Таковы, как видите,все они, эти маленькие люди, - не мрачные ипохондрики, не слишком озабоченные делами воротилы. Наоборот, они славятся на свете, как недюжинные выдумщики, как краснобаи, как неунывающие души, живые создания, убогие достатком, но веселые нравом. Трудно сказать, чем они так, собственно, довольны! Ничем особенным - живем, не тужим!.
Шалом Алейхем
Счастье - это когда не надо врать, что тебе хорошо.
Народная мудрость
Эта история произошла давно, когда евреи еще жили в местечках, а самым большим городом, в который они мечтали съездить, был Егупец. Жили бедно, друг другу не завидовали, разве что - количеству детей в семье. Самое большое развлечение - по субботам в синагоге послушать раввина, который делился с односельчанами "свежими" новостями из жизни Авраама, Ицхака, Якова и его семейства. Особо ценились балагуры, которым Б- г дал способность с серьезным видом рассказывать всякие "майсы". Что такое " майсы"? Это истории из жизни или придуманные байки. И не важно, что они выдуманы, главное, чтоб было интересно и поучительно…
Жил на Украине, в одном местечке, именно такой еврей - балагур, по имени Хаим, по прозвищу " чтоб я так жил". Прилепилась к его имени эта кличка потому, что всегда к месту или не к месту он говорил: " Чтоб я так жил!" Известно, что еврею запрещено клясться. Не дай Б - г, он поклянется, а потом не сможет сделать или забудет, а это большой грех! Так что у нас, у евреев, даже есть молитва, в которой мы просим, чтобы с нас сняли обязательства за невыполненные обещания. Обычно, говорят: "Бли недер, я куплю жене на ярмарке новый платок…" Вроде и пообещал, а с другой стороны, всякое может быть.
Хаим же, вместо "Бли недер", привык говорить: "Чтоб я так жил!" Как будто и не клятва, но сильное заверение в правдивости. После субботней молитвы, евреи в синагоге обычно приставали к Хаиму, чтобы он рассказал какую-нибудь историю. Он любил, когда его уговаривают. Сразу не соглашался, мол, бросьте приставать с глупостями. Я, мол, домой спешу, мне не до вас… Руха ругаться будет…
Что Руха будет ругаться, сомнений не было… Она ругалась по любому поводу. А если повода не было, то тоже ругалась, как говорил Хаим, про запас.
Хаим терпел ее ругань, может быть потому, что она шикарно готовила кнобелах, а может просто считал, что это часть нелегкой жизни, которая дается еврею. И надо радоваться, чтобы не было, не дай Б - г, хуже. Радуйся тому, что есть и не стоит гоняться за всякими фантазиями. А что еврею остается делать?
Конечно, можно помечтать: " Если бы я был богатым, то купил бы себе новые сапоги, а жене красивое платье или.., что они там еще любят..." Дальше таких мечтаний у Хаима дело не шло. Его богатство заключалось в вещах другого рода. Хаим, неунывающая душа, придумывал всякие истории и байки, которые хоть и не заменяли достаток в доме, но были ходовым товаром в местечке. И если очередная байка имела успех, то жизнь не казалась Хаиму и его соседям такой мрачной.
В этот шаббат соседям не пришлось Хаима долго уговаривать. Евреи видели, что очередная майса так и вертится у него на языке, и просится наружу. Конечно, он старался не показать виду, но евреев трудно обмануть. Залман потянул его за рукав:
- Ну, давай выкладывай. Народ ждет!
- Что я уже должен тебе выкладывать, что? - для вида стал хорохориться Хаим.
- Откуда же мне знать,- ухмыльнулся Залман,- ведь это тебе не терпится нас обрадовать...
Хаима повели под руки к скамейке у синагоги. Усевшись, он, как хороший актер, выдержал паузу и, дождавшись тишины, начал свой рассказ:
- В одном местечке жил еврей, по имени Зуся.
- Это, случайно, не твой свояк? - усмехнулся Залман.
- Нет, не мой, будешь мешать, я...
- Залман, ты же знаешь, что твое молчание - золото, - сказал Пинхас, большой любитель майсес, и хмуро посмотрел на него.
Хаим продолжил:
- Зуся работал сапожником и по утрам ездил на работу на своем осле. До работы было не далеко, но Зуся считал, что собственный транспорт придает ему солидность. А его ослу здорово повезло - он в шаббат, как и Зуся, не работал. Соседи над Зусей посмеивались : "Смотрите, аидише казак рысью едет…"
- Как известно, еврей никогда не думает о себе плохо,- пробурчал Залман. Для этого у него есть соседи. Что с этим сделаешь!
- Не всем же быть такими, как Залман, который всех любит и почитает, - с издевкой сказал Хаим.
- Давай продолжай, - вступился за рассказчика Пинхас,- не обращай внимания .
Хаим все же обратился к Залману:
- Залман, это про тебя рассказывают: "Едешь ты как-то поездом в Егупец, а с тобой военный. И он представляется: Василий - прапорщик! - а ты отвечаешь: Залман - пожизненно не годен!"
Евреи рассмеялись старой шутке, оттеснили Залмана назад, и Хаим продолжил свой рассказ:
- Зуся ремонтировал башмаки и валенки. Большинство ботинок он знал "в лицо", потому что латал их по многу раз. Вот сапог Менделя-водовоза, его надо зашить к утру, не может же Мендель работать босиком. Или вот башмачок маленькой Резл, дочки местного раввина Ихескеля. Для нее работа будет выполнена бесплатно - откуда у цадика деньги. Что Вам сказать, у большинства клиентов Зуси деньги водились не часто, и он колотил молотком подошвы и латал дырки, как правило, в долг…
- После полудня жена Зуси приносила обед. Готовила она восхитительно. Ее локшен, приправленный немного маслицем, чесночком, с лаврушкой и поджаренным луком, не оставлял равнодушным даже осла. Он начинал беспокоиться…
Правда Зуся не мог точно сказать , из-за чего осел расстраивался: то ли от того, что пришла жена, то ли от запахов, исходящих от еды.
Все бы было прекрасно, но, когда Зуся ел, жена стояла над душой, ворчала и ругала его. Скажете, мало причин, чтоб жена ругалась?
- Знаем, знаем, - загудели евреи, - ты, Хаим, сам знаешь не хуже нас. Твоя Руха большой мастер в этом деле…
- Да уж, - Хаим махнул рукой, - так вот, ругает она его, ругает, а Зуся молчит. Молчит, как рыба, чтоб я так жил!
- Он что же, был больной? – удивился плотник Шнеур.
- Да нет, это у него такой талант был - молчать!
- Цадик! Кадош! (Праведник!Святой!) - Евреи согласно закивали.
Конечно, еврей может держать рот на замке в пост… Но чтобы молчать?!
- И вот однажды, Зуся ест свой обед, а жена ругает его за то, что он взял полцены за сапоги молочника. Было лето, Зуся сидел на улице, рядом со своей мастерской. Неподалёку осел мирно жевал сено. Когда пришла жена, осел стал прядать ушами и, вы не поверите, отвернулся в сторону…
- Прямо, как человек, - заметил Пинхас. - Так и отвернулся?
- Чтоб я так жил!
- Ну-ну, и что дальше?
- Жена Зуси занимается своим обычным делом - скрипит и скрипит про сапоги молочника. Ослу, видно, надоело слушать, что ругают хозяина. Он изловчился и лягнул жену Зуси, да так, что она тут же испустила дух…
- Совсем умерла?
- Нет, немножко умерла… Я что, непонятно сказал?! - разозлился Хаим.
Евреи затихли. Воцарилось скорбное молчание.
- Не волнуйся, Хаим, - рассказывай, что дальше было. Пинхас сурово оглядел присутствующих.
- Что дальше, что дальше? Все как обычно… Зуся сидел шиву. Все местечко пришло.
Хаим глубоко вздохнул. Было видно, что рассказчик приближается к кульминации своей истории.
- Только одна странность была: когда женщины подходили к нему и что-то говорили, он согласно кивал… Когда же мужчины подходили и что-то говорили, то он отрицательно мотал головой! - сказал Хаим и драматически замолчал.
- И все? - спросили евреи.
- И все…
- Послушай, Хаим, - догадался спросить Пинхас, - а почему, когда он разговаривал с женщинами, то согласно кивал головой, а с мужчинами - наоборот?..
Хаим оживился и весело оглядел присутствующих.
- Женщины ему говорили, какая хорошая у него была жена, как она хорошо готовила, дом был всегда чистый, Зуся опрятно одет, и все в таком роде… А мужики, - Хаим сделал паузу, чтоб еще сильнее распалить слушателей, - а мужики…
- Что мужики? - не выдержал Залман, - поздравляли его?
Евреи заулыбались, но зашикали на Залмана.
Хаим замотал головой от предвкушения финального удара.
- А мужики просили его: " Зуся, продай осла. Ну, продай, Зуся!"…
Эпилог…
В этот вечер Хаим развеселил евреев, и они довольные разошлись по домам. Но, через какое-то время, когда рассказ Хаима стал забываться, некоторые евреи… купили себе ослов. Чтоб я так жил!..