неуловимое,– сказала разговорчивая женщина.
            – Ну да, живот появился, – без тени шутки сказала Таня.
            – Нет, не то. Ты какая-то… другая стала. – Если бы она только знала, как близка к истине. Но не стала докапываться до причины перемен, произошедших с Таней. Михайловна  посчитала  Танино состояние не таким уж важным моментом, чтобы долго сосредотачиваться на нём, и  тут же нажаловалась  на официантку Иришку, которая  взяла  у неё в долг  пятьсот рублей и не отдаёт. Таня предложила помочь: она скажет Иришке о долге, раз гардеробщице неудобно.
             –  Ой, да не надо, –  возразила  женщина. – Скажет ещё, что я тебя подговорила. – И разговор потёк уже в другом направлении. Михайловна рассказала, что через час «Бистро» закрывают на дератизацию, так что Таня должна поторопиться. В подвале развелось много крыс, их будут травить. Гардеробщица округлила глаза, как  ребёнок, и сказала, что видела вчера во-от такую  крысу!
            «Её не переслушать». Таня ненадолго отлучилась от болтушки «носик попудрить», а затем вернулась и сказала:
            –  Ну ладно, пора мне забирать трудовую книжку. Я же уволилась,  Игорёчек не хочет, чтобы я работала. – Она учуяла запах кофе и поняла: пора.  Игорь Станиславович  страстно обожал кофе «Капуччино» и требовал его в кабинет каждые полчаса.  Таня прокралась в коридорчик  и стала ждать, кто же из официанток понесёт дымящуюся кружку в кабинет «любимого»? Таня сама неоднократно носила кофе, когда была в фаворитках. Вот показалась официантка Ирочка, которая заменила Таню во всех отношениях. В её руках дымился ароматный кофе.
            –  Ирочка, привет. Поди-ка сюда.
            –  Таня? Какими судьбами? – По лицу Ирочки было видно, что она неприятно удивлена появлением Тани. Вдруг ей это повредит? Тут Ирочка заметила округлившийся живот бывшей сотрудницы и вовсе пролепетала: – Ого! Когда ты успела?
           –  Ты тоже успеешь, если будешь ездить с Игорем в гостиницу. – Ирочка густо покраснела. – Кстати, тебя зачем-то звала Михайловна.
          – Зачем?      
          – Сходи, узнаешь.
          – Сначала  кофе Игорю занесу ….
          – Потом занесёшь, Игорь не любит сильно горячий, уж я-то знаю. Спустись,  говорю.
          –  Что ей надо от меня? – занервничала Ирочка.
          –  Да я откуда знаю? Сказала: «Позови, пожалуйста, Ирочку!»
          –  А! – начала догадываться Ирочка. –  Я у неё пятьсот рублей занимала, наверное, хочет их назад, –  Ирочка  пошла вниз, оставив кофе на столе. Таня не стала терять времени, немного поколдовала над кофе, затем спустилась в отдел кадров и забрала там документы. Таня покинула свою бывшую работу с облегчённой душой.
 …Когда она вернулась домой, её щёчки действительно порозовели. Мама решила, что Таня была права насчёт прогулок, и не стала её ругать за дурацкую выходку.  Депрессия у дочери отступила,  улучшился аппетит. Она пела песни, занималась гимнастикой, в общем, почти «вернулась». Любовь Алексеевна радовалась переменам.
 «И нет у неё никакой шизофрении! Просто, был шок. Хорошо, что не дала упечь девочку! И надо систематизировать прогулки на свежем воздухе».
            Некоторое время спустя, раздался телефонный звонок, звонила гардеробщица Михайловна:
             –  Привет, Тань! Спасибо тебе!
 «Не стоит благодарности,  одним ублюдком  стало меньше», – чуть не сказала  вслух Таня, но вовремя одумалась. – За что спасибо?
            –  Ирочка мне долг вернула, слава Господи. А то ситуация у нас на работе ужасная сложилась, –  женщина трагически вздохнула. – Сидим все без денег и на грани увольнения. Тань,  ты в курсе, что Игорь умер?
           «Ещё как в курсе!» – Как  умер? Когда?   
             – Как, ты ничего не знаешь? Ты вроде в тот день приходила документы забирать…
Хотя, ты раньше  пришла. А после что было, что было! Ну, ладно, слушай, – снисходительно  завела гардеробщица, довольная, что кто-то ещё не знает этой истории. –  Где-то часа  в четыре Игорю внезапно стало плохо  прямо за рабочим столом, его отвезли в больницу, где он, собственно говоря,  и умер, не приходя в сознание. Работа в «Бистро» стоит, все печати находятся в кабинете у Игоря, а кабинет опечатан до выяснения. Мы толком не работаем. Предположительно, Игоря отравили. Перед смертью его рвало кровью и  чем-то чёрным, ясное дело, кофе. Представь, что пережила уборщица, когда  обнаружила его при смерти….  Ну так вот. Кофе ему относила Иришка, стало быть, она и есть отравительница. Дак… дакт…птическая…
        –  Дактилоскопическая? – подсказала начитанная Таня.
       –  Да! – обрадовалась гардеробщица. – В общем, эта экспертиза показала, что  на кофейной кружке полно Иришкиных отпечатков.  Ещё бы, у девушки был мотив:  ей стало известно, что Игорь женат, и она не захотела ни с кем его делить. Кстати, Иришку тоже вызывали к следователю. И взяли подписку о невыезде.
       –  Никогда бы не подумала, Иришка такая милая…
       –  В тихом омуте сама знаешь! – безапелляционно заявила Михайловна. – Кстати, к тебе приходила милиция?
       –  Нет, –  вздрогнула Таня. – А зачем?
       –  Проверяли всех, кто был в здании в тот день.
       –  Понятно. Пусть идут – я не виновата.
       –  Конечно, Танечка. Это же для проформы.
         И они  распрощались. С милицией Таня  разберётся, не страшно. Спасибо гардеробщице – Таня подготовится к встрече со следователем на высшем уровне. Ведь это дело всей её жизни.

       Х                Х                Х

        Вечером к ней  действительно пожаловал следователь Матвеев, показал удостоверение, разулся и прошёл в комнату. Соблюдя все  формальности, он приступил к расспросам.
     –   Вы Татьяна Сергеевна  Повитухина?
     –  Да,  это она. То есть, я хочу сказать, что она –  это я. – Следователь внимательно посмотрел на неё. Таня старалась сохранять независимый вид, а сама  наматывала пояс от халата на указательный палец, а затем разматывала. Следователь сразу отметил острым взглядом зажатость позы девушки и странный блеск в глазах.
     –  Здравствуйте. Можно присесть? – спросил он.
         «Поприсядай!» – злорадно подумала Таня, но всё же  пододвинула Матвееву табурет, тот грузно опустился на него:
     –  Возбуждено уголовное дело по факту  убийства Игоря Станиславовича Бояринова.
     –  Как – Игоря  убили? – перебила Таня  и стала натужно плакать, кривя губы и растягивая гласные: – А-а-гаа!! Гы-ыы!! К-к-то убил? А как же я-я? – Она почти затянула эту отвратительную сцену, пока мама не принесла ей воды – запить успокоительное – и осталась при разговоре. В отличие от дочери, она была очень внимательной и сосредоточенной и, как показалось Матвееву, ужасно уставшей. Истерика у Тани  так же быстро прекратилась, как и началась.
       –  Эксперты установили, что Бояринова отравили крысиным ядом, –  сообщил следователь, ожидая от Тани реакции.
       –  Ядом? Какой ужас…., – мотнула плечиком Таня.
       –  Мы ищем убийцу. Вы тоже были в здании в день убийства.   
       –  А я здесь ни причём, –  испугалась Таня и снова взялась за пояс. –  Я вам уже объясняла, что уволилась, вот и всё, да и вообще, давно уже…
       –  А что вы так испугались? Я вас ни в чём не обвиняю. Я пришёл к вам, как к свидетелю, а не как к подозреваемой. Может, вы видели чего-нибудь или слышали? Напрягите память, вспомните тот день…
       –  Да чего там вспоминать? Забрать трудовую книжку я пришла, заодно, пока гуляла, а что, нельзя?
       –  Можно, конечно. Вы гуляли за пять остановок от дома, да? –  как бы невзначай спросил следователь.
       –  Пока гуляла, вспомнила о документах, дай, думаю, заберу, а то рожу и некогда будет…
         –  Ах вот как! Ну хорошо. Но, может быть, вы видели что-то подозрительное, или видели преступника? Может, подозреваете кого-то? О вас очень хорошо отзывается ваш бывший коллектив. Говорят, вы очень работящая девушка. Может быть, вы такая же наблюдательная, как  и работящая? – применил следователь нехитрый приём.
       –  Да, вы как раз по адресу. Я знаю важные сведения, потому что сама всё видела. – Таня бесхитростно клюнула на наживку. – Это Ирочка убийца, дурочка с переулочка. – Матвеев сердито кашлянул и сказал:
       –  Вы поосторожнее с выражениями. Я буду составлять протокол. Пожалуйста, давайте не станем засорять его подобными словечками.  Кто эта Ирочка?
       –  Она работает у нас в «Бистро». Ну, уже не у нас, а у них…
      –  Это Ирина Ивановна Петрова?
      –  Она! Иванова, Петрова, Сидорова. Какая хитрость!
     –  Вы о чём?
     –  Ирка думала, что с такой простой фамилией её не найдут. Ха! Как бы не так! Не так глупо наше правосудие! Виват!!
     Следователь беспомощно посмотрел в сторону Таниной мамы. У него стало укрепляться подозрение…
      – Виват! Аллилуйя!!
      – Таня, успокойся, – привстала с места мама и подошла к Тане. В последнее время её успокаивали прикосновения и поглаживания. Любовь Алексеевна стала гладить Таню по спине. Та начала расслабляться, обмякать и устало сказала:
      – А я-то как раз спокойна. Не обращайся со мной, как с дурочкой. Ладно? – она  учащённо задышала и  вдруг заорала:
 – Я совершенно нормальна!! – Все кроме Тани вздрогнули. Рука мамы отпрянула и  нерешительно повисла в воздухе. Следователь указал жестом на стул, мама села.
      –  Но почему вы думаете на Петрову? Вы что-то видели? – следователь явно решил  блокировать истерику. И ему удалось: Таня улыбнулась и доверительно сообщила:
      – Да. Она несла ему кофе в кабинет, – она понизила голос. – Я-то наблюдательная, всё вижу и слышу. Я как раз там была и видела.
      –  Где, в кабинете?
      –  Возле него!
      –  А  что именно видели?
      –  Ирочку Иванову-Петрову-Сидорову с кофе!
      –  А при чём тут кофе?
      –  Так… он же им отравился…
      –   Откуда вы знаете, чем именно  Игорь Станиславович отравился?
      –  Так…Это…Вы сами сказали.
      –  Про кофе?
      –  Ну нет, я так…. Хватит, хватит!! Мама, уведи его! Пошли вон, мне плохо!! – Таня легла  на кровать. Следователь поднялся с табурета и сказал, обращаясь к Таниной спине:
       –  Проедемте с нами в отделение. Там вы объясните, откуда знаете  сведения из материалов следствия…. Там  и устроим очную ставку с Ириной Ивановной Петровой, чтобы исключить заведомую ложность показаний….
       Но тут  вмешалась мама:
       – Никуда она не поедет.  Давайте, выйдем из комнаты на пару слов. – Они покинули комнату, где лежала теперь уже безучастная ко всему Таня и мурлыкала под нос песенку из кинофильма «Улица Вязов»,  «Фредди придёт за тобой». Любовь Алексеевна  притворила за собой дверь.
       –   Боюсь, её показания вам не помогут. У неё  шизофрения.
       –   Подтвердите ваши слова. У вас есть медицинская карта, справка, ну хоть что-нибудь? – спросил  Матвеев.
       –   Документально – нет. Пройдёмте в зал. – Любовь Алексеевна завела Матвеева в комнату, где усадила в удобное кресло. – Я вызывала на дом специалиста в данной области, он хотел немедленно  госпитализировать Таню. Девочку  до сих пор не забрали в больницу лишь из-за беременности. Её стали бы колоть сильными лекарствами, а я очень надеюсь, что малыш будет нормальным…. А по поводу кофе… Ей звонила какая-то сотрудница с «Бистро» и рассказала всё, что знала об отравлении. Я, простите, подслушала. Так что…
      –  А  к  чему ваша дочь устроила весь этот цирк со слезами, как будто не знает о гибели Игоря?
       – Она не в себе. Я не могу объяснить многое из её поведения.
       – Что за сотрудница ей звонила?
      –  Вроде с вахты…. Или из гардероба. Не знаю.
      –  Какой ей интерес рассказывать подробности больной девушке?
      –  Бывшие сотрудники ещё не знают, что случилось с Таней. А я не афиширую по ряду причин. Так что извините.
      –  Странно…. В день, когда она забирала трудовую, уже была больна?
     –   Да.
     –  Отчего возникла болезнь?
     –  На фоне….Это наследственно.
     –  Мне понадобится от вас подтверждение  болезни, –  попросил следователь.
      –  Хорошо. Только на учёте мы ещё не стоим. Но, я думаю, психиатр, который был у нас, справочно подтвердит факт болезни. Как только Таня родит, мы обязательно встанем на учёт. Бедная девочка… болезнь передалась ей по наследству, а проявилась только теперь, когда…
     –  Что?
     –  Ничего. До свидания.
         Следователь ушёл ни с чем.
         Таня почувствовала себя победительницей. Был момент, она чуть не прокололась! А мама  оказалась молодцом! Хотя, она  всё равно остаётся врагом. Расслабляться нельзя! Доверять нельзя никому!
         С того дня она  стала налегать на фрукты. Ребёнок, а это должна быть  только девочка,  должен  родиться  здоровым, а его папочка за всё получил сполна. А сколько таких мужчин, как Игорь! Они портят женщинам жизнь, бросают с детьми и…. В общем, у Тани появилась новая идея. Она теперь отомстит за всех обиженных женщин! Все директора имеют любовниц, хотя и  женаты. Чем мужчина успешнее, тем порочнее. Надо чистить мир от скверны. Таня будет их не просто убивать. Это слишком глупо. Она будет внедряться в рабочий коллектив, работать лучше всех, мужчина-директор будет влюбляться в неё. Это обязательно. Без любви месть неинтересна. Путь изменник почувствует себя влюблённым и обманутым, как она. Пусть она отравит его, как отравили жизнь ей!
           Вскоре Таня родила ребёнка. Мальчик! Как же ей не повезло! На кормлениях она смотрела на красное сморщенное личико сына, давала ему грудь и не испытывала никаких материнских чувств. Но с виду была образцовой матерью, она же всегда была  лучшей  ученицей и работником, вот и сейчас у неё такая особенная работа – кормить младенца.
           Через пять дней Таня  выписалась из роддома, и в тот же вечер, когда заботы о малыше  стало возможно переложить на чужие плечи,   впервые сбежала из дома.
Она  снова  решила устраиваться на работу. Ей не терпелось начать воплощать в жизнь план «Очистка мира». Она  хорошо подготовилась: взяла вещи, косметику, крысиный яд, благо, что на той дератизации его было полно,  на десяток Игорей хватит, и устроилась на работу в столовую №19 поваром.
       Директорствовал там  Армен  Ашотович  Кеосаян, который очень любил девушек со светлыми волосами. Он полюбил Таню с первого взгляда, как только увидел худенькую девушку с налитой молочной грудью. Он и не подозревал, что она действительно молочная  – её просто раздирало от подступающего молока. Таня в редкие перерывы быстро сцеживала молоко в туалете, и продолжала работать.   Кеосаян  сначала просто  забрасывал Таню восхищёнными взглядами, не знал, как подступиться. Три месяца понадобилось Тане, чтобы показать себя на работе в отличном свете. Кеосаян вскоре не стерпел и принёс Тане первый подарок, который попытался вручить довольно неуклюже.
         –  Возми, красавица, этот колцо! – с жаром сказал он, когда Таня зашла в  кабинет.
         –  Зачем?
         –  Патаму что я тэбя  люблю и хачу пригласить в гостиницу…
       Пришлось  отравить  Кеосаяна. Он  сам был виноват: вздумал дарить подарки, а это первый признак того, что он хочет  переспать  с ней. Да он и не скрывал. Игорь  Бояринов тоже действовал по похожей  схеме. Начинал с мелочевки: нёс Тане всякие  там сувенирчики, брелочки, а затем и более дорогие украшения… . После Игоря она возненавидела  эти «подарочки» и выкинула их все. С особой радостью она спустила в унитаз золотую цепочку с амуром…
          В тот же день она подсыпала яд в армянский коньяк, что был в карманной  фляжке «любимого». Кеосаян был на редкость безалаберным и бросал свою фляжку, где руки развалятся.
           Уволилась она в день отравления. На Танино счастье, всё пошло не по плану. Армен выпил коньяк не сразу, а только через пять дней. По трагическому совпадению, в те дни у Кеосаяна  проходила  ревизия материальных ценностей. В ходе её  была выявлена  крупная недостача. Никому и  в голову не пришло, что это отравление. Всё указывало на самоубийство и дело закрыли. Таким образом,  Таня снова вышла сухой из воды.
           О громких смертях директоров непрестанно писали газеты. Заголовки газет гласили: «Отравлен директор «Бистро» Игорь Бояринов. Происки конкурентов или бандитские разборки?» «Покончил самоубийством директор столовой №19. Ревизия обнаружила крупные хищения». Таня делала непроницаемый вид или начинала напевать песни под нос. Любовь  Алексеевна ещё после визита первого следователя  стала  догадываться, что Танины исчезновения и смерть директоров  именно на тех предприятиях, где успела поработать дочь, не простое совпадение. Разговоры с Таней  не  помогали. Она темнила, замыкалась или истерично кричала, чтобы не лезли в её жизнь. Один раз чуть не набросилась на мать с кулаками.  Любовь Алексеевна уже не раз пожалела, что не отдала дочь лечиться. Но всё равно, какая-то глупая  вера в непогрешимость дочери и «политика страуса» сидела у неё в голове. Девочка одумается. И вообще, ничего не доказано.  Наверное, совпадение. Порой Любови Алексеевне становилось стыдно, что она подозревает дочь во всех тяжких.
          Когда газетная шумиха немного улеглась, Таня превратилась в образцовую мать. Гуляла с Максимкой, читала ему сказки. Она частенько останавливалась в тексте на том или ином слове, которое, по её мнению, заслуживало внимания, и начинала рассуждать. Сын слушал её, гремя погремушками, а Таню несло:
          – Вот есть слово «раздался».  Понимаешь ты, или нет? В сказке написано: «раздался громкий  выстрел». Значит, пальнули из ружья в птичку.  А можно ещё сказать: «мужчина раздался вширь». Ну, толстый стал. А ещё: «аванс весь раздался». Значит, кассир все денежки выдал.  Ну да ладно, всё равно ничего ты не понимаешь. Слушай дальше….
           Как-то раз Таня встала у кроватки сына:
          –Завтра утром пойдём с тобой в парк на качельки. – Мальчик ещё не понимал, что такое качельки, ему было всего шесть месяцев. Но радостно улыбался.
          Наступило утро, и все поняли: Таня снова сбежала.

              Х                Х                Х

         После тщательного изучения объявлений о найме,  Таня направилась к кафе «Магнолия». Без особых проволочек её  приняли на работу. Таня заметила, что работа действует на неё позитивно. Она становилась собранной и  нужной. Никто к ней особо не присматривался, в наш век равнодушия ничего никому не надо. А что касается недостатков, так они есть у каждого. Вот Таня – замкнутая, необщительная, даже странная. Ну и что. Сильно общительные люди тоже порой кажутся странными.
        В «Магнолии» была страшная утечка кадров. Почему – Таня поняла очень скоро. Директор, Анатолий  Семёнович  Конев оказался невыносимым снобом, желчным типом и…крепким семьянином.
         Таня работала по привычке  отлично, но, почему-то, здесь отработанная система  давала сбои. Таня прозвала «Магнолию» аномальной зоной.
           Девушка  хотела проявить инициативу по привлечению  посетителей кафе. Расставила на каждый столик милый букетик  из искусственных  цветов, которые зачем-то берегли и в зал не выносили. Через неделю  букетиков заметно поубавилось. Тут, как назло, зал арендовали одноклассники Конева для проведения вечера встреч. Анатолий Семёнович велел персоналу расстараться, чтобы всё было по высшему разряду: сервировка  столов, украшение. Он впал  в ярость, когда выяснилось, что букетиков не хватает. Тут же выяснилось, что Таня косвенно приложила к этому руку. Конев вызвал девушку к себе и заставил оплатить из своего кармана стоимость украденных букетиков. Это были не  последние деньги, позаимствованные из маминого кошелька, но всё же, до зарплаты  оставалось ещё две недели! Конев обрекал её на жесточайшую экономию.
         «Конь несчастный!» – злилась Таня, – «Чтоб тебя разорвало!»
          В  ту ночь  девушке долго не спалось. Таня поселилась  в заброшенном строительном балке, что стоял неподалёку от кафе.  Она  всё думала, как бы угодить шефу и при этом увеличить прибыль заведения. А у неё, гляди, и зарплата увеличится. И всем от этого будет только хорошо. Таня долго крутилась на кушетке, испытывала неудобства. Не спалось.  Встала, доела объедки после празднования чьего-то юбилея и, наконец,  придумала.  Надо сделать  разноцветное желе в фужерчиках – посетители  днём часто приходили в кафе с детьми. Если затея приживётся, отбоя от посетителей не будет. И на радостной ноте Таня  задумалась о своих любимых словах. О том, что некоторые слова по звучанию одинаковы, а по написанию – разные. Например «помаши нам (рукой)» и «(садитесь) по машинам». Потом Таня подумала, что если бы её Максим родился девочкой, она ни за что не назвала бы его Алёной. «Я пошла в магазин с Алёной». Звучало бы так, как будто Таня  пошла  в магазин солёной. В этих мыслях она уснула.
          Наутро Таня поступила так, как решила:  на последние деньги купила в супермаркете двадцать растворимых пакетиков  и  сделала партию желе. Таня прилепила ценник  лишь слегка перекрывающий её затраты в супермаркете. Украсила партию желе то вишенкой, то ананасом, поставила разнос  в стеклянную витрину с подсветкой, а сама села ждать результата.
       – Пап, купи желе! – сразу же запросил кудрявый мальчик. Отец тут же отреагировал положительно. Но мальчик споткнулся, когда нёс лакомство,  и расколотил фужер. Прозрачные красные ошмётки и куски стекла лежали на полу,  мальчик громко заплакал. Отец оплатил стоимость фужера,  у мальчика пропал аппетит.
        – Пап, купи желе! – Это была уже девочка.
        – Хорошо, радость моя.
        Девочка  удобно расположилась за столом и с удовольствием поглощала  лимонное желе ядовито-жёлтого цвета. Не прошло и десяти минут, как она стала  покрываться пятнами аллергии. Ей становилось всё хуже и хуже, она стала отекать и задыхаться. Кто-то вызвал «Скорую» помощь и телевидение (как выяснилось позже, папа девочки был телевизионщиком). Девочке оказали первую помощь и… ославили кафе. Ещё бы, на продажу желе никто разрешения не давал, лакомства не было даже в меню.
С Коневым никто не посоветовался, калькуляцию не рассчитал.  «Нет порядка! Что хотят, то творят!!» – гневно  орал Конев за дверьми своего кабинета.  Таня совершила то, что так ненавидел Конев – «прыгнула через его голову» – и навредила репутации кафе. 
         Работа Тани в «Магнолии» превратилась в настоящую головоломку. Она мучительно думала, как наладить работу, чтобы её уважали. Хотя бы уважали. Тут уж не до любви  шефа! 
      Но вся инициатива шла ей только во вред. Она старалась делать салаты большими порциями – они пропадали. Она предлагала разнообразить меню – новых блюд никто не заказывал.   Конев  оказался крепким орешком и совершенно не поддавался ни на какие любовные  уловки. Таня уже два месяца пыталась  понравиться ему, но он лишь делал едкие замечания. На третий месяц Таня вконец измучилась и хотела впервые в жизни  уволиться с предприятия, не отравив шефа. Да, следует признать, существуют на свете верные мужчины…
         В тот день она, как обычно, задержалась на работе. У неё появилась блестящая идея – нарисовать плакат, посвящённый 10-летию кафе, которое действительно намечалось в конце месяца, подготовить викторины с  вручением призов. Она тихонько постучалась в кабинет к Коневу.  Но её никто не услышал. Двоим – шефу и секретарше – было не до посетителей. Из-под двери  раздавались приглушённые звуки:
        – А вдруг кто-то войдёт? Ой, как щекотно! Перестань!
        – Любимая, никого нет! Все ушли по домам, – и раздавались звуки поцелуев.
        Таня стояла у двери и прислушивалась: а вдруг она ошиблась? Вдруг это телевизор включён, или это не Конев, а его зам?
        –  Ларочка, ты воплощение мечты! – громко шептал мужчина за дверями.
        –  Анатолий Семёнович…. Толя…. Ой, что ты делаешь…
 «Какая банальность – «воплощение мечты»! Просто не Конь, а Жеребец!  А я чуть было не пощадила тебя!» – зло подумала Таня.
        Утром  Таня  узнала, какие блюда Конев заказал на обед – отбивную и картофельное пюре. Ел  он исключительно  в  своём кафе из соображений экономии. Шеф-повар Зоя Дмитриевна всегда готовила заказ  и  относила наверх, в кабинет шефа. Тарелка с ароматным содержимым стояла на серебряном подносе. Зоя Дмитриевна отлучилась за свежим хлебом. Таня прокралась на пищеблок  с неизменным пакетиком крысиного яда, быстро оглянулась – никого. И стала высыпать содержимое в пюре, лихорадочно помешивая ложечкой…. За этим занятием её и обнаружила Зоя Дмитриевна.
        –Ах ты, паршивка…, – задохнулась от возмущения женщина. –   Директора вздумала отравить, а меня в тюрьму упечь?! – вскричала она и схватила на миг оцепеневшую  девушку огромной ручищей за одежду между лопатками. –  Гадина, –  ненавистно приговаривала она,  таща Таню прямо в кабинет Конева. Таня  лягалась и брыкалась, но вырваться из Зоиных цепких рук ещё никому не удавалось. Она была грозой грузчиков и рабочих. Анатолий Семёнович вызвал милицию, Таню обыскали, из скрытого кармана на груди  изъяли пакет с ядом. Таню отдали в руки правосудия, как пойманную с поличным на месте преступления.
          Долго длилось разбирательство по этому делу. Всплыли и предыдущие эпизоды. Разобрали материалы следствия по делу Игоря Бояринова, Армена Кеосаяна  и связали одно с другим.   Однако очень скоро стало понятно, что Таня больна. Она много лгала, в моменты  допроса начинала забавляться словами, которые говорил следователь, не ощущала ни малейшего раскаяния к жертвам. Из следственного изолятора  её направили в судебно-психиатрическое отделение на прохождение психической экспертизы. В результате Таня  была признана невменяемой  на  момент совершения преступлений,  и переведена в закрытую психлечебницу.  Таня пролечилась в ней три с половиной  года и была отпущена из-за «положительной динамики».
          ООО «Сладкая жизнь» стало первым местом работы после лечения.

                Х                Х                Х

           Владимир Ильич  подъехал на машине к зданию «Сладкой жизни». Всю ночь моросил дождик, утро выдалось туманным и неприветливым. Он, неуютно поёживаясь от проникающей под куртку влаги, энергично вошёл  в здание как всегда к  восьми часам  утра. И совсем не удивился, когда первая на пути ему попалась Таня. Всё-таки она удивительная девушка!
      –Ну, здравствуй, Таня! Если я приду на работу, и не встречу первой тебя, то очень удивлюсь, – улыбнулся он.
      – Это потому, что я люблю вас, –  бесхитростно ответила она.
      – Таня, я тоже очень тебя люблю, как красивую девушку, как свою правую руку, как прекрасного работника, – он посерьёзнел. – Но я женат.
      – Да-да, конечно. Я понимаю. Я подожду, когда вы…
     – Танечка, ты не поняла.  Как бы я к тебе не относился – останусь в семье. И грань не переступлю.
      – Вы так сильно любите жену? – недоверчиво спросила Таня.
      – Это не только любовь. У нас есть ребёнок, обязательства, это трудно объяснить…. Но я не хочу лишаться всего того, что я создавал эти годы. Мы с женой начинали со старого клетчатого чемодана, где было по одной паре всего, и трёх рублей в кармане. Всё, что у нас есть, мы нажили вместе. Мимолётная страсть не заменит семьи. Я никогда не изменял жене и не собираюсь этого делать.
     – И секретаршу вы не любите?
     –Тань, я просто  обожаю Софью Кирилловну, но  она вдвое старше меня, – улыбнулся Торт.
     Девушка опрометью кинулась бежать. Мелькали лестничные пролёты, линолеум, плинтусы,  а она видела только свои бегущие ноги в стоптанных кроссовках. Таня оказалась в цехе, отдышалась, и ей вспомнился один из  разговоров с психиатром, когда она  лечилась в клинике.
            …. Таня сидела в  кабинете с молочно-белыми стенами на плановом разговоре с лечащим врачом, женщиной с интересным именем Руфина Денисовна, и скучающе, в пятисотый раз, рассматривала настенные часы. Они были чем-то похожи на корабельные. «Специально корабельные  часы повесили, чтобы психи не открутили чего-нибудь…» –каждый раз думала Таня.
            Девушку  утомляли эти, как ей казалось, бессмысленные разговоры.
           Бывали дни, когда беседа вовсе не задавалась. Таня молчала или придиралась к словам. Спасибо психиатру и её большому опыту работы, она в такие дни не настаивала на откровенности.  Иногда Таню наоборот, просто разбирало поговорить с  Руфиной Денисовной, и она просилась на внеплановую беседу.  Из тумана, обволокшего сознание, выплыл вопрос врача, отчего она словно очнулась:
              – …настроение?
               – Что вы спросили?
              –  Таня, вы совсем меня не слушали! Я  уже трижды спросила, как ваше настроение?
              –  А какое  оно может быть? Паршивое.
              –  Не понимаю, почему. Мне кажется, у вас наблюдаются улучшения.
              –  Ага, запри вас тут с придурками, какие будут улучшения?
              –  Таня! Не стоит так говорить.
 Таня подвела скучающие глаза к белым стенам, подумала, что не зря они белые – это чтобы в крови вырабатывался меланин, гормон спокойствия, и, вздохнув,  заговорила:
              –  На обеде  Поля проглотила в третий раз чайную ложку, ей снова светит операция. А лысая Саша  напрудила посередине  столовой лужу, а вы говорите, не стоит так говорить. Такими темпами я скоро стану, как они. Научусь, например, выть на луну.
            –  Таня, вам ведь не хочется здесь быть? Среди них?
            –  А что, у меня есть выбор?
            –  К счастью, он у вас есть. Навязчивое состояние, или, попросту, депрессия, сейчас прекрасно лечится. Так что, у вас есть шанс на выздоровление.
            –  Но у меня – шизофрения, – возразила  Таня. – Она неизлечима!
            –  Кто вам  сказал такую глупость? Какая у вас шизофрения?
            –  Но… дома… тогда…врач…Я всё слышала, хоть мать его и увела…
            –  Врачи тоже иногда ошибаются, –  улыбнулась психиатр. – Поверьте мне, я практикую вот уже 25 лет. У вас есть многое: затяжная депрессия, проблемы с желудком, даже анемия, но шизофрении – нет!
            –  Ну, тогда выпустите меня! – сразу сориентировалась Таня.
            –  Танечка, ну а как вас выпустить?  Конечно, поведение у вас просто примерное, но…
           –  Тогда почему мне не разрешают помогать в столовой? Именно без работы я схожу с ума!  – перебила она. – Знаете, что мне  даётся  тяжелее всего? Нереализованность.
           –  Милая Танечка, в столовой  свой штат работников, – уклончиво ответила врач. –   Вы попали сюда не для работы, Танечка, вы должны перестать ненавидеть мужчин. Они все разные, поверьте. –  Таня горько хмыкнула.
            – Мужчины, – продолжала увещевать врач, – не все  одинаковы.  Взять, к примеру,  вашего брата и сына. Они за свою жизнь мухи не обидели, – сказала она, пристально глядя на Таню. Девушка невольно задумалась о том, что  её отец тоже был очень хорошим человеком, но, к сожалению, рано умер.
             – Знаете, Таня, мне понравились ваши последние рисунки. В них почти нет чёрного цвета.
            «Просто он закончился». – Я взглянула на жизнь по-другому и всё осознала.
             – Что же вы осознали? – оживилась психиатр.
             – Дурочка я была, не стоило ненавидеть весь свет из-за Игоря.
             – Танечка, неужели правда? Я рада, что вы так решили. Вы в самом деле не держите зла на Игоря? И в целом, на мужчин?
             – Нет, – после некоторого раздумья ответила Таня. – Нет.
             – Ну что ж, я очень довольна результатами лечения. Мы понаблюдаем вас ещё некоторое время, и если так пойдёт дальше, думаю, скоро вы окажетесь дома…
             …. Таня смахнула это кратковременное воспоминание из головы, как муху с бутерброда. Да, хорошая женщина  эта Руфина Денисовна, столько лет  билась с трудной пациенткой. 
                Острое чувство стыда захлестнуло её. Да, она сказала тогда, что всё осознала. Но это были лишь слова. А вот сейчас она действительно осознала. Ей пришло в голову прозрение, как слепой после операции впервые видит свет.
Никогда, никогда она больше не станет травить мужчин!
           Зачем она только сбивала с пути  хорошего человека, Владимира Ильича? С самого начала ей не хотелось отнимать его время! Как она теперь посмотрит ему в глаза?
           Это что же получается? Бывают исключения из правила? И она лично убедилась в этом. Все годы, проведённые в лечебнице, ей твердили: не все мужчины таковы, как представляются  Тане. И только теперь до неё дошёл смысл этих слов!   
             Сколько же она принесла горя в семьи мужчин, которых отравила! Вина не давала ей покоя. Бывают ошибки, которые не исправить…
         Клубок мыслей распутывался дальше. Таня ужаснулась ещё одной догадке: а как она относилась к маме всё это время! Как она виновата перед сыном! Мальчик-то в чём провинился? Сирота при живой матери! Ей нет прощения! Слёзы хлынули градом из глаз. Она  стояла и ревела, так горько и отчаянно.  В раздевалке раздались суетливые шаги и басовитое покашливание – Алла пришла.
          – Пчёлка, ты уже здесь? А чего грустишь?
          – А,  – только и сумела  махнуть рукой  Таня сквозь всхлипы. Подошли Рита и Олеся. Рита обняла Таню за плечи, а Олеся стала совать Тане мятную подушечку «Орбит», отчего Таня заплакала ещё горше.
          – Пчёлка,  да ты что? Перестань «подмачивать» репутацию цеха, – пошутила Алла.
Таня приняла  это  выражение всерьёз. Вытерла глаза и сказала, что больше не будет. Алла обрадовалась и спросила:         
          – Тань, ты случайно не знаешь, кто ночевал сегодня  в душевой? Там какие-то фуфайки лежат.
          – Это я, Алла Николаевна.
          – С домашними поругалась?
          – Да…. Но сегодня я буду ночевать  дома. Я…я… была неправа. – И как ни странно, ей стало легче от своих слов. Они как бы подвели большую черту под Таниными поступками и действиями. Она стала серьёзной и просветлённой  одновременно.
          – Смотри, Тань, сильно отношения не выясняй, а то дойдёт до драки, и не выйдешь на работу, –  улыбнулась бригадирша.
          – Выйду, – твёрдо ответила Таня. – Приносите завтра тональный крем.
          –  Зачем? – хором спросили женщины.
          – Синяки мне замазывать, – впервые за всё время пошутила Таня. – А что касается завтрашнего дня,  я обязательно выйду. У вас я буду работать всю жизнь.
         – А ну, хватит болтать, давайте  за работу! Одни разговоры! – Алла сделала грозный вид, и цех №3 принялся работать с удвоенной силой. 

Х                Х                Х

       …Накануне вечером в кабинет Владимира Ильича кто-то постучался.
        – Войдите, – ответил баритональный тенор. Владимир Ильич собирался уже  идти домой и случайно задержался из-за  телефонного звонка.
          Молодой человек, который появился в кабинете, сразу кого-то напомнил Владимиру Ильичу. Светлые волосы, только глаза карие … Вид растерянный и какой-то взлохмаченный…. «Кого-то ищет» – предположил Торт.
      – Извините, у вас работает Таня Повитухина? – спросил он, делая акцент на слове «у вас». – Я её брат Лёша.
      –А! – обрадовался Владимир Ильич. – А я-то думаю, кого вы мне напомнили? Как же, как же, работает. Очень исполнительная девушка.
      – Какое счастье! Успел! – выдохнул парень.
      – Успели?  Рабочий день  уже  закончился. Таня, наверное, ушла домой.
      – Да не в том дело. Нам  с вами немедленно надо поговорить, дело идёт о жизни и смерти.  – И Лёша просидел в кабинете Владимира Ильича достаточно долго, рассказывая Танину историю. За окном уже  порядком стемнело, стали стихать звуки вечернего города. Торт слушал очень внимательно, не перебивал. В какой-то момент не выдержал, ослабил узел галстука, встал из кресла и стал мерить шагами кабинет. Он почему-то доверял сбивчивому рассказу этого незнакомого парня,  оттого, что он был наполнен неподдельной болью и переживанием за сестру. Потом директор опёрся руками о подоконник и долго, и как-то безнадёжно,  смотрел в своё сосредоточенное отражение в окне, подсвеченное уличными фонарями.
– Ну вот и всё, – закончил повествование Лёша. В воздухе повисла  пауза. Лёша сидел  сгорбленный и  удручённый. Он сейчас напоминал родителя  на классном собрании, на котором разбирают его  чадо – двоечника и хулигана.
–  Да-а, – протянул Торт. Он подошёл к пузатому синему чайнику и  нажал на  кнопку согрева. В моменты задумчивости  Владимир Ильич всегда  согревал чай, но не всегда пил его. Лёша бросил беглый взгляд на настенные часы в форме  шестигранника и вдруг ощутил укол совести: он  задержал  Владимира Ильича  на целых два часа! А ведь его наверняка ждут дома жена и дети.
– Извините, что причинил вам неудобства,  – Лёша энергично  поднялся со  стула. – И простите Таню. Обещаю, мы непременно усилим контроль над ней. Теперь вы на полном основании  можете её уволить….
Торт  снова  включил несчастный чайник, который трясся и пыхтел, выбрасывая излишки пара.
–  Спасибо вам за всё, и ещё раз извините. Я  сейчас пойду и заберу сестру. Таня  наверняка находится в цеху. – Лёша направился к ореховой двери. Но Торт, несмотря на  достаточно упитанную фигуру,  резво оказался рядом:
– Нет! Ни в коем случае!
Парень стоял и непонимающе смотрел на директора «Сладкой жизни».
–  Эх, молодость, максимализм…. Найти и доставить любой ценой…, – грустно изрёк Владимир Ильич. – А о Тане вы подумали?
– Подумал. Ей давно пора домой.
– И чего вы этим добьётесь? Запрёте девушку дома? Перекроете кислород?
– Мы любим её! И заботимся! – горячо возразил Танин брат. – Покажите мне, пожалуйста, где находится третий цех!
–  Я-то вам покажу, где он. Только  вы представьте: сидит сейчас Таня в цеху, прислушивается к каждому шороху, дабы её не разоблачили. А может быть, спит. И тут появляетесь вы  с победным воплем: «Таня! Ты здесь?!» Какова будет её реакция? Я бы на её месте убежал, честное слово!
– Но оставить её здесь ещё на день? Что я скажу дома?
– Молодой человек. А кто вам сказал, что это будет день? Возможно, она задержится здесь  дольше. Ей нужно понять  некоторые вещи. – Торт  по-отечески  посмотрел на парня. –  Я думаю, ваша матушка наберётся ещё сил, чтобы немного подождать. – От слов Владимира Ильича Лёша  почти впал в отчаяние. Он отказывался понимать происходящее. Почему этот  симпатичный, с виду, умный, дядька не  хочет отдать Таню? Любой другой бежал бы от неё, как от чумы…
– Если я сегодня не доставлю Таньку домой, мама меня самого выгонит, – решил для себя Лёша и как-то совсем по-детски взглянул на Торта.
– Нет! Не надо так думать! А хотите, я поеду с вами? – вдруг осенило Владимира Ильича. – Всё, решено – едем.
– Зачем вам это нужно?
– Ну как – зачем?  Я вижу, вы, и ваша матушка считаете Таню тем самым «слабым звеном» своей семьи. И напрасно. Она замечательная девушка, только немного потерявшаяся в этой жизни. Мы поедем, и я расскажу вашей матушке о том, как Таня работает, какая она удивительная.
Лёша всё ещё недоверчиво смотрел на Торта и хмурил брови.
– Не пойму, вам-то зачем это нужно? Это дело наше, семейное…
– Вы мне доверяете? – Владимир Ильич обезоруживающе посмотрел Лёше прямо в глаза.
– Ну, в общем…
– Вот и хорошо.

… Через пятнадцать минут  они ехали в двухцветном джипе  к Любови Алексеевне. Торт сосредоточенно вёл машину и рассказывал Лёше какие-то интересные случаи из жизни, а Лёша сидел рядом и мучился одним вопросом.
– Позвольте спросить,  – всё-таки не выдержал он. – А зачем вам эта головная боль? Почему  вы, в сущности, чужой человек,  носитесь с Танькой, как с писаной торбой?
На что Владимир Ильич с хитрой улыбкой ответил:
– А вы что-нибудь знаете о пчёлах?
– Причём тут пчёлы? – не понял Лёша.
– О-оо! У них такая организованная жизнь, нам,  людям, и не снилась!  Они трудятся, не покладая лапок, каждая пчела занята своим делом. Ни одна из них не знает, что такое  отлынивать. У пчёл особый язык общения. Защищая свой улей, они готовы  пожертвовать  жизнью.
– Но зачем вы всё это мне рассказываете?
– Потому что ваша сестра очень напоминает мне эту самую пчелу. Вы будете смеяться, но в «Сладкой жизни» её так и прозвали – Труженица-пчёлка.
– Но пчёлы жалят ядом…, – Лёша внимательно посмотрел на Торта.
– Только тех, кто представляет для них опасность.
– И вы…
– И я не собираюсь из-за предрассудков лишаться такого великолепного работника.






























                Часть вторая


           Прошло около трёх лет.
           В третьем цехе кипела обычная работа. Таня с Олесей оформляли на заказ торт «Птичье молоко». Таня изменилась: немного поправилась, приобрела здоровый цвет лица, сделала химическую завивку, в  общем, похорошела. Олеся вышла замуж за военного, сменила фамилию на «неродильную» – Ковальчук. – Скоро в декрет уйдёт, – добродушно пророчила Алла Николаевна. Она всё про всех знала.
          Сегодня у неё было приподнятое настроение. И его причину она  решила раскрыть. В третьем цехе все знали о том, что бригадирша страстно мечтала о внучке, ведь у неё было два сына. Старший сын Аллы Николаевны давно жил отдельно, был самостоятельным, но всё никак не мог обзавестись семьёй.  А младший был женат, но детей не заводил.
            – Ну слушайте меня, девчонки! А то не расскажу! – возмутилась Алла Николаевна. Третий цех притих. – Значит, Ярослав мне утром сообщает, так официально: «Мама! Ты только не падай!» От этих слов я уже упала. Ну, думаю, съезжать от меня надумали, квартиру сняли. Обидно! Только стала  привыкать, невестку полюбила…. А Ярослав продолжает: «Скоро ты станешь бабушкой». – «Как скоро?» – спрашиваю  я. – «Через три с половиной месяца».
            – Погодите, Алла Николаевна, вы же с ними живёте. Неужели не заметили живота у невестки? – удивилась Олеся.
            –  Нет! Понимаешь, Олесь, не заметила! Не видно  там никакого живота, невестка худенькая, маленькая! Не то, что я! У меня с сыновьями живот сразу начинал расти!
            – Да, это интересно, – сказала Таня. – Вы всегда всё замечаете. А тут, можно сказать, под носом…. Алла Николаевна, а чего вы плачете? – Все заметили, что глаза у бригадирши на мокром месте, и принялись утешать её.
            –  Ты чего расклеилась, не рада, что ли? – ласково спросила Рита.
             – В том-то и дело, что рада! Внучку хочу до одури! Алиночку!
             – Ты уже и имя ей придумала?
             –  Ну да, –  всхлипнула Алла Николаевна. –  Двух Аллочек в одной семье будет многовато, а Алла и Алина –  в самый раз. –  Таня и Олеся неслышно прыснули.
            –   А может быть, Маша хочет другое имя…, –   возразила Олеся.
            –   Ещё чего! Я отдала невестке самое  дорогое, что у меня есть –  сына! Пусть даст мне назвать  за это внучку, как я хочу!! –  И Алла Николаевна снова всплакнула.
            – Чего ты опять плачешь? –  Рита  красноречиво глянула на Таню, и та пошла за стаканом воды.
            –  От счастья! Молодые специально не говорили, сюрприз хотели сделать. Машка в консультацию тайком ездила….
            –  Так чего ж проболтались?
            –  Детскую устраивать пора, ремонт делать, пришлось им сказать. Вместе же живём.
            –   Мне всё это напомнило одну историю, –   сказала Рита. –  У нас в подъезде живёт тётя Катя, у неё есть дочь Лиза шестнадцати лет. Как-то раз Лиза говорит маме, мол, вызови врача, я себя плохо чувствую. Тётя Катя вызвала врача из детской поликлиники. Та осмотрела девочку и напустилась на тётю Катю: причём здесь детский врач, вам в роддом надо. Девочка рожает. Соседка чуть  жизни не лишилась. Как такое могло случиться? Она и подумать не могла на тихую дочь, что та беременна! Да, девочка несколько поправилась в последнее время, но тётя Катя отнесла это на гормональную перестройку организма подростка. Короче, теперь воспитывают ребёнка.
             –   А кто родился? –  спросила Алла Николаевна.
             –  Девочка.
             –  Это хорошо, –  одобрительно кивнула бригадирша. 
            –  А сколько твоему Ярославу лет? – успела  крикнуть Рита перед тем, как включился миксер.
            –  Двадцать пять, – показала на пальцах Алла Николаевна. –  И Маше столько же.
            –  Пора уже, пора!
            – Да конечно! Он с женой уже два года живёт! – согласилась бригадирша. – Пчёлка, пойдёшь к моей внучке в крёстные мамки?
– А вдруг будет внук?
– Ну тогда к внуку.
– А вдруг у Ярослава есть  другие кандидатуры на роль крёстной? – Таня посадила в центр торта розочку.
– Не хочешь, так сразу и скажи, – надулась Алла Николаевна и стала похожа на самоварную бабу.
– А кто будет крёстным отцом? – розы так и расцветали в Таниных руках.
–  Знамо дело, Торт. Кто же ещё?
– А он об этом знает? – Последнее творение было смазано неосторожным движением.
– Пока нет, но узнает…
– Так возьмите в крёстные его жену, они прекрасно живут вместе. Я лучшего семьянина и не встречала. – Алла Николаевна внимательно посмотрела на Таню, словно пыталась разгадать в ней какой-то секрет.
– Конечно, чужая семья, потёмки, но мне кажется, что его жена…неприятная  женщина.
– Ну как же, – убеждённо возразила Таня, – он ни за что не выбрал бы себе такую.
– Да я её видела, – махнула рукой Алла Николаевна. – Зовут Вероникой, такая нервная особа. Идёт по супермаркету, а он за ней с сумками семенит. – Алла Николаевна передразнила, как цаплей шагала Вероника, и все покатились со смеху.
–  Муж помогает жене, это же хорошо! – весело  сказала Таня. – А если бы всё обстояло наоборот? – Третий цех живо представил, как Торт важно вышагивает по торговому залу, руки в карманы, глядит по сторонам, а Вероника, согнувшись три погибели, семенит за ним с огромными сумками, и все разразились дружным смехом. Рита схватилась за  живот и чуть не упала на Олесю.
Алла вздохнула:
– Может быть, у них всё и правильно. Но, лучше уж, Тань, ты будь крёстной. Тебя я давно знаю, а Веронику почти нет. И тем более мужу с женой нельзя.
– Я подумаю, – Таня принялась за новую розочку. Алла Николаевна перешла в контрнаступление:
– Тань, какая ж ты всё-таки упрямая. Как Максимку  в престижную школу определить – Алла Николаевна. Как твоего брата к нам в «Сладкую жизнь» пристроить – Алла Николаевна. А как Алле Николаевне раз в кои веки понадобилось…
– Да ладно, ладно, хорошо!
– Вот так-то лучше. – Рязанская баба довольно  выдохнула и многозначительно замолчала.



Х                Х                Х


…Торт  сидел в своём кабинете задумчивым. Он редко  бывал в плохом настроении, умел отвлекать себя от неприятного, но сегодня утром  его невольно задела Алла Николаевна, которая славилась в «Сладкой жизни» своим правдивым языком. Он старался её избегать, чтобы не наткнуться на фразу типа: «А что это у вас такие мешки под глазами? Проблемы с почками? Я знаю замечательного врача…» и так далее.
  Они столкнулись на пороге «Сладкой жизни».
 –  Здравствуйте, Владимир Ильич! –  громко поздоровалась она. –  Как ваши дела? Как супруга?
 –  Всё прекрасно, – ответил он, пытаясь пройти мимо.
 –  Ну слава богу. А как Сонечка? – не унималась бригадирша.
 –  С дочерью тоже всё в порядке.
 –  Ну слава богу. А что, Вероника  уже вышла на работу?
–  Нет, с чего вы взяли? – занервничал Торт.
–  Да просто ходите уже год в одном и том же костюме. Рукава залоснились. Наверно вашей  жене всё некогда…
– Просто она очень занята…
– Чем, интересно? Она не работает, у Сони есть няня. Впрочем, не моё дело…. Но костюмчик-то в химчистку сдайте. А то  завтра телевидение приедет брать у вас интервью, а вы выглядите как  увалень какой-то.
– Алла Николаевна, у вас работы мало?
– Ой! Уже смена началась, – охнула она и побежала в цех, громко причитая. 
Торт вспомнил, как ему стало стыдно и обидно, и теперь невольно нахмурился. Вот же язык без костей! Но Алла Николаевна права, как ни крути. Никому не нравились высказывания Аллы Николаевна, но они были правдивы. Сегодня же он поедет и купит себе новый костюм. Со стальным отливом. Он всё-таки директор фирмы, а не какой-то мешковатый тип.
 Торт включил  компьютер для выхода в Интернет, чтобы ознакомиться с новинками кондитерского производства, и наткнулся на интересное предложение.  «Вероника будет в бешенстве! Но будет достаточно времени подготовить её. И если всё получится, жена будет гордиться мной».
 Поэтому  он  позвонил Алле Николаевне на цеховой телефон и коротко сообщил:
– Повитухину ко мне.
 
  Х                Х                Х

Любовь Алексеевна  вела Максимку в новую, большую и светлую  школу.  Была поздняя осень, конец октября. Изо рта бабушки и внука  шёл пар, они спешили в красивое здание школы. Большой четырёхэтажный корпус, заметный издали, радовал глаз  яркими красками. Любовь Алексеевна энергично шла с внуком и думала, как ей повезло. Сейчас  Таня и Леша вместе работают в «Сладкой жизни». Таня кондитером, а Лёша наладчиком оборудования. Они весело болтают, когда приходят домой, у них  общие интересы, общие знакомые. Лёша имеет возможность ездить с друзьями на рыбалку, водить девушек в кино, в общем, делать то, что делают парни его возраста.
В доме Повитухиных  наконец-то воцарилась атмосфера добра и понимания. Таня  стала особо нежно обращаться с сыном, день за днём, заполняя пробелы  общения. Максимка  тут же  стал более спокойным, ничуть не похожим на себя двумя годами ранее.
Любови Алексеевне не хотелось вспоминать слёзную сцену окончательного возвращения дочери домой. Они тогда многое наговорили друг другу, может быть даже лишнее. Но самое важное – это то, что Таня вернулась в мир  обычных, нормальных людей.
Этой осенью у Тани началась новая жизнь. Первым делом после возвращения домой, Таня купила конфеты и шампанское, и поехала в гости к Руфине Денисовне, женщине, которая лечила её в клинике. Своим правильным диагнозом она  перечеркнула  ощущение ненормальности, которое точило Таню изнутри. Девушка словно отрезвела и стала относиться к себе самокритичнее, а не как раньше, исповедуя принцип: «Что с дурочки возьмёшь». Все люди немного артисты. И впечатлительная Таня не оказалась исключением. Она невольно подыгрывала неправильному диагнозу, искусственно раздувая  нежелательные  проявления характера. В детские годы Тани в  доме  были горы медицинской литературы, оставшиеся от отца. Таня частенько вчитывалась в мудрёные строки, запоминала особо интересные моменты. Психиатрия всегда привлекала её из-за тётки Евдокии. На поверку оказалось, что иногда начитанность людям вредит.
С той поры Таня и Руфина Денисовна стали общаться, как старые приятельницы. Кстати, именно Руфина Денисовна преподнесла Тане один подарок. Глянцевую, большую бордовую тетрадь с плотными листами. Пустую.
– Что это?
–Тань, помнишь, ещё на сеансах ты что-то говорила мне о словаре, который хочешь составить?
– Вы помните? – не поверила Таня.
– Да. И знаешь, начни его, детка.
Таня порывисто обняла бывшего доктора. – Начну! Ради вас!
 …Вторым шагом «возвращения» Тани была намечена поездка на кладбище. Она боялась этой поездки больше всего на свете, просто не могла представить, как взглянет на  фотографии своих жертв. Оттягивала этот момент, как могла. В результате смалодушничала и решила не ехать.
Тане невольно помог сын Максим, рассказав случай в школе.
– Мам! Как ты думаешь, прав Денис или нет?
– А что случилось?
– Понимаешь, на рисования он разбил стакан одной девочке, Лене.
– Специально?
– Нет, случайно локтём задел. А когда стали спрашивать, кто это сделал, он не признался. Сказал, что Лена сама  подтолкнула, а стакан стоял на краю.
– Нет, Максимка, он неправ. Денис должен был сказать, что это он.
–  У него знаешь, какая строгая мама! Дениска точно получит от неё!
– И всю жизнь будет обманщиком, не отвечающим за свои действия? Сначала будет бояться мамы, потом закона. Нет, он обязан был признаться. И чем раньше научится это делать, тем лучше.
Максимка призадумался. В детской головке варилась  неразрешимая задача, как лучше поступить. В итоге что-то перевесило, и он серьёзно сказал маме:
– Мам, помнишь, я недавно нашёл на улице мяч?
– Тот  потрёпанный?
– Да…. Ну, в общем…. Я его не совсем нашёл…
– Та-ак. И чей  же  он? – нахмурилась Таня.
– Витьки со второго подъезда.
– Верни, – коротко сказала Таня.
– Сейчас?
– А чего дожидаться?
– Ну ладно…, – Максим понуро засобирался на улицу.
Таня задумалась. Допустим, сыну она может сказать идти исправлять плохой поступок. А кто скажет ей? Речь идёт не о краже старого мяча, а гораздо о более серьёзном преступлении. Убийстве. Оттого человек и является человеком, чтобы извлекать урок из жизни. Самостоятельно. Поэтому она  решительно  засобиралась на кладбище.
            …В тот день, вторник, под вечер, посетителей на городском кладбище было немного. Ступив за ворота, Таня невольно поёжилась. Вроде и не сильно холодно, а неуютно. На погосте она всегда ощущала странное чувство скорби пополам со страхом. Она медленно подошла  к могиле Игоря  Бояринова, воткнула в мёрзлую землю два заранее купленных цветка гвоздики, и стала просить прощения. Слёзы полились градом. Таня опустилась на колени  от чувства невероятной жалости  и сожаления. Могила оказалась очень неухоженной, с покосившимся крестом, который  явно установили «временно» да так и оставили. Подмороженные пучки пырея полегли в разные стороны, нудно дул ветер. В тиши раздавался единственный звук: ветром гоняло треснутый пластиковый стаканчик, который то и дело налетал на оградку, не сильно обставленную венками. Всего три выцветших и обтрёпанных ветром венка. Таню возмутило, что так  бедно проводили в последний путь молодого, преуспевающего мужчину, владельца «Бистро», у которого  имелись жена и дети, друзья и родственники! Как всё нелепо вышло! Получается, семье Игорь не сильно был нужен. Конечно, может быть, жена Игоря была на него обижена из-за многочисленных любовных приключений, но ради детей могла бы облагородить последнее обиталище мужа! И всё же, как несправедлива жизнь. Игорь только стал разворачиваться, становиться на ноги, как был убит. Странно, Таня осуждала сейчас убийцу Игоря, не смотря на то, что сама и являлась ею!
          Таня обязательно посадит  цветы, когда наступит сезон. Ведь Игорь подарил Тане сына.
         Девушка отправилась  искать могилу Кеосаяна. Нашла её не очень быстро, успела даже продрогнуть. Осенний ветер пронизывал  Таню, она успела пожалеть о том, что не оделась теплее.
           Могила Кеосаяна  напротив, оказалась очень ухоженной и, сразу видно, часто посещаемой. У него было много родственников.  Девушка положила две гвоздики и Кеосаяну, прошептала ему слова сожаления, и уехала с кладбища с налётом усталости, но торжеством выполненного долга. Наверное,  так себя чувствует  спортсмен, который долго тренируется перед выступлением,  но, в конечном счёте,  оставляет свой страх позади и делает ослепительную программу.
             В день посещения кладбища Таня простудилась. К вечеру у неё поднялась температура, потекло из носа, в общем, она ощутила признаки классической простуды. Любовь Алексеевна велела дочери немедленно лечь в постель. Таня послушно  лежала и едва успевала пить чай с малиной, который приносила мама. Утром она пыталась принять душ и пойти на работу, но мама решительно заявила:
            – Три дня надо отлежаться, а там полегчает. Как ты спала ночью?
            – Плохо как-то спалось. Просыпалась,  всю ночь снилось кладбище,  из могил вылезали  мертвецы…
            – Это всё температура. Танечка.  Останься дома, всё равно не сможешь работать. –
Таня и в самом деле чувствовала слабость и озноб. Но не представляла себе, как можно пропустить работу. Сегодня только среда!
            – А давай…
            – Ничего не «давай»! – прикрикнула мама. – Осложнений хочешь, и потом вместо трёх дней сидеть дома месяц? – Таня вынуждена была согласиться.
            –  Ладно, мам, только Аллу Николаевну предупрежу.
            В тот день Торт пришёл на работу весёлый, много шутил. Даже Алле Николаевне отвесил комплимент, мол, она всё молодеет, цветёт и пахнет. Бригадирша ответила, что молодеть ей не с чего, ведь работа всё прибавляется, а кадры убавляются.
            – А кто убавился? – не понял Торт.
            – Таня, Пчёлка наша, ушла на больничный, простудилась.
                Владимир Ильич  почувствовал, что от его хорошего настроения не осталось и следа. Дело было не в работе, а в самой Тане. Он почувствовал, что она нужна ему, как воздух. Воздух невидимо присутствует. Но стоит его перекрыть…. Оказывается, Торт настолько привык видеть девушку каждый день, что теперь элементарно растерялся. Он шёл на работу, чтобы горы свернуть, а теперь не понимал, что ему делать. Таня заболела. Таня заболела. Эта мысль не давала ему спокойно работать. Поехать и проведать её? Нельзя, это к чему-то обязывает. Позвонить и справиться о её самочувствии? А часто ли директора предприятий так поступают? В «Сладкой жизни» работает семьдесят восемь человек, всем не назвонишься. Поэтому звонок автоматически переходит в разряд личных. Нет, он не станет звонить. Но рука  уже набирала цифры, которые он знал, но раньше не применял. Он взмок, сердце лихорадочно забилось, когда услышал в трубке хрипловатый  голос Тани:
             – Алло?
        Трубка тут же была возвращена на место. Торт обхватил руками свою  голову и подумал, что же он делает. Поразмыслив, он решил прекратить безрассудство. У него всё-таки есть жена, дочь. И обязательства.
               
                Х             Х            Х

            
… Вечерело. Было видно издали  красно-жёлтую неоновую  афишу «Аполлон» на двухэтажном доме. Здесь, на  самой окраине города, расположился фитнес-клуб.
Из транспорта в этих местах ходил только троллейбус и автобус. 
Среди старых домов и улочек, клуб был неуместным криком богатства,  и привлекал немыслимое количество посетителей. Других развлечений здесь не было. По асфальтированной дорожке семенила одинокая женская фигурка со спортивной сумкой.
Тренер фитнес-клуба уже ждал её. Марго опаздывала на пятнадцать минут. Родион то и дело поглядывал на часы и волновался. Обычно она была болезненно пунктуальной. Он на минутку представил, что она больше не придёт, и его сердце ухнуло вниз. Ведь он до сих пор не знает ни её адреса, ни фамилии, ни телефона….  И вот она вбежала в раздевалку, запыхавшаяся и румяная. Через пять минут Марго  уже  шагала по беговой дорожке, а он не сводил с неё очарованных и  немного растерянных глаз. Как будто она его бросила и вернулась, как ни в чём не бывало. Марго была сегодня ещё прекраснее, чем обычно. Пушистые пепельные волосы, схваченные резиночкой, правильные черты лица, кофейные глаза, красивая подтянутая фигура. Родион  вот уже год тренировал Марго. 
Он буквально с первых тренировок почувствовал исходящие от неё флюиды  женской привлекательности. Она вела себя  не то чтобы кокетливо, но с некой степенью лёгкости, намекающей на то, что её  влечёт в клуб не только спорт… Родион, интуитивно-мужским чутьём, сразу выделил Марго из разноцветной массы других занимающихся. Он вспомнил первый день, когда она зашла с мороза в душноватое помещение клуба.
– Здравствуйте, а можно записаться  на тренировки?
– Лично для себя, или для достижений? – Родион подошёл к новенькой и восхищённо уставился на  неё, такую красивую и румяную от холода. Обычно в клуб приходили только местные девушки.
– Хочу немного прийти в норму. А то тут лишок, вот  тут…., – она пощупала себя за бока. – Кстати, я – Марго, – она протянула Родиону узкую руку. Он не пожал, а поцеловал её, отчего девушка засмущалась и тихонько выдернула ладонь.
– Я хотел бы лично тренировать вас. Меня зовут Родион.
Марго внимательно посмотрела на тренера. Подтянутый, не слишком красивый, но очень обаятельный, высокий и… трудно объяснить, но какой-то свой. А она так одинока…

         Марго впервые попала в однокомнатную  квартиру Родиона через месяц. Он предложил показать ей свои медали и грамоты, но оба знали, что это лишь предлог…
С тех пор Марго стала часто бывать в холостяцкой, малокомфортной квартире Родиона. Молодых раздирали нешуточные страсти. Время для встреч было разное. Назначала она. Менялись времена года, но только сила страсти не угасала. Любовники даже особо не разговаривали, постигая совсем иной язык – язык страсти. Родион словно создан был для Марго, настолько полно было совпадение их жизненных ритмов.  Она тоже не оставалась в долгу, одаривала  любимого  своим вниманием.  После горячих встреч Родион неизменно провожал Марго на остановку троллейбуса, у него не было своей машины.
            –  Отчего у тебя нет машины?
            –  Понимаешь, мне нравится только одна машина, «Тойота-Виста». Тёмно-синяя. И когда-нибудь она у меня будет.
            –  Да, надо верить.  А я мечтаю  о  прекрасной семье, которой у меня никогда не было….
          Особенностью Марго было  никогда не оставаться  ночевать у Родиона. Знакомые могли часто наблюдать такую картину: Родион стоял на остановке и долго махал вслед уходящему троллейбусу, поблёскивая перстнем, подарком Марго.


Х                Х                Х

             Ореховая дверь открылась  и Таня  вошла в кабинет. Торт ждал её, и всё равно вздрогнул. Когда он был в кабинете один, то мог весьма продуктивно работать и концентрироваться. А в присутствии Тани это  умение куда-то девалось…. Девушка в последнее время похорошела и стала очень женственной. И, несомненно, знала об этом.
Таня  приятно улыбнулась Торту, отчего он разом позабыл о предмете разговора,  и уверенно присела на один из стульев, что поближе к Владимиру Ильичу.
           – Вызывали?
           – Да-да, Таня. Тут такое дело…. В общем, я  хочу затеять поездку на конкурс кондитеров. – Торт стал барабанить пальцами по столу.
          –  Ничего себе. – Таня удивлённо посмотрела на шефа, ожидая, что он рассмеётся и скажет: «Шучу» – но поняла, что он и не думал шутить.
          – Я прочёл в Интернете о намечающемся конкурсе и подал на него заявку. Чем мы хуже других фирм? И знаешь, кто поедет от нашего предприятия?
          – Кто? – напряглась Таня.
          – Ты.
Таня и Торт замолчали. Торт испепелял Таню взглядом, а она мучительно  старалась выдумать  аргументы, почему не сможет поехать, но это получалось  весьма слабо.  Торт внутренне опровергал их. 
          –  Владимир Ильич…
          –  Никаких отговорок, – сразу предупредил он. – Отказаться  невозможно. Нас  зарегистрировали. Снять свою кандидатуру сейчас, перед началом конкурса; значит признать свою несерьёзность на рынке. Я  не пойму: почему нет? – Он  поглядел на Таню. – Ты одарённая, творческая, можно сказать, кондитер от бога. Не бойся, я тоже поеду. Хочу стать свидетелем твоей победы. 
Таня неподвижно сидела на стуле и рассматривала свои руки. Её внешний вид выражал спокойствие, если бы не дрожь в руках.  А вдруг она опозорит «Сладкую жизнь»?
           –Танечка, у меня к тебе большая просьба, – продолжал шеф, ничего этого не замечая. Он вскочил и  стал расхаживать по кабинету, заставляя Таню крутить головой влево и вправо. –  Подумай, чем мы удивим комиссию. Я рассчитываю на тебя, Таня. Там будут конкурсные задания для всех участников, насчёт этого я даже не переживаю. А вот особые проекты…. Там понадобится  творческий подход. Если мы не победим, не страшно. Ведь  стать участником этого конкурса уже почётно. Ну а если победим…
– Тогда что?
– Тогда выйдем на принципиально новый уровень. 
– А…
– А Любови Алексеевне – твоей маме – я позвоню.
– Ну а…
– Аллу Николаевну предупрежу.
– И когда это всё намечается?
– Вот теперь я понимаю – ты начинаешь проникаться серьёзностью вопроса. Начало конкурса  через три месяца.
– Нам придётся лететь на самолёте?
– Нет, Тань, это недалеко от нас, на рейсовом автобусе четыре часа езды от автостанции. Если бы не это обстоятельство, я  бы не стал подавать заявку.
– Сколько продлится конкурс?
– Пять дней в общей сложности. Два дня на дорогу, три  на конкурс. Я посмотрел по календарю, выезжаем в понедельник. В пятницу вечером возвращаемся. Ну, всё, не буду тебя задерживать, – сказал Торт и стал заполнять  какие-то бумаги.
Таня направилась к выходу, взялась за ручку двери и потянула на себя. Торт оторвался от  бумаг и посмотрел Тане вслед.
– Тань!
– Что? – застыла она в дверях.
– Ты такая… красивая стала.
– Да что вы, Владимир Ильич, обыкновенная.
– Не скромничай, – ответил Торт. – Я тебе сколько хочешь раз повторю: ты просто красавицей стала в последнее время. Кстати, – Торт посмотрел куда-то в сторону и невинно спросил: – твой молодой человек не будет против, что ты поедешь на конкурс?
– Не будет, – уверенно ответила Таня. Владимир Ильич как-то сразу опал, как осаженное дрожжевое тесто. – Откуда ты знаешь? Молодая девушка едет со своим шефом в командировку на пять дней….  Любой ревновать станет.
– А некому ревновать. Нет никакого молодого человека.
– Правда? –  воскликнул Торт. Его брови взметнулись от радости. Однако, он спохватился: – Я… хотел сказать, мне очень жаль. Как это у такой красивой девушки нет молодого человека? Что в мире делается, парни в наш век слепые пошли…
Таня с загадочной улыбкой вышла из кабинета.

                Х                Х                Х

 В скромной квартире Родиона было двое. Он и она. Они сидели на маленьких протёртых креслах, и пили чай без сахара.
Он сгорал от нежности к ней. Он неизвестности. Марго молчала. Не все женщины болтушки, думал Родион. Взять, к примеру, его маму,  она  разговорчива до невозможности. Что думает, то и говорит. А думает она лишь об одном, в этом она  дополняет остальных женщин своего возраста – женить Родиона любой ценой! А вот  Марго он бы взял с собой  в разведку…
– А ведь я о тебе ничего не знаю, – начал  он. – У тебя фамилия хоть есть?
– Конечно. У всех людей есть фамилия.
– Скажешь?
– Да. Смирнова.
– Ты не замужем?
– Я же тебе говорила, что нет.
– Кем ты работаешь?
– Переводчиком. Перевожу с английского.
– На дому?
– В общем, да… Моя работа даёт мне некую степень свободы.
– А дети у тебя есть?
– Нет. Ты всех клиенток фитнес-клуба так пытаешь? – усмехнулась Марго.
– Нет, только самых красивых, – ответил Родион без тени улыбки. – Если ты мне дашь свой номер телефона, я буду счастлив до невозможности.
– Зачем? Я и так прихожу, – пожала плечами  она. – Если хочешь,  буду звонить тебе сама.
– Знаешь, милая Марго. У нас какие-то неправильные отношения.  Я знаю тебя почти год, а вот фамилию и профессию только сейчас  открыл для себя.
–  Тебя это угнетает?
– В общем-то, нет. Но… Марго, дай мне твой телефон или адрес. Вдруг что-то случится, и ты не приедешь? Я даже не буду знать, где искать тебя.
– Нет, – в её голосе появились железные нотки, и Родион испугался, что сейчас потеряет её навсегда. Он очень мягко спросил:
– Но почему? Я не понимаю…
– Родион…. Милый, любимый Родион. У меня отец бывший военный, генерал в отставке. Всё детство он деспотично всё решал за меня: что надевать, какие предметы изучать в школе, чем мне питаться.… Мама умерла, когда мне было три, и он сам растил меня. Папа считает, что не родился ещё тот человек, который достоин его дочурки. А уж если кто-то заявит, что хочет на мне жениться…
– То что? – притворно вздохнул  Родион. – Он убьёт меня?
– Ты сначала дослушай. Отец  устроит тебе тестирование,  придумает какое-нибудь задание. Если не справишься, то потеряешь меня навсегда.
– Сказочные времена какие-то! И что же надо сделать? Достать тебе Жар-птицу?
– Если бы. Задания довольно приземлённые. Был у меня один жених, который в жизни топора в руках не держал. Папа поручил  ему  построить баню на даче.
– И как, построил?
– Нет, сбежал, да ещё отцовские инструменты прихватил.
– Да, жёсткий у тебя папа. Но я строить умею, так что не страшно.
– Второму жениху папа велел собрать картошку с  пяти соток огорода, а у него со спиной проблемы были.
– Марго, детка, а сколько же у тебя женихов было?
– Трое, включая тебя. Поэтому тебя я папе не покажу. Слишком люблю, чтобы потерять! Не мыслю жизни без тебя, как бы это банально не звучало. – Марго нежно обняла Родиона и поцеловала в шею. – Кстати, Родион, совсем ты меня заговорил, – улыбнулась Марго. – Смотри, что я тебе принесла! – в руку Родиона опустился новенький, тяжёлый  сенсорный сотовый телефон.

Х                Х                Х

Таня и Торт  тряслись в  рейсовом автобусе. За окном мелькали  пролески, небольшие водоёмы, каналы. Стремительно вечерело. Иногда  их автобус прошивали фары  встречного транспорта. Тане не спалось, она сидела у окна и с любопытством отличницы  рассматривала проплывающие загородные картины, которые начали погружаться во мрак. Таня невольно подумала, что, наверное,  днём эти места выглядят совсем иначе.  А Торт, устав от забот, посапывал, склонив голову в золотых кудрях и смешно скривив губы. Его голова подрагивала в такт колёсам, иногда он спохватывался и садился ровно, но ненадолго. Через минуту сон снова размягчал его спину, словно сливочное масло, оставленное на ночь на столе. 
Таня  украдкой поглядела на Торта, и вдруг ощутила давно забытое чувство нежности к мужчине. Торт как почувствовал, открыл глаза, и они на мгновение встретились взглядом…. Но Таня  уже  вернула себе обычное выражение.
Не следует принимать совместную поездку за невесть  что… 
В соседний город они приехали  в десять часов вечера. Торт проснулся, будто и не спал, схватил сумки – свою и Танину – и лихо поймал такси. Они молча ехали в гостиницу, Таня устала от долгой дороги и хотела лишь одного: спать. В гостинице случилась накладка. Вместо двух одноместных номеров, что забронировал  Торт,  предложили один  двухместный.
Таня с огромными от ужаса глазами посмотрела на шефа. Он немедленно пошёл к администратору.
         –  Что за  беспорядок? Я же бронировал места! 
         – У нас съезд кондитеров! – администратор за день устал от нападок. – Благодарите бога, что вам хоть этот номер достался! Последний, между прочим! Не нравится –  пойдете  и поищите среди ночи другой! Посмотрите, что творится в холле!
Торт прошёл несколько шагов по направлению к лестнице и поглядел вниз. Там он увидел гудящую толпу усталых людей, которым отказывали в пристанище. Таня всё поняла и смирно поплелась за Владимиром Ильичом.
Торт открыл дверь под номером триста восемь. Вспыхнул свет. В небольшой прихожей с трудом помещались двое, поэтому разуваться пришлось по очереди. На полу к аккуратным Таниным полусапожкам присоседились необъятные ботинки Торта.
Прошли в комнату. Номер оказался маленький, небогато обставленный, но довольно чистый. Там  был потрёпанный журнальный столик с обитыми углами, два кресла, шкаф-купе и телевизор на тумбочке. Рядом с телевизором  пристроился ветеран гостиничного сервиса, металлический чайник со свистком. Торт сейчас же включил чайник. Посередине  номера стояла  двуспальная кровать. Таня вспомнила гостиницу с овальной кроватью, куда её возил Игорь, и на мгновение изменилась в лице.
– Таня, ты не переживай, я буду спать на полу, – сразу предупредил  Торт.
– Нет, я могу сдвинуть вот эти кресла и спать там…
– Ни за что. Я решил.
            Они разобрали сумки, переоделись в спортивные костюмы и  включили телевизор,  осторожно сев в кресла. Лица и позы Тани и Торта были серьёзные, как будто они  приготовились фотографироваться на паспорт. Чувствовалось такое напряжение, что поднеси к ним сейчас спичку, она бы загорелась сама. Через час мучительного просмотра телевизора, когда Торт шесть раз вскипятил чайник, но не разу не попил, они улеглись спать. Таня на кровати, Торт на полу. Они погасили свет, но не спали. Таня глядела невидящими глазами в потолок, а Владимир Ильич крутился-вертелся, не мог найти удобного положения. Затем послышался звук вскрываемой упаковки с применением подсветки от  сотового телефона.  И только после этого с пола  послышался богатырский храп.   Тане не спалось. Под такие трели трудно заснуть! Как-то раз во дворе Таниного дома орудовал трактор. Так мотор машины работал куда  тише, чем храпел Торт!
 Она включила ночник, нагнулась и нащупала на полу упаковку таблеток фенозепама. Хитрый Торт выпил снотворного и спал как младенец! А что делать Тане?
Она достала из сумки бордовую тетрадь Руфины,  и принялась придумывать новые значения словам:
              Сливочный – добыча  информации на очной ставке. (Слив очный)
              Минор – рёв мин на военных действиях. (Мин ор)
              Верхотура – верх от слова «ура». (Верх от ура)
              Купидон – предложение о покупке реки. (Купи Дон)
  Босоножки – небольшие ноги начальника.(Босса ножки)
  Восток – пользование стоком. (Во сток)
  Воробей – предложение побить вора. (Вора бей)

Тане больше ничего не приходило в голову, она погасила ночник и уснула.
… Утром, позавтракав в столовой гостиницы, они отправились  в здание выставочного центра, оборудованное под проведение конкурса. Участников было пятнадцать. Первый этап соревнования должен был начаться в два часа дня. По залу сновали телевизионщики, настраивая осветительную аппаратуру. Таня и Торт ознакомились с программой, зарегистрировались под  номером тринадцать, получили специальную одежду. Таня проверила годность своего места и осталась довольной всем, кроме номера.
До двух часов было ещё много времени, и Торт  предложил Тане куда-нибудь сходить.
           …Кафетерий «Золотой ключик» оказался очень уютный, стилизованный под каморку Папы Карло. Деревянные скамьи, камины, бутафорские луковицы, каменные полы. Только кафетерий был  современнее и красивее.
            Они оказались единственными посетителями, заведение открылось пятнадцать минут назад. Торт сидел и оглядывался с ностальгическим  видом – он внезапно осознал, сто не был в кафетериях много лет. А теперь сидит в другом городе, с хорошенькой девушкой…
           – Тань, какое мороженое ты любишь? Постой, я сам угадаю: ванильное с шоколадной крошкой.
          – Да, – просто ответила она. – А я сейчас тоже угадаю: вы вообще мороженого не любите, а пьёте только молочный коктейль…
          – Откуда ты знаешь? – удивился Торт. Таня густо покраснела, но тут подошла официантка и принесла три шарика восхитительного мороженого в креманке. Таня  поблагодарила её кивком головы.  – Я много чего про вас знаю.
         – Что, например?
         – Вы любите оранжевый цвет. Вы любите есть гуся с яблоками. Вы добрый и ранимый. У вас есть привычка включать чайник, когда вы нервничаете. У вас есть дочь Соня. Вы много читаете. Вы… храпите ночью. – Всё это Таня выпалила единым духом,  и стала отделять маленькие кусочки мороженого и отправлять в рот.
         – Про храп понятно.  Но откуда ты знаешь про гуся?
         – Это совсем просто. Алла Николаевна рассказывала.
         – Ты что, расспрашивала обо мне?
         – Случайно вышло. Просто, Алла Николаевна завела речь о вашей жене, о вас…
         – И что же сказала? Зная её привычку рубить правду-матку, думаю, ничего хорошего…
         – Ну что вы. Она отзывается о вас очень уважительно. Но вот вашу жену Алла Николаевна почему-то недолюбливает. Да вы не обращайте внимания. Пусть говорит, что хочет.
        – А причём тут гусь с яблоками? – невпопад спросил  Торт.
        – В прошлом году вы просили Аллу Николаевну, чтобы она запекла на ваш день рождения гуся. Помните? Она ещё спросила, а мол, жене, что слабо? Готовить не умеет? И вообще, Владимир Ильич, вы мне не даёте есть мороженое, – нахмурилась Таня. 
        –  А твоё присутствие рядом не даёт мне спокойно жить, – тихо сказал Торт и посмотрел на Таню так…. У неё от этого взгляда  живот заныл.
        –  Ну так может я домой поеду? – нерешительно пробормотала она.
        –  И не мечтай. Сначала победим, а там уж и поедем.
        Спустя  четверть часа Торт и Таня покинули «Золотой ключик» и поехали коротать время  в кино.
Х                Х                Х

 Вероника, жена Торта, рвала и метала. Подумать только, муж вдруг выпорхнул из-под контроля! Вероника гоняла в голове  разговор перед отъездом мужа.
Он  пришёл в тот день в новом шикарном костюме и заявил, как-то тихо и в то же время твёрдо:
– Я еду в командировку на конкурс кулинаров.
– Как – в командировку? – не поверила она ушам. – Как в том анекдоте, в котором муж поехал в командировку?
– Именно так. Для моего предприятия это очень…
Она не дала договорить:
– Конечно, важно. Тебе важно всё, кроме меня.
– Вероника, ты можешь хоть раз в жизни не переворачивать всё с ног на голову? –разозлился Торт, что ему было совсем не свойственно. Он всегда придерживался политики предотвращения скандала. А теперь не вытерпел. – Зачем я тебе нужен дома, а? Издеваться надо мной? Знаешь, а ты права: пожалуй, тебе надо пойти работать, чтобы ты общалась с людьми и не нападала на меня. Я устал! И хочу, чтоб ты поняла: что бы ты сейчас не говорила, я поеду в эту командировку. Я так решил.
– И что же, ты сам намерен печь пирожные на конкурсе? – недобро спросила она.
– Нет, конечно. Участвовать от «Сладкой жизни» будет Таня Повитухина.
– Снова Таня! Повсюду эта Таня! И вы вместе поедете в командировку?
– Не вместе, а совместно! – рявкнул Торт.
– Это одно и то же!! Не удивлюсь, если у вас там завяжутся добрые и искренние отношения, – с издёвкой проворковала Вероника. – Смотрю, ты уже и новый костюмчик прикупил!
– И не один! Я ещё спортивный костюм купил! А то старый стал непонятного цвета с мешками на коленях! Вероника, прекрати истерику!
– Вот так всё просто: прекрати истерику, да?! А если бы я сейчас сказала тебе, что еду в турне с чужим мужчиной? Ты бы как отреагировал?
–  Хочешь, поедем с нами, –  уже спокойнее  сказал муж, словно облил Веронику холодной водой. – Это не турне, а необходимость. А Таня мой сотрудник.
            Вероника так растерялась, что даже  не стазу нашлась с ответом.
            – Да ну вас к чёрту, – сказала она под нос и ушла переживать в комнату. Она даже  плакать в тот день не смогла. Обычно она плакала в показательных целях. А тут….В поведении мужа  появилось что-то новенькое, эта решимость, эти костюмы,  и следовало хорошенько обдумать для себя новую линию поведения.

             Х                Х                Х

            


  Вечером  в среду у Родиона зазвонил телефон. Это была мама:
– Сынок, привет! Приезжай ко мне на пирожки, а то живёшь бобылём,  поди, забыл, как нормальная еда выглядит.
– А пирожки  с капустой? – уточнил он.
– С самой лучшей.
После таких слов Родион  принял душ и засобирался к маме. Сегодня Марго не приедет, так что можно проведать родственников. Младший брат Родиона, Славик, жил с мамой и женой Машей.
 Мама встретила Родиона, как всегда, радушно. Запах её особенных пирожков он  унюхал ещё на лестничной клетке. Пекла  и готовила мама превосходно. Родион был  усажен на лучшее место.
– Вкусно, сынок? – мама смотрела любящими  глазами, как он аккуратно кусал румяные изделия. Лицо Родиона  выражало благоговейный восторг, как при прослушивании великолепной музыки в зале филармонии. Только он ещё  мычал от удовольствия.
– Как дела, сынок?
– Нормально, мам. Работаю. Хозяйничаю.
– Ну, а кроме работы? Нашёл себе девушку?
– И да, и нет, – Родион подпёр лицо кулаками,  и посмотрел на маму глазами печального сенбернара (веки оттянулись вниз, обнажив розовое нутро).
– Как же так? – не поняла мама.
– Знаешь, мам, я хочу на ней жениться, но с ней всё так неопределённо. Я почти ничего о ней не знаю.
– Ну, так узнай.
– Она не хочет давать свой телефон, адрес, хоть знакомы мы почти год.
– А почему? Значит, что-то скрывает от тебя…
– Да, мам, вот и я так думаю. Но, понимаешь… боюсь копать. Вдруг узнаю что-то, о чём пожалею. В  итоге всё сводится к  коротким встречам у меня дома. Мы даже не гуляем по городу.
– Как её зовут?
– Марго.
– Красивое имя. Но лучше тебе сейчас узнать её тайны, сынок, пока сильно не затянуло…
– Мам, в том-то и дело, что уже затянуло...
Тут Родион наконец заметил отсутствие брата.
– А где Славка? – спросил он.
– Они с Машей уехали  за обоями, да ещё не вернулись. Наверно, в гости к кому-то зашли.
– А-аа. Молодцы насчёт ремонта. Вот бы мне  кто-то ремонт сделал…
– Родька, мечтатель! Всё в твоих руках!
– Мам, а как ты с Машей уживаешься под одной крышей? Всё-таки невестка. Ну, сама знаешь, две хозяйки на одной кухне…
– Хорошо, Родька, Маша такая замечательная!
– Мам, это ты замечательная! – Родион глубоко вздохнул и обнял мать.
Уже после ухода сына  она долго и мучительно  думала,  отчего Родиону никак не везёт. Она материнским чутьём улавливала, что сын нашёл не очень правильную кандидатуру для женитьбы и что у него ещё будут проблемы.


                Х                Х                Х

           Трансляцию с конкурса кулинаров вёл репортёр местного телевидения. Председатель жюри, шеф-повар итальянского ресторана,  не ожидал, что в средствах массовой информации кулинарное событие вызовет такой интерес. Он сидел на почётном председательском месте, как довольный бегемот, откинувшись на спинку стула и сцепив на животе пальцы-сардельки. Другие члены жюри занимались кто чем. Лысый господин пил минералку, нервная дама пересчитывала результаты, а какой-то высокий чин из министерства набрасывал на листочке предстоящую речь. Дама передала ведущему результаты отборочного тура.
            Он  добился тишины в зале. Жюри уселось в линейку, подчёркивая осанкой  торжественность момента. Раздались фанфары.
  – Итак! – завёл ведущий. Он нарочно растягивал слова. – Сегодня у нас третий и последний конкурсный день. Он решает весь исход конкурса! В финал у нас вышл-и-и три претендента на победу, это-о-о: … кстати, а может,  прервёмся на рекламную паузу?
           –  Нет!!! –  взревел зал.
           – Ладно, –  притворно согласился он. –  Тогда слушайте. Это-о-оо кондитерская фабрика… «Ма-а-арципан», похлопаем! ОАО «Лесной орешек», ну, где аплодисменты?... и …. ОАО «Сладкая жизнь»!  – Раздался новый взрыв аплодисментов и рёв. Зрители  вскочили с мест и стали содрогать зал криками и свистом. Ранее они   разделились на  секторы и болели за выбранные предприятия. Как ни странно, и у «Сладкой жизни» тоже появилась своя группка болельщиков. За ночь они нарисовали яркие плакаты с надписями: «Вы лучшие», «Мы за сладкую жизнь».
               Камера крупным планом выхватила лица участников финала. Таня стояла  в большом голубом колпаке, раскрасневшаяся и сосредоточенная. Рядом стояли  грузная, уверенная в себе  женщина  и молодой парень, похожий на певца Витаса, в таких же головных уборах.
 За грузную женщину болело добрых ползала, она, похоже,  была  местной. Таня  забеспокоилась: «И зачем мне только  достался номер тринадцать! Как теперь победить этот бульдозер в колпаке?»  А вот «Витас» доверия не внушал. Он вёл себя пассивно, и было ясно, что его запихнули на конкурс насильно. Как он умудрился дойти до финала? Видимо, парень  из породы везунчиков. У него даже болельщиков не было. Но грузная женщина…. Вот, кто решил вырвать победу любой ценой. Выражение  её лица говорило лишь об одном: «Куда полезли, щенки? С дороги, Я иду». 
По переглядываниям с членами жюри, Таня поняла, что женщина  знает их всех лично.  Ведущий ещё что-то говорил, а Таня не слышала. Так расстроилась, что аж руки затряслись. Торт, стоящий близко к первому ряду,  мгновенно расценил обстановку. Он стоял такой сосредоточенный и энергичный одновременно, что Таня удивительным образом почувствовала его присутствие. Ей вспомнилось, как в первый конкурсный день, в кинотеатре, Торт, якобы невзначай, взял её руку в свою. Без всякой пошлости, так естественно…. Она снова ощутила тепло его большой ладони. А вечером того же дня они пошли в гости к соседям по гостиничному номеру, семейной паре Юле и Юре, с которыми познакомились за ужином. Пошли оттого, что не представляли, как останутся в номере вдвоём…. Сначала все играли в дурака. Затем пили кофе с коньяком. Юля погадала Торту на кофейной гуще  и нагадала большие перемены в жизни. И сказала про Таню: «Хорошенькая у вас жена. Вы прекрасная пара!» А Торт возразил, мол, Таня ему не жена, а сотрудница. А сам так ласково на неё смотрел, что Юля не поверила….
          Второй вечер тоже провели с новыми друзьями за игрой в лото. С соседями было так легко общаться, как будто были знакомы всю жизнь. Они непременно должны быть  в зале! Таня поискала глазами Юлю и Юру и нашла их недалеко от Торта. Юра свистел, как соловей-разбойник, а в руках Юли был букет из разноцветных шариков.
         Таня  не может подвести Торта! Новых друзей! Свой коллектив! Не имеет права!
          В родном городе Тани и Торта  этим временем к экранам телевизора припали все, за них кто болел. Лёша даже записывал трансляцию на диск.
Ведущий надрывался, пытаясь унять разбушевавшуюся аудиторию:
         – Представитель «Марципана» –  Иванна Ивановна Принзюк! Номер один! Похлопаем! Кондитер высшей категории! Кулинарная звезда нашего города! Участник всех кулинарных поединков за последние пять лет! –  Принзюк плотоядно улыбалась и плавала глазами по залу, который просто с ума сходил от общения со своей знаменитостью.
           –  А вот и очаровательная Танечка из «Сладкой жизни», номер тринадцать, которую мы все успели полюбить за эти три дня! – ведущий улыбнулся одними губами. –  И, конечно, поприветствуем представителя под номером  шесть…
         – Ура!! – закричали у экрана телевизора Алла Николаевна, Рита и Олеся, не удосужившись дождаться имени третьего финалиста, и кинулись обниматься. – Наша-то Танька, смотри! Вон  наша Танька!! Куда им до неё!
В квартире у  Тани к экрану телевизора припали Максимка, Любовь Алексеевна и Лёша.
         – Ой, не могу, кто бы мог подумать! – держась за сердце, говорила Танина мама. – Дочка, давай, не подведи!
         – Мама вам всем покажет, – звонким голосом крикнул Максимка.
         –  Таня, я в тебя всегда верила, – с жаром проговорила Руфина Денисовна у своего экрана.
         – Папа! Вон он, папа! Хоть бы  он победил! – закричала Сонечка, поблёскивая глазами. Сонина  няня тоже присела к телевизору, отложив дела.
         Одна только Вероника  злобно сжимала пульт от телевизора и всматривалась в лица. В  рядах болельщиков снова показали её мужа, вернее, его сосредоточенный взгляд в сторону Тани и крик: «Таня, соберись!», она в сердцах кинула пульт в кресло. Во взгляде мужа она прочла такое…. На неё он так не смотрел никогда. И  уже не посмотрит.
          – Чтоб вы продули, – выплюнула она, вышла из комнаты и стала куда-то собираться.
А   ведущий тем временем  продолжал вещать.
          – Для проведения самого главного конкурсного задания всё готово, и мы посмотрим, на что способны наши участники. Во избежание помех друг другу, мы отделим  участников специальными кабинками со встроенными камерами.  По поводу конкурсных изделий  могу сказать лишь  одно, это будет свадебный торт. Его следует, ни много, ни мало – украсить. Дадим нашим участникам  время на  выполнение заданий и, всё же, отвлечёмся на рекламную паузу…


Х                Х                Х

           Родион  вернулся  домой в девять вечера какой-то  уставший, лёг на подушку и долго разглядывал потолок своей  квартиры. Тот давно не блистал белизной. Жёлтые потёки, трещины. Из трещин можно сложить слово «холостяк», как Кай складывал слово «вечность». Пожалуй, стоит заняться ремонтом. Вон, даже  Славка и тот, ремонтироваться вздумал…. И как только Марго ходит к нему в такую неопрятную нору? Нет, решительно надо что-то делать.
В дверь к Родиону постучали, причём особо: два длинных стука и три коротких. «Неужели Марго?» Он, не веря ушам,  энергично подошёл к двери и открыл. В самом деле, к нему пришла она. Только что это у неё? Возле Марго на полу стоял  пузатый чемодан на колёсиках и большой пакет из-под обуви, набитый вещами. Она вся дрожала от волнения.
– Ты…
– Родион! Ты не представляешь, как я испугалась! Где ты был? Я тебя жду, жду…
– К маме ездил на пирожки…. Я же не знал…
–  Я люблю тебя и хочу быть с тобой. Всегда. Я чуть с ума не сошла, когда не обнаружила тебя дома! – она кинулась к нему на шею.
– Ты замёрзла, любимая?
– Нет, в машине сидела. Тебя ждала.
– Ты насовсем? А как же твой папа-генерал?
– Он… пока не знает, что я ушла. Ты что, не рад?
– Я? Да что ты, родная! Радостнее меня и человека нет в мире! Я как раз лежал и думал, что хорошо бы  ремонт начать делать. Давай, вместе подумаем, как сделать! Станем вдвоём обустраивать наше гнёздышко! – Родион в душевном порыве обнял Марго. – Ты, Марго,  располагайся, а я пока помогу тебе вещи распаковывать.
Вещей у неё оказалось немного. Всё было разложено по шкафам, на полочке в ванной комнате мгновенно прибыло предметов женского быта. Родион в душевном порыве бегал по квартире и не мог присесть ни на минутку. Ещё сегодня утром он и мечтать не мог, что Марго к нему переселится! Но действительно сказал кто-то мудрый – мечты имеют обыкновение сбываться.
Надо сбегать в магазин, батон купить, с утра чем Марго кормить?  Надо масла сливочного купить. Ой, столько всего надо...
–  Родион, успокойся хоть на минутку! Не бегай! –  загадочно сказала она.
–  Да как же! Я теперь ночь спать не буду! –  воскликнул он, включив  чайник.
–  На, возьми-ка ключ. –  Марго положила ключик с чёрной пластмассовой головкой в ладонь Радиона, и  залезла с ногами на кресло.
–  Что за ключ?
–  От машины, в которой я сидела, –  зевнула Марго.
–  Я думал, ты в такси…
–  Нет, в твоей.
–  Но у меня нет машины…, –  в душе Родиона шевельнулась догадка,  и он метнулся к окну.  Во дворе стоял новенький автомобиль  Тойота-Виста…. Тёмно – синего цвета. Родом из мечты. Родион чуть не прослезился от увиденного.
Но он не возьмёт машину!!  Он не может! И прямо сейчас скажет об этом Марго.
Но Марго тем временем  задремала под шум чайника. Родион  на цыпочках подошёл к ней и накрыл мягким пледом. Она выглядела такой умиротворённой и трогательной, что Родион поклялся никому её не отдавать и от себя ни на шаг не отпускать.


Х                Х                Х

            В третий цех  набилось столько народу, что ему было впору лопнуть. В центре людского внимания стояли Торт и Таня. По возвращении они первым делом заехали в «Сладкую жизнь» сообщить всем, что Таня одержала победу в конкурсе  кондитеров. Но это и так уже все знали, смотрели вчера телевизор.  В руках Тани была  бордовая тетрадь Руфины.  Таня вложила туда диплом, чтобы не помялся. Она вынула сверкающий глянцем диплом и подняла вверх на всеобщее обозрение.  Её все обнимали, говорили одобрительные слова, Алла Николаевна даже всплакнула счастливыми слезами.
           – Трудно было? – спросила Олеся.
           – Да, – не стала скрывать Таня. – Особенно опасно было соперничать с Иванной Принзюк…
           – Тань, ничего не говори, – перебил Торт. – Я лучше сам расскажу, как было. В общем, эта Иванна  нацелилась  на первое место. Её баловали много лет, она и привыкла. – Торт оглядел свой коллектив, все притихли. – Участникам следовало украсить свадебный торт.
          – Знаем, знаем! – подала голос Жердь. Торт продолжил:
          –  Эта самая Иванна решила, что ей не стоит напрягаться, она привыкла работать по старинке. Фантазия у неё  иссякла лет двадцать назад, если вообще когда-нибудь была. Ну ладно, это отступление от темы.  Так вот, она украсила двухъярусный торт обычными розочками, только белыми. Бока разрисовала  полудугами. Не хватало ещё, чтобы из её  произведения искусства вылезла стриптизёрша! – В рядах раздался хохот. –  В верхний  корж  Иванна  воткнула фигурки жениха и невесты, а позади  пары посадила двух  шоколадных голубков, которые, по отношению к  фигуркам, больше напоминали летучих коров. – Смех был уже в голос. – Ну а ещё один финалист, парень, украсил полторта  розовой глазурью, полторта голубой. Решил, что гениальность запрятана в простоте. Назвал своё творение Инь и Янь. Задумка, в общем, неплохая, но он неправильно сварил глазурь, и  она  вся растрескалась.
          – А Таня? – спросил  тот, кто пропустил передачу.
          – А Танечка создала  шедевр. Её торт был в виде белого ступенчатого замка с   бойницами, чтобы показать, что семья молодожёнов – это их крепость. Крепость она увила плющом с мелкими  редкими цветочками, жёлтыми, красными. Причём под цветами проглядывались  кирпичные стены крепости.  Сверху на бойницы  Таня посадила маленьких сахарных голубков,  а в клювиках у них было по крохотному красному сердечку. Торт венчала беседка с  сахарными прутьями и шоколадной крышей, в которой друг против друга сидели жених и невеста. – Таня покраснела от похвалы. – В общем, – продолжал Торт, – нам придётся в этом году много работать, потому что…. я заключил очень выгодный договор на нашу продукцию! А ещё привёз  кучу спецзаказов!!  Танин торт сразу после конкурса  выкупил градоначальник! Помимо  красоты,  торт оказался ещё и божественно вкусным! Так что, мы все должны соответствовать новым критериям и работать с удвоенной силой, чтобы блеснуть на рынке. Кстати, забыл сказать, – будничным голосом сказал Торт, – всем повышается зарплата.
            Крики «Ура!» долго не затихали. В актовом зале организовалось  стихийное празднование Таниной победы. Шампанское лилось рекой, откуда-то взялись корзинки, начинённые  сыром, нарезка, солёная рыба. Алла Николаевна обнимала Таню всей немаленькой массой.
            – Пчёлка, а  ты там с Владимиром Ильичом в гостинице не того? А то приехали какие-то не такие, – прищурилась уже нетрезвая бригадирша.
            – Да вы что! – Таня захлебнулась от возмущения.
            – Да ладно, ладно, не обижайся. Просто он, кажется, в тебя влюблён, – хохотнула Алла Николаевна. –  Кстати, вы прекрасная пара. Не то, что его Вероника. Она ненавидит кондитерское производство, а тебя и шефа просто с работы не выгонишь!
           – Таня, иди сюда, у нас тут спор возник! – позвала Олеся, и Таня вырвалась от Аллы Николаевны.  Но до Олеси не дошла. Победительницу сегодня буквально рвали на части. Каждый считал своим долгом  обнять девушку, поцеловать или хотя бы похлопать по плечу. К счастью, кто-то притащил магнитофон,  началась дискотека, и о Тане на время забыли. Она до сих пор находилась под впечатлением. «Просто он, кажется, в тебя влюблён». Если Алла Николаевна сказала, значит, так оно и есть. Она никогда не обманывает. Таня блаженно улыбалась и старалась затесаться среди  толпы. Она села на скамеечку, открыла тетрадку Руфины, чтобы  ещё раз полюбоваться дипломом, и прыснула со смеху: ниже её новых терминов высоким  почерком Торта были дописаны слова:
               Поручень – человек, раздающий поручения.
               Шинель – шины в ёлочку.
               Заморозок – зам, думающий о розах.
               Задвижка – пространство за двигателем.
               Телефон – шумовой фон от телевизора.
             Этим временем  Рита плясала с Лёшей Повитухиным, Алла Николаевна танцевала с сыном Ярославом, который вот уже час безуспешно пытался увести её домой.  Его жена что-то нехорошо себя чувствовала и просила Ярослава не уезжать. Он пообещал долго не задерживаться, но недооценил мамину страсть к коллективным посиделкам.  Олеся танцевала с мужем, кадровичка с охранником. Заиграла  песня «Как упоительны в России вечера», Торт разыскал Таню на её временном убежище и пригласил. Во время танца он как-то особенно смотрел на неё. Торт испытывал чувство нежности, чуть приправленное горечью. Таня подняла его за пять дней в профессиональном плане, как за пять лет напряжённой работы, а  Вероника  за эти пять дней  ни разу  не позвонила. Она не хочет разделить его триумф. На Владимира Ильича  нахлынула горечь и обида, желание  быть понятым. Он потянул Таню на улицу, глотнуть свежего воздуха.  Хмель ударил в голову Торта, как направленный заряд. Сказались напряжённость и  нервозность конкурсных дней, и Торт  стал благодарить Таню за вклад в предприятие, потом долго жал ей руку, и, наконец, просто поцеловал её. Он обнял хрупкую Таню, как драгоценную фарфоровую куклу и снова поцеловал.
            – Я люблю тебя, – сказал он и вдруг испугался. Он прятал свою любовь глубоко, так глубоко…. И теперь любовь не смогла больше таиться и вышла наружу…
            – Я люблю вас, – ответила Таня и обвила руками. – Всегда любила. Сразу. С первого дня, – шептала она.  –  Только, как же ваша жена?
             – Я тебе как-нибудь расскажу, – грустно произнёс Торт.  –  И перестань называть меня на «вы». Единственное, что хочу сказать:  если ты думаешь, что рушишь чужую семью, то напрасно.  Таня поняла, что он не лжёт.      
              Они стояли, прижавшись друг к другу и не шевелились. Что теперь будет?  Из третьего цеха  по-прежнему доносились звуки гулянья, чей-то весёлый смех, в мире, в общем-то, ничего не изменилось.  Только на небе в этот час появилась новая звезда.
             – Пойдём в зал, а то нас потеряют, – ласково сказал Торт.
             – Да, пойдёмте…. Пойдём, – согласилась Таня.
              Они вернулись и продолжили праздновать. Все работники «Сладкой жизни» ушли домой далеко за полночь. Последними здание покинули  Торт и Таня. 

    Х                Х               Х

              Возможно, Торт когда-нибудь расскажет Тане о своей семейной жизни. Но преподнесёт всё гораздо легче, скажет, «не сошлись характерами».
           Торт сделался директором «Сладкой жизни» в самом  начале  семейной жизни. Естественно, он стал  пропадать на работе,  принимая дела и вникая в курс дела.  Он видел своё предназначение в том, чтобы обеспечить жене и дочери достойную жизнь. В это понятие «достойная» включались и заграничные поездки, и сезонные походы по магазинам и, конечно,  культурные вылазки на концерты.
           Сначала Веронике нравилось быть женой директора. Она любила козырнуть этим в разговорах с подругами и считала, что нашла себе выгодную партию. Другие годами ждут повышения мужа и считают  копейки до зарплаты. А Веронике повезло.  Тем более, что характер у мужа был миролюбивый и невредный. Вероника  сначала честно старалась создать семейный уют. Но выяснилось, что создавать его решительно не для кого – муж жил на работе. Работа Владимира Ильича давала Веронике  финансовую независимость и отбирала за это мужа. Вероника  стала постепенно отвыкать от роли жены и усмотрела в этом много положительных моментов. Её стало затягивать в жизнь незанятой, богатой женщины. Но именно тогда  она  поняла, что беременна. Ребёнок был ей совершенно не нужен! Но об аборте не могло быть и речи. Торт страстно хотел ребёнка и уговорил Веронику рожать. Она «поддалась». Вскоре после рождения дочери начались первые истерики, которые уже никогда не прекращались.  Их суть сводилась к одному: Вероника бьётся с ребёнком одна, Торту нет дела до семьи, поэтому придётся нанять няню. 
          Когда Сонечка немного подросла, Владимир Ильич  взял отпуск на две недели,  и  купил путёвки на Кипр. Жене надо отдохнуть от быта. О себе он не думал.
            Ту поездку на Кипр Торту не хочется вспоминать. Вероника из кожи вылезла вон, чтобы её испортить.  Она была недовольна персоналом гостиницы, мороженым, жарой, Сонечкой,  целлюлитом, цветением экзотических растений, в общем, всем. Тогда Торт несколько раз уловил на себе  сочувственные взгляды  земляков, новыми глазами посмотрел  на жену. Кто эта истеричная особа? Неужели его Вероника?
           Ранее он  оправдывал поведение Вероники. Грубит ему, наверное, устала, перенервничала. Не хочет ласки – нет настроения. Но почему Торт раньше не заметил, что весь мир крутится вокруг неё? А как же он? 
          А когда она в последний раз справлялась о его здоровье, самочувствии? Когда предложила что-то купить ему из соображений заботы? Одно лишь Веронике удалось на  все сто процентов – внушить Торту  комплекс вины. Он чудовище. Он сделал женщину несчастной. Торт  уже зайдя домой  был в чём-то виноват. Вероника возникала на пороге в жёлтом топе, оранжевых ласинах и мохнатых тапках, становилась  в позу буквы «Ф» и лицом, как будто только что  понюхала нашатыря. Её волосы чаще бывали беспорядочно приподняты вверх и схвачены заколкой под названием краб.
           – Хлеб купил? – железным голосом спрашивала она.
           – Купил.
           – А молоко?
           – А молоко – нет.
           – Я так и знала! – всплёскивала руками Вероника. – Я же просила! Ну нет же, зачем? Я же никто! – причитала она, пока Торт стаскивал свою большую обувь, чувствуя нечеловеческую усталость. Она не отставала ни на шаг. Наверное, если бы она спросила, не устал ли он, он не поверил бы ушам. – А что это ты так поздно сегодня? Впрочем, как и всегда! – продолжала Вероника.
           – Работы много, – отвечал Торт. Не говорить же, что ему не хочется идти домой, потому что его жена разучилась улыбаться, и он сидит  и перекладывает бумажки с места на место.
           – А если я сижу дома, не работаю, так у меня и работы меньше? – петушилась Вероника.
– Так я же ничего не говорю…
– Но зато думаешь! – истерично взвизгивала жена.
Торт шёл в детскую комнату и обнимал Сонечку, прелестную девочку пяти лет, которая просто обожала отца. Сонечка невероятно походила на Торта: кудрявая, пухленькая и умненькая. Она начинала рассказывать ему, как провела день с няней. Торт слушал её, а потом начинал подбрасывать до самого потолка. Сонечка весело заливалась, но вокруг Вероники раздувался кокон ненависти,  смех родной дочери являлся для неё лишь раздражителем.
– Перестань её кидать, покалечишь!
– Вероника, да я аккуратно!
– Развеселишь, и спать не будет!!
Приходилось перестать.
Вероника  со странным упорством не хотела отдавать Сонечку в детский сад.
           – Она будет быстрее развиваться в коллективе, – пытался урезонить её Торт.
           – Ага, болячки таскать, – парировала Вероника.
           – Получит навыки общественной жизни. Будет участвовать в утренниках, спектаклях…
           – Её станут обижать!
           – Подготовят к школе…
           – Я лучше знаю, что нужно ребёнку.
          И точка. Веронику всегда трудно было убедить, а тем более, переубедить. Она прекрасно понимала, что если Сонечка пойдёт в детский сад, то ей, Веронике, придётся устраиваться на работу. Торт об этом неоднократно заговаривал, считая, что у человека должно быть  занятие для души. Ведь состояться в какой-нибудь профессии необходимо для полноценного развития личности. Но Веронику не устраивало устройство на работу. Это свяжет  руки. А ведь у неё наладился свой график жизни. Каждый день в десять часов утра в их дом приходила дипломированная няня и занималась с Сонечкой: гуляла с ней, читала сказки, учила писать буквы, а Вероника тем временем совершала  бесконечные походы по магазинам  и салонам. Муж никогда не ограничивал её в деньгах.
…Торт  частенько не мог  понять, куда деваются заработанные им деньги. В доме из мебели и посуды ничего не прибывало.  В последний раз квартиру  ремонтировали к рождению Сонечки. Может быть, Вероника много тратит на одежду Сонечки? Но  девочка  одета более  чем скромно. Вероника считает, что незачем баловать дочь. У самой Вероники время от времени прибавляются новые вещи. Возможно, Торт ничего не смыслит в моде, но эти вещи не выглядят столь ошеломляюще, чтобы  тратить на них такие деньги. Быть может, Вероника тратит большие  средства на красоту? Торт украдкой приглядывался к жене. Но не смог разглядеть никаких перемен. Всё те же полудлинные волосы, беловатая кожа. Кроме хищных наращенных ногтей, ничего! Ну, возможно, глаза чуть выразительнее. А так… Возможно, Веронику портит вечно плохое настроение…
На осторожные вопросы о потраченных средствах реакция  всегда одна – истерика со слезами.
– Мало того, что ты меня упрекаешь, что я не работаю, так я ещё ничего не могу себе позволить!
Такие семейные сцены  подстерегали Торта каждый вечер. Они могли начаться по-разному, а заканчивались неизменно одним и тем же: Вероника плакала в подушку, а Торт, устав от размышлений, с какого момента  семейная жизнь дала трещину, пил таблетку снотворного и проваливался в химический сон. На диване в зале. Вероника ещё год назад отселила Торта из супружеской спальни.
Вот так он жил. Пока поездка с Таней что-то в нём не перевернула.

                Х         Х             Х

              …. Настало утро. Любовь Алексеевна  встала первая, чтобы приготовить завтрак детям и внуку. Максимку следовало будить в школу, он учился по субботам, ну а Таня с Лёшей пусть выспятся. Проходя мимо прихожей, глаза Любови Алексеевны заметили что-то необычное. Она притормозила. Мужские ботинки, причём не Лёшины. У сына  небольшой размер ноги, а эти боты что в длину, что в ширину большие.  И ещё плащ! Не плащ, а плащ-палатка!
             Сон  мгновенно пропал. Такая одежда и обувь могла принадлежать только одному человеку, Владимиру Ильичу…. В душе шевельнулась надежда, что Торт ночует у них оттого, что просто не доехал до дома. Тане стало неудобно отсылать его, и  она оставила шефа ночевать у них. Да, несомненно, он спит сейчас на полу. Мама, проклиная себя за любопытство,   прокралась к комнате дочери, дабы  убедиться в правильности своих доводов. Она  слегка приоткрыла дверь и  втянула губы внутрь, чтобы не вскрикнуть ненароком: на кровати спали двое – Таня и её шеф. Торт был гол до пояса и даже во сне доволен донельзя, а Танина рука покоилась на золотистых кудряшках его могучей груди. Оставалось загадкой, как эти двое уместились на полутораспальной кровати!
 Любовь Алексеевна скорее прикрыла дверь, чтобы Максимка случайно  не увидел этой картины. Ноги понесли её в комнату сына. Лёшина кровать  была даже не расстелена, сын не пришёл домой ночевать. «Что же это делается!» – внутренне возмутилась Любовь Алексеевна  и отправилась переваривать увиденное на кухню. Она на автопилоте сварила кофе и сделала омлет.
            – Бабушка, привет, – раздался заспанный голосок.
            – Доброе утро, солнышко, – улыбнулась она и подумала, что Максимка и есть настоящее Солнышко. С его появлением  хочется  двигаться  и просто жить.
Детские шаги проследовали в ванную, остановились в прихожей и вернулись на кухню. Мальчик заговорщически улыбался.
           – Что? – спросила Любовь Алексеевна.
           – У меня скоро будет папа, – похвалился ей внук.
Что тут ответишь?

                Х                Х                Х

             Субботним  утром Алла Николаевна позвала к себе в гости  Таню, Торта, Олесю и Риту. Невестка вот-вот должна была родить, и Алла Николаевна хотела разделить свою радость с коллегами. И заодно  договориться о согласии крёстных родителей.
            Таня и Торт прибыли к Алле Николаевне вместе, но отчаянно делали вид, что случайно встретились в подъезде.
            Все гости расселись в гостиной, кто на кресло, кто на угловой диван диковинной расцветки. В доме Аллы Николаевны  всё было пропитано экспрессией. Если вазы, то гигантские, если шторы, то расцветки джунглей при закате солнца. Хозяйка быстро накрыла журнальный столик, который стоял возле дивана, водрузила в  центр запотевшую бутылку шампанского и принесла для себя табуретку.
             – Подвигайтесь все к столу! Вот-вот подъедет Ярослав и, надеюсь, обрадует меня! – потирала руки Алла Николаевна. 
              На просьбу подвигаться не отреагировали только двое, Торт и Таня.  Они сидели в соседних креслах, многозначительно переглядывались, метали друг другу улыбочки. Алла Николаевна всё это замечала, но виду не подавала.
            Наконец  приехал Ярослав. Он был зол на Аллу Николаевну потому, что вчера пропустил из-за неё ответственный момент. Маше требовалась помощь, а он в это время утаскивал маму домой из «Сладкой жизни». В результате перепуганная жена сама себе вызвала «Скорую», уехала в роддом, и теперь сердилась на него.
Ярослав не дал сказать матери ни слова. А лишь  буркнул, что роженица  чувствует себя хорошо, дочка весит три с половиной кило, её  назвали Алиной, она вылитая бабушка, – такая же  толстенькая и крикливая, – и рухнул спать, как подкошенный.
            – Алина! Как я хотела! Боже, спасибо за внучку! А то нарожаешь сыновей, а они только и умеют кричать на мать! А внученька никогда бабушку не обидит, – только и сказала Алла Николаевна и зарыдала. – Да я для неё… Да я для неё, для кровиночки… всё сделаю… горы сверну…
            – Конечно, конечно, – подбадривали её чьи-то руки. – Ну, Владимир Ильич, откупоривайте шампанское! Наша Алла Николаевна теперь не только бригадир, а ещё и бабушка! – Тем временем хозяйка дома пришла в себя.
            – Так! – раздался её командный голос. – Ну, теперь-то, Таня, Владимир Ильич, пойдёте  к моей внучке крёстными родителями?
А они  ничего не слышали, сидели особнячком и не могли наглядеться друг на друга. Они  говорили странные вещи:
            – Антилопа – кампания против обжоства! – шептала Таня.
            – Корзина – корреспондент Зина! – улыбался Торт.
            – Верблюд – блюда поварихи Веры! – прыскала Таня.
            – У-уу, – думал Торт, и, поймав мысль, говорил: – Собкор – собиратель корок!
            – Карапуз – расплата  толстых пуз!
            – Цветочки – цветные очки!
            – Мышьяк – генный мутант! – и заливались дружным смехом.
 Даже Олеся с Ритой усмотрели нечто особенное, что появилось у этих двоих за последние сутки.
            – Может, мы здесь лишние? – не выдержала Алла Николаевна.
            – Вы что-то сказали? – Торт нехотя оторвал  взгляд от Тани.
            – О, господи. Владимир Ильич! Я спрашиваю, пойдёте ли вы крёстным отцом к моей Алиночке?
            – Да, конечно! С меня золотой крестик, – пообещал он.
            – А я устрою ей сладкую жизнь на каждый  день рождения! – сказала Таня.
 И парочка снова стала ворковать, и смеяться каким-то бесстыдно-счастливым смехом.
            – Да-аа, –  протянула Алла Николаевна. –  А у кого-то скоро будет свадьба. – Пододвинулась к Рите поближе и заговорила: –  Рит, я примерно предполагала, что этим закончится. Эта поездка, эта победа…. А Пчёлка-то заговорщица! Я же спрашивала её, не было ли чего в гостинице!
             –  А она?
             –  «Что вы, что вы, Алла Николаевна! Как можно!» – передразнила  бригадирша Таниным голосом. –  Мне аж стыдно стало за свой язык! Вот попомни мои слова: Танька выскочит замуж за Торта, сменит фамилию на неродильную, и уйдёт в декрет. И будем пахать только ты и я.
            –  Ну и ну. Покидает нас молодёжь, – Рита сокрушённо покачала головой. Призадумалась и сказала: – Алла Николаевна, я , конечно, всё понимаю, но есть одна  загвоздка: Торт немножко женат!
            – Ритка, ты с виду вроде взрослая баба, а рассуждаешь, как ребёнок!  Видела  я его жёнушку. – Голос Аллы Николаевны стал совсем тихим и низким. –  Он для неё слишком хорош. И как только такие бабы могут хороших мужиков арканить! С виду  некрасивая, характер ужасный, кукушка….
           – А ты откуда знаешь?
           – Да уж научилась в людях разбираться. Это же надо: сидеть дома, не работать и нанять няню! Зачем, спрашивается? Вот мои сыновья даже никогда не посмотрели  бы в сторону таких дамочек! А Торт благородный, каких мало, но беспомощный по жизни. Женился на ней и страдает! А счастье столько лет под боком было…
            Этим временем Торт откупорил шампанское, наполнил всем бокалы и  поднял свой:
– А давайте  выпьем за  Алину Ярославовну Родных! Мою будущую крестницу!
Все закричали «Ура»!
            Весёлая компания долго поздравляла новоиспечённую бабушку, пока кто-то не вспомнил:
            – Алла Николаевна, а ваш старший сын знает о том, что стал дядькой?
            – Ой, – расстроилась она. – Совсем забыла! Сплошные праздники отмечаю, а о сыне позабыла! Дайте мне телефон! – Чьи-то руки протянули ей радиотелефон. Она быстренько набрала  шесть цифр и, с  нетерпением дождавшись гудка, закричала в трубку:
            – Родион! Привет! У Ярослава дочка родилась!
            – Славка стал отцом? Не могу поверить! Младшенький меня обогнал!!
Алла Николаевна прикрыла трубку ладонью и прошептала присутствующим:
         – С детства зовёт Ярослава  Славкой, не могу переучить! – и уже Родиону: – Сынок, твой младшенький  теперь отец! Теперь и тебе отставать нельзя! Бери в оборот свою Марго! Приезжай! Мы тут сидим с моими сотрудниками.  Таня и Владимир Ильич согласились пойти к Алиночке крёстными родителями!
          – А кто эта Алиночка?
         – Племянница твоя, дурачок!
         – А как Маша  себя чувствует? – осведомился  Родион.
         – По словам Ярослава, прекрасно! – ответила  Алла Николаевна.
         – Ну тогда я еду. То есть, мы едем. С Марго. У нас теперь есть машина, так что через двадцать минут будем!

           Пока компания гудела, Торт  сам решил позвонить домой. На душе было как-то неспокойно. Он оставил Таню на кухне с Аллой Николаевной и Ритой, и вышел на балкон. Домашний телефон долго никто не брал. Затем Торт услышал голос няни.
         – Алло? Кто это?
         – Здравствуйте, Инна Борисовна. Это я.
         – Как хорошо!  Владимир Ильич, вы уже в городе?  У нас тут такое!
         – Что случилось? Что-то с Сонечкой?
         – Нет, с ней, слава Богу, всё в порядке. Вероника…
         – Заболела?
         – Нет, послушайте меня. Позавчера  днём, когда по телевизору показывали конкурс, кстати, поздравляю вас с победой…
         – Спасибо!
         – …Вероника стала собирать вещи. «Вы далеко собираетесь?» – спросила я. – «Мне надо срочно уехать» – говорит. – «Сейчас?» – «Мне это необходимо». – «Надолго?» – расспрашиваю я. А сама думаю, как бы у неё всё выпытать.  – «Не знаю. Я позвоню», – отвечает она. Вот и всё. Собралась и ушла. Ничего не сказала, даже дочку не поцеловала, разве ж так делается! Сонечка  второй день сама не своя, переживает, плохо кушает…. Я вот  ночую у вас, Сонечку не на кого оставить…. И вот ещё что. Я не имею права этого говорить, но, ваша жена взяла с собой деньги, которые вы копили на отпуск…
         –  Откуда вы знаете?
         –  Сонечка  обнаружила, она проследила за мамой.
         – Я сейчас приеду домой. Никуда не уходите. – Владимир Ильич ощутил острое беспокойство и укол совести. Ради своего счастья и любви он совсем позабыл  о дочери! Он  сообщил Тане, что ему нужно срочно уехать домой, она  отнеслась с пониманием. Торт обувался в коридоре, когда в  дверь Аллы Николаевны позвонили. Хозяйка  открыла дверь, впустила в дом Родиона и Марго. Родион улыбался и поигрывал новыми ключами от машины. Торт распрямился и потянулся рукой за плащом, как вдруг увидел девушку Родиона:
           – Вероника, а ты что здесь делаешь?!
Алла Николаевна, которая тоже узнала Веронику,  глупо открыла рот и не  смогла произнести ни слова…         

Х                Х                Х

             …Следующие три месяца  были  невероятно  трудными и напряжёнными. Торт разводился с Вероникой, им предстояло разменять квартиру. Суд оттягивался,  семье давали время на возможное примирение. Только о нём и речи быть не могло.
В последнее время Вероника проявляла себя с новой, неведомой Торту стороны. Она успокоилась, забыла о своих истериках, словно их и не было. Вела переговоры относительно развода и размена, даже  иногда интересовалась Сонечкой. Вероника не скандалила и не  сутяжничала, видно, с радостью решила окунуться в новую жизнь, но и цивилизованно расстаться со старой. Она продолжала жить у Родиона.
               Владимир Ильич жил с Сонечкой в своей квартире, занимался разменом. Няня, Инна Борисовна, почти что поселилась в их доме,  помогала ухаживать  за Сонечкой.
               – Танечка, почему ты не переходишь жить к нам? –  не раз интересовался Торт.
               –  Понимаешь…. Может я и старомодна, но ты ещё не разведён…
               –  Господи! Какая ерунда, – начинал протестовать Торт. – Вероника тоже ещё не разведена!
               – То Вероника, а то я. Вот разведёшься, станешь свободным мужчиной,  тогда сойдёмся. Прямо в день развода!
              Таня ни разу не видела Сонечку. Она несколько раз приходила в гости к Торту, но девочка была то в цирке, то в парке, то на чьём-нибудь дне рождения со своей неизменной няней.
– Ну что это такое! – сокрушалась Таня. – Как ни приду, Сонечки нет. А так хочется познакомиться с моей будущей дочкой!
               – Ничего, познакомитесь ещё, – говорил Торт, как довольный кот. – Она тебе надоесть успеет.
                – Я всё время переживаю: а вдруг Вероника отсудит девочку? –  волновалась Таня.
               –  Таня, наивная ты душа! Сонечка ей не нужна ни сейчас, ни потом. 

               Веронике и в самом деле дочь была  помехой. Она  хотела строить новое семейное гнёздышко с человеком, который её любил, но временно был на неё сердит. Родион долго находился в угнетённом состоянии, не мог простить ложь любимой женщине. Вероника полагала, что всё это не надолго, она даже делала над собой усилие и готовила любимые блюда Родиона. Но он почти всё время бывал хмур и неразговорчив. В один из вечеров сообщил Веронике, что продал машину и отдал деньги Владимиру Ильичу.
               –  Ты что, совсем идиот? Откуда ты такой честный взялся? –  вспылила она.
               –  Выбирай выражения,  «Марго». Деньги я коплю.
               –  И сколько ты накопил, пять рублей?
               –  Если б ты работала, я накопил бы больше, –  обозлился Родион.
                – Где-то я это уже слышала! Знаешь, я, наверно, поеду домой, –  сказала Вероника, не предпринимая никаких попыток уходить.
               –   Да нет. Уйду я, а ты оставайся, –  сказал Родион. 
Он тем же вечером  уехал к Алле Николаевне, а Вероника осталась в его квартире. Месяц жил Родион у Аллы Николаевны. Теснота и непонимание создали конфликтную ситуацию, которая грозила вот-вот выйти из-под контроля.  Родион в таких условиях затосковал по дому.  Алла Николаевна постоянно напоминала ему сказку про лубяную избушку, а младший брат недвусмысленно намекал на то, что погостил, пора бы и честь знать. При наличии своей квартиры, теснить домашних  совсем глупо. Родион всё ещё был разочарован Вероникой, но решил всё забыть и начать совместную жизнь сначала. Он  был даже готов принять Сонечку.  Но тут  Вероника вновь неприятно удивила его.
               –  Тебе-то она зачем? От неё одна грязь, сопли и вопли.

             В назначенный срок состоялся суд.  Таня на суд не пошла, а направилась прямиком в церковь и стала молиться за благоприятный исход дела. Только бы дочь не отсудили маме! Таня чувствовала, что девочке будет  несладко.
            На заседании  Владимир Ильич изъявил желание забрать ребёнка, а Вероника только вздохнула с облегчением. В этот момент  в зал пришла Любовь Алексеевна, она хотела морально поддержать будущего зятя. Он в последнее время был раздражён и подавлен. Настал кульминационный момент суда. Суд учёл, что ребёнок проживает с отцом. Пару развели, а Сонечку оставили с папой на всеобщую радость.
            После бракоразводного процесса  Владимир Ильич спускался с Сонечкой по широким ступеням здания суда. Девочка спросила по привычке:
             –  Ну что, пап, поедем сейчас домой?
             –  Милая, наша жизнь теперь изменится. Мы с тобой временно поживём в  другой квартире, у тебя будет новая мама и бабушка. И братик Максимка. А нашу квартиру мы не смогли разменять, но зато удачно продали её. Завтра покупатели будут в неё заселяться.
             На глазах девочки появились крупные слёзы. Она не хотела этих перемен. Сонечка  вырывалась и побежала прочь от Торта. Она заметила, как внизу, на стоянке такси, Вероника ловит машину.   – Мама!!
             –  Сонечка, стой! –  вскричал отец. –  Не убегай!
Но Сонечка с упорством бежала вниз по серым ступеням и кричала:
             –  Мама! Мама! Не уезжай! Забери меня!!
             Реакция Вероники была странной. Она резко мотнула головой, села в салон такси и коротко приказала водителю ехать. Машина рванула с места, оставив стоять плачущую девочку в клубах выхлопных газов. С Сонечкой случилась истерика. Она затопала ногами и стала заламывать руки к небу. На маленьком личике было неподдельное страдание. Торт подбежал к Сонечке, обнял её.
             –  Детка моя, не плачь! Я тебя люблю больше всех на свете! Хочешь, мы поедем сейчас в «Детский мир» и ты выберешь себе самую красивую куклу?
            Детская головка мотала в ответ «нет».
             –  Ну давай купим тебе велосипед?
Реакция была той же. К ним подоспела Любовь Алексеевна и тихо сказала Торту:
              –  Ну кто ж так говорит о таких вещах? Ребёнка же надо подготовить, а вы в лоб… Давайте, я попробую её успокоить. Отойдите пока. –  И обратилась к Сонечке. –  Девочка, ты не поможешь мне открыть сумку? А то замок заедает.
             У Сонечки высохли слёзы, она осознала просьбу и стала открывать замок дрожащими пальчиками. Со второго раза ей это удалось.
              –   Какая же ты молодчина! –  восхитилась Любовь Алексеевна. –   А я, садовая голова, очки забыла, и не могу собственную сумку открыть. Без очков, как без рук.
             –  Это  же несложно!
             –  А у меня никак не получалось.  Вот если бы у меня была такая внучка, как ты, я бы со всеми делами справлялась!
             –  А что же у вас нет такой внучки?
             –  Ну, понимаешь, у меня только внук есть. Пойдёшь ко мне жить?
             –  Правда?
             –  Разве я похожа на обманщицу? Конечно, правда! А я тебя со своим внуком познакомлю. Тебя, наверное, Соней зовут?
              –  А откуда вы знаете? –  девочка посмотрела круглыми глазёнками на Любовь Алексеевну.
              –  Потому что это имя самое красивое на свете, и оно тебе подходит. А я баба Люба. –  Вот так  состоялось их знакомство.
              Они поймали такси и поехали в квартиру Повитухиных.
Спустя час туда же приехали Таня и Торт. Ещё на  площадке они услышали весёлый визг и смех, это играли Сонечка и Максимка. Таня немного боялась знакомства с девочкой. Она купила пряников и конфет, которые так любил Максимка. Решила, что и Сонечка любит такое. В прихожей, когда Таня и Торт разувались, появились дети. Каждый кинулся к своему родителю.
              –  О! Пряники! –  заорал Максимка. –  Сонь, будешь?
              –  Я их терпеть не могу. Папа, я так хорошо провела время, баба Люба такая добрая. Поехали теперь домой. –  Торт вздохнул и присел на корточки, глядя прямо Сонечке в глаза.
              –  Доченька, я ведь уже говорил. Мы пока поживём здесь. А потом купим новую квартиру, и у тебя и Максимки будет своя комната. Будете ходить в одну школу, ведь теперь он твой старший братик. Ведь он тебе понравился? Он станет тебя защищать. Зачем тебе ехать домой?
              –  Я здесь чужая.
              –  Сонечка, не говори так, просто ты не привыкла.  А хочешь, я познакомлю тебя с твоей новой мамой? Её зовут Таня.
           Сонечка насупилась и встала на одном месте.
              –  Подойди к Тане, Сонечка, –  чуть твёрже сказал Торт. Но девочка не шелохнулась. Таня мягко тронула Торта за плечо, мол, не торопи её.
               Утром они вместе поехали на работу.
              Шёл день за днём. Сонечка была днём одна, а вечером другая. Днём помогала бабушке по хозяйству, рисовала, читала, хохотала вместе с Максимкой. А вечером, с появлением Тани, становилась похожа на нахохлившегося воробья. Она относилась к  Тане с опаской, даже где-то враждебно. Вела себя отстранённо, близко не подпускала. Из рук бабы Любы брала даже ненавистные пряники, а из рук Тани ничего. Девочку можно было понять. В одночасье  маленький Сонечкин мир  разрушился на два новых. У папы новая семья, у мамы тоже… Она оказалась  между двумя новыми семьями и очень переживала. Ей очень хотелось, чтобы родители снова жили вместе, но, это было уже невозможно.
             Тане предстояло нелёгкое дело, расположить к себе девочку и  самой  полюбить её.   Любовь Алексеевна была только рада, что у неё теперь стало двое внуков. У Сони раньше не было бабушки, поэтому она полюбила «бабу Любу» всей душой. Максимка сразу же стал называть Торта папой. В школе почти у всех детей были отцы, и мальчик немного стеснялся, что у него нет папы. А теперь он с удовольствием сообщал друзьям, что его отец –  директор кондитерской фабрики, и теперь Максимка может целыми днями есть торты и пирожные! Мальчишки горестно вздыхали, а Максимка добавлял, что у него ещё и готовая сестра появилась, с которой сразу можно играть.
             У новоиспечённых сына и отца  отношения заладились сразу, и даже нашёлся общий интерес, собирать пазлы.
             Шло время, а у Тани и Сонечки никак не клеились отношения. Таня проявляла завидное терпение, но Сонечка по-прежнему не воспринимала её.
             Таня совсем отчаялась. Торт всё видел, но ничего не мог с этим поделать. Он успокаивал Таню, как мог:
               –  Потерпи, ей нужно время. Вот увидишь, скоро вы станете самыми близкими подругами. Даже у меня, её отца, будет с ней меньше общих интересов!
             Но Таня не особо верила в эти прогнозы.
            … В одно солнечное воскресенье сентября Максимка и Сонечка пошли  гулять на детскую площадку возле дома,  Таня занялась стиркой, Торт уехал по делам, Любовь Алексеевна  варила обед.
Окна в квартире были открыты для проветривания. С улицы слышался весёлый детский смех, перемешивающийся с собачим лаем. В ту самую секунду, когда Таня развешивала на балконе детские маечки, увидела, как  прямо на Сонечку бежит овчарка без намордника, выставив грудь, наподобие ледокола. Таня кинулась на помощь. Она не помнила, как проскочила четыре пролёта лестницы, помнила только миг, когда оказалась рядом с девочкой. С целой и невредимой девочкой. Собаки поблизости уже не было. Оказалось, что Сонечка нашла какой-то резиновый мячик весь в присосках и решила им поиграть. Этот мячик оказался игрушкой шестимесячного щенка овчарки, вот он и кинулся отбирать своё богатство. Пока Таня бежала на помощь, Сонечка кинула мячик в противоположный конец площадки и собака мигом сменила траекторию движения. Но ничего этого Таня не знала. Пока неслась на помощь, её богатое воображение успело нарисовать картину, как Сонечка лежит в луже крови, а собака кромсает её тельце белыми, оскаленными  зубами.
             – Доченька! Девочка моя! – плакала Таня навзрыд. – С тобой всё в порядке? – Танины руки тряслись и при этом ощупывали целостность девочки.
            – Да всё нормально, –  ошалело проговорила Сонечка.
            – Она укусила тебя? Покалечила?
            – Нет, не кусала. Ты что, из-за этого прибежала, тёть Тань?
            – А как ты думаешь? Я вешаю бельё, смотрю, на тебя собака летит…. Перепугалась насмерть! Я же за тебя волнуюсь, потому что…люблю тебя.
            –  Правда? – задумалась Соня. –  А я думала, что тебе на меня наплевать.
            –  Как ты могла такое подумать …
            –  Ну а что. Зачем я тебе?
            –  Глупенькая. Я рада, что у нас теперь такая семья: мама, папа, дочь и сын. Ты же видела, в рекламе идеальная семья всегда так выглядит.
            –  Тёть Тань, а ты  бы  хотела, чтобы меня тогда маме присудили? –  спросила девочка.
            –  Боже, о чём ты говоришь! Конечно, нет! Ну подумай сама: как бы мы с папой жили без тебя? Он бы с ума сошёл от волнения. И я тоже. Потому что я очень сильно люблю твоего папу, и очень люблю тебя. Ведь ты его дочка.
             –  Правда? –  уже совсем другим, каким-то несчастным голосом спросила девочка. 
             – Ну конечно, правда, – серьёзно ответила Таня. –  Знаешь, Сонечка, когда я ждала Максимку, мне так хотелось девочку, дочку. И теперь бог услышал мои молитвы и послал мне тебя…
            –  А моя мама не любила папу, –  нахмурилась девочка. –  И меня тоже.
            –  Твоя мама очень хорошая женщина, но несчастная, –  сказала Таня. –  Не обижайся на неё, Соня. А знаешь что? Ты хотела бы увидеть свою маму?
            –  Не знаю…, –  засомневалась девочка, вспомнив, как стояла в выхлопных газах отъезжающего такси. Таня поняла это.
            –  Не сердись на неё. Давай, съездим к ней в гости?
            –  Правда?!
            –  Ну конечно, правда. Сонь! Ты должна меня поддержать! Я сама боюсь ехать к твоей маме! Как-то раз  мне надо было съездить на  кладбище, так вот,  мне не так страшно было туда ехать, как к твоей маме…
            –  На какое кладбище?
            –  Сонечка, как-нибудь потом я расскажу тебе об этом. Всё-всё расскажу. Вот, сядем зимним вечером на кухне, в нашей новой квартире, будем лепить пирожки с капустой и болтать. Я расскажу тебе о девочке Тане, которая рано осталась без отца, которой  долго не везло в личной жизни, и, которая, наконец, нашла своё счастье.
            –  С моим папой?
            –  Какая ж ты умная! С твоим папой!
            – Знаешь, а ты хорошая, мама Таня.
            – Как ты меня назвала? – не поверила ушам  Таня.
            – Ну, я пойду играть…, – смутилась Сонечка.
            – Иди, доченька, иди, – дрожащим голосом разрешила Таня.

            … Крестины  внучки Аллы Николаевны всё же состоялись, правда, с опозданием в полгода.  Вероника на церемонию не явилась. Родион показался ненадолго, выдержал ровно столько времени, сколько нужно, чтобы не показаться невоспитанным, и уехал.
             Ситуация с Вероникой и Родионом была для Аллы Николаевны очень запутанной и неприятной. Ей следовало принять девушку Родиона, чтобы не потерять контакт с сыном.  Но, как человек прямой и бескомпромиссный, она этого сделать не могла.
            Поначалу она избегала Торта, как будто сделала что-то очень дурное. Это длилось бы достаточно долго,  пока Торт, находясь на работе, не  увидел  Аллу Николаевну, которая пыталась проскочить мимо.
           – Здравствуйте, Алла Николаевна.
           – Ой, это вы…
           – Хватит от меня бегать, Алла Николаевна. Вы ни в чём не виноваты.
           – Но Родька…
           – Да что Родька! Я счастлив с Таней, Родька, надеюсь, счастлив с Вероникой. Понимаете, жизнь и так коротка, так давайте не будем тратить её на распри.
          – И вы совсем не сердитесь?
          – Господи! На что мне сердиться? Я наконец-то обрёл счастье.
            У Аллы Николаевны отлегло от сердца.
          – Кстати,  Родион с Вероникой ещё живут? –  спросил Торт.
          – Кто их разберёт, – проворчала  Алла Николаевна. – Бросит она его, как вас. Если уж ребёнок родной не нужен, так что говорить о чужом дяде…
          – Я к тому спросил, что Таня с Сонечкой собрались съездить к ним в гости. Когда это лучше устроить?

                Х                Х                Х
   
Торт и Таня договорились о покупке четырёхкомнатной  квартиры, ведь  у них теперь было двое детей, и намечался третий. Они и так достаточно задержались в доме Повитухиных.  От такого массового жительства, Таня и Любовь Алексеевна стали часто ругаться, а Сонечка их мирила.  К тому же, Лёша грозился привести  жить туда  свою девушку.
 Поездка Тани и Сонечки к Веронике всё же состоялась. Торт наотрез отказался ехать, решив для себя, что ничего хорошего из этой поездки не выйдет.
 Сонечке  по случаю купили новое, супермодное розовое платье и бусы. Баба Люба преподнесла внучке  сумочку с бисером, туда Сонечка сложила свой косметический набор «Маленькая фея» – показать маме. В назначенное время, Таня и Сонечка оказалась перед квартирой Родиона, и долго звонили и стучали. Но никто не открывал. В тот момент, когда они решили уходить, дверь всё-таки распахнулась. В дверном проёме показался заспанный Родион.
– А, это вы…
–  Не ждали? – немного сухо спросила Таня.
– Да нет, почему, ждали…. Вероника! – позвал он. В ванной наливалась вода, и слышались звуки пения. –  Вероника!
Никто не отзывался. Родион зашёл в ванную, и что-то глухо сказал. Пока Вероника вытиралась и приводила себя в порядок,  Таня осмотрелась. В квартире стояли ящики и коробки, перемотанные скотчем. Видимо, Родион и Вероника собирались переезжать.
– Здравствуй, Соня! Здравствуйте, Таня, – раздался  голос Вероники.
– Добрый день. Мы не вовремя?
– Ну почему…. Я знала, что вы придёте. Вы тут немного подождите, я сейчас схожу в магазин и куплю чего-нибудь к чаю, – проговорила Вероника.
–  Не стоит, мы ненадолго. И принесли торт.
– Ах, да. Что ещё могут принести работники «Сладкой жизни».
– Конечно. У вас же стол ломится от яств, – съязвила Таня.
–  Времени не было….
–  Устройтесь на работу, она организует.
Вероника проигнорировала это.  –  Ну, доченька, иди ко мне. Посмотрю на тебя. – Внезапно лицо Вероники исказила гримаса. –  Кто купил тебе такое платье?
–  Какое? – не поняла девочка, которая всё пыталась подластиться к маме, но та не реагировала.
–  Ну… вычурное, что ли. Девочки должны быть скромными и расти во фланелевых платьях.
–  С тех пор, как Соня живёт с нами, мы не одеваем её на распродажах, – процедила Таня. Но Вероника пропустила замечание  мимо ушей и продолжала:
–  А что там у тебя в сумочке? Косметика? Не рано ли тебе?
Таня сдерживалась из последних сил. Какая же Вероника эгоистка! Сонечка три дня перед поездкой к маме была сама не своя! Думала, во что ей одеться, чем её удивить. Портрет мамы нарисовала…
К чаепитию присоединился Родион. Он, как мог, спасал положение, шутил, угощал Сонечку мороженым.
–  Родион, смотри, совсем девчонку купили. Я её так не баловала!
– Вероника, не надо так…
– Слушай, не вмешивайся, а? Я говорю, разбалуют её, потом на шею сядет.
Девочка посмотрела на Таню отчаянными глазами.
–  Мы, пожалуй, поедем, – резко встала Таня. – У нас ещё кружок рисования. – Сонечка увязалась за Таней, как маленьких хвостик.
–  Да-да. Калякать мы всегда любили, – проявила осведомлённость Вероника и сопроводила всех в прихожую. – Все обои нам изрисовала. Ну, раз вам  пора, так пора. Торт  свой заберите!
–  Оставьте его себе.
–  Приезжайте ещё, как надумаете.
–  Видно будет.
            –  В другой раз мы с дядей Родионом купим Соне недорогой подарок.
            –  Не стоит утруждаться.
Таня вышла из квартиры первой, чтобы не мешать прощаться маме и дочери.
            – До свидания, – грустно сказала Сонечка. Её огромные глазищи наполнились слезами. Они кричали: «Забери меня, мама!» Но её никто так и  не обнял и не поцеловал.  Вероника стояла в прихожей и откровенно ждала, когда  дочь уйдёт. Она  ощущала раздражение, что сцена прощания затягивается.  Родион сжалился и пожал девочке руку. Сонечка выдернула руку из ладони Родиона и опрометью кинулась бежать подальше от этой квартиры и этих….чужих людей.
           По дороге  Таня и Сонечка молчали.  Таня не выдержала и спросила девочку:
           –  А чего ты маме рисунок не подарила?
           –  В другой раз подарю, – совсем по-взрослому ответила она. – Маме не интересно, что я там накалякала.
 Они без настроения приехали домой. Торт, выслушав сжатый рассказ о визите,  сказал Тане, что зря они вообще затеяли эту поездку, только душу разбередили. Таня и сама уже это поняла. Но были и плюсы:  девочка перестала рваться к маме и  полюбила Таню.
С тех пор дети части делили Таню:
– Моя мама!
– Нет, моя!!
– Девочкам надо уступать!
– А мама всё равно моя!
А Таня смеялась:
           – А когда вас будет трое, вы меня вообще на части разорвёте?


Х                Х                Х


…И вот, наконец,  была  оформлена сделка купли-продажи квартиры. В огромных пустых  хоромах организовалось  новоселье. В пустую квартиру с гулко отдающими стенами  завалилось  много народу, в основном, сотрудники и родственники. Любовь Алексеевна  пыталась накрыть на стол. Олеся и Рита притащили в подарок телевизор. Алла Николаевна преподнесла  зелёно-красный торшер с танцующими негритянками. Пока Таня уносила лампу, Алла Николаевна шепнула Торту о том, что Родион выгнал Веронику из дому в тот день, когда приезжали Сонечка и Таня. Между ними произошёл крупный скандал. Родион высказал Веронике всё, что наболело. Он не мог забыть ей чёрствого поведения по отношению к Сонечке. У него перед глазами стояло печальное личико девочки, способное растопить самое ледяное сердце. Но только не её маму. Он понял, что Вероника вообще не может любить. В тот же день  Вероника уехала в посёлок к своему спивающемуся отцу, далеко не генералу,  прихватив все сбережения Родиона. 
– Ну что ж, люди не меняются, – изрёк Торт.  – Веронику уже не исправить. А Родион хороший парень и найдёт себе девушку под стать.
– Ну-ка, а что это за хорошенькая девушка стоит рядом с Таней? – вдруг заинтересовалась Алла Николаевна.
–  Это Танина знакомая с кулинарного училища, Настя. Таня готовит себе замену, ведь скоро ей в декрет.
– А эта Настя замужем? Дети есть? Молодой человек есть? – скороговоркой  выпалила Алла Николаевна, не отводя глаз от  милой  девушки.
– Нет, что вы! Она ещё не…
Алла Николаевна не дослушала Торта:
– Родька, срочно сюда, болван! –  закричала она в свою «Мотороллу». –   Тут такая девочка незанятая есть, твой любимый типаж: беленькая с пеплом, светлые глаза! Милейшая! –  А Сын бубнил в трубку, что справится с этим вопросом сам. –  Ты что, балда, мать не слушаешь? Ты уже нашёл любовь всей своей жизни! (Простите, Владимир Ильич).  Быстро дуй сюда, уведут сокровище! Запоминай адрес…
 Весёлые дети сновали по комнатам, организовался стол. Из еды были магазинные пельмени и корнишоны, из питья – шампанское. Пробка от бутылки шампанского выстрелила в выключатель, и  погас свет. На поиски света  пришлось затратить много времени, гости  ещё плохо ориентировались в потёмках.
– Вот! – раздался в темноте громкий голос Аллы Николаевны. – Я же говорила, что мой подарок самый полезный! – А вы всё спорили, что телевизор лучше!
 Но когда свет зажёгся, присутствующие замолчали: Таня и Торт самозабвенно целовались….
 Вездесущие Максимка и Сонечка закричали:
– Жених и невеста, тили-тили-тесто!
Торт оторвался от Тани и, нимало не смущаясь, сказал:
– Устами младенцев глаголет истина! А ведь дети правы. Таня, – он проникновенно посмотрел в Танины глаза. – В присутствии стольких человек хочу предложить тебе: стань моей женой! – Танины глаза наполнились слезами радости и счастья. Она никогда не была невестой, а так хотела. Так ждала. Таня не сразу смогла ответить, мешал невесть откуда взявшийся ком в горле. После второй попытки, ей удалось справиться с собой, и она ответила:
 – Да. Да. Да!