О Боже, расшири в нас чувство товарищества
со всеми живыми существами, с нашими меньшими братьями,
которым Ты дал эту землю, как общий дом с нами. Да уразумеем,
что они живут не для нас только, но для себя самих и для Тебя, что
они наслаждаются радостью жизни так же, как и мы, и служат Тебе
на своем месте лучше, чем мы на своем.
Св. Василий Великий
В последние годы происходит забавная вещь. С одной стороны термин «экология» прочно вошел в обиход Церкви, служители религии все больше обращаются к экологической тематике. Статьи на эту тему стали периодически появляться в «Журнале Московской Патриархии», а Русский Христианский Гуманитарный институт даже выпустил сборник «Христианство и экология». Причем активно обсуждается вопрос (прошу прощения за сознательное огрубление взглядов авторов): определил ли Бог человеку господствующую роль над природой, либо придавал равное значение всем тварям своим (Божьим). Наряду с этим в среде специалистов по охране природы разгорается идеологическая дискуссия: между сторонниками традиционного научного подхода к охране природы (осуществляемого, например, в большинстве заповедников) и адептами нового взгляда, предлагающими создать из природы некий культ, абсолютную неприкосновенную святыню, а научный подход полагающими неким кощунством. Симптоматично, что в обоих случаях копья ломаются на чисто теоретической почве, и как-то забывается тот факт, что история церкви и природоохраны переплелась давно и вполне практическим образом.
В 1913 году Г.А.Кожевников опубликовал статью «Монастыри и охрана природы». Соседство двух, вынесенных в заглавие понятий, вовсе не было произвольной фантазией автора. Профессор зоологии, теоретик и практик заповедного дела, еще в 1908 году выработавший основные тезисы, на основе которых до сих пор строится работа заповедников, Григорий Александрович утверждал, что «важно подходить к вопросу охраны природы с широкой принципиальной точки зрения, а не смотреть узко-утилитарно». Всю жизнь Г.А.Кожевников искал и находил самые разнообразные возможности для расширения и поддержания дела охраны природы. Он ясно видел и убедительно обосновал естественность и необходимость охраны природы в монастырях и силами монастырей.
Но, прежде чем обратиться к соображениям профессора Кожевникова, заглянем в еще более далекие времена. История Русской Церкви дает массу иллюстраций для затронутой темы. Сам Рай, наполненный пением птиц и благоуханием цветов, Рай, в котором благостно и мирно соседствует человек с природой – не он ли самый первый идеальный заповедник, восстановить идиллию которого мы теперь так тяжко стремимся? Конечно, описания Рая человек неверующий имеет право считать красивой, но абсолютной выдумкой. Далее, однако, имеются жития святых, и уже не приходится сомневаться, что они-то, по крайней мере – частично, основаны на реальных событиях, пусть и приукрашенных и преувеличенных последующими пересказами. Жития свидетельствуют о доверии, возникающем между животными и монахами. Наиболее прославленным русским монастырем стал Троице-Сергиевский, в 1744 году получивший статус лавры. Именно его основатель, преподобный Сергий Радонежский (1319 - 1392) дал новый импульс движению ухода в лесные пустыни. Преп.Сергий начал свой подвиг в полном уединении. Только дикий лес и дикие звери окружали его. Звери часто приходили к хижине преп.Сергия. «Посещали его и медведи. Один медведь целый год приходил к нему, и пустынник делился с ним последним куском хлеба, когда же у него бывал лишь один кусок, он отдавал его медведю, а сам оставался голодным, потому что зверь неразумен и не понимает необходимости терпения и воздержания». Около двух лет прожил преп.Сергий в одиночестве. "Слух пронесся о святом пустыннике, и начали к нему собираться монахи. Собравшаяся братия умоляла святого быть наставником. Монастырь был построен. Сразу за изгородью монастыря шумел тогда нетронутый лес. Здесь люди и природа жили в согласии, следуя примеру святого подвижника». А вот о преподобном Германе Аляскинском: «Около его келии жили горностаи. Эти зверьки отличаются своей пугливостью. Но они прибегали к преподобному Герману и ели из его рук. Видели, как преподобный Герман кормил медведя». Бесчисленное множество подобных рассказов можно найти в житиях святых. Для тех, кто склонен считать и жития ни на чем основанной сказкой, приведем уже абсолютно достоверные исторические факты.
Весьма примечательно и явно не случайно, что часть современных заповедников и национальных парков располагается там, где раньше были священные языческие объекты или угодья православных монастырей. Национальный парк «Святые горы» на месте Святогорского монастыря, заповедник «Малая Сосьва» – в священном месте хантов, часть территории заповедника «Лес на Ворскле» – на месте Тихвинской девичьей пустыни, одно из лесничеств Кандалакшского заповедника – на Айновых островах, ранее бывших владениями Трифоно-Печенгского мужского монастыря. И дело не только в чисто территориальном совпадении. Достаточно привести пример Кандалакшского заповедника, созданного в 1932 году для охраны гаги и тем, как ни странно, продолжившего именно монастырские традиции. Потому что до создания заповедника реальная охрана гаги на Белом и Баренцевом морях осуществлялась только в монастырских владениях: Соловецкого монастыря в Онежском заливе и Трифоно-Печенгского монастыря на Айновых островах на Западном Мурмане. И надо заметить, что, невзирая на все успехи, которых достиг заповедник за 70 лет своего существования в охране гаги (а ему удалось добиться того, что на сегодняшний день популяция обыкновенной гаги, живущая на территории Кандалакшского заповедника, является вполне устойчивой и одной из крупнейших на территории нашей страны.), в одном вопросе уровня монастырей ему достичь не удалось. В монастырских владениях гага практически была домашней птицей до такой степени, что было создано прекрасное гагачье хозяйство. Надо заметить, что существо это весьма пугливое и к соседству с человеком не склонное. После исчезновения монастырей подобные отношения с гагой в нашей стране не удавались больше никому. Было это во времена сравнительно недавние и подтверждено документально. (Некрасов М.К. Опыт одомашнивания гаги в Соловецком биосаде // «Живая природа» №2, 1925).
А теперь вернемся в начало 20 века. Статья профессора Кожевникова базируется на конкретных данных, как сказали бы сегодня, социологического опроса. В начале сентября 1913 года «Русским Орнитологическим Комитетом» по инициативе Б.М.Житкова было разослано обращение к Настоятелям Русских Мужских Монастырей: «…Русский Орнитологический Комитет, озабоченный выяснением вопросов об охране птиц в Российской Империи, обращается с покорнейшей просьбой не отказать в уведомлении, есть ли... в Вашем монастыре угодья, на которых воспрещалась бы охота и ловля птиц…, а равно и том, какое население животными и птицами… находится в этих угодьях. Поручая себя молитвам монастыря «Р.О.К.» уверен, что с вашей помощью ему удастся выяснить необходимое для богоугодного дела защиты животного мира и выработать необходимые к тому мероприятия…». Ответы были получены от 21 из 46 опрошенных монастырей.
«Расположенные весьма часто в местах глухих и всегда имеющие земельные, в том числе обычно лесные участки, иногда весьма значительной величины, монастыри поставлены в самые благоприятные условия для устройства заповедников. Кроме запрещения охоты, можно было бы подумать и об устройстве на некоторых монастырских участках полных заповедников, в которых и растительный мир оставался бы в неприкосновенности, не подвергаясь хозяйственной эксплуатации», - пишет Кожевников. Что вполне подтверждается ответами монастырей. От Настоятеля Соловецкого монастыря (Архангельской губ.): «…Хотя во владениях монастыря на островах имеются птицы, как то: куропатки, тетерева, рябчики, но охота и ловля на них никогда не производится». От Настоятеля Дивногорского монастыря (Воронежской губ.): «Население птиц следующих пород: гуси, утки (разных пород), куропатки, бекасы, вальдшнепы, дупеля и др. и охота на них мною воспрещена во всякое время года». От Наместника Веркольского Монастыря (Архангельской губ.): «..На всех принадлежащих Веркольскому монастырю угодьях охота и ловля птиц безусловно воспрещена. Призывая на столь Богоугодное дело Божие благословение, монастырь очень сожалеет, что не может быть чем либо полезным Русскому Орнитологическому Комитету». От Настоятеля Печенгского монастыря: «..Трифоно-Печенгским монастырем с 1903 г. монастырскими людьми охраняются от охоты и ловли птиц и разорения гнезд иностранцами и жителями окрестных прибрежных мест в течение вешних и летних месяцев, принадлежащие искони Печенгскому монастырю, Айновы острова большой и малый.». Были, правда и ответы типа «при монастыре никаких угодий, на которых воспрещалась бы охота и ловля птиц, не имеется». Но были и такие. Ответ Настоятеля Кожеозерского монастыря (Архангельской губ.): «…Монастырю крайне бы желалось воспретить в своих угодьях охоту на птиц, но обитель не имеет возможности осуществить свои пожелания. Поставить охранную стражу нет средств, а словесное запрещение не имеет никакого значения. Привлекать же охотников к суду тоже неудобно для монастыря, ибо камера Мирового Судьи находится в 90 верстах от монастыря. Да и не монашеское дело судиться. Соблаговолите уведомить, какие возможно принять меры к охранению птиц и монастырь с глубочайшей благодарностью воспользуется ими».
Обсуждая возможность создания своеобразных монастырских заповедников, Кожевников учитывал и соблюдал интересы веры, не допуская ни малейшего ее оскорбления. «Устройство заповедника вполне согласуется с самой идеей монастыря, для которого общение с нетронутой, первобытной природой дает превосходную почву для созерцания и самоуглубления, а хозяйственная эксплуатация природы, наоборот, вводит в круг мирской суеты, от которой бежит монашествующий, соприкасает его с денежными интересами, с вопросами продажи, прибыли, наживы, столь чуждыми идее иночества…Я даже иду далее. Я полагаю, что среди иноков могут найтись такие, которые начнут присматриваться к жизни природы и делать над нею некоторые наблюдения, например, метеорологические, фенологические, т.е. наблюдения над ходом таких явлений, как зацветание и отцветание растений, первое появление некоторых животных после таяния снега и т.п. Знакомство с естествознанием, познание природы, не должно ни коим образом считаться несовместимым с благочестивой жизнью в монастыре». И это предположение профессора вовсе не было абсурдным. Более того, к моменту написания статьи, оно уже было подтверждено практикой. Среди иноков действительно, и не однажды находились такие, которые начинали «присматриваться к жизни природы и делать над ней наблюдения».
Весьма заметная фигура в истории Соловецкого монастыря – архимандрит Мелетий. Именно со временем его правления связан расцвет знаменитой Соловецкой биостанции (1881 – 1898). Архимандрит был прекрасно образованным, прогрессивным и умным человеком. Он планировал вселение нескольких видов рыб в многочисленные озера Соловецких островов, разрабатывал охранные меры по отношению к гаге, и всячески способствовал устройству биологической станции на территории монастыря. Кстати, весьма красноречивый факт: Мелетий был Почетным членом Санкт-Петербургского Общества Естествоиспытателей.
А вот что рассказывает Н.Пинегин, посетивший в 1909 году владения Трифоно-Печенгского монастыря на Айновых островах: «… Он /монах/ знает наперечет все гагачьи гнезда… «Этим время и коротаем; каждый раз, как из избы выйдешь, новую ея пичужью повадку узнаешь; пойдешь по острову, поищешь нет ли где нового гнездышка у «гакхи»; которая глупая застудит, новых ей от несущейся положишь; каждый раз новый обычай увидишь; верно это, к примеру посмотри, которая знает дело свое: полетела с гнезда напиться или за иным каким делом, сейчас носом пух на яйца напихнет, закроет значит, чтобы не стыли и удивляешься, сколько, можно сказать, понятия! – иль посмотрел бы, как тупик нору новую роет; нос, сам видал, как лопата острая; носом копает, а лапами землю выгребает, а другие смотрят кругом не прорыл бы ихнюю нору, наблюдают за своим добром!»»
Как видим, наблюдательность монаха вполне достойна уровня хорошего полевого орнитолога. В этом Кожевников оказался прав. Прав он оказался и в прогнозе на будущее: «С ростом городов, с чрезмерным возрастанием в них шума и суеты, монастыри должны бежать из городов в глушь, в незаселенные еще дебри лесов, и там, получивши в свое владение большие участки, должны хоть часть их превратить в заповедники, сохраняя для грядущих поколений не только образец благочестивой жизни, но и нетронутую рукой промышленника первобытную природу». Благо, и опыт сохранения первобытной природы для грядущих поколений у монастырей тоже имеется. Н.Пинегин свидетельствует о роли в этом важнейшем деле Печенгского монастыря: «Птицы до тех пор, пока не было издано в Норвегии закона, запрещающего истребление гаг, на островах было еще больше, чем в настоящее время; после же издания закона, норвежцы стали ездить к нам на Айновы остова и выбивать гаг для пуха, не щадя и яиц. Вскоре жизнь на островах стала вымирать… Печенгский монастырь, восстановленный в начале 80 годов, начал усиленно хлопотать об отводе в его собственность многих незаселенных мест у Мурманского берега, в том числе и Айновых островов, мотивируя последнюю просьбу главным образом тем, что гаги, предоставленные сами себе, уничтожаются без охраны и скоро совершенно исчезнут. Монастырь обещал охранять их от истребления… По Высочайшему указу монастырю были отданы острова… Распуганные гаги только в последние годы начали вновь селиться в более значительных количествах и с каждым годом более и более».
«Специально для устройства заповедников монастыри вполне удобны потому, что являются учреждениями прочно поставленными, обычно солидно обеспеченными и имеющими полные шансы на неопределенно долгое благополучное существование. Идея монашества, удаление от суеты и скверны мирской всегда будет иметь своих приверженцев, так как в основе этой идеи лежит высокий порыв, идеальные стремления к духовному совершенству, которые составляют характерную особенность человека и, надо надеяться, никогда не заглохнут». Так завершает свою статью Кожевников. Он ошибся только в одном – в предположении о «неопределенно долгом благополучном существовании» монастырей. В 1913 году, наверное, невозможно было представить, что всего через четыре года монастыри будут разграблены и уничтожены. Но в главном все же оказался прав: идеальные стремления и высокие порывы людей не заглохли, сумели выжить во всей мясорубке российской истории. И об этом свидетельствуют факты сегодняшней истории.
В 80-х годах Харьковская епархия перечислила 1 тыс.рублей в Фонд охраны речки Берестовая.
Архиепископ Саратовский Пимен разработал специальную проповедь «Красота природы».
Киевские священники устроили экологическую тризну в знак протеста против вырубки местными властями части городского парка.
Пюхтинский женский православный монастырь в Эстонии выступил в роли спонсора тульской экологической газеты «За выживание».
Свято-Введенский Толгский монастырь проводит мероприятия по сохранению кедровой рощи. Работа выполнялась с благословения архиепископа Ярославского и Ростовского Михея, при непосредственной поддержке настоятельницы Свято-Введенского монастыря игуменьи Варвары.
В 1996 г. Волжско-Камский зхаповедник в Татарии и находящийся на его территории монастырь заключили договор о сотрудничестве и взаимопомощи. Директор заповедника рассказывает: «Взаимосвязь монастыря и заповедника сложилась уже в силу исторических причин. Монастырь немыслим без окружающих его живописных лесов и озер, сохранением которых занимается заповедник. С другой стороны, именно благодаря монастырю уцелели старовозрастные леса, составляющие ядро Раифского участка заповедника. Помимо этого, на современном этапе сложилась общность их интересов в сохранении и развитии природного и культурного наследия. Настоятель монастыря Архимандрит Всеволод является членом Ученого Совета заповедника. Одним из направлений совместной деятельности является подготовка проекта создания Центра природного и культурного наследия. Будем надеяться, что подобные начинания помогут избежать в будущем осквернения и уничтожения храмов, надругательства над Землей и Природой».