Утром на лугу, который одним своим бело-синим от тумана краем упирался в высокие деревья леса, среди не скошенной травы ходила гнедая лошадь...
Лошадь была крупная с длинным и массивным телом. Голову ее украшала большая белая отметина во лбу, а ноги у нее были, ну точно, как будто в белых носках, и все ее обмускулистое тело переливалось под лучами солнца.
Животное таскало за собой мертвого кавалериста, жевало траву, иногда вздрагивало: то ли от волнения, то ли для того, чтобы согнать надоедливых мух. Своими умными и большими, навыкате, глазами она смотрела на мужичонку, спускавшегося к ней на поляну…
Мужичонка звали Афанасий. Был он старый, тощий и одет в какую-то рванину. На голове мужичонка носил зимой и летом, выцветшую и изъеденную молью заячью шапку, одно ухо у которой торчало и напоминало ухо собаки. Может быть, из-за боли в спине, а может быть, из-за природной своей убогости ходил старик, постоянно согнувшись. Мылся Афанасий редко и без мыла, да и только в речке, спасаясь от летней жары. Ел он мало, и, чтобы не умереть с голоду, собирал Афанасий в лесу грибы и ягоды — зимой перебивался картошкой.
Домом мужичонке служила старая, по окна вросшая в землю, изба, доставшуюся ему в наследство от матери. Рядом с домом стоял такой же гнилой и покосившийся сарай, а за сараем, заросший бурьяном, небольшой огород.
Всю свою жизнь Афанасий просил милостыню. При царском режиме за гроши гнул горб у барина. В 1917 году, с приходом "красных", его жизнь стала еще хуже, а когда в 1929 всех крестьян согнали в коллективные хозяйства — колхозы, так вообще хоть вставляй голову в петлю.
На войну 1941 по возрасту или по слабоумию его не взяли. Да и война сама обошла стороной то место, где жил старичок, потому как живого там ничего не было, и поживиться ей было нечем.
И жил бы так Афанасий до самой смерти без волнений в окружающей его природной скуке — пока не довелось ему увидеть лошадь. Он осторожно подошел к животному и ухватился за уздечку. Гнедая слегка дернула головой, растопырила свои большие ноздри и, внюхавшись в запах человека, успокоилась. Лошадь была умная и людей не боялась, потому что люди кормили ее и чистили. Отцепив кое-как ногу убитого от стремени, мужичонка повел лошадь домой, а труп оставил в поле, словно его и не было вовсе.
Никогда у Афанасия не было лошади. Такую красоту он видел только, когда работал у барина. Но не только прикоснуться, но и подходить к ним он не осмеливался. Все издали любовался, и завидовал господам.
Афанасий поверить не мог, что ему так подфартило. Ему на миг показалось, что не он ведет лошадь, а она, протянув к нему свое копыто, вела его домой.
Решив, что гнедая непременно должна жить в избе, Афанасий попытался завести ее в дом, но поставить туда он ее не смог. Лошадь была высокая и в двери войти не смогла. Тогда Афанасий завел ее в сарай и принялся заделывать дыры в стенах и в крыше. Когда работа была закончена, он отошел в сторону и оценил свой труд: все щели были закрыты старыми досками, а на дверях весел, на всякий случай, без внутренностей замок.
Афанасий в тот день не мог долго уснуть. Все бегал и бегал к сараю: проталкивал в дверную щель траву и ветки — кормил лошадку. А когда под утро уснул, то приснился ему огромный табун лошадей. Те, подняв хвосты, бегали за Афанасием по ромашковому полю, а он никак не мог от них убежать. Так и гоняли лошади его всю ночь и утро пока Афанасий не проснулся.
Мужичонка быстро вскочил с постели и побежал посмотреть: все ли на месте, не убежало ли его сокровище. Прислонившись щекой к щели меж досок, он заглянул внутрь сарая, где под пыльными струями солнечных лучей он увидел свою лошадку. Та мирно махала хвостом, жевала траву и фыркала. Убедившись, что все на месте, Афанасий глубоко вздохнул, успокоился и снова стал счастливым...
Так прошло лето, осень, растаял холодный снег, и выглянуло весеннее солнце. Афанасий с той поры, как у него появилась лошадка, сам почти ничего не ел. Все отдавал животному. Летом и осенью кормил ее травой, а зимой — картошкой. Часто Афанасию приходила в голову мысль о том, чтобы вывести гнедую на луг, но поразмыслив немного, он откладывал и откладывал на потом: все боялся, как бы не украли ее, или не отобрали какие-нибудь власти. Но однажды он не выдержал. Афанасий подошел к сараю, открыл дверь и вошел внутрь. В полусумраке, нащупав животное руками, он вывел гнедую на свет…
Оказавшись на свету, Афанасий обернулся и обомлел…
Перед ним, едва перебирая копытами, стояла сгорбленная, слепая и гнилая кляча, у которой от былого лоска ее шерсти ничего не осталось, а грива седыми паклями свисала почти до самой земли; ребра у лошади по бокам торчали, и, казалось, что еще немного, и они прорвутся через обвисшую кожу и вообще, складывалось такое ощущение, что лошадь сейчас упадет и издохнет.
Афанасий от страха рухнул на колени и зарыдал. Он не понимал: "Как могло так случиться и почему это произошло?.."
И еще долго так лежал мужичонка на земле и рыдал у ног лошади. Он умолял простить его, а кляча, опустив гриву, стояла и моргала своими длинными и седыми ресницами…