Усвоенный урок

Ольга Садкова
(рассказ)
1
      Юля уже третью неделю гостила у бабушки. Мать была очень довольна, ведь больной ребёнок здесь под присмотром, накормлен три, а то и четыре раза в день – вон у неё даже щёчки округлились. Она становится  с непривычки такой смешной, когда чуть поправится. На пенсию инвалида детства и одному человеку не прожить, и поэтому мать старалась заработать себе на старость.
      В субботу, как обычно, было шумно. Приехала самая горластая тётя Нина и принесла с ног сшибательную новость.
      -  Помните,  у нас была учительница по физкультуре?  Как её зовут,  забыла…
      -  Зоя, - выдавила из себя Юля, состроив на своём лице судорожную гримасу, и уже собралась чертить пальцем на подлокотнике кресла знакомое отчество, но мать её опередила.
      - А, правильно Юля, Зоя Викторовна! Это она приходила к тебе на дом и занималась с тобой по русскому языку и литературе. И что, Нинка, ты о ней вспомнила?
      - Ой, мне Лидка такое рассказала, она же с этой учительницей в одном доме живёт.
      - Чего? – ещё больше напряглась  Юля и вытянула шею, как гусь.
      - Дочь у неё Вика в театральном институте училась.  Ну и поехала в Москву, чтобы принять участия в конкурсе «Мисс-фото». Перед конкурсом она ещё съездила в Крым, полежала на солнышке, получила нужный шоколадный загар.
      - Вот шалава! – не сдержалась бабушка. -  Все они, артистки, гулящие, мужиков-то, как перчатки, меняют. Что они уработались? Я вон на стройке сорок лет оттрубила. Кистями махала, да фляги с краской таскала под двести литров. Тогда уж было не до загара. Теперь так колит болит, сходишь по большому, и потом лежишь пол дня на животе.
      - Да, подожди, ты мать, со своим колитом, - недовольно отмахнулась Нинка, ведь старуха, как начнёт рассказывать про свои болячки, так её не остановишь, зато в больницу эту стоноту никакими уговорами не затащишь.
      Когда она ещё работала и сидела в поликлинике, дожидаясь очереди к врачу,  одна молоденькая медсестра выпалила через приоткрытую дверь: «Вот опять пенсионеры притащились, делать им больше нечего»  И так ей сделалось неприятно и даже отчего-то стыдно, что она решила в больницу ни ногой – уж лучше дома умирать на своей кровати.  Что, впрочем, бабушку совсем не обижало, она была похожа на старую львицу или кошку, которые болеть и умирать уползают в укромный угол, чтобы их никто не беспокоил. Нет, бабушке ещё необходимо было сочувствия, и чтобы кто-то подал стакан воды.
      - Ну вот, - продолжала тётя Нина прерванный разговор. – Вернулась она из Крыма в Москву, и там что-то произошло. Толи ей кто-то позавидовал, толи у них там такая бешеная конкуренция. Короче убили её, а тело в Москву- реку  выбросили.
      - Страсти-то какие! – вздохнула Тамара, но в глазах матери Юля не увидела ни испуга, ни жалости, словно ей пересказывали детектив. – Тело-то, наверное, разложилось, сколько оно в воде пролежало.
      - Гроб был запаян. Говорят, мать всё всхлипывала: «Что же гроб такой короткий, она же высокая была?». Лидка говорит, что  Зоя Викторовна теперь боится ходить по улице одна, ее провожает в школу и встречает из школы старший сын или муж.
      Юля попыталась себе представить свою бывшую учительницу с горбленной спиной, как она идёт по улице, опираясь на руку сына или мужа. Представила, ну и что? Она так же, как ее мать, осталась равнодушной к своей учительнице, будто Зои Викторовна и не приходила к ней на дом в течение двух лет и не вбивала ей в голову, чем односложное предложение отличается от двухсложного, приговаривая при этом: «Юля, но ты же не глупая девочка».

2
      Зоя Викторовна промелькнула в Юлиной жизни яркой огненной кометой, которая сулит своим появлением что-то новое, прежде не бывалое, но это только вспышка. Проходит время, и звёздный осколок, остывая, превращается в обыкновенный булыжник. Тогда Юлю уже перетащили в седьмой класс. Казалось, все скучно подходит к формальному аттестату, в который выставят оценки и все, но именно в этот год произошла перемена. Классный руководитель, в чьем классе числилась девочка, была переведена на работу в другую школу, и с Юлей по русскому языку и литературе стала заниматься Зоя Викторовна. Родители посмеивались: «Вот какая ты важная персона – сама завуч тебя будет учить».  Мама рассказала Юле, что в их школьные годы Зоя Викторовна была физруком и бесподобно ходила на лыжах. Потом она заочно закончила педагогический институт и стала вести серьезные предметы.
      Неделя растянулась до бесконечности, и Юля заранее, еще не видя ее, любила свою новую учительницу. С радостным нетерпением она ждала этот день, и вот наконец он наступил.
      В дверь постучали, послышался тихий мягкий голос: «Можно?», и вошла высокая стройная пожилая дама в светло-коричневой вязаной юбке и кофточке. Чуть подкрашенные хной волосы были коротко подстрижены и лежали на голове хорошенькой молодежной прической. Зоя Викторовна села за стол рядом с Юлей и стала с ней разговаривать.
      - У меня еще учились твои родители, а теперь я буду учить тебя. Ну, начнем с литературы.
      Прежняя учительница никогда не занималась с Юлей по литературе. Она просто записывала задание в школьный дневник, а потом ставила четверки за то, что девочка читает. Зоя Викторовна в первый же день не пожалела времени на свою ученицу.  Она раскрыла учебник литературы и стала объяснять, чем научная литература отличается от художественной. Юля так энергично кивала головой на ее объяснения, что получила первую по-настоящему заработанную четверку. Вот она наконец-то началась школьная жизнь!
Проверяя тетрадки с ужасным Юлькиным почерком, Зоя Викторовна смеялась и бралась за учебник русского языка, приговаривая: «Ну, где тут мой переводчик?» Когда она улыбалась, ее глаза за большими оправами очков очень симпатично лучились морщинками. Каждый раз, листая книжку,  она выбирала для Юльки самые короткие упражнения и грозилась при этом: «Я ведь не собираюсь тебя жалеть, пиши меньше, но как следует, головой думай».
      Свой первый словарный диктант Юля написала только в седьмом классе с ней, с Зоей Викторовной. Пожилая учительница терпеливо ждала, когда ее ученица , сопя и почти задыхаясь от напряжения, выведет своими каракулями слово, но на  второй строчке, безнадежно вздохнув, махала на нее рукой: «Ладно,  хватит!»  Юлька переводила дух, а Зоя Викторовна хмурилась над ее иероглифами и постоянно обращалась за пояснениями: «Юля, это ты какую букву написала?» И Юля снова сгребала ручку в потный кулак  и выводила на отдельном листочке большую гласную или согласную. Как она была благодарна своей учительнице за эти диктанты! Девочка смотрела на нее глазами умной собаки, которая так же бессловесна, но имеет  одно преимущества – лизнуть руку.
      Со временем Юля стала сомневаться: нужна ли Зое Викторовне ее собачья преданность? Тогда снова хотелось опустить глаза и тихо заскулить. А чего скулить, кому ты нужна, неполноценная, что с тебя взять? Твое место – темный угол, забейся туда, затаись, чтобы никому не мешать и никого не стеснять своим присутствием.
      С седьмого класса к Юле стали приходить и учителя-предметники, что они делали с большой неохотой. Особенно неохотно к ней ходила учительница по математике, тем более Юля  ни в алгебре, ни в физике была не бум-бум.  В прошлом году математичка вообще не появлялась в ее доме, и, естественно, девочка безнадежно отстала по этим предметам. Математичка придет, распишет задания на несколько страниц в ее школьном дневнике да еще оценку заранее поставит. Чтобы была хоть какая-то отметка в аттестате – задавала Юльке решать примеры из учебника за четвертый класс.
      С математичкой Юлина мама тоже была знакома, они девчонками учились в одном классе, у нее даже сохранилась школьная фотография. «Ну, надо же! – восклицала Тамара, разглядывая черно-белый снимок. – Училась вместе с нами, а стала учительницей», будто та вышла в невесть какую элиту.
      - Ой, все такие дубы, - жаловалась математичка на школьников, - ведь объясняю им материал до хрипа в горле. У доски-то они промямлят заученные интегралы, а как дело дойдет до контрольной… Все, что сейчас печатают в учебниках по алгебре с седьмого по восьмой класс, нам преподавали на втором курсе пединститута, но не все же дети вундеркинды. Устала я, так устала… Мало того, что в школе пытаешься объяснить, как из числа вывести корень, ведь они, лоботрясы, даже таблицу умножения толком не знают, так еще нужно дома сидеть до часу ночи, тетради проверять и к урокам готовиться. Найти бы мне работу  бухгалтера на каком-нибудь предприятии. Сиди себе спокойно на рабочем месте, веди отчет, а, главное, дома можно весь вечер на диване проваляться да детектив по телевизору посмотреть или на кухне что-нибудь вкусненькое приготовить.
      Зоя Викторовна следила за записями учителей, если в школьном дневнике записано задание и стоят оценки – значит к Юльке кто-то приходил, и это ее как завуча вполне устраивало. Вокруг девочки ставился какой-то бестолковый спектакль, и для нее там не было никакой роли, будто учителя сами с собой играли в школу. Да, человек, которого она встретила с такой радостью и доверием, был главным режиссером этого представления.
Зоя Викторовна часто жаловалась  на слабое здоровье: и сердце у нее больное, и желудок прихватывает, а прибежать в обед домой и сварить  себе супчику некогда. Юльке казалось, что она напоказ тяготилась своей слишком хлопотной должностью завуча, мол, это учителя недобросовестно относятся к своим обязанностям.
      - Уж, лучше я буду работать простым учителем. Не хочу, не хочу, не хочу! - Скороговоркой произносила она, словно отбивалась от назойливых уговоров. – Ничего ведь не успеваю сделать. Дочь в театральном институте учится, что-то там у нее не ладится, завтра  обязательно нужно туда заехать и поговорить с преподавателями.
      - Артисткой будет! – улыбнулась Тамара.
      - Да, - неопределенно ответила Зоя Викторовна и вздохнула.
      Лучше бы Зое Викторовне было поступить в институт физической культуры и стать хорошим тренером, ведь она была кандидатом в мастера спорта по лыжам.  Она весьма толково объясняла по русскому языку глаголы и прилагательные, но очень скучно вела литературу, ведь там должна работать душа, фантазия, а Зоя Викторовна втискивала всех литературных героев в железные идеологические рамки. Одни причислялись к эксплоаторам, паразитам, которые сосут кровь из трудового народа, а другие наоборот к освободителям и борцам за народное счастье.
      У Зои Викторовны была общая тетрадь, исписанная ее красивым ровным почерком, по которой она и объясняла своей ученице, как нужно понимать то или иное произведение. В этой тетради, видимо, было записано, что дети непременно должны симпатизировать Пугачеву из повести Пушкина «Капитанская дочка», но Юля в безобразиях этого всенародного вождя не видела ничего революционного. Пугачев мнил себя добрым, справедливым, но все же царем, а настоящие революционеры все царские престолы разрушают и передают власть в руки народа. Да, так думала наивная девочка и отрицательно качала головой на все доводы учительницы.
Особенно Юле не понравилась сцена, в которой Пугачев стоит на крыльце капитанского дома и одаривает толпу крепостных медными монетами. Люди уж начинают драться из-за этих медяшек, а он все сипит и сипит, довольный собой, словно кормит просом кур. Откровенно говоря, Юлю мало интересовал сам Пугачев: ей было очень жаль старую капитаншу, которую казнили с ужасной жестокостью. К тому же она, как любая девчонка, искренне переживала за любовь Маши и Гринева.
      Тогда Юля заметила растерянность учительнице, которую та старательно пыталась скрыть. Записи на этот случай в ее тетради не оказалось, и Зоя Викторовна, словно хватаясь за последнюю соломинку, раскрыла перед Юлькой учебник литературы и, обращая ее внимания на портрет Пугачева, с восхищением заметила:
      - Юль, ну посмотри. Эх, какой чернявый!
      Эх, Пушкин, Пушкин, сукин ты сын! Тебе советская власть столько памятников поставила, а ты так непристойно изобразил народного героя. А что было делать бедным школьным учителям с твоим высказыванием о народном бунте, бессмысленным и беспощадным?
Зоя Викторовна говорила, что у нее дома много книг о Пушкине.  Однажды она дали Юльке почитать одну автобиографическую книжку с картинками, предназначенную для детей младшего школьного возраста. В другой раз учительница достала из своей сумочки томик Лотмана.
      - Вот тоже о Пушкине. Хочешь почитать?
    Юлька радостно кивнула головой, но учительница, немного подумав и полистав книжку, снова положила ее в сумочку.
      - Нет, книжка написана очень сложным языком, ты ничего не поймешь.
      «Ну, конечно, не пойму, я ведь всего лишь неглупая! – язвительно промелькнула в голове у Юльки.- Вы сами-то эту книгу читали или просто носитесь с ней, как курица с золотым яйцом? Давайте, давайте, врите дальше». Это было в апреле, уже под самый конец выпускного восьмого класса, школа-то восьмилетка, шарага, как называли ее сами школьники.
На последнем занятие Зоя Викторовна попрощалась с Юлей.
      - Но вот Юличка, кончились наши занятия, но ты не забывай меня. Не вешай нос, читай книжки и делай гимнастику, - сказала она и энергично сжала свои руки в кулаки и разжала их, показывая девочки ладони.
Девочке что-то попало в глаз, и она стала тереть его платочком.
      - Ты что плачешь? Не надо расстраиваться. Я как встречу на улице твою бабушку или маму, то обязательно спрошу, как у тебя дела.
      Но Юля и не думала плакать. Ей было очень легко и даже чуть радостно – наконец-то кончился этот спектакль. Уж лучше оказаться предоставленной себе самой, чем путаться под ногами никому ненужным щенком, которого все стараются обойти, а то и пнуть с дороги.
3
      С той субботы, когда тетя Нина рассказа с ног сшибательную новость, прошло года три. Юля была дома одна, Родители еще не пришли с работы. Девочка сидела за столом и, иногда оборачиваясь на включенный телевизор, разгадывала сканворд. Она ждала передачу про животных – там такую красоту показывают, но пока шли городские новости. Ну, их тоже не худо послушать! Вдруг в сюжете про джаз промелькнула фамилия ведущей. У Юли забилось сердце и так участилось дыхания, что она начала задыхаться.
      «Неужели это дочь Зои Викторовны? – лихорадочно думала Юля. – Кто же придумал и пустил по ушам тот страшный слух об убийстве и слишком короткий гроб?» Сюжет о джазе прошел слишком быстро, и девочка не успела разглядеть лица ведущей, похожа ли она на мать.
      Новости  шли каждый день. Был выходной, мама сидела рядом с Юлей перед телевизором. На этот раз ведущая рассказывала об авторской песни.
      - Это дочь учительницы, - ткнула Юля пальцем в экран.
      - Зои Викторовны, ну и что?
      - Зачем говорили, что ее убили?
      - Я не слышала не про какое убийства. Это ты все выдумываешь: то к тебе инопланетяне прилетают, то ты домового видишь. Наговоришь страстей, а потом смеешься над нами, что поверили. Отвяжись от меня.
      Мама встала с дивана и пошла на кухню разогревать борщ, и Юля с удивлением не заметила в ней ни малейшего раздражения, будто и на самом деле не было того разговора. Или он был таким пустым и незначительным, что в тот же день к вечеру выпал из памяти – бабья сплетня. Сегодня об одном языками тешут, завтра о другом – разве все запомнишь.
«Можно выдумывать страшные истории о поп-певцов, о политиках, которые слишком высоко взлетели и теперь живут в свое удовольствия, - размышляла Юля. – Ну, это из-за зависти, ведь нам же тоже так пожить хочется. Пусть же они сойдут с пьедестала и помучаются как мы, грешные. Они же не знакомы нам по жизни, мы с ними не встречались, не здоровались, не разговаривали. Зачем же наваливать страшное горе на знакомого человека? Сплетня – это высшая степень равнодушия. И ведь люди выдумывают эти страшные небылицы не со зла, а просто от скуки: жизнь слишком сера и однообразна – вот и хочется разговеться чем-нибудь остреньким. Я тоже не без греха,  во мне так же не вздрогнула ни единая жилка. А может быть Зоя Викторовна прошлась через мою жизнь такой небрежной чуть ли ни брезгливой походкой, что мне не удалось запомнить ее сердцем. Я ее просто зазубрила, как "словарное слово".