Из цикла «Природа человека»
Количество – 5
Несколько вступительных слов
Было некогда такое увлечение.
Ритм 1921, Ритм 1922, Ритм 1923, цифры = годы, к которым относится ритм. Говоря вообще, данное увлечение можно продолжать очень долго, например, до 1963 или 1985-го. Для этого требуются преемники. Скажем, можно начать с Ритма-1917. И продолжать до Ритма-1967, каких-то пятьдесят лет. Но кто сможет, выйдя на дистанцию даже в двадцать лет, продолжать забег через пятьдесят лет, или хотя бы через тридцать. Поневоле приходится сходить, и значит, надо оставлять наследника. Куда потянет наследника, об этом знает только сам наследник. Вернее, будет знать через тридцать или пятьдесят лет. Как сделать, чтобы наследники и через пятьдесят лет, и через восемьдесят лет, и через сто лет продолжали заданный ритм. Однажды задали, а далее, поддерживайте заданный ритм. Хоть сто лет, хоть двести. Еще солиднее, тысячу лет. Для человека жизненная дистанция в тысячу лет выглядит как самая настоящая вечность, пробуйте, представляйте.
Если бы мы, люди, людишки, человечки, жили всего одну тысячу лет.
И чтобы мы тогда делали эту тысячу лет?
Тот же Иван Грозный, например. Или Петр-1. Или Николай-1. Скорее всего, достаточно оказалось бы одного Ивана, прочим основателям делать было бы уже нечего. Или не с кем. Но если бы и нашлись верные соратники, то, не над кем. Каково это для человека, делать нечего. Ибо все уже сделано. Забудь, человек об истории, просто живи, сам для себя. Утром иди за водой, вечером принимай душ. Или даже так, летом вари варенье из клюквы, зимой пей чай с этим вареньем. День за днем, и дайте тысячу лет, «полновесную тысячу лет» (Зилазни, с.11). Неужели в этом и есть назначение человека, прожить какую-то тысячу лет?
Ну, были в колхозе десять полудохлых коров, будет сотня, тысяча, дальше что?
Вот если бы дать имя, свое имя этой никчемной тысяче лет.
Имя, оно уже само по себе, означает смысл.
1.
Есть простые, то есть странные вопросы. Иногда задаем, бывает, задаемся, чаще проходим.
А не начать ли нам вращаться? И выбор есть, вращаемся мы, следуя за жизнью, или жизнь вращается вокруг нас, следуя за нами. Или мы вращаемся вокруг некоего центра. Или сами становимся таким центром. Пусть даже небольшой, но все же задаем вращение в определенном пространстве. Собираем все предметы в таком пространстве вокруг себя и задаем им скорость вращения. Главное, нужная скорость. Слишком малая скорость, сателлиты упадут на центр. Слишком большая скорость, уйдут с орбиты, ищи их потом.
Можно ли вращаться с бесконечно большой скоростью?
А само выражение: центр, что это такое? Не административный же это центр.
Возможно ли, вообще говорить о вращении (= непрерывное возвращение) применительно к человеку, к жизни человека? В конце концов, мы все уходим, приход – уход, не простое же повторение. Человеческое сознание, первый признак, как оно воспринимает течение своей жизни? Понятно, всегда чертится контекст, старшее поколение, среднее поколение, младшее поколение, самый распространенный прием. И на примере трех поколений обычно проявляются какие-то тенденции. Чуть упрощая, среда обитания очерчивает линии, среди которых путаются люди. Чтобы распутать эту путаницу люди и создают некий графический образ.
Круг, ряд, спираль, 20-й век выдвинул в "первые ряды" образ колеса.
Евгений Петров + Илья Ильф = "два великих романа" 20-го века.
Вспоминает внучка Евгения Петрова: «Все, что связано с семьей Евгения Петрова, очень запутано – от начала до конца» (Щуплов, с.6). Пусть так, но что выделяет внучка в этой запутанной картине? «Ведь в истории этой огромной фамилии, состоящей из двух семей, все было закольцовано» (Там же). Кольцо, с чем это связано? С повторением, некий постоянный рефрен: «у каждого из братьев – у Валентина Петровича и у Евгения Петровича – было двое детей» (Там же). Братья = Деды. Возрастная разница – девять лет. Младший брат, «У сыновей Евгения Петровича Петра и Ильи, разница в девять лет» (Там же). И далее о себе, это уже третье поколение: «У меня и у моего двоюродного брата … разница в девять лет» (Там же). Никто ничего не намечал, не планировал, получалось все само собой. Как же передать (= воспроизвести) эти цепочки внешне хаотических событий, то есть, внести смысл? Естественно, нужна модель. И сознание строит модель.
Кольцо. От Кольца –; Круг, от него –; Колесо, что повторяется, что-то возвращается.
Наряду с обычной интерпретацией = линия + спираль, в сознании возникает образ Колеса. К чему-то мы должны возвращаться, ведь сами мы воплощаем в себе преемственность и то, что можно назвать "точкой отсчета". С чего-то всегда надо начинать, каким бы ни был наш выбор, выбирается точка отсчета.
Вернемся к «огромной фамилии».
«Верность – знаковое качество семьи Петровых-Катаевых» (Там же). Братья были женаты один раз. И «сыновья Евгения Петрова также были женаты один раз» (Там же). Сам Евгений Петров погиб в 1942-м. Его жена, Валентина, осталась с двумя детьми, чтобы прокормится, начала шить галстуки. Как складывалась ее жизнь? «Валентина Леонтьевна была как бутон» (Там же). Бутон – цветок. Цветы требует ухода, «ее берегли всю жизнь, сперва отец и мать, потом ее обожал муж, потом дети» (Там же). Действительно, оберегали. Она не видела «фотографий с похорон своего мужа», не была «на месте его гибели». И в разговорах старались не затрагивать «тему о Евгении Петрове». Отношения были построены на обожании и верности.
Но если говорить о возвращении, то суть дела не меняется, она была центром.
В первом приближении, центр = начало отношений, их определение.
Каких отношений?
2.
…на короткое дело характера достаточно
Амосов
Как возникает вращение? То есть, как возникает центр вращения, куда-то надо возвращаться.
Конечно, нужна точка отсчета. Как ни странно, но точка отсчета = конец нити. Иначе бы она не была точкой отсчета, то есть началом. Ухватиться, за кончик, потянуть да и вытянуть. Стоит ли? Читатель пишет письмо, в журнал. Когда-то он начал читать, увлекся, и теперь хотел бы получить ориентиры, ибо не может обозреть все "читательское" море, тонет в книжном море. Ему отвечает человек причастный к чтению, ибо сам очень много и многое читает, он критик, но не только. Нужны «короткие библиографические справки», таково его резюме, что это даст читателю? «Так читатель получает конец нити, придерживаясь которой он может углубиться в предмет его заинтересовавший» (Лазарев, с.83).
Справка, несколько строк, точка отсчета есть, дальше читатель смотри сам.
А дальше конец нити, сама «нить», линия (; прямая), образец, с которым сверяется поведение. Таким примером может послужить деятельность К. Победоносцева, «один из ведущих» государственных деятелей в конце 19-го – начале 20-го. Именно этот идеолог «сформулировал генеральную линию российской власти» (Резник, с.5). В этой «генеральной линии», всего-то, нужно соединить «точку отсчета» + «конец нити». Как говаривал Ильич Второй, задачи определены, цели поставлены, за работу, товарищи.
Не обязательно писать (или звонить) критику, есть и другие средства.
Можно и самому попробовать свои силы, в столь увлекательном деле соединения начал и концов. Вот другой читатель, он излагает не просьбу, а свое мнение (читательское или человеческое?). Он пишет, значит, есть потребность, написал, и теперь он живет (понятно, жизнь к этому не сводится) ожиданием. Ожиданием чего? Вот несколько слов: «Признаюсь, я презираю критиков, больше того, с некоторых пор я питаю к ним органическую неприязнь» (Лазарев, с.83), до ненависти дело не дошло. Почему? Прочитал повесть, она ему понравилась, потом прочитал критическую заметку, не понравилась. Критик критиковал, «и чем дальше я ее читал, тем больше презирал этого критика» (Там же, с.84). Что тут скажешь, сам Лазарев саму повесть, ведь это Аксенов, конечно, прочитал, но до заметки не дошел, расплодилось их.
Одна заметка, два человека, мнения разошлись.
Почему столь далеко идущий вывод (= обобщение): «и заодно всем остальным критикам необходимо отказать в уважении?» (Там же). Дело не в корпоративной солидарности, читатель возмущен, если критик не хвалит? «такое отношение – следствие привычки к непререкаемым авторитетным суждениям» (Там же).
Сразу вынести приговор, окончательный, «обжалованию не подлежащий».
В этом и состояло ожидание.
Подтвердить его слова, признать его правоту, я ПРАВ.
Презумпция невиновности, вовсе нет, презумпция правоты держит нас в центре. Дело за малым, едва замечаемым, доказать эту правоту. Доказывать, это же очевидно. Но если ты уверен, то зачем писать? Зачем писать далеким незнакомым людям, убеждать их в своей правоте? Я прав –; поэтому я = центр? Возможно, обратное, я = центр, отсюда ; я прав, так проще, так легче начать селекцию. Известная фотография, семеро молодых людей (семеро смелых?). Группа, кто сидит, кто стоит, усы, бороды. В центре – ее центр, молодой лысый человек, считающий себя центром, почему? Он сам так решил, твердо, он = носитель "центрального".
Где его точка отсчета? Умение упрощать + Неумение забывать = Умение разделять.
Прирожденное умение? Начал не так уж и много: Слово, Мысль, Сила, Дело (Рапопорт, с.385). Ленин, проявил подлинное новаторство, заложил «мозговой центр» = дело-сила-мысль: «Мы идем тесной кучкой по обрывистому и трудному пути, крепко взявшись за руки…» (цитирую по: Восленский, с.52). Братский круг, а далее понеслось: враги, вражеский огонь, вражеское кольцо, сквозь него надо прорваться. Говоря коротко, начал почти с сотворения мира, куда деваться, нужен миф. Откуда черпать сведения = легенды + мифы.
Снова Лазарев.
Послушаем пушкиниста, он никому не пишет, он настаивает, даже требует.
Некий Писарев писал о Пушкине, он ошибался, почему мы уверены, что Писарев ошибался? «...такова истина, проверенная самым строгим судьей в делах искусства – временем» (Там же). И зачем эта параллель? «Не так давно маститый наш пушкинист … горячо возражал против выпуска собрания сочинений Писарева» (Там же). Маститый = авторитетный. Да еще под сенью авторитета Пушкина, поэтому можно горячо. Знает свой вес. Если он и не в самом центре, то где-то поблизости. Если действовать через авторитет? Ты уже под сенью правоты, а там глядишь, и сам будешь всегда прав, пора выносить приговоры.
Признание правоты, со стороны, извне = первый шаг на пути к центру.
К превращению себя в центр, в Количество, которое можно наращивать. Когда Количество наберется, а это вес, авторитет, можно и давить своей правотой. Уже кто-то вращается вокруг центра, этот кто-то знает, авторитет всегда прав, охотно подтверждает. Магическая власть имени, силу этой власти "я испытал на себе много лет назад, когда с растерянностью вчитывался в «Август 1914-го», первый «узел» «Красного Колеса»" (Резник, с.12). Тот же геометрический образ, но на этот раз его использовал Солженицын. Видимо, и у него не было выбора, когда речь зашла о точке отсчета.
Солженицын не сомневается в своей правоте, поэтому он = центр.
Более того, уже сам Он = Колесо, «колесо катится», остановить его почти невозможно.
Раскрутка «красного колеса революции», эпопея, но вначале раскрутка "колеса" Солженицына.
Если образно, Солженицын начал раскрутку Колеса в 1962-м, сразу стал центром, вокруг него начали вращаться люди, мнения, проблемы. Он осознал сам себя центром, он стал таким центром, о котором можно сказать, Солженицын = Учитель. Учитель, к голосу которого прислушивается интеллигенция, целая страна, весь мир. «Открывал книгу с трепетным, нетерпеливым ожиданием счастья» (Резник, с.12), Книга = Эпопея «Красное Колесо». Сколько их было, открывавших Книги. Один человек? держит на ладони весь мир? Если бы, для этого писатель, даже крупный, подходит мало. Писатель (и Солженицын?) и не собирается держать мир на ладони, он заставляет его вращаться, вокруг себя. Вернее, хотел бы заставить. Но то, что получается в одной, отдельно взятой стране, с Большим миром не проходит. Большой человек, способный на подобный трюк, еще не вырос, нет подходящих условий. А в будущем? Не исключено.
3.
творец какого-то нового образования, основанного на новых началах, и придумал эти начала…
Цитирую по: Резник, с.84
Сознание ведет отбор, = выбирает точку отсчета, вне такой точки оно невозможно.
Скажем, историк ведет отбор документов, это все равно, что произвести выбор мира (или мифа?).
Но может быть гораздо проще вначале выбрать «мир», потом подобрать «документы»? Для того мира, в котором мы собираемся жить, существовать, ведь этот мир должен быть благоустроенным. И мы начинаем благоустраивать, на то и центр, чтобы принимать решения или хотя бы совершать действия. Действия могут быть до всяких планов, вне всяких планов. Но смысл их всегда один = правота, авторитет, самоутверждение. Весь мой мир = это я, один я. Пусть даже так, но в этом мире я должен быть прав, иначе как мне определять жизнь этого мира, как я буду его вращать. Допустим, мы вращаемся, кто-то на кухне, чья-то кухня = мир.
Когда-то это начинается, где-то нас подхватывает Колесо, захватывает вращение.
Смысл вращения – осознать «свои требования и добиваться их удовлетворения» (Резник, с.17).
За "своими требованиями" всегда стоят Потребности, с чего начинается человек, с метафизики.
Вспоминает педагог (= учитель) со стажем, школа, учеба, учителя. Все мы прошли через школу, то ли мы ее вынесли, то ли школа вынесла нас, школьник + учитель = Норма. Что же нам позволяет норма? Жить, в пределах нормы, но еще и увлекаться, говоря нормативным языком, оперировать фикциями. Не странно ли линия поведения, определяемая фикциями? Или же фикции, ставшие линией поведения?
Что за ними, образы, образцы, мишени, в целом линия поведения: «Почти у каждого взрослого есть в памяти кто-то один – за десять лет школы – кто запомнился навсегда» (Долинина, с.87). Один в памяти – это учитель, он запомнился на всю жизнь, почему, не всегда ясно. Далее начинаются школьные воспоминания.
Вот первая зарубка.
«Было очень занятно, например, доводить до исступления кроткую учительницу химии» (Там же). И что к этому толкало, грело? «Каждый урок мы превращали в веселый спектакль для нашего класса и очень этим гордились» (Там же). Жизнь как праздник, а тут сами себе устраивают праздник + настроение. Можно сказать, доводили, потому что позволяла. Но где же центр? Утратившие чувство меры ученицы? Вовсе нет, это учитель химии. Речь о статусе, статус химички стараются сбросить, понизить. Она = центр, но это центр пониженного статуса, если угодно, негативный центр, где плещутся бессилие и беспомощность. «…почему милая, добрая учительница химии вызывала у нас такое яростное раздражение»? действительно, почему?
Когда тебе еще пятнадцать или уже шестнадцать,
«необходимо утвердить свое «я» в глазах окружающих» (Там же).
вот оно окружение, привычный круг из родителей и учителей, вырваться.
И куда податься? Напротив, не вырываться, а благоустроить. Сюда относится и проблема статуса. Как его утвердить, нужны жертвы, нужно вызывающее поведение, чтобы обрести некоторые права. Я буду прав, я должен быть прав. Начинается борьба с права «мыслить и поступать по-своему», а заканчивается, понятно, правом «нарушать общепринятые нормы поведения» (Там же). Поэтому нужен полюс бессилия, и пусть она потерпит, по ее «макушке» мы и прокатим колесо нашей правоты, пробьемся в герои.
4.
Нельзя дважды войти в одну и ту же реку.
История повторяется дважды.
А в итоге: дважды войти нельзя, но вернуться можно. Как возвращается бывшая ученица, а нынешняя учительница? Она возвращается к той, своей вине: «Я во многом, очень во многом виновата перед ней» (Там же). Нет, это не химичка, другая учительница, другой полюс. И вот собственно возвращение: «Утешает меня только одно: когда я сама стала учительницей, мои ученики воздали мне сторицей…» (Там же).
От жестокости – к переживанию вины, контур памяти = химия + история + литература.
Где настоящий учитель? На литературе, она видит себя в молодых, не злится, не раздражается.
И снова возвращение жестокости, кажется невероятным: находить утешение в чужой жестокости?! Но учительница не сомневается, несправедливость всегда возвращается, очередное поколение должно пережить несправедливость, как свое несправедливое отношение к Другому. Да, в этом должно состоять утверждение справедливости! Ибо, каким другим способом можно набрать вес, размер, Количество. А потом? снова вина, снова жестокость, утвердить себя и свою правоту можно лишь через Другого, а где взять Другого. Да такого чтобы справедливость была на нашей стороне, а несправедливость – всегда на другой стороне.
Даешь, безнаказанность, покатилось колесико.
Но зачем тогда другой полюс, вторая зарубка,
если право попирать общепринятые нормы худо-бедно реализуется, и если Колесо несправедливости с хрустом катится по «сознанию» химички? Скажем, история, чудесный предмет: «на истории, мы стояли у своих парт, вытянувшись как солдаты» (Там же). Злая учительница, отсюда побыстрее бы смотаться, давать минимум, лишь бы не привязывалась. Скорей на литературу, в окно видим, наша любимая учительница уже идет. Лицо пасмурное, зима, есть ли дрова, здорова ли дочка, «все это нас касалось мало». Да причем здесь здоровье, настроение. «Нам нужна была наша, вынутая из семьи, быта, любви, горя Александра Степановна. И она приходила в класс – наша» (Там же). Здесь не чувство правоты, не возвышение в глазах окружающих. Нет, здесь присвоение, чувство собственности: лучшее должно принадлежать мне. Как передать это бурное ощущение, ты продолжаешься за собственные пределы, твое «я» уходит в нечто лучшее, затем возвращается с этим лучшим к себе. Ты стал больше, на величину лучшей части. Часть классного (от слова класс) мира. И в самом деле, такую часть вполне можно унести. Не вынести, но унести, и даже по частям.
Неужели собственность = кража?
Вряд ли преподаватель истории мучилась своей виноватостью.
Вряд ли химичка видела себя в молодых наглецах.
Вряд ли Литература держала дисциплину.
Есть Норма, и мир сужается до размеров нормы. В пределах этой нормы учитель кажется непомерно большим, чрезмерно большим, за что ему такая фора? Конечно, принадлежать должен весь мир. Для начала надо сузить этот большой мир, скажем, до размеров класса. Затем вырасти, перерасти этот суженый мир. И снова сузить большой мир, до цеха, взвода или мастерской. Снова вырасти, снова сузить большой мир. Так, вращаясь, можно замахнуться и на большой мир. Жизнь предстает как колесо, которое, набирая Количество, катится от малого мира – к миру большому. Из класса – в класс, переходя, там движется народ / Вся жизнь великого вождя, передо мной встает.
Необходимая иллюстрация:
Однажды поспорили два социал-демократа, крупно так поспорили, о принципах. И вот тогда один из них и заявил: «Ход его мыслей приурочен главным образом к контролю над партийной деятельностью, а не к ее оплодотворению, к сужению, а не к развитию, к зашнуровыванию, а не к объединению движения» (Роза Люксембург, с.146). Теория суха, но Ленин выбрал чисто человеческий = количественный путь. Сузить мир, до размеров Организации. Затем распространить самого себя, свою личность на всю Организацию. Человек обретает новый размер = Организация. Затем распространить Организацию – на всю страну. Понятно, когда власть в стране принадлежит ленинской Организации, то эта власть в руках Ленина. К расширению – через сужение. Но в итоге? «узкий идеологический коридор» (Шишков, с.38). Или как говаривал Ильич, прямой и решительный путь. Человек, какой бы размер (= количество) он ни набрал, может лишь сузить страну, сжать ее (для этого у меня есть товарищ Урицкий) до уровня некоторых простых потребностей. А дальше остается одно, гнать, пусть Колесо катится, лучше всего к горизонту. Что тут вылезло, какие человеческие стороны?
Вне всякого сомнения, не только стремление к росту, жажда роста.
Но еще и игровые инстинкты, представление страны в виде «игрового пространства».
5.
вернемся в первое игровое пространство, в школу.
Требуется единственное, вырваться из классных размеров, вырасти.
А если весь мир = класс? Хрупкая женщина приходит в класс и запирает в этом классе весь мир. Что дальше? а дальше мир «идет в объятия очередного чародея» (Никифоров, с.40). И начинается все как чистая психология, только как психология. «Молоденькая девушка» заходит в класс, первые уроки, первые обмены требованиями и ожиданиями, к чему она идет? «Как угодно, любыми средствами она хочет поддержать свой авторитет» (Долинина, с.89). Набор средств известен, не возражайте, не спорьте. И первое, «беспрекословно подчиняйтесь!». Если проявить нужное упорство, то класс подчинится. Точка отсчета + конец нити = линия поведения состоялась. Через некоторое время учительница привыкнет, «что она всегда права, что ее мнение всегда истинно, что авторитет ее нерушим» (Там же). А если найдется, посягнет, это «злодей».
Центр занят, к чему же тогда сводится Норма?
«Жизнь не заканчивается за кольцевой» (Коровин, с.60).
еще один круг, на этот раз в административном центре страны.
Тезис, вырванный из контекста. Можно увидеть две Нормы: жизнь дана в столицах + жить можно и в провинции. Но можно трактовать иначе: «России тоже нужна мечта» (Там же). Понятно, российская мечта ; «бледная копия» мечты американской. Обычно, мы начинаем мечтать в школе, очень располагает тамошняя обстановка. И школа, конкретно, учителя старательно увлекают нас. Куда, ведут они юные души?
Для начала нужно признать, что школа = прочная система, сколько реформ выдержала.
Прочная система, радуемся мы «должна выпускать мыслящих, образованных, творческих и социально активных членов общества» (Жамкочьян, с.4). Это наказ (и заказ?) общества. Делать нечего, послушаем, что скажет человек, знающий школу изнутри: «выяснится, что школа формирует совсем другой социальный тип – послушный, управляемый, зависимый от внешнего контроля, а не от внутреннего, с чувством вины или с чувством агрессии» (Там же). Радуйся, общество, вот тебе «продукт, готовый к употреблению». Но разве это не так? Разве не нужны нам в армии, на производстве, на государственной службе послушные и полностью управляемые люди, еще как нужны, ряды постоянно редеют, их надо постоянно пополнять.
Вернемся к рассказу Долининой, о молодой учительнице, входящей в класс.
О, общество должно пожать руку такой учительнице, с почтением, и в высшей степени уважительно, пожать и воздать должное. Эта хрупкая, на вид, женщина сделала невозможное. Она, одна, остановила рост целой группы ростков, начинающих этот самый рост, несколько десятков ростков! Для кого-то это неплохой начальный капитал, а ну-ка, становись парни. Доверенное лицо общества, простая учительница, загнала этих парней в рамки единственного Колеса, теперь им вертеться в нем, всю оставшуюся жизнь. Им не отвернуть, не свернуть, им можно только вернуться, к центру. Иначе говоря, им уже никогда не изменить линию своего поведения. Учительница воспроизвела на свет Божий порядок (= носители определенного порядка).
Правда, ей для этого потребовалось закрыть группу детей, в классе.
Надо признать, класс = великое изобретение, следующим изобретением стала масса. Школьная масса, переходящая в массу, шествующую на парадах и скандирующую на стадионах. Есть такая масса, страна. Но тогда придется изменить ранее предложенную Норму, как отношение между Учителем и Учеником. Теперь,
Норма = Управитель + Директор + Учитель ; Сырье для изготовления массовых частей Колеса.
Иногда это сырье называют нашей сменой.
6.
жизнь начала вращаться вокруг денег
Хлебникова
Свидетельствует очевидец: мы жили в странном веке, это о веке двадцатом, Любищев.
А что можно сказать о текущем? Мы и этот век пытаемся сделать странным, может, удастся.
Между тем мы были самыми обыкновенными людьми. Не новыми людьми, а обыкновенными. Хотя бы на бытовом уровне, в личной жизни, там, где нами мало кто интересовался. Вернее, если нам удавалось вывести (или закрыть?) свою личную жизнь из-под взглядов общественности. Но можно ли было прикрыть свою жизнь? Вопрос риторический. Это значит, у нас и не было собственной жизни. А если ее, такой жизни нет, это значит, живет кто-то (или что-то) другой. А мы лишь расходный материал, Господи, мы избавлены (лишены?) даже от права на собственное вращение в собственном кругу. Как должно быть легка подобная жизнь, вот где она, та самая непереносимая легкость бытия.
Где-то в Грузии, когда-то в СССР.
Черно-белый экран. Зритель видит холодную нетопленую школа, класс, учитель в пальто и несколько учеников. Почему школа не отапливается? война, фронт забирает людей, вернее, мужчин. На фронте ведь не топят, почему должны топить в тылу. Наша нескончаемая традиция, ставшая правилом. Почему был введен военный коммунизм? Вынужденная мера в условиях Гражданской войны. А на войне (и без войны?) каждая воинская часть = потребительская коммуна (Богданов ). В результате вся страна становится неким подобием коммуны. Фронт = центр жизни, а потому всякая жизнь, где бы она ни шла, становится подобием фронтовой жизни, в той или иной степени. Все на фронт! Лозунг обретает буквальный смысл.
Жизнь, обычная жизнь, «переходит в войну без всякого перехода» (Туровская, с.15).
Точно так же и война становится обычной жизнью. Возникает круг, вращение действительности.
К чему это ведет? К противостоянию, трагическое в картине показывается «скупо и коротко» (жанр?). Напротив, все житейское показывается очень подробно, как можно подробнее. И в результате, «сама жизнь – ее неостановимый круговорот – утверждается в своих правах» (Там же, с.16). Не странно ли, договорились до прав жизни, оказывается, жизнь имеет какие-то права. Более того, жизнь сама утверждает свои права.
Что проделал режиссер? Чтобы выйти из одного круговорота, нужно войти в другой.
Вот он так и поступил, из одного вращения – в другое. Иного, кажется, не дано.
Вместо заключения
Как будто все сказано, главное, необходимое.
Наверное, можно и закругляться. И все же несколько слов необходимы. Жизнь, права жизни. Первое право жизни – на саму жизнь. Но каким образом это достигается? Начинается война, пусть даже это фильм, военная реальность «вторгается в мирный быт». Закрутилось колесо, война – мирный быт, жизнь – уход из жизни. В чем смысл круговорота? Оказывается, людей интересует совсем другое, как выйти из Колеса? Вот один из вариантов ответа, очень распространенный кстати, ответ, в прошлом, в наше время:
«я стучал в двери истории, и они отворились» (Горбачев).
То ли сами открылись, то ли открыл кто-то, без скромности не обойтись.
Но все-таки, немое большинство не стучится в двери истории.
Говоря проще, не собирается вписывать свое имя в историю, даже буковками.
Им-то что оставляет история? Право на жизнь, тогда что такое право на жизнь? Современных пример, или, может быть, вернее, простой пример из современной жизни: «на большей части российской территории разворачивается война с одним из важнейших средств распространения информации – печатной прессой…» (Литвинова, с.26). Опять война, наверное, есть и результаты = потери, как велики? «потери печати совсем не так велики, как принято думать, более того, все они в основном в прошлом, сегодня же найден баланс сил...» (Там же). В этом и заключается ответ. Право на жизнь = баланс, баланс между жизнью и войной. Но всякая война заканчивается? баланс между жизнью и уходом из жизни. Уходит старшее поколение, приходит новое поколение. Неустранимость баланса означает, что жизнь как вращение вокруг единственного центра, просто невозможна. Оборона и хлеб, говаривал Ильич Второй. Оборону крепили, а хлеб закупали. А в итоге баланс жизни приобрел некоторые признаки жизненного бала, сколько было поднято, сколько было принято. Живи вечно, страна развитого социализма. Вращение (ну спираль, если вспомнить марксизм-ленинизм) сменилось слегка колеблющейся линией, которая стала приобретать все более твердый (= законченный) вид.
Центр активно продлял себя в бесконечность, полагая, что баланс можно вынести вовне.
увы, со временем выяснилось, что творился не баланс, а отклонение от баланса.
Вот и пришлось Михаилу Сергеевичу снова стучать в двери истории.
То есть, пришлось возвращаться.
Литература:
1. Богданов А. Штык – не орудие творчества // Совершенно секретно, 1991, № 5.
2. Долинина Н. Что вы, собственно, знаете о своем учителе? // Юность, 1969, № 5.
3. Зилазни Р. Порождения света и тьмы. – СПб.: Северо-Запад, 1992.
4. Лазарев Л. Что читать? // Юность, 1965, № 3.
5. Люксембург Р. Организационные вопросы русской социал-демократии // Рабочий класс и современный мир, 1990, № 6.
6. Никифоров Е.А. Выступление: Материалы «круглого стола» // Рабочий класс и современный мир, 1990, № 5.
7. Рапопорт А. Три разговора с русскими. – М.: Прогресс-Традиция, 2003.
8. Резник С. Вместе или врозь? – 2-е изд., доп. – М.: Захаров, 2005.
9. Туровская М. Бабушка, Илико, Илларион и кинокамера // Искусство кино, 1963, № 3.
10. Шишков Ю. «Повивальная бабка» истории: российский вариант // Рабочий класс и современный мир, 1990, № 5.
11. Хлебникова Н. Квадратура круга // Мурманский вестник, 1994, № 249, 20.12.
12. Щуплов А. Жена Ильфа и Петрова в роли Васисуалия Лоханкина // Российская газета, 2002, № 235, 14.12.