КОНЕЦ СВЕТА
Сергей, когда к нему кто приходит, никогда навстречу не выйдет, и уже привык, что его квартира давно превратилось в место встречи друзей-собутыльников. От этого, он, как какой-нибудь притоносодержатель, никакой выгоды не имеет. Его никто не поит, а даже наоборот частенько выходит так, что ему приходится охмелять заявившихся с утра больных друганов.
Гена на этот раз зашел к нему просто так по случаю выходного дня, поскольку жена вечно ворчала и просто сидеть у телевизора и делать вид, что ничего не слышит, уже порядком надоело. У Сереги, было почти пусто. Сам он на кухне что-то варил, а в комнате, среди наполовину разобранных телевизоров, на единственном диване, спал Женя Самохвалов.
- Привет, Серега. Женя-то давно у тебя?
- Хочешь выпить?- отвечал ему Серега вопросом на вопрос,- Женька-то ? Он еще со вчерашнего. С бабой опять поругался. Надоели уже, блин.
Гена налил себе со стоящей на столе бутылки, выпил. На кухне был относительный порядок, а сам хозяин варил куриный суп в большой кастрюле.
- Заманали уже меня, эти Самохваловы. Напьются, блин, дома, а потом идут по одному суда и разбираются. Будто я их напоил и перессорил. Мне уже тут надоело сидеть безвыходно, смотреть на них. Пойдем куда-нибудь, Гена. Только вот куда? Не знаю, что предложить. Давай насыпай остатки водки, похаваем горяченького и уйдем, куда глаза глядят.
- С тобой, Серега, нельзя «куда глаза глядят». Они у тебя уже в разные стороны смотрят, на перекрестке простоим.
- А ты не умничай. О! Я, кажется, придумал. Давай пойдем к Юре Белоногову и баньку у него растопим, а? Как тебе мысля?
Сам он развелся с женой давно, оставил ей двухкомнатную квартиру, продал «Жигули» - копейку и купил себе эту однокомнатную на четвертом этаже. У него два пацана-двойняшки, которые часто захаживают. Глядя на Серегу можно сказать с уверенностью, что он на дно не опустится. Сколько народу к нему ходило – многие спились, а он оставался таким, каким был - всегда стоял на ногах. На кухне у него всегда было что поесть и почти всегда – выпить. Он нигде не работал, но умудрялся иметь свой достаток. Когда-то давно бросил радиотехнический факультет в Москве, переехал суда поближе к родным, и хотя семейная жизнь не состоялась, голова и руки были на месте и много кое-чего умели. Ремонтировал он не только теле - и радиоаппаратуру, но мог и автоэлектриком, сварным, а так же умел много чего другого. Все были уверены, что после сокращения с завода, где был наладчиком станков ЧПУ, сопьется быстро, поскольку заказчиков уже находилось множество, и все пытались рассчитываться с «телемастером» кто водкой, кто самогоном, а кто и просто бражкой, проговаривая «пейте на здоровье, от дрожжей чирьев не будет». Чирьев и вправду не было, и на том спасибо.
Жил Серега тихо и мирно, никогда на жизнь свою не жаловался, а когда намекали о его пацанах, что не будут из тюрем вылазить, то только разводил руками и улыбался. Что внутри у него творилось, никого не интересовало. В первое время, сразу после развода с женой, пытался жить с одной из бывших заводских знакомых, но что-то не заладилось. После этого началось время, в течении которого в квартире побывало множество женщин, которых он называл не иначе, как « мои бабы», с которыми связывать себя и не собирался. Постепенно друзья так же стали приводить «баб», но в нем всё-таки сидела стержень, иначе бы это был не Серега. Однажды, во время очередной выпивки с игрой в карты, он встал и заявил, что баб в этой квартире больше не будет.
- Здесь вам не публичный дом и никого больше водить не нужно, все равно выгоню на хрен. Всё постельное бельё я вывез на свалку, поменял на новую и обтрухивать больше не дам. Все, мужики!
Несколько раз он действительно кое-кого выгнал, и хотя белье вскоре исчезло за нежеланием всякий раз стирать и гладить, мебель вся была накрыта одними и теми же покрывалами непонятного серого цвета. Возле окна у него стоял телевизор, который работал без остановки круглосуточно, посреди комнаты единственный диван, а остальная площадь было наставлена различного рода телевизорами и радиоаппаратурой, хозяева которых приходили время от времени и забирали отремонтированные. Выпивали и играли в «66» в основном на кухне, включив на всю громкость музыкальный центр с его коллекцией песен Высоцкого.
Серега разлил по тарелкам суп из куриного супового набора с крупными кусочками картошки и небольшим количеством вермишели. Кроме всего этого и лука он ничего больше не клал, а всегда получалось вкусно. Гена разлил остатки водки, и стол получился замечательный. Рядом из соседней комнаты был слышен веселый голос диктора о приближающемся конце света. Заявляли об этом сейчас все дикторы кому не лень, как о ничего не значащем событии, будто читали Указ Президента.
- Замаяли уже с этим концом света,- проговорил Серега, выпив залпом почти полстакана водки, - с утра, блин, и до вечера. Говорили таким же голосом месяца два назад, точно такие же слова повторяют сегодня, хотя по этому драному календарю осталось до конца света всего нечего. И главное, никак не пойму: то ли радуются они, толи просто нервы кому треплют. А вдруг все это случится и на самом деле. Что тогда? Мой тезка, Есенин говорил, что умирать не ново, как и жить, но он не радовался этому, не создавал такой, как сегодня, ажиотаж. Словно хотят хаос в стране создать или увеличить количество суицида и клиентов в психушках.
- Да, пошли они все, - буркнул Гена, - полный идиотизм телепрограмм. Раньше был один канал и несколько замечательных передач, которые мы все ждали, а теперь столько, блин, каналов и не одной стоящей программы. Одни эти ходят по подиумам, которые длинные и худые от всяких там юдашкиных. Умора, блин, каких баб они считают эталонами. Идет такая цапля и слышен хруст тазовых костей. Фредди Крюгер бы импотентом стал, если бы лег с такой, не выпив хотя бы пару бутылок. Ха-ха. Лобок сотрешь до крови и больше никакого эффекта.
Эта была его любимая тема, а потому лучше остановить во время, иначе слово вставить не даст.
- Ох и любишь ты Гена выражопываться и других оскорблять. Услышали бы они тебя, думаешь стыдно бы стало? Хрен! Эту всю чешую они называют уже империей, поскольку все поставлено на конвейер, деньги к деньгам и уже никто не помнит, что все создано искусственно, к жизни нашей никакого отношения не имеют ни они сами, ни их программы, но уже никто не прокричит, что король – голый. Этим Кутюрье (тьфу- слово какое) никогда ничего не сшить как моя тетя Маша из-под Тагила. Вот она сошьет – это да! А этим дали как-то сшить форму толи для ментов, толи для солдат и сразу стало понятно, что руки у них растут оттуда, откуда обычно ноги вылупливаются. И , вправду, не стоят они того, что бы говорить о них так много, как ты любишь. Давай лучше возьмем ещё выпить. После баньки все равно захочется.
Юра жил в частном секторе за спорткомплексом, имел свой дом и, что немаловажно, баньку. Друзей встретил у ворот внутри двора, где что-то мастерил из фанеры с лобзиком, но увидев, их забросил свою заготовку куда-то под навес старого дома. Во дворе стояла старая его хибара, который служил времянкой ему и его подруге Миланье, которая жила со своими детьми от первого брака в центре городка в своей квартире, но приходила к Юре на правах гостевой жены. Звали её как-то иначе, но Юра приучил, и она привыкла, что здесь её все так называют. Рядом, так же во дворе, он строил другой добротный дом. Уже последний венец пристроен на место, а сначала лета собирался начать со стропил, докончить, разобрать хибару и поставить туда эти хоромы.
В хибарке было жарко натоплено, пахло жаренной картошкой.
- Кажись, мы вовремя прибыли. Пахнет вкусно и хозяйки твоей не видно. Поди, еще и банька затоплена?,- улыбался Серега,- Неплохо бы.
- А вот тут, прости, не угадал. Ждать- не ждал, но и не выгоню, хрен с вами, коль с бутылочкой пришли.
Шутка у него была такая, уже все привыкли.
Мужики сели, налили выпить, и в это самое время что-то зашлепало под кроватью, и показалась голова гуся.
- Что это?- Гена даже соскочил от неожиданности, - Никак гусь.
- Гусыня, - подтвердил Юра, - видишь, погулять надумала, - Ну пойдем.
Открыв дверь, он выпустил гусыню, которая осторожно спустилась с крыльца и пошла за угол дома.
- Подбери челюсть, - смеялся Юра,- там под кроватью у неё корзина с яйцами, которые высиживает. Вот погуляет малость и вернется. Время они знают четко, гнездо не застудит.
И вправду, через некоторое время, гусыня неуклюже поднялась на крыльцо и стала гоготать, прося, чтобы впустили. Юра открыл двери, и она прошла под кровать, где долго приспосабливалась, устраиваясь поудобнее, и вскоре затихла.
- Во, блин, даёт, - удивлялся Гена, - я действительно впервые такое вижу. Думал, что они, как и курицы, где-нибудь в сарае да в летнее время. Однако.
- Ты бы видел, сколько их мой бывший тесть из Башкирии держал. Дом в три комнаты- прикинь- в каждой комнате по две кровати и под каждой – корзина. Вот и кумекай – сколько получается, если в каждой семейке потом будет по пятнадцать-двадцать гусей. Быка держать не надо! Всю зиму с гусятиной живут. Приходите зимой, угощу, так уж и быть. Чтобы вы, да и не выпросили,блин.
Мужики выпивали, вспоминали различные истории и уже, вроде, засобирались в картишки перед банькой перекинуться, как из телевизора послышались новые сообщения о конце света, Нострадамусе, Ванге и все такое прочее.
- Да, блин, зае…мучили уже со своим концом света, - запротестовал Серега, - у себя насмотрелся и наслушался, ан нет – опять. И у тебя тоже самое.
- А ты случаем не приборзел, Серега? Пришел в баньке моей попариться, а еще и требуешь, чтобы другое телевидение по заявкам работало? – смеялся Юра.- Отошел за угол и хочешь попасть в другой мир?
- Нет, ну действительно достали уже с этим концом света.
Юра выключил телевизор:
-А вот слушайте, мужики, какую притчу я вспомнил по этому поводу. Уже и не помню, от кого сам слышал, но как говориться – за что купил. Одним словом, давненько было. Один молодой парень загулял с девкой своей допоздна, а после еще и выпил и, чтобы не будить своих, залез через окно в брошенный старый дом, где уснул на голой сетки железной кровати. Дома, кроме этой кровати и стола посредине помещения, ничего и не было. Проснулся он ночью от какого-то предчувствия и не то услышал, не то почувствовал, что к дому со все сторон неслышно подбираются непонятные существа. И никак ему не понять – люди это или нет. Вот они уже подошли к дверям и открывают их . Парень этот соскочил с испугу, накрыл стол единственной запылившейся шторой, накинутой на спинку кровати, а сам залез под стол. Сидит. Ждет. Вот он слышит, как к столу подбираются эти невидимые призраки, скрипят половицы, стали двигать неизвестно откуда взятые невидимые стулья. Было понятно, что расселись вокруг стола, хотя ног не видно, и начали свой неспешный разговор.
Первый голос: Пора, братья мои, что-то предпринимать с людьми. Они забыли свое предназначение, погрязли в грехах и другой жизни уже не представляют. Моё мнение – настало время устроить новый всемирный потоп и все начинать с нового поколения, как и со времен Ноя. За это время и природа обновится, уж больно они её захламили. Дальше так продолжаться не может. Храмы превращены в танцевальные площадки и там ими сатана вертит и уводит от всего целомудренного. Любовь к подобным себе несет лишь низменные чувства, без душевной основы. Она превращена в инстинкты. Люди уничтожают друг друга и , по сути, жизнь человеческую сами ни во что не ставят, и стоит ли дорожить ею – нам?
Второй голос: Действительно, так дальше продолжаться не может. Однако уничтожить все живое не хотелось бы. Я понимаю, повторять участь Содома и Гоморры тоже не получится. Теперь вся Земля – вертеп. Они даже не заметят исчезновение каких-то там двух городов. Все землетрясения, наводнения изменить человека не могут. Они привыкли к этому. Однако мы и без того предыдущую цивилизацию стерли с лица Земли, но вновь созданные Адам с Евой и всё их отродье повторяет тоже самое, они ничем не лучше тех. Нас Всевышний учит ценить хотя бы ту толику добра, которого они все же совершили. Значит, что-то в них ещё есть, и это что-то нужно попробовать поддержать, но напомнить при этом их настоящее место на этой Земле и предназначение.
Третий голос: А я, братья мои, предлагаю наслать на людей не искусственный мор, а войну. В любую эпоху, когда только не надумаешь проверить людей, населяющих Землю, они всегда живут на пределе. Войны у них идут всегда, но они привыкли говорить, что это «малые» или «незначительные» войны. Так говорят особенно те, кто смотрит
со стороны, когда отрывают головы не их детей и насилуют не их жен и матерей. Они очень легко относятся к чужому горю. Им нужно снова мировая война, которая бы никого из них не оставила в стороне. Нужна такая война, которая бы унесла множество этих ничего не значащих для них жизней, и заставила бы задуматься. Если и после такой войны не задумаются, то остается одно – конец света. Мы семьдесят лет подождем, как они поведут себя после той войны, и если останутся такими же на Земле, сотворенной за семь дней, то будем считать, что не достойны более нашей милости. Апокалипсис – но после семидесяти лет.
- Вот такая, мужики, притча. Мне рассказывали, я вспомнил, в поезде, когда ехали с Меланьей из Астрахани. Там у неё брат младший живет. Столько рыбы привез. Сейчас угощу.
- Да, подожди ты, Юра, со своей рыбой. Ты это к чему сейчас нагрузил нас? Какая связь всего этого с сегодняшним днем? Я тебя знаю, ты не из тех, кто зря брешет помелом своим, - проговорил Серега, - Хочешь сказать, что речь идет об этом, обещанным конце света?
- Ну, это ты сам решай. Только вот ещё что было сказано: весь этот случай, якобы, происходил с этим парнем, который под столом был, в ночь на 22 июня 1941 года, а в прошлом году прошло семьдесят лет с начала этой войны. Ну, теперь понял, что к чему?
Гена, бедный, есть перестал и смотрел то на Юру, то на Серегу6
- Эй-эй, вы это что ребята? Шутки у вас становятся какие-то не смешные совсем. Кто это всё тебе рассказал? – Гена соскочил со стула и стал ходить перед Юрой взад-вперед - Он, просто пассажир или кто? Что такое притча, я малость, в курсе, а этот твой рассказ притчей назвать нельзя. Эта сказка из тех, которые рассказывают, чтобы детей перед сном напугать. Я не ребенок, но что-то неуютно стало и мне. Что-то задело. Однако я нашел, что не все так плохо. Вот, смотрите сюда, по словам этих - не знаю, как их назвать - выходит, что она должны ждать, чтобы посмотреть на наше поведение через семьдесят лет. Так? Так. То есть семьдесят лет, как мы будем вести себя с момента окончания войны. Так? А считать-то они начнут после наступления момента Х, то есть после о-кон-ча-ни-я войны, а не с её начала. Выходит, рано еще об апокалипсисе думать.
Серега внимательно посмотрел на Гену, подумал, нахмурив брови и встал перед ним на колени:
- Ну, спасибо тебе, отец родной. Успокоил, мать твою! Слышь, Юра, тут друг перший Гена для нас с тобой еще три года надыбал, - он поднялся с колен и видно было, шутка такая ему самому не нравилась,- Давай лучше еще выпьем. И в баню уже не хочется. Давай мы придем к тебе после двадцать первого декабря и растопим баньку. Причина будет – что надо! Телепридурки доведут народ к тому дню, что вся страна бухать будет. Эти апостолы, или кто ещё там, сразу поймут, что такому человечеству, какие мы есть, такой большой срок давать не стоило. Небесам тошно станет.
Отродье – мы все, вот кто! И сказка твоя, Юра, правильно составлена. Не стоило нас таких щадить. Целых семьдесят лет? Ох, не стоило!
После этой тирады, он оделся и пошел к выходу.
- Эй, друг, ты куда это засобирался?
- Да, сейчас приду. До магазина я. Юра, как помнится, кто-то рыбку обещал, не знаешь такого?
Друзья выпивали ещё, но уже как-то нехотя и разговор не клеился, пока хозяин не предложил чайку испить.
- Дамой надо идти,- сказал Гена, запивая водку горячим чаем, - Попробую ещё раз наладить отношения. Теща обещалась прийти, может, что и выйдет путное.
- Ну, будем здоровы! - Серега чокнулся с Юрой и тоже выпил. – И ко мне могут пацаны заглянут. И зря вы все заладили, что они у меня плохие и из тюрем вылезать не будут. Вообще-то они очень даже ничего. Леша, так вообще – нежный с рождения. Мы его младшим звали, потому что через два часа после брата родился. Пакостники, конечно. На они же пацаны и, типа, так самоутверждаются. И курят тоже, чтобы их взрослыми все считали. Пройдет у них все это. Вот увидите.
Попытались перекинуться в карты, но тоже что-то не так все пошло, и они разошлись. Шли Серега с Геной молча и только у перекрестка Серега сказал с каким-то отрешенным лицом:
- Выгоню я сейчас этого Самохвалова на хрен, пусть тоже к бабе своей бежит.
Прозвучало как-то не сердито и даже не совсем уверенно. «Наверное, не выгонит даже, -подумал Гена,- поди, выпивать опять сядут».