Максим опаздывал на работу, а автобус задерживался. На остановке уже теснились, прячась от пронизывающего ледяного ветра, недовольные пассажиры. Казалось, каждый из них собирался сесть именно на тот транспорт, который с таким нетерпением ожидал молодой человек.
Наконец, вдалеке показался неясный силуэт. Крупные хлопья снега мешали разглядеть номер, и Максим только в последнюю минуту понял, что это – «его» автобус. Он рванулся в открытую дверь, небрежно оттолкнув какого-то старика, который замешкался, пытаясь осилить первую ступеньку. Дед оступился, пошатнулся и тяжело осел прямо в снег. Правда, тут же медленно поднялся, но не стал снова подниматься в автобус, а вернулся на остановку и опустился на обледенелую скамейку.
Максим все это видел, но мимолетное чувство вины он легко заглушил вполне рациональной мыслью:
- Дома надо сидеть, а не на автобусах кататься, когда люди на работу торопятся. Отработал свое – отдыхай на лавочке. Или катайся, когда час пик пройдет…
…Максим поежился и огляделся: остановка опустела, а он так и продолжал сидеть на скамейке, ощущая, как холод пробирает до самых костей. Молодой человек, бесцеремонно оттолкнувший его от дверей автобуса, наверное, уже добрался до своей работы и уже нежится в тепле.
Хотя, нет – это же он сам, Максим, тогда добрался до своей работы и сразу же заварил себе крепкий чай! Удивительно, но сейчас, спустя столько лет, Максим словно наяву увидел, как тяжело поднимается тот незнакомый старик, которого он толкнул, как неловко нашаривает в снегу потертую шапку и нахлобучивает ее, не отряхивая, на седую голову. Как беспомощно озирается и, ссутулившись, медленно возвращается на остановку…
- Эй, старый, давно маршрутка ушла? – раздалось прямо над головой Максима.
Старик поднял голову – на него выжидательно смотрел молодой мужик.
- Чего не отвечаешь? Примерз, что ли, к своей скамейке? – мужик коротко хохотнул и отвернулся.
Максим опять погрузился в свои мысли. Время, похоже, решило подшутить сегодня над ним, смешав в его голове прошлое и настоящее. Почему, упав сейчас у автобуса, он вдруг перенесся памятью своей назад, в то счастливое время, когда молодость била через край, когда жизнь казалась бесконечной, а будущее сулило столько всего заманчивого?
Старик усмехнулся: жизнь оказалась гораздо короче, чем он думал. Короче и жестче. Эгоистичная молодость в сердечной своей глухоте и слепоте чуралась старости, как здоровый и сильный организм чурается неприглядной язвы. Несясь по жизни на всех парах, Максим при виде старческой немощи где-то очень глубоко в душе начинал испытывать глухое раздражение, словно все эти бабульки и дедульки пытались нарочно отравить ему настроение.
Нет, конечно, он был согласен, что «старикам у нас везде почет», но только при условии, что они не будут путаться под ногами. Хотя бы в автобусах и в метро в часы пик, или в магазинах, до бесконечности долго отсчитывая свою мелочь и задерживая всю очередь. Сам Максим был убежден, что когда придет старость, то лично он будет сидеть у себя дома и смотреть телевизор. Каждому, действительно, свое: «молодым – дорога», «старикам – почет»…
…Эти воспоминания заставили горько усмехнуться Максима, уже почти окоченевшего на своей скамейке. Автобусы проходили один за другим, а он продолжал размышлять о том, насколько же коварна жизнь, столько лет подстерегавшая его, чтобы напомнить о той давней истории и заставить его на себе почувствовать жалкую беспомощность незнакомого старика, которого он когда-то очень давно небрежно толкнул в снег...
К вечеру кто-то из прохожих, наконец, обратил внимание на человека, неподвижно сидящего на остановке. При себе умерший имел паспорт и направление на прием к кардиологу к 8:15 утра…