Я не знаю. Не знаю, друзья.
Возможно, со мной что-то не так.
Но когда я смотрю на серийного убийцу, на счету которого изнасилование девочек и женщин, а теперь и доказанные убийства, то я не могу сказать ничего другого кроме как: «У этого дядьки такие красивые волосы. Это завивка?»
И дело не в моей ущербности, или эмоциональной скупости. Нет.
Дело в том, что меня научили этому. Меня научили воспринимать это как пустяк. Ежедневно передают о чьих-то смертях, о кем-то совершенных убийствах. И это могло бы вызывать страх и беспокойство. Новости об очередном Чикатило, или Теде Банди могли бы пробивать разрядами концентрированного ужаса тела и души людей.
Но этого уже никогда не случится. Люди переключают каналы. Им все равно.
Они привыкли. Это слишком пресно.
Комиксы, телесериалы, фильмы настолько пестрят сценами насилия, что настоящим серийным убийцам ещё нужно попотеть, чтобы произвести на этот мир впечатление, чтобы миру стало страшно, чтобы мне как проявлению этого мира отреагировать на происходящее хоть какой-то эмоцией отчуждения и недовольства.
Но карты уже розданы. И мы в проигрыше.
Отцы боятся за падение акций на биржах, матери – за постоянные скачки цен на мясо, дети – за то, чтобы бухла хватило до конца вечеринки и за то, чтобы не опоздать по скидке купить очередную ***тень на вешалочке, что трендово выразит их внутренне «я». И никто не замечает отстраненных взрослых, гуляющих в одиночестве около школ для девочек. И никто не слышит странный приглушенный крик разных женских голосов каждые три недели от соседа сверху. Не до них. Понимаю.
И в действительности всем далеко похуй, что каждый очередной убийца это не более чем отзеркаливание нас самих же. Это наше искалеченное дитя. Наш оживший аборт. Это наше «я».
Нужно бояться не серийного маньяка, а общества, в котором он появился.
Но мы говорим об этом слишком поздно. Примерно тогда, когда в зале суда подсчитывают количество жертв. И реагируем на это лишь тогда, когда это даст нам охуенный пинок под зад.
Спасибо, человечество. Мы доигрались. Все фишки забрало казино.