Посвящаю своей дорогой бабушке-
Агриппине Петровне.
Каждое лето родители отправляли Татку на оздоровление к дедушке и бабушке в село со странным названием Старая Ласпа, которое когда-то основали крымские греки при переселении их в Приазовье. Жители села в большинстве – греки и разговаривали на своем, непонятном Татке языке. Саманные и кирпичные дома, заборы, выложенные из местного камня не были похожи на украинские села, с беленными хатами и роскошными садами.
На песчанно- каменистой почве росли редкие деревья акаций, абрикосы, кустарник шиповника, дикого терна. Горячий степной ветер, наполненный запахами чебреца, полыни, ковыля, гонял огромные шары сухой травы перекати поле.
Выделялся из всех строений добротный кирпичный дореволюционный дом с высаженным садом и виноградником, дом деда, волею горестной судьбы приехавшего с семьей на жизнь в эти чужие края…
Вечерело…Скучающая Татка ходила по большой комнате дома не находя дела.
Бабушка Агриппина вязала сидя на топчане и ее большие натруженные пальцы подтягивали нить с клубка и ловкими движениями подхватывали на крючок, плетя незамысловатый узор изделия. Длинноногая Татка, как кошка, заскочила на топчан, обняла бабушку сзади,положив подбородок на ее плечо, смотрела на вязание и скулила:
-Бабушка, бабушка, расскажи, как ты выходила замуж! Бабушка, ну, Бабушка!
-Сколько раз уже рассказывала!!! Ты, наверное, смеешься , Ягоза?..
Высокая статная еще крепкая старушка с серыми грустными глазами на открытоммиловидном лице улыбалась, и, наверное, была рада своим воспоминаниям, которые уносили ее в далекие края, в родительский дом.
- Жила я около Льгова, в небольшом, но красивейшем хуторе, окруженном лесом из дуба, ясеня, липы, вяза, клена. А в лугах с цветами и травой выше головы, можно заблудиться.От упоительных медовых запахов цветущей липы, полевых цветов и трав наполняющих воздух, кружилась голова.
На рассвете, на лугу, туман стелился молоком - видны были только кроны деревьев леса, за которыми поднималось ярким шаром солнце.
Туман рассеивался, ложась на луга росой, которая еще долго блестела, отражая солнечные лучи. Просыпались птицы, напоминая о себе, сначала тихим писком,
а потом громкими переливами во все голоса.
Машинально продолжая вязать, бабушка улыбалась, а из глаз катились слезы,оставляя мокрые следы на лице. Не замечая их, она продолжала свой рассказ – рассказ своей жизни.
- Семья наша была большая – отец, мать, два брата со снохами и детишками,и я с сестрой – незамужние - в девках. Все жили одним домом – дружно; плохих, обидных слов никогда не слышала. Работы было много: в поле, со скотиной, в доме, зато никогда не бедствовали. Семья считалась зажиточной.
-Бабушка, бабушка, рассказывай скорее - как замуж выходила?
Неугомонная Татка теребила бабушку по плечу. Как бы очнувшись от воспоминаний, старушка засмеялась, утерев слезу и с улыбкой продолжала:
- А замуж я выходила в тот год, когда была революция.!
Через наш хутор ездили на ярмарку в соседний городок. Я стояла у ворот, провожая отца, а мимо проезжал верхом на коне,здоровый, русый, красивый парень.
И так на меня посмотрел своими карими глазищами, что я тут-же влюбилась.
Ни о чем не могла думать, все валилось с рук, только вспоминала эти глаза.
Через несколько дней он появился со сватами и принес мне в подарок большую, необыкновенной красоты красную шаль,расшитую шелком с кружевами и кистями. Любила я эту шаль, берегла, набрасывала на плечи только по большим праздникам.
Сыграли свадьбу веселую с песнями, хороводами и увез меня муж в свой дом в соседний хутор.
Дом был большой в два этажа, разделен на две половины: в одной жили его родители с неженатым меньшим сыном, а в другой – наша семья.
Мужики в их роду были: крупные, крепкие, работящие, хорошие механики. Было много своей земли, скотины, мельница, поэтому нанимали в помощь работников из местных бедных крестьян. Жили хорошо, с любовью, детки появились.
Старушка задумалась, улыбка сошла с лица, глаза стали печальней печального и опять покатились горькие слезы:
- Пришли нас раскулачивать, наши же работники. Выгнали из дома, увезли на санях все наши вещи и забрали сундук, в котором была красная шаль.
Плакала я горько, умоляла, отдать мне красную шаль как память. Ничего не вернули.
Мужиков куда-то увезли, а меня с детками приютила учительница.
Как жить? Что делать? Посоветовали пойти к председателю местного совета.
Пришла к нему в дом, а там наши вещи и моя красная шаль лежит скатертью на столе. Упала я на эту скатерть,не помню, сколько я рыдала и причитала...
Но он, председатель, помог мне, дал бумаги и отправили нас на Украину в это село.
Тяжелые были времена, много, очень много трудились, обжились…
Прошли годы…Голодно было на нашей родине - весточки получали.
И как-то у нас появились гости из нашего хутора, гонимые голодом, худые, измученные- это были те же работники, вместе с бывшим председателем,
которые нас раскулачивали.
Мы их встретили, как родных: накормили, напоили, долго говорили, пели песни родины, плакали.
И принесли они нам, наверное, как покаяние – КРАСНУЮ ШАЛЬ.
Дали мы им в дорогу еды, сухарей, муки, а красную шаль не взяла.
- Бабушка, ты их не простила? Почему красную шаль не взяла?
- Обид уже давно не помню. Все выплакано.
А красная шаль – это прошлое, где -много, много горя…
Обнявшись, бабушка Агриппина с Таткой, горько плакали: одна о своем тяжелом прошлом, а другая с жалости к ней.
И кровно объединяло этих женщин с разных эпох - горе и память их рода.