Продолжение. Начало http://www.proza.ru/2012/11/18/2139
12, Малая Албанская, Большая Толерантовка.
10 часов 40 минут.
Пес Мигель ещё раз проверил все трубы, переключатели, датчики давления, кинул взгляд на Рафаэля и улыбнулся. Рафа тихо, но непрерывно пердел в трубу, наполняя газовый резервуар, куда португалец, «усовершенствовав» байпас, отвел одну из магистралей. Глаза Барсука были закрыты: он уронил голову на грудь и еле слышно постанывал во сне. Из кармана его чистенькой спецовки торчал недоеденный батончик «Пикника», а рядом валялся использованный шприц: не доверяя своей вчерашней обильной подготовке, испанец решил подстраховаться и ввел себе внутривенно дополнительную порцию яблочного сока.
«Устал… - подумал Мигель и склонился над очередным датчиком. – Если так пойдёт, то минут через сорок мы уже будем свободны».
Резервуар, который в данный момент заполнял Барсук Рафаэль, находился почти под самым зданием Ассамблеи. И если всё пройдет как задумано, без сбоев, то к вечеру этого дня обитателей Толерантовки и, особенно, её руководящую верхушку, ждал такой фейерверк, что...
Пес Мигель даже не представлял себе силы, с которой взорвется специально подготовленная Рафой и друзьями газовая смесь. Но надеялся, что разрушения, ими произведенные, будут несовместимы с нормальным функционированием Ассамблеи.
« - А если мирные люди погибнут? – вспомнил он вчерашний вопрос Кошечки Веры, помешивающей густой фасолевый суп.
- Мирные люди? – переспросил Роберто Карлос. – Тебе что, педофилов жалко? Или, может быть, зоофилов?
Мигель заметил, как при слове «зоофилы» Вера напряглась и даже чуть побледнела под шерстью.
-...м-м, ну, в общем, да, не очень-то их и жалко, - выдавила она и деланно улыбнулась.
- Во всяком случае, они еще долго не смогут творить всякие мерзости. И, поверь мне, - Роберто наклонился к симпатичной кошачьей мордочке, - в мире сразу станет чище. И дышать станет легче».
«Это точно», - подумал Мигель. Он втянул ноздрями запах масла и нагретого припекающим солнцем металла и вышел на улицу. Железная коробка, где они находились, теперь больше напоминала жарочный шкаф.
Мигель присел на низкую оградку и прислушался к тому, что творилось на главной площади. Малая Албанская находилась в минуте ходьбы от места гомосборища, и при желании можно было разобрать и шум толпы, и выкрикиваемые в рупор лозунги.
-...а в восемь часов мы просим всех гостей нашего праздника присутствовать возле здания ассамблеи на церемонии открытия вечного огня, посвященного...– в этот момент тот, кто делал объявление, видимо, повернулся в сторону - и Пёс Мигель так и не расслышал в нарастающем шуме толпы следующих слов.
«Всё-таки странно всё это,- Мигель сорвал сочную травинку и зажал её между зубами,- нет, действительно странно...»
Старинный закадычный друг Роберто Карлоса был, наверно, единственным из компании, кто задумался о превратностях судьбы, о цепи случайностей, которая будто специально вела их через все испытания. Немногословный, и поэтому производящий впечатление тугодума, Пес Мигель и раньше чувствовал весь фатализм происходящего с ними, а после посещения Губернии Дмитриевки был уже абсолютно уверен в том, что кто-то твердой рукой, будто марионетками, управляет ими. Было от чего задуматься. Ведь, куда бы они ни попадали, будь то корабль, местность, населенный пункт, или (тут Мигель усмехнулся) даже время - после соприкосновения с ними всё подлежало уничтожению или трансформации.
«Так будет и здесь, - подумал Мигель, - так будет и здесь. Э-эх! Где ж наша утка? Не думал, что буду скучать по Василию! В каком, он бишь говорил, мы сейчас году? Э-эх! Где ж ты, Василий?»
Тюремная палата,
Больничный блок, Центральная тюрьма,
11 часов 02 минуты.
Наконец он замер в одном положении, и его перестало тошнить. Его всё время куда-то несли, крутили в руках, гладили, подбрасывали, противный слюнявый рот что-то шептал над ним, его опять крутили в руках… Медбрат, которого называли Мишкой, принес его в палату и, будто тот был драгоценным даром, преподнёс одной из двух больных, всем своим видом показывая, что это – огромная жертва с его стороны. Медбрат помялся, потоптался на месте, с глупыми ужимками ломая руки, потом всё-таки бросил робкий взгляд на непонимающую Кузнеца Светлану и вышел.
Теперь, после долгих перемещений, заколдованный Утка Василий замер на женских коленях и с облегчением отметил чувство комфорта, контрастирующее с каким-то гнетущим и болезненным ощущением, которое он испытывал, находясь в руках Мишки. Нежная женская кожа и тепло, исходившее от Светланы, согрели и убаюкали его, и он в первый раз с того момента, как пал жертвой случайного колдовства, успокоился и даже на некоторое время задремал. Однако не прошло и двух минут, как он был разбужен громким возгласом.
- А–хи! А–хи! – донеслось из противоположного угла комнаты.
«Вот черт! – подумал Василий. – А, понятно, я же, в конце концов, в больничной палате, чего уж там удивляться? Просто кто-то чихает».
У Утки Василия в данный момент не было органов зрения, но он почувствовал, как мышцы ног, на которых он так комфортно устроился, непроизвольно напряглись.
Кузнец Светлана, для которой события последних часов оказались полной неожиданностью, вздрогнула и ещё раз посмотрела на свою «сокамерницу». Не прошло пары минут, как приветливый врач, Белиса Сабина, привела её сюда, а хлюповатый, ублюдочного вида небритый медбрат принес ей полотенце, тапочки, светло-коричневую, будто под хохлому раскрашенную, утку и пробормотал что-то нечленораздельное на грузинском языке. Теперь Света оказалась один на один со страшненьким дикобразом, который забился в угол и что-то писал плохо заточенным карандашом в зелёную школьную тетрадь. Украдкой он бросил несколько быстрых взглядов на Кузнеца, но первым заговорить не решился.
- А-хи! – вновь не то чихнул, не то кашлянул дикобраз.
- Я – Кузнец Светлана, - теннисистка решила первой сделать шаг навстречу.
Дикобраз будто этого и ждал: его мордочка расплылась в улыбке, и Света заметила, что он не так уж страшен, скорей непривычен.
- Дикобраз Франческа! – блеснув глазами, представилось существо и тут же добавило:
- А-хи!
- У вас простуда, наверно?
- А, это... – Франческа потупилась. – Это у меня аллергия.
- Аллергия?
- Да, аллергия на казнь...
Светлана вытаращила глаза на Франческу, которая казалась спокойной и даже немного апатичной.
- Да, такое дело...
- За что ж тебя ... вас, - поправилась Светлана, не зная как себя вести: а вдруг безобидный на первый взгляд Дикобраз был серийным убийцей?
- Давай на «ты». Это и сложно, и просто одновременно. До меня домогалась Лягушка Хиллари, я... Я понятия не имела – кто она, да, в общем, если б и знала, то тоже... Одним словом, я согласилась прийти к ней домой, наивная была, не думала, что она приставать начет. Случайно услышала её разговор с Жабой Мадлен и каким-то Хорьком, Ксавьером или... Хавьером, я в политике не очень, но говорят, что он какая-то шишка и... В общем, Хиллари я отказала, та вышла из себя, ну и... Не знаю, может быть так, поорала бы и отпустила, а тут... Информация, знаешь, действительно – «бомба»... Сфабриковали дело и приговорили к принудительной эвтаназии. Вот так. Если бы не Сабина, меня б уже и на свете не было...
- Ничего себе! – только и вымолвила Светлана. Теперь, по сравнению с Дикобразом Франческой, её собственные проблемы поблёкли и упростились. Она припомнила, что как-то раз Кошечка Вера с негодованием рассказывала ей что-то подобное, но она пропустила историю мимо ушей.
«Надо ей помочь», - подумала Кузнец Светлана, но неожиданно в её животе забурлило: это давал себя знать остаточный эффект блуждающей диареи.
Туалета в палате не предполагалось, и Света воспользовалась занавесочкой, с помощью которой можно было создать иллюзию уединения в углу возле входной двери. Она схватила подарок неприятного санитара и еле успела присесть над ним, как мощная коричневая струя звонко ударила по металлическому дну утки.
И тут произошло событие, которое на время пошатнуло веру Светланы в возможности собственного разума. От контакта с фекалиями утка, вместо того, чтобы принять в себя продукты жизнедеятельности и наполниться ими, превратилась в нашего старого знакомого, но совершенно неизвестного Кузнецу Утку Василия.
Василий запрыгал по палате, пытаясь избавиться от налипшего на гладкие перья дерьма и запричитал:
- Нет, ну вы только посмотрите! Вот гадина какая! Это я не вам, - он повернулся к Светлане, пребывающей в состоянии глубокого шока, - это я про женишка вашего.
Долгих пять минут понадобилось Василию для того, чтобы убедить двух девушек его помыть и выслушать. Всё это время он клял злую судьбу и материл Окоронкво, который сыграл с ним такую злую шутку.
- Это ж надо! Вы себе представляете? «Путеводной звездой послужишь, а расколдован будешь от контакта с...» - удивительно точно спародировал Утка Василий гнусавый голос колдуна и сплюнул застрявшие в горле остатки какашек.
Наконец Светлана начала улавливать смысл в бесконечном монологе русского журналиста, который вновь обрел речевые функции, и поняла, что её возможное освобождение, оказывается, тщательно спланировано, и места случайностям сегодня попросту не было. Продумано было абсолютно всё. Даже то, что Утка Василий, оказавшись в больничном блоке, а потом и в палате Светланы, послужил чем-то вроде радиомаяка кому-то, кто сейчас приближался к ним подземными путями.
Внезапно Светлану посетила блестящая мысль.
- А скажи, - обратилась она к Дикобразу Франческе, - что это за информация такая, за которую приговаривают к смерти?
- Она сейчас вряд ли кому-то поможет: на волю ведь её не передать. А если и ты её узнаешь, то, думаю, ты тоже не жилец. – Дикобраз Франческа поёжилась и отвернулась к окну. – Тем более, я боюсь. Боюсь, что если я просто захочу тебе что-нибудь рассказать, то они тут же придут за мной и ...
Будто в подтверждение её опасений за стеной возле рукомойника послышался шорох. Затем раздался звук, будто мощные челюсти прогрызают деревянную стену, и не далее чем через минуту ошарашенным заключенным предстали широко улыбающиеся чумазые лица Бобра и Лазающего Данко.
продолжение http://www.proza.ru/2012/12/26/1963