Из интервью перкуссиста Александра Березовского:
- Для тебя имеет значение, на каких инструментах играть?
- Конечно! Есть инструменты качественные, есть некачественные. Есть дешёвые, есть дорогие.... Хороший инструмент от плохого отличается тем, что на хорошем я могу реализовать всё то, что я задумал. А из плохого инструмента надо звук выжимать, потому что его нет. И концентрируешься уже на том, что надо выжать звук и забываешь о том, что задумал.
Это коротенькое эссе - как раз о том счастье, которое дает исполнителю возможность играть на хорошем инструменте.
И есть ещё один нюанс (если говорить о фортепиано) - инструмент должен быть идеально настроенным.
Тот день – сон….
Я готова погружаться
в этот сон снова и снова.
Чтобы забыть….
Шопен. Вальс № 7 cis-moll.
Балерина в романтической балетной пачке.
Когда танцовщик поднимает её, волны воздушной ткани тоже поднимаются, как в замедленной съемке. «Раз» - и она легко взлетает вверх, «два» - партнёр бережно опускает танцовщицу на пуанты. Пачка так же медленно, лёгкими волнами опускается вниз на ножки, обвитые лентами балетных туфелек.
Это картинка из раннего детства - "Шопениана" в Кировском. Такое - из детства - на всю жизнь. Поэзия, нежность, нега заполняют пространство. Ничего больше нет вокруг. Сильфида – неземная девушка-мечта влюбленного в эту мечту юноши. И вот - piu mosso – она ускользает от него (разве можно удержать мечту?), мелкими трепетными шажочками убегает, а руки нежно и легко зовут его последовать за ней, за мечтой.
Пожалуй, это единственное произведение, которое совершенно чётко вызывает у меня такую ассоциацию с визуальным образом. Обычно - только "музыкальный" образ: неожиданный поворот мелодии, тонкая изысканность или, наоборот - богатство гармоний, насыщенность или прозрачность фактуры - это главное, чем хочется поделиться со слушателями.
Сейчас я играю этот Вальс и - о! - я так счастлива, – чувствую себя просто волшебницей. Ну да, я в этот момент Фея, которая может околдовать своих слушателей. А, скажите, вы можете себе представить Фею без волшебной палочки? Только с её помощью она может творить чудеса, да?
Моя "волшебная палочка" - это... Нет, не сейчас, пожалуй, я позже открою вам свой секрет.
А пока вернёмся к моим "заколдованным" слушателям. Я коротенько "нарисовала" им картинку из детства (они такие умные, они всё понимают с полуслова), и вот мы вместе видим, как взлетает балерина, почти невесомая, как на Луне с ее мизерным притяжением. Может, это и есть Луна из волшебной сказки? Хотя это и неважно. И - «раз», - как бережно танцовщик помогает ей взлететь вверх, и – «два» - и волны воздушной ткани мягко ниспадают на её легкие ножки.
Мои слушатели видят это, это я дала им это счастье – "видеть" музыку, я заворожила их, заставила чувствовать то, что я чувствую.
Мои благодарные слушатели – это моя школьная подруга, её дочки, две прелестные молодые женщины, такие же хрупкие, как танцовщица в моем детском воспоминании, и их сыновья. Они тоже занимаются музыкой.
Последний пассаж. Мелодия хроматической гаммой взлетает вверх, и - мне всегда хотелось иметь право закончить этот пассаж таким, немного картинным жестом – руки взлетают вверх и, замерев на мгновение, тоже, как в невесомости, опускаются на колени. Я имею право на эту немного картинность, не правда ли? Да и картинность ли это? Руки сами взлетают, да и что им остаётся делать, если так безупречно был исполнен этот вальс? Я испытываю просто сказочное блаженство. Моё настроение передаётся моим слушателям, они аплодируют, и кто-то произносит: «Браво! Браво!»
Я (скромно – ох, артистка!): «Это не мне, это Шопену».
Ева, дочка моей подруги добавляет: «И Мюльбаху» (заметила наверняка, как аккуратно я открывала крышку инструмента - как дверцу, за которой откроется прекрасный мир; как погладила клавиши - не обыкновенные, из недорогой белой пластмассы, а - чуть желтоватого оттенка - из слоновой кости)...
Ну вот, по-моему, вы и догадались, в чём мой секрет... Нет? Тогда продолжу...
Неожиданно (после просьб – «Тётя Лена, поиграйте...") случившийся мой концерт окончен. Мальчишки потом записали названия пьес. Мои любимые: лирическая (не сложная технически) «Поэтическая картинка» Грига. (Но ведь её можно исполнить так, что вон Катя прослезилась), «Элегия» Рахманинова. И Шопен, конечно же, мой любимый Шопен – «Фантазия-экспромт», «Большой блестящий вальс №1» и «Вальс № 7». На «бис» маленькая пьеска из детского репертуара музыкальной школы – «Андантино» Хачатуряна – смотрите, как можно сыграть эту вроде бы бирюльку. Слышите, как тает в чистом воздухе гор немного грустная колыбельная, видите, как колеблются волны этого прозрачного воздуха в лучах заходящего солнца?
Наверное, сегодня «Браво» - действительно больше всего - Мюльбаху, Это он позволил мне стать волшебницей, завораживать каждой пьесой моих милых слушателей. Хотя, как знать... Получается – Шопен, Мюльбах и – я. Да, в скромности меня не заподозришь. Конечно же, это шутка.
О каком Мюльбахе я говорю? Сейчас всё вам объясню. Можно начну издалека? Если просто скажу, что волшебная палочка - это старинное пианино фирмы «Мюльбах», вы, мне кажется, будете немного разочарованы.
Говорят, занятия на плохом расстроенном инструменте могут отбить охоту к занятиям музыкой. Мне необыкновенно повезло. Моим первым инструментом был концертный «J. Becker» Не так давно где-то прочитала высказывание П. И. Чайковского: «…Следует предпочесть беккеровские рояли, так как, будучи мягки и приятны по своему тону, они в то же время отличаются замечательной силой звучания…».
Для меня, когда мне было четыре-пять лет, этот рояль был всем. С «Беккера» началась моя любовь к музыке, мечта - научиться играть на рояле.
Концертный «Беккер» с замечательным звуком, стоял в комнате квартиры, где жила моя семья. Утро, с чего оно начинается? Да, конечно же - я бегу к своему любимому роялю.
Нажимаю клавиши и слышу в ответ чистые мягкие звуки, наполненные нежностью, прозрачностью хрусталя ("динь-динь, динь"...). Или полные волшебной силы голоса добрых великанов из сказок (эти клавиши я нажимаю пальчиками левой руки). А если попробовать нажать несколько клавиш? Я замираю от неожиданности – сочетание нескольких звуков так чудесно. «Лена, это аккорды» - слышу я голос старшей сестры. "Аккорды, аккорды..." - я напеваю это слово. Какое красивое слово. Всё, что связано с музыкой, долгие годы будет мне казаться волшебным и красивым.
А вот еще одна тайна моего рояля. Если нажать правую педаль, можно отпустить после удара клавишу, а звук не исчезнет. И басы становятся при нажатой педали другие – более красивые, "насыщенные". Я ведь, конечно, тогда не могла ничего знать об обертонах, о резонансе, но совершенство устройства, «механики», как говорят настройщики, этого чудесного рояля готовило мой слух к умению слышать инструмент. Вот какой был у нас «Becker».
После концертного «Беккера» в моей жизни было несколько инструментов. Нет – не роялей – пианино. Многие годы мы с мужем, студенты, брали пианино напрокат. Инструмент каждый год настраивался. Я не очень обращала внимание на качество звучания (это потом я буду приходить в восторг от волшебности звучания инструмента с совершенной механикой, от той лёгкости, с которой инструмент отзывается на прикосновение к клавишам).
В те годы другая задача стояла: работа над техникой, разучивание произведений (надо было познакомиться с разными стилями, жанрами, накопить репертуар и многое другое).
Но, скорее всего, мне опять-таки везло. Не было у меня плохого инструмента. Даже последний мой инструмент, обыкновенный советский еще «Аккорд» был на удивление приличным. Ведь качество инструмента зависит и от древесины, и от множества деталей вплоть до (не удивляйтесь!) болтов, которыми скрепляются детали инструмента. Видно, в те годы, в которые был сделан мой «Аккорд», на фабрику поставлялась качественная древесина, струны, колки, фетр – всё высокого качества. И были специалисты, сохранившие мастерство.
Несколько лет инструмент не настраивался, но, тем не менее, он держал строй. Он «пел», он звучал.
Что значит - пел?
Попробую объяснить.
К струнам фортепиано прижаты демпфера – мягкие подушечки. Если ударить по клавише (ради бога, не воспринимайте «удар» так прямолинейно, на самом деле надо просто свободным движением кисти руки опустить кончик пальца на клавишу), демпфер отходит от струны, оставив её открытой, молоточек, особым образом соединённый с клавишей, ударит по струне, колебание струны мы воспринимаем как звук определённой высоты. Но, когда вы убираете палец с клавиши, демпфер снова "зажмёт" струну. Как же тогда рояль может "петь"?
Самый простой ответ: "Да ведь есть же у рояля правая педаль, нажми её - и задача решена: все струны открыты и звучат даже после того, как ты убираешь палец с клавиши". На самом деле, перед правой педалью другая, более важная задача.
Вы когда-нибудь «дёргали» пальчиком натянутую тоненькую резинку? Попробуйте. И присмотритесь внимательно – вы заметите, что в середине резинка колеблется с меньшей частотой, чем по краям.
Ну и что? – спросите вы. Хотя вы, кажется, уже догадались.
Правильно – основной звук мы слышим в зависимости от частоты колебания в середине струны. А к нему почти неслышно, только как бы «украшая» основной звук, присоединяются более высокие звуки – обертоны.
Как раз от присутствия обертонов в звуке, зависит его тембр, окраска.
Представим – две струны натянуты с одинаковой силой. Молоточек ударяет по первой струне, струна колеблется – слышим звук определённой высоты. Но если прекратить колебания первой струны, мы услышим тихий-тихий нежный звук – это звучит вторая струна. По этой струне не ударял молоточек, но по воздуху до неё «добежали» колебания первой струны, и вторая тоже зазвучала, правда, тихо-тихо. Понятное дело – по первой струне ударил молоточек, а до второй тихонько дотронулся колеблющийся воздух. Это и есть резонанс. Но для того, чтобы возникало явление резонанса, требуется, чтобы вторая струна была натянута, «настроена» точно, как первая.
Правая педаль, связанная с демпферами, будучи нажатой, оставляет все струны открытыми, даёт возможность резонировать всем струнам, звучность которых соответствует обертонам извлекаемых тонов. Теперь понимаете, какая ответственная работа у настройщика фортепиано, – надо подтянуть каждую струну (из 88-ми), чтобы она звучала с определенной частотой. Вот тогда каждую струну поддержат, резонируя, другие струны, настроенные на той же частоте, что и обертоны звучащей струны. Звучание становится богатым, насыщенным.
Если же инструмент плохо настроен, струны как бы в противоречии друг с другом, как будто гасят звучание друг друга, а не поддерживают. Звук сухой, тусклый, деревянный. Ничто не может заставить этот инструмент «петь».
Рассказывают о великих пианистах (И. Гофман вспоминал, что домашний рояль А. Рубинштейна был всегда «ужасающе расстроен»), которые годами не настраивали свои домашние инструменты. Я думаю, что они не слышали фальшивого строя во время занятий потому, что внутренний слух (точнее назвать эту способность слышать знакомую музыку «внутри себя» музыкальной памятью) помогал им слышать верное звучание, "не замечать" фальшивых звуков.
Несколько лет назад я переехала в другую квартиру. Мой инструмент остался в старой квартире, а мне досталось пианино - тоже (совпадение) «Аккорд». С хорошим звуком. Все струны очень равномерно ослабили натяжение и хотя инструмент, как говорят, звучал не в камертоне, он «пел». Несколько нот, правда, звучали фальшиво. Некоторое время я могла заниматься, пока мой внутренний слух помнил то, что должно было звучать. Но через некоторое время восприятие стало двоиться. Я не знала (мой мозг не знал), чему верить – внутреннему представлению музыки или её реальному звучанию на инструменте, а при игре по нотам – глазам и рукам – или же ушам, сообщающим иной, неожиданный результат. Чувство между прочим, ужасное. От растерянности поначалу - до внутренней, буквально, паники. Это был какой-то кошмар, такое "раздвоение сознания", почти как в фильме ужасов, правда, так это воспринималось.
Всё. Надо искать настройщика.
Так получилось, что долгое время меня не было дома. Всё это время мечтала - когда вернусь домой, первым делом найду хорошего настройщика. И вот, наконец, инструмент приведён (вроде бы) в порядок. Но....
Хочу дать вам прочитать одно высказывание:
«Плохо настроенный инструмент способен убить интерес к игре. В любом случае обычное пианино должно быть идеально настроенным. Ненастроенное - даже дорогое пианино - звучит более омерзительно, чем хорошо настроенный дешёвый инструмент.
Неприятным моментом является мутный, тусклый и глуховатый звук и, возможно, неадекватное и неодинаковое реагирование (в плане громкости) на силу удара по клавишам.
Да-да, именно – омерзительно, просто "передёргивает" от такого звучания.
Так это о моем инструменте после той настройки.
Конечно, занимаюсь, но занятия удовольствия не доставляют. Каждый раз с чувством досады закрываю крышку пианино.
И вот в это время как раз я оказалась в гостях у моей подруги. И играла на её чудесном «Mulbach»е.
Франц-Адольф (Федор Михайлович) Мюльбах (кстати, ученик Я. Беккера) открыл музыкальную фабрику в конце 19-ого века в Санкт - Петербурге.
Вот что писали о роялях Мюльбаха:
« …Басы имеют тембр органа, у верхних же нот светлый металлический звук без той деревянности, какую мы встречаем в инструментах других мастеров; туше удобное и приятное…».
Прикосновение к клавишам - "туше" – удобно и приятно - и пальцы сами пролетают по клавишам, заставляя волшебным образом звучать легко, воздушно каждый звук пассажа.
(Однажды мы с подругой оказались, подбирая пианино для её дочки, в музыкальном салоне. "Ну, что, пальчики сами бегают по клавишам?" - хитро улыбаясь, спросил меня владелец салона после того, как я с огромным удовольствием воспользовалась его предложением поиграть на дорогом концертном рояле, предназначенном для известного музыканта.
Да, именно такое ощущение при игре на хорошем инструменте - "пальчики сами бегают" - правда-правда - никакого особого старания и прикладывать не надо (ну, разве только - выучить произведение, поработать над всеми этими пассажами...).
И ведь интересно - не "бегут" пальчики на инструменте с несовершенной механикой - не "бегут" - и всё тут. И думаешь уже только о том, чтобы ровненько (хотя бы в смысле нюансировки звука) прозвучала мелодия, пассаж.)
И богатство тембра - насыщенность, глубина басов, "наполненность", певучесть среднего регистра, "хрусталь" верхних ноток. Да на таком инструменте и захочешь "плохо" сыграть - не получится.
Первые такты «Элегии» Рахманинова – я погружаю руку на октаву Ми-бемоль в басах – вот в этот момент я и сказала "про себя": «Ах!». От буквально физического наслаждения слышать эти звуки. Вступает правая рука - нежностью и грустью наполнена мелодия. После второй части – «моря» чувств сильных, необычных - вернётся наполненная глубиной первая тема. И завершение – снова звучит бас Ми-бемоль. Густой, мощный и мягкий, как звук органа.
Он понемногу тает, затихает.
Таким счастливым был тот день. Я летала. Помните, Марк Шагал «Над городом»?
Чудесное чувство полёта и такое удивительное ощущение внутренней свободы. Я могла всё. Это была сказка, чудный сон.
Вот такой подарок сделала мне судьба перед тем, как я потеряла, по-моему, даже надежду на возможность пережить это волшебное чувство ещё когда-нибудь.
А сейчас, вспоминая тот день, я всё время возвращаюсь в этот сон. Только в этом сне я счастлива.
Весна 2011 г.