Флоренция.
1523 год.
Я зажег свечу и открыл окно. Ночной ветерок принес вместе с собой покой и прохладу, запахи милого города- его цветущих садов, раскаленных за день мостовых. Передо мной лежал еще чистый листок бумаги, на котором, вскоре появились первые строки:
«Никколо Макиавелли - его светлости Лоренцо деи Медичи.»
Хозяин вернулся домой, и надо же его как то порадовать. Я скривился в циничной усмешке. Такова судьба людей низкого происхождения, а рука тем временем выводила:
«Обыкновенно, желая снискать милость правителя, люди посылают ему в дар
то, что имеют самого дорогого или чем надеются доставить ему наибольшее
удовольствие, а именно: коней, оружие, парчу, драгоценные камни и прочие
украшения, достойные величия государей.»
Величия! Величия!
« Я же, вознамерившись
засвидетельствовать мою преданность Вашей светлости, не нашел среди того,
чем владею, ничего более дорогого и более ценного, нежели познания мои в
том, что касается деяний великих людей, приобретенные мною многолетним
опытом в делах настоящих и непрестанным изучением дел минувших.»
Да, цель оправдывает средства, и все средства хороши!
« Положив много времени и усердия на обдумывание того, что я успел узнать, я заключил
свои размышления в небольшом труде, который посылаю в дар Вашей светлости.»
Он пригодится тебе Медичи, вот увидишь… а теперь немного лести, вам, государям же это нравится, когда гнут спину те, кто не менее достоин умен нежели вы. Разве что не имеют громких имен и титулов…
«И хотя я полагаю, что сочинение это недостойно предстать перед вами, однако же
верю, что по своей снисходительности вы удостоите принять его, зная, что не
в моих силах преподнести вам дар больший, нежели средство в кратчайшее время
постигнуть то, что сам я узнавал ценой многих опасностей и тревог.»
Снова кривая усмешка очертила мои губы. Я вспомнил годы изгнаний и лишений, унижения и хохот завистников. Но я был честен перед собой, а это главное. Мне есть что тебе сказать, Великолепный…
«Я не заботился здесь ни о красоте слога, ни о пышности и звучности слов, ни о
каких внешних украшениях и затеях, которыми многие любят расцвечивать»…
Ты сам сможешь добавить пышность слога по разумению, о величайший!
« и уснащать свои сочинения, ибо желал, чтобы мой труд либо остался в
безвестности, либо получил признание единственно за необычность и важность
предмета.»
Что ж, иногда нужно наступить на горло и собственной гордости, особенно когда уверен в обратном.
Я желал бы также, чтобы не сочли дерзостью то, что человек низкого
и ничтожного звания берется обсуждать и направлять действия государей. Как
художнику, когда он рисует пейзаж, надо спуститься в долину, чтобы охватить
взглядом холмы и горы, и подняться на гору, чтобы охватить взглядом долину, так и здесь: чтобы постигнуть сущность народа, надо быть государем, а чтобы постигнуть природу государей, надо принадлежать к народу.
Ты прекрасный художник Медичи, и ты это знаешь.
Пусть же Ваша светлость примет сей скромный дар с тем чувством, какое
движет мною; если вы соизволите внимательно прочитать и обдумать мой труд,
вы ощутите, сколь безгранично я желаю Вашей светлости достичь того величия,
которое сулят вам судьба и ваши достоинства. И если с той вершины, куда
вознесена Ваша светлость, взор ваш когда-либо обратится на ту низменность,
где я обретаюсь, вы увидите, сколь незаслуженно терплю я великие и
постоянные удары судьбы.»
Ну вот, наконец и точка. Я утер пот со лба и кинул взгляд на свое сочинение которое лежало рядом. In principe. Я любовно выводил его столько лет. Наблюдал подмечал, записывал.
И, окрыленный надеждой что ко мне прислушаются задул свечу…