Ода грязи
Ах эта вездесущая первая после сошедшего снега грязь! Помню, в детстве мы в сапогах носились по ней как угорелые. Как она веселит детвору и как неприятна взрослым своей прилипчивостью и серостью! А ребята, как замызганные воробышки, копошатся в ней, пока не позовут их сердитые мамы домой. Рядом с ними голуби пытаются очистить от неё свои пёрышки, но безуспешно. Машины, урча наподобие бездомных бродячих котов, несут её на колёсах и своих серых боках.
Все деревья вдоль дороги заляпаны ею, будто кто-то из художников отряхнул здесь кисть с серой краской. Говорят, серый цвет имеет двадцать пять оттенков. Какое раздолье для природы и художников!
Из окна автобуса вижу: на остановке скромная белоствольная берёзка стоит вся в серых конопушках. И конопушки эти хороши, украшают её.
Вот девчушка остановилась возле берёзки и щурится под весенним солнцем, заглядывающим прямо в её синие глаза. Девчушка улыбается, прикрывая их длинными ресницами, и потом просто так, от переполняющих её чувств, смеётся, расплёскивая уже свои конопушки во все стороны. Немножечко досталось и берёзке. Смеётся женщина, весело смотрит на свои, все в пупырышках грязи, колготки, и смущённо поглядывает на её стройные ножки мужчина.
А где-то далеко за большим городом, вгрузая сапогами в мягкое, сырое тело земли, выходит мой сын к проснувшейся землице. Он уже взрослый и знает толк в земных делах. Скоро, скоро родимая подсохнет, готовая принять человеческую заботу.
Он вдыхает влажный, согретый солнцем ток воздуха, испаряющийся от земли, и любуется далёким степным простором, где грязи нет, а есть чистое необозримое пространство...
Взрослый дождь
Вдали, за пеленой сплошного дождя, проглядывает раскидистое дерево. Сквозь завесу времени вижу две мальчишеские фигурки, застывшие под тем деревом.
Дрожащие фигурки под ним – это мы с братом, прижавшиеся друг к дружке и к дереву, такому, казалось, спасительному для нас в этот неожиданный летний ливень.
Мы несмышлёныши искали под ним защиты, не подозревая грозящей нам опасности. Вздрагивая от трескучих раскатов грома и зажмурив глаза от пугающих нас ярких зигзагообразных всполохов молний, ожидаем конца кошмара. Этот внезапный летний дождь так не похож на привычный нам, тёплый и непродолжительный, после которого на небе появляется радуга и душа радуется многоцветью мира. То, наверное, детский дождь.
А этот, взрослый, всё лил и лил, и тяжёлое небо словно ложилось на землю, заливая её потоком дождя. В наших душах поселился страх и необъяснимое смятение. Мы стояли одни-одинёшеньки, и нам казалось, что нет больше никого на целом свете и только это дерево наш спаситель…
И вдруг громыхнуло, осветило округу и нас неестественным мертвенно бледным небесным светом. Метрах в двадцати от нас, как спичка, вспыхнуло дерево, – такое же раскидистое, как наше. Молния с треском вонзилась в него, оно раскололось надвое и загорелось ярким пламенем. Даже сильный, бьющий наотмашь дождь не мог затушить прожорливого огня. А мы, глупые, от страха ещё сильнее прижались к приютившему нас дереву, не понимая, что рядом – сама смерть. Участливая, принимающая нас просто и ласково под свою крону. Мы так и застыли в моей памяти, как на фотоснимке, – прижавшиеся друг к дружке, не осознающие ещё, как хрупок окружающий нас мир. Мы ещё не осознавали ни тайны рождения, ни тайны смерти.
А страх прошёл, когда оборвались струи дождя. Затихло. Робко выглянуло солнце. И теперь я только вспоминаю, как во сне, – нас, бегущих домой по лужам, где ждёт мама. Там мы спрячемся под одеяло и, убаюканные, согретые маминым теплом, уснём. Будут нам сниться счастливые сны, и будет там светло и не дождливо. И никто не расколет пополам и не сожжёт нашу жизнь.
И так захочется жить долго, долго…
Зима пришла
В город неожиданно пришли морозы. В первый день дым из заводских труб стоял столбом. Но на второй день подул студёный ветер, разорвал ровные столбы дыма и разбросал его клочьями по небу. Ветер дул настырно, выхолаживая улицы, загоняя собак в укромные места, безжалостно пощипывая за щёки детей и взрослых. Трамвайные вагоны плохо отапливались; холодные, застывшие, они блуждали по городу как неприкаянные. Я ёжился от всепроникающего холода, сидя на заднем сиденье трамвая. И ещё несколько таких же промёрзших пассажиров кутались в свою лёгкую одежонку.
Вдруг в вагон вскочили мужики и цепким словцом:
– Едрёна вошь! – сотрясли застывший холодный воздух трамвая.
Водитель прикрикнула:
– Потише! Разошлись...
Мужики в ответ сквозь хохоток:
– Да мы что, разве кого обижаем? Мы ж без злобы. Радуемся морозу. Так неожиданно пришёл. Щипучий, зараза! Когда ещё к нам придёт!..
И сразу все оживились и поняли: пришла наконец и к нам на юг зима. Правда, малоснежная, с резким остуженным ветром, но и с весёлым озорством южан и крепким словцом, растапливающим любые морозы в душах. Все облегчённо вздохнули, расправили плечи... и перестали кутаться в свою одежонку.
***
Вспоминаю детство. Рядом мама…
Ветер подвывает в трубе и словно пытается загасить огонь в печурке. Но пламя хоть беспокойно колеблется, но горит, не сдаётся. Не позволяя ветру выхолодить хату. И так уютно в комнате, поёт сверчок, а за окном морозное ветреное безлюдье…
А у меня рядом мама!