Снег медленно падал большими густыми хлопьями на зеленый газон. Я вышел в сад и босыми ногами ступил на мягкий и обжигающе-ледяной ковер. Ощущение было странное, но приятное. До Камня нужно было пройти всего несколько метров, но эти шаги врезались в пространство моего ума крайне непривычными и неожиданно разнообразными Блоками. Сначала был шок: такое чувство, будто я встал по колено в ледяной ручей среди бесконечной пустыни. Но эта пустыня была не местом в физическом смысле, а скорее, пустыня была внутри, в моем сознании, где бежал безымянный ручей слитых в одну струю мыслей. Но ручей стал ледяным именно в ту секунду, когда я ступил на снег. До этого мгновения о температуре ручья я не имел никакого понятия. Наверное, она менялась каждый миг, поэтому было совершенно непонятно, горячий ли этот ручей, или наоборот. Ну, а если вспомнить, что ручей этот был лишь моей мыслью, то это означает, что форма ручья, как и температура — только лишь временные качества, которые могут в любой момент принять форму такого вида, что описать ее можно лишь одним способом: ступить босой ногой на снежный ковер.
Камень, как всегда, слегка светился. Это свойство Камня я обнаружил в далеком детстве, но не придавал никогда этому особого значения, считая сей эффект простым явлением природы. Например, если долго смотреть закрытыми глазами в пустоту, то можно наблюдать сияние Желтого Бублика. Когда Бублик появляется перед внутренним взором, становится ясно, что объяснить это с точки зрения «объективной картины» совершенно невозможно, но в том, что явление Желтого Бублика существует в Пространстве Искры, сомнений нет. Поэтому радужная оболочка Камня меня совершенно не удивляла, а наоборот; это явление было не просто красивым эффектом зрения, но и совершенно реальным полем, что придавало Камню дополнительный оттенок связи с моим Пространством Искры. Меня это не просто радовало, а даже вызывало очень глубокий и довольно странный, неуловимый интерес к Саду Камня и к самому Пузырю Искры, который многие люди по незнанию называют реальностью, бытием или даже самой жизнью.
Спустя вечность, разделенную на несколько шагов по снежному травяному ковру, я оказался в допустимой до Камня близости. Дело в том, что Шум Камня можно было слышать на расстоянии двух вытянутых рук. Многие утверждают, что Камни следует слушать, находясь непосредственно в контакте с объектом, но я не разделяю эту практику, так как трогать Камень можно лишь после сеанса созерцания. Я не знаю, как это объяснить, но есть точка, которая отвечает за восприятие Шума Камней. Когда прикасаешься к Камню, эта точка находит свое материальное воплощение в виде отпечатанной на поверхности Камня ладони. Казалось бы, связь при этом становится намного крепче, но это не так. Созерцая Камень на расстоянии, сфера ума получает именно то количество Шума, которое необходимо. Прикасаясь к Камню, мы прикасаемся к Изобилию Вечности, и данное действие, не смотря на заявления адептов этой практики, заблуждение, ибо сознание не воспринимает вечности, оно имеет сферу, в которую проникает Шум, а сводя эту сферу к пустоте, Шум уничтожается, как ненужные помехи. Конечно, это уничтожение сопровождается определенными ощущениями, но созерцание Камней заключается именно в уходе от каких-либо чувств и привязанностей.
Я сел напротив Камня и стал ждать. Я никогда не знаю, чего именно жду. Наверное, нельзя сказать, что я жду чего-то конкретного. Это можно назвать ожиданием прекращения ожидания. Через несколько минут снег усилился и полностью стер связь с реальностью. Я видел лишь Камень внутри радужного сияния и бесконечный снежный шум на сером фоне неба. Было тихо, но это была не та тишина, которую слышишь, выходя летней ночью на улицу покурить. Летними ночами тишину создают звезды и чернота. Даже если кругом визжат коты, не умолкают сигналки машин и телефон разрывается от входящих сообщений, все равно летними ночами абсолютно тихо. Тихо в высшей степени. Лишь звездный купол подмигивает редкими, пролетающими по орбите спутниками. Под одеялом Вечности звуки и огни обыденности кажутся настолько маленькими, незначительными и быстрыми, что даже столетний маяк обретает свойство пылинки, летающей вместе с тучей себе подобных внутри слепящего солнечного света. Чего уж говорить о человеческих судьбах? Они похожи на гигантскую паутину переплетенных Желтых Лучей, навеки застывших в холоде одной снежинки, бесконечность которой заключена в количестве ее копий, плавно рушащихся на меня с серого занудного неба. Естественно, подобное сравнение не совсем справедливо, ведь Желтый Луч всего один. Но на самом деле, совершенно не важно, один он, или его великое множество, ведь в рамках Вечности любой концептуальный крючок лишается своей наживы, хотя, эти «рамки» определяют концепцию самой Вечности, которой быть не может, поэтому-то крючки ума никогда не оставят нас без еды.
Снежный ковер становился все толще и толще. Я сидел, скрестив ноги, слушая Шум Камня. Мне не было холодно, но ступней я почти не чувствовал. Довольно странно осознавать, что я сижу в центре плоского Блина, который летает внутри снежного облака. Я был один во Вселенной. Линия горизонта была обрывом в пропасть. Не знаю, какое значение люди вкладывают в фразу «конец света», но мой конец света находился примерно в метрах пятидесяти от моего тела.
«Трудно представить себе Ничто, — думал я, сидя перед Камнем. — Вернее, это совершенно не возможно. Зачем человеку Ничто? Вот, к примеру, Пустота. Как мы ее себе представим? Наверное, Пустота похожа на серое небо, внутри которого плавает наблюдатель. Получается, что Пустота содержит в себе две составляющих: себя и наблюдателя. Но это означает, что Пустота не может быть Ничем. А вот когда человек засыпает и не видит снов — вот в этом явлении можно проследить присутствие Ничего. Куда уходит наше сознание в моменты потери всякого рода объектов созерцания? Но почему даже когда мы дремлем, в сознании присутствует образ модели Бытия? Это неразрешимый вопрос. Падает снег, а реальность не перестает быть реальностью. Если снег меня полностью заметёт, то я стану похожим на муравейник…»
Блин, в центре которого находился Камень — это мой мир. Мир, где возможно все. Странно, что в этом мире ничего больше нет. Нет ничего, кроме снега и серости. Нет ничего кроме меланхолии и вечного спокойствия. Вероятно, прошло несколько миллиардов лет с тех пор, как я ступил на снежный ковер, но возможно, времени, проходящего сквозь человека, не существует. Поэтому не возьмусь решать, сколько шагов прошло с того, самого первого, но я точно знаю, что Скрипт изменился, ведь с неба вместо снега стали падать люди. Люди в белых одеждах. Мужчины и женщины разных возрастов. Первым был огромный толстяк, рухнувший в десяти метрах от Камня. Затем молодая девушка лет двадцати аккуратно снизошла с небес и приземлилась рядом с телом толстяка. И вот, через несколько мгновений люди стали падать с очень высокой регулярностью, поэтому я счел не таким уж и важным делом запоминать внешние качества людских снежинок. Когда снежинка падает на перчатку, мы ее разглядываем. Возможно, не так подробно, как можно разглядывать падающих с неба людей, но ведь снежинка не так проста, как люди. Чтобы понять структуру снежинки полностью, нужно довольно много времени, и только малая часть этого времени уйдет на то, что снежинка превратится в пыль, а через мгновение — исчезнет. Поэтому люди падали очень плотно. Через несколько минут я был среди нескольких сот, а может быть и тысяч людей. Но я не чувствовал своего тела, поэтому мог только наблюдать за столь дивным явлением природы. Некоторые люди вставали и начинали ходить туда-сюда. Некоторые меняли позы, смешно дрыгая ручками и ножками. Многие из людей после приземления превращались в статуи, вроде меня. Они неподвижно лежали на снегу с открытыми глазами и созерцали небесную пустоту. Слой людей медленно рос. Удивительно, но около Камня люди не приземлялись, поэтому вокруг меня было несколько метров свободного от людей пространства. Некоторые из людей хотели подойти ко мне, но им что-то мешало. Вероятно, они боялись Шума Камня. Люди общались между собой на непонятном языке. Было такое ощущение, что Шум Камня, который я принимал за внутреннюю тишину — и был языком, на котором общались падающие с неба люди. Странно было смотреть на людей. Они превратились в массу из ручек, ножек и голов с ушами, носами и глазами. Некоторые глаза хаотично двигались, мигали, закатывались. Многие люди пытались смотреть в небо, некоторые визжали и били соседей, некоторые суетились, ползали, корчились в судорогах, извивались, царапали, пыхтели, карабкались по людям вверх, падали. Один сутулый и длинный человек переломился, как карандаш, и рухнул на тушу шарообразной женщины, которая каталась по головам и дико смеялась над происходящим. Падающие люди заполняли Блин, но мне было совершенно безразлично, что происходит вокруг, ведь я находился совершенно в другом пространстве.
Вот тут-то я и совершил свойственную мне ошибку. Опытный сталкер после мысли о возможности «другого пространства» сразу бы совершил Скачок. Но я почти не владею техникой намеренного проникновения, поэтому идея о «другом пространстве» просто выбросила меня в ум одного из падающих человечков. И я спокойно летел, не понимая всю странность происходящего. Я летел среди одинаковых, и в то же время, совершенно разных тел. Сначала я подумал, что мы — это снег, но присмотревшись, я стал различать формы человеческих тел, плавно парящих в сером небе. Мы были похожи на парашютистов. Я подлетел к телу длинноволосой девушки и взглянул ей в глаза. Я совершенно не отдавал себе отчета в том, кто такой я? Что происходит вокруг? Что было пять минут назад? Что случится после того, как я коснусь поверхности блина и встречусь с самим собой, сидящим напротив Камня? Я просто летел и смотрел в глаза парящей рядом молодой студентки строительного института. Она училась на архитектора, а между сессиями летала рядом со мной. На секунду я даже подумал, что, наверное, это все довольно странно, но по своей неопытности я потерял этот намек на попытку Перехода в блике голубого зрачка моей соседки по пространству. Естественно, если-бы Скачок все же произошел, то я моментально очутился бы в иной Модели Бытия, так как все происходящее было слишком зыбко для Странной Реальности. Если бы я совершил Скачок в момент полета, вероятно, я бы попал на более осмысленную и логически обоснованную Карту, но, к сожалению, я не нырнул, Перехода не произошло, поэтому я по-прежнему летел рядом с длинноволосой и голубоглазой студенткой строительного института. Сценарий казался мне обыденностью. Возможно, я даже знал, что такое происходит со мной каждый день. Это конечно при условии, что модель, в которой я находился, была лишь концептуальной проекцией. В противном случае, я мог застрять в пространстве Блина на целую вечность, что не имеет никакого значения, в общем-то, ведь память, в любом случае, всегда сжимает вечность до нескольких часов, минут, а иногда — мгновений. Хотя, на самом деле, это довольно грубое заявление, ведь никакого «времени» не существует, точно так же, как и самой «вечности». Но не будем углубляться в неразрешимые вопросы. Главной проблемой остается то, что я не смог совершить Скачок и продолжал лететь, приближаясь к Блину с Камнем. Я уже видел кучи людей, хаотично ползающих по поверхности Блина. Студентка строительного института улетела немного в сторону, и неожиданно ее засосала пространственная воронка, возникшая впереди. Я испугался. Люди стали десятками исчезать в лоне засасывающего сгустка, и я почувствовал холод между бровями. Это означало, что меня зацепило. Я закрыл глаза и стал чувствовать невероятный озноб. Я стал медленно замерзать и превращаться в глыбу льда. Пространство вокруг меня сжалось и превратилось в бесконечно малую Точку Сборки моего отсутствующего сознания. И эта Точка Сборки была совершенно в ином месте. Хотя, слово «место» не совсем уместно для описания координат пространства моей Точки Сборки, но другими словами и не скажешь. Вернее, скажешь, но результат поиска будет тем же самым, поэтому, можно даже утвердить, что моя Точка Сборки находилась именно в том «нигде», которое не похоже на пустоту ввиду отсутствия всяческих качеств, в том числе и присутствия самого Созерцателя, не говоря уж о бесконечности серого пространства.
Я превратился в ледяную статую и стал двигаться гораздо быстрее. Я даже мог наблюдать эффект «хвоста кометы», состоящего из цепочки бесчисленного количества моих копий, но к счастью, мои глаза перестали видеть, а картинка застыла в блике голубого зрачка моей пропавшей соседки. А через пару секунд я рухнул в центр Блина и разбился на миллиарды ледяных осколков. Камень притянул их к своей поверхности и обратил в пыль. В этот миг я открыл глаза и понял, что замерзаю.
Я тщетно попытался подвигать руками. Они были неподвластны моему намерению. Мелкая дрожь охватила все мое тело, но решительная неподвижность заставила задуматься о грядущем вечном увядании разума. Но я не сдавался и попробовал вызвать импульс еще раз. Где-то на кончике мизинца левой руки родилась волна. Она медленно прошла сквозь мысль о движении и создала потенциал действия. Но холод рушил все попытки хоть как-то повлиять на контроль. Я понял, что это замкнутый круг, и сдался. Я отказался от спасения и согласился весь остаток вечности быть просто скульптурой, манекеном среди таких же подобий человеческих форм. И это меня оглушило. Именно это осознание собственной беспомощности послужило детонатором. Я встал с места и огляделся вокруг. Передо мной возникла новая проблема: я находился на дне довольно глубокого кратера, или, быть может, воронки, стены которой были сделаны из замерзших человеческих тел. Прекратив падать с неба уже очень давно, люди образовали вокруг меня нерушимую стену. На меня уставились тысячи застывших в плену безысходности глаз. Собственно, я уже не понимал, люди это, или безжизненные тела, похожие на ледяные заготовки. Мне было не до этого, я беспомощно смотрел вокруг, ища выход из этой ловушки. И единственным выходом был круг серого неба.
Я поклонился Камню и полез вверх по головам, ногам, рукам и грудным клеткам людей. Если несколько секунд назад мне казалось, что выхода нет, то теперь я чувствовал близость спасения. Я лез по стене из людей вверх, к пустому серому кругу. Некоторые люди мне даже помогали, когда я спотыкался. Я почти упал, когда чья-то рука удержала меня в равновесии. Я пожал ее, как бы говоря: «Спасибо, чувак!» Мужская голова средних лет мне улыбнулась и подмигнула левым глазом. Я взбирался все выше и выше, не понимая, что весь Блин целиком устлан людьми, и что уйти мне больше некуда. Тем не менее, я практически выбрался из кратера, который теперь был больше похож на колодец. Я посмотрел вниз и увидел приятное радужное сияние Камня. Я по-прежнему слышал его безмолвный Шум, который давал мне неисчерпаемые силы. Я забыл о холоде, который недавно взял в плен мое залипшее тело. Еще несколько слоев людей, и я на свободе!
Я выбрался из колодца и ступил на верхний слой людей. Тут было гораздо теплее, тела людей были почти горячими. Казалось, что я иду по медитирующим монахам какого-то очень древнего монастыря. Я слышал под ногами бьющиеся сердца, а в нескольких метрах от меня двое мужчин, чьи тела слиплись в одну бесформенную массу — вели беседу, а точнее, спорили друг с другом.
— Михаил, позволю себе не согласиться с вашим необоснованным решением присвоения моей правой руки, ведь в момент приземления я не контролировал свое тулово, поэтому не мог уловить момент сращивания. Я, конечно, понимаю, что природа решила отдать мою руку вашему животу, но, не смотря на это, все же, это моя рука, хоть теперь она и торчит из вас, но ведь и я сам теперь торчу из вас же! Посему, корректнее будет присвоение меня целиком, а не только моей руки.
— Вы совершенно не правы, дорогой Рустам. В момент приземления вашу руку оторвало, и она вросла в мой живот, и уже после этого мы с вами слиплись, поэтому, лишь ваша рука целиком и полностью моя теперь, но остальное тело, с вашего позволения, я не могу признать собой.
Я подошел к ним и разрешил их проблему, вырвав руку из круглого живота Михаила.
— Спасибо, молодой человек! — в два голоса поблагодарили меня мужчины, и стали радостно обсуждать легкость бытия и основные принципы Трансерфинга реальности.
Оторванная конечность сжала меня в крепком рукопожатии. Я побрел дальше, прилепив руку на лоб пожилой женщины, которая мирно храпела среди остальных людей. Рука помахала мне и нервно ухватила за нос просыпающегося парня, который, судя по отрешенному выражению лица, еще не до конца понимал, что происходит. После такого долгого полета это и не удивительно. Медленно, но верно я пробирался по телам верхнего слоя людей к обрыву. Интуитивно я понимал, что там, где заканчиваются люди, начинается полная пустота. Но за всю свою вечную жизнь на поверхности Блина, я ни разу не подходил к его краю. Не случись этого людопада, наверное, я бы так и не осмелился нарушить свою вечную жизнь походом к краю Блина, ведь мое существование было вполне уютным и размеренным. Меня вполне устраивало с каждым новым витком Вечности выходить к камню и слушать его Шум. Увы, Скрипт поменялся, и теперь мой дом был где-то в самых нижних слоях людей. При всем моем желании, я не смогу докопаться до моей обители, ведь тела людей заживо похоронили мой уютный дом в ускользающем прошлом.
Спустя какое-то время, я добрался до края людей. Это было невероятное по своей предсказуемости зрелище! Передо мной возникла абсолютная серая пустота. Если бы не последние люди под ногами, я бы подумал, что нахожусь в центре серой сферы, не имеющей ни внутренней, ни внешней оболочки. И в это мгновение я почувствовал Разделение. Опытный сталкер всегда контролирует такие моменты, но я, как всегда, совершенно забыл о возможности Скачка. Я стоял на телах крайних людей и улыбался серой пустоте. Я понял, что ежедневное созерцание Камня лишило меня всех свойственных человеку чувств. Но сейчас, когда я уставился в лик нового и неизведанного, только в эти секунды я на мгновение осознал, что мой разум находится не здесь. Мое сознание лежит за пределами вечной серости. Это было настолько приятным, но совершенно невыразимым чувством, что я стал безудержно хохотать. Я смеялся до слез. Я разбудил своим смехом группу людей, у которых было одно тело, семь или восемь голов и несколько десятков рук и ног. Они стали сонно бормотать что-то нечленораздельное. Вскоре стали просыпаться и другие люди, зевая и охая от пробуждения.
В эти мгновения я был наиболее близок к Скачку в Странную Реальность, но я, как всегда, облажался. Все дело в том, что я, под впечатлением созерцания серой пустоты, совершенно забыл задать себе Ключевой Вопрос, и это стало моей ошибкой. Вечность, прожитая на поверхности Блина, превратилась в пустую трату времени. Я уже довольно сильно прокачался, ведь в моем мире присутствовал Камень, и это было явным знаком. Камень подталкивал меня к развязке, к Скачку, но без Ключа в Странную Реальность войти не возможно. Надо лишь вспомнить, где находится этот Ключ, надо вернуться к Истоку. Необходимо просто вспомнить себя, забыв про все на свете. Камень лишь взращивал почву для Скачка, указывал дорогу, ступить на которую должен был я сам. Но тщетно, я опять залип. И шагнул в серую пустоту, решив, что это нормально, что это в порядке вещей.
Несколько мгновений я падал вдоль отвесной стены из людей. Надо отдать должное Камню: некоторые люди пытались ухватить меня, не дать растворится в серости, но все же я был еще не достаточно опытным сталкером, поэтому ручки и ножки людей отрывались после каждой моей попытки хоть как-то зацепиться за оболочку Странной Реальности. Я сделал еще пару беспомощных попыток ухватиться за части тел, но стена закончилась. Мой родной Блин с людской горой устремился вверх, а через секунду исчез в сером пространстве, оставив меня в пустоте. В руке я обнаружил голову студентки строительного института. Видимо, последнее, за что я пытался ухватиться — были ее длинные волосы. Но я лишь оторвал ей голову и падал с бесполезным грузом в вечную серость. Хотя, теперь я даже не падал, ведь точка опоры меня покинула, и я попросту висел в пространстве, держа в руках оторванную голову красивой голубоглазой девушки.
— Что теперь будешь делать? — спросила она, слегка улыбаясь.
— Не знаю, наверное, нам лучше дождаться следующего поезда, — рассеянно буркнул я, провожая уходящий состав недовольным взглядом. — На улице холодно, и смысла возвращаться на поверхность ноль, наверное. Поздно уже, а денег на такси нет.
— Ну, поедем на следующем, — прошептала голова. — Только не следует делать из происходящего трагедию.
— Да, Ксюх, ты как всегда права. ****ь, сука, я же ему махал! Пидорас, мог бы пару секунд подождать. Теперь *** уедешь отсюда, на лавочке переночуем, если че.
— Да ща приедет. Положи меня в сумку.
— Чииво? — промычал я, подбрасывая Ксюхину голову, как мячик.
— Положи в сумку, говорю! — она протянула мне мокрый зонт.
— Хм. Давай, — я взял зонт и бросил его в сумку. — Видела бы ты, какой у тебя ****ец на голове!
Ксюха достала из кармана зеркальце.
— Бляяя! Реально ****ец!
— Да лан, даже красиво, — говорю. — Ты теперь похожа на Земфиру.
— Хех, ну хоть так, могу принять это за комплемент. Лучше уж Земфира, чем мокрое лохматое уебище! Боже, че у меня на голове, жееесть!
Поправив прическу, Ксюха спрятала зеркало в карман и посмотрела на часы над тоннелем. Потом, как будто что-то вспомнила, коснулась своей шеи и вздернула шарф на подбородок.
— Черт, я походу простудилась, в горле першит.
— Забей, — говорю. — Не так уж мы и промокли. Кстати, классная у тебя стрижка!
— Ваа! — Ксю надменно закатила глаза. — Ты решил закопать меня в комплиментах?
— Скорее, утопить, — задумчиво ответил я, косясь на часы.
Интуитивно я понимал, что времени не существовало, а смотреть на часы не было смысла. Но это знание было очень глубоко во мне. Вернее, даже не глубоко... Если говорить терминами бывалых сталкеров, то я «залип в фантоме». Наверное, это не такая уж и правильная формулировка, но на самом деле, в те минуты не имело особого значения, где я «залип», и кто такой, собственно, этот «я». Значение имело лишь то, что я не совершил Скачок и тонул в бесконечном Фрактале Призраков. Доступ в Странную Реальность был наглухо закрыт. Естественно, символы на циферблате часов постоянно менялись, превращаясь то в древнеегипетские иероглифы, то в смайлики, то в фразы, типа «*** в плену и ФСБ» и уж совсем бессмысленные «****и ****и 336. Точка точка восемь раз». Разумеется, это не было подозрительным, ведь я так далеко углубился в созерцание Призраков, что даже если-бы часы мне открыто написали: «Очнись, мудак, где ты находишься? Что происходит?» — даже тогда я бы лишь махнул рукой и стал безвольно переминаться с ноги на ногу в ожидании поезда. Собственно, так я и поступил.
Через три с половиной часа приехал поезд и мы прошли в вагон.
«Осторожно, двери закрываются, — решил за меня равнодушный голос незнакомой женщины, — просьба провожающим покинуть вагон и подняться в город».
Я сел на пол, подложив сумку. Ксюха села рядом и достала из кармана пачку «Парламента».
— Слава богам, мы почти дома! — воскликнула Ксю. — Тебе сигарету дать?
— Да не, — говорю, — я же не курю.
— Давно ли? — улыбнулась Ксю и затянулась.
— Я не знаю, — честно ответил я. — По-моему, я никогда не курил.
Ксюха рассмеялась. Наверное, подумала, что я шучу.
Поезд, стуча колесами, двигался по тоннелю. В нашем вагоне было не так уж много народа. Многие разложились на полу и уже спали в своих уютных мешках. Несколько студентов мирно пили водку в углу вагона и тихо обсуждали что-то, лениво жестикулируя. Если бы я совершил Скачок, наверное, присоединился бы именно к ним. Даже в Странной Реальности я часто, и порой, очень нелепо, лажаю. Наверняка я в процессе тихой попойки задал бы самому трезвому из компании вопрос, который всегда не дает мне покоя: «Чувак, а вдруг ты не существуешь?» Я уже много раз вылетал из Странной Реальности из-за своего любопытства. Никогда не могу сдержаться. Мне очень интересно, почему люди так наивны? Хотя, на самом деле, правила — есть правила, и от того, что я такой эгоистичный, Странная Реальность никогда не изменится, а вот выбросить может очень мерзко, ведь нарушая Скрипт, мы подписываемся под безжалостным правилом Моментального Выброса. Почему происходит именно так, ни один сталкер не знает наверняка, но Моментальный Выброс сопровождается уж очень неприятными ощущениями, поэтому некорректных вопросов внутри Странной Реальности никто, кроме меня не задает. Самое ужасное, это когда Выброс растягивается на цепь Медленного Отключения. Вообще, ошибки при Выбросе случаются со всеми, но я всегда очень переживаю, когда вспоминаю моменты оцепенения. Наверное, все дело в характере. Но это совсем не важно, ведь я был далеко. Очень далеко. Призраки уносили меня в глубины своих проекций, и этот процесс был необратим. Опять я запорол сеанс и двигался навстречу иллюзиям, о чем, естественно, не имел даже понятия, ведь именно его отсутствие и не позволило мне прыгнуть. Я продолжал сидеть на сумке и молчать, тупо уставившись в пыльную стену вагона, вдыхая горький дым Ксюхиного «Парламента».
Колеса мерно стучали, вводя меня в состояние призрачного транса. Чтобы хоть чем-то занять себя, я достал из сумки бутылку «Окского» и открыл ключами.
— Будешь? — предложил я Ксюхе.
— Одну на двоих? — поморщилась она, потушив бычок.
— У меня еще есть.
— Давай, — улыбнулась Ксю. — Ни разу не пробовала эту шнягу.
— Да лаан, заебись пиво, — говорю, доставая бутылку. — Настоящее!
Открыл. Крышка упала на пол. Протянул Ксюхе. Она сделала глоток. Поморщилась.
— Ну как?
— Это не пиво, это сака. Ты настоящего пива не пил походу.
— Ну, хрен знает. Солод, хмель и вода. Это тебе не «Редс», или что вы там пьете?
Ксю промолчала, в свойственной ей манере закатив глаза, и стала медленно пить. А поезд неохотно тащил нас в Нижний.
«Куда мы едем? — медленно думал я. — И главное, где мы находимся? Вон люди в мешках спят себе спокойно. Им вообще пофиг, что я вижу... А что я, собственно, вижу? Наверное, я вижу Поток. Только вижу ли я что-то конкретное? Так вот просто и не скажешь! Вон, два зеленых огня. Где они? Странно засыпать под стук колес, но ведь кто знает, возможно, мир так и устроен, что бесконечная череда кадров медленно крутится по диаметру вечности. Это даже не мысли. Это огни. Один плюс один плюс один плюс один плюс один... Вот, стена. Что на ней написано? Может быть символы, которые так тщательно изображал автор, имеют принципиальное значение в построении огней реальности? Быть может, каждый стук колес отображается в тетради небесного писателя? Хотя... Какой еще небесный писатель? Вот если бы вечность знала, что она — Вечность... Вот тогда можно было бы назвать ее небесным писателем. Только дело в том, что вечность и Веееечность — это не совсем то, что я хочу себе сказать. И кто говорит? Может, прав был Кастанеда, когда гонялся за Мескалито в тщете поиска внутреннего безмолвия? Или как там? Кто там за кем гонялся, и в поисках чего? Да не важно. Главное, что серые дома, которые я вижу... Главное, чтобы они не сошли с рельс. Ведь дом — это дом. А их несколько. Возможно, даже целый микрорайон. Да, именно микрорайон. Небоскребы. Дирижабли. Как все же прекрасно забытое всеми слово «паровоз»! Паровоз, паровоз... Вон он плывет. Сквозь что? Сквозь что. Сквозззь. Сквозззззззь. Сквозь неба. Скребы. Скребы. Я, конечно, понимаю, что среди разнообразия небоскребов существуют и такие, которыми можно пронзить все паровозы в мире. Но все не так просто, ведь существуют летающие розовые пирамиды, которые управляют Вселенной. Одна пирамида на другой. Одна на черепахе и твердь небесная своим звездопадам крутит машину времени наизнанку. Хотя, причем тут Макаревич? Причем тут Макаревич? Тут его нет. Он давно не тут. Написал это. Забыл это. Написал то, забыл это. Хармс говорил, что это не есть это, потому что это есть то. Но ведь Хармс, Макаревич и Кастанеда — одно и то же лицо! Почему я всегда теряю из окружающего только цвет зеленого огня, а форма остается неизменной? Например, вот я сижу на крыше. Вот серые дома и небесная твердь со звездами. Вот видишь, они перед твоим взором? Вон спутник летит. Гляди, какой красивый! Хоть и мигает не зеленым, а красным огнем. Чик чик. Раз, и нет. Раз, и есть. Есть. Ты знаешь, есть такое место... Наверное, даже и не место, но есть. Оно находится за пределами всего. Оно не может быть оформлено. Вот, например, слово «***» на обоссанной стене лифта оформлено небесным оформителем небесного лифта небесным хуем оформлено небесного лифта словом оформлено. А то место. Есть такое место. Оно не оформлено, оно нет. Если оно есть, значит, оно нет. Кажется, ты забываешь о главном. Ты забываешь о главном. Ты забываешь о главном... Главном... Ггглвном... Ггггллллввввннннм. Гггглллаааааааааввввнннн. ОМ...»
Я моргнул, и призрачная мысль обернулась такой же реальностью. Удивительно, что я не выронил бутылку из руки, ведь, как всегда и бывает в таких случаях, я чувствовал странную слабость, которая практически неуловимо и бесследно исчезает, когда внимание перескакивает с внутренних Призраков на внешних. Изо рта текли слюни. Я испуганно огляделся вокруг и быстро вытер рот платком. Ксю разглядывала спящих в мешках людей, выдыхая едкий сигаретный дым. Она пила пиво очень медленно, а курила одну за другой. Студенты в углу вагона уже спали. Прямо на полу, без мешков.
Меня клонило в сон. Я допил пиво двумя большими глотками и поставил бутылку на пол. Сидеть было неудобно, ноги затекли и превратились в бесчувственные протезы. Я попытался лечь на пол, но так было еще хуже. Заняться было абсолютно не чем, а разговаривать не хотелось. Ксю сидела рядом, курила и редко прикладывалась к бутылке. Я молча ворочался на полу, ища удобную позу. Потом опять сел. За окнами мелькали огни. Колеса мерно стучали. Давно я не ездил на подземных поездах.
В вагон, гремя большими сумками, вошел бомж. Он неуклюже побрел по салону, бухтя под нос на непонятном языке. Потом увидел мою пустую пивную бутылку и молча подобрал ее, недовольно рыгнув. Ксюха отдала ему свое пиво. Бомж, не сказав ни слова, залпом выпил две трети бутылки и бросил пустую тару в сумку. Немного пошатался по вагону в поисках бычков, подобрал три, наполовину недокуренных, и ушел в другой вагон.
— Ну и вонь, — говорю. — Может, уйдем отсюда?
— Куда? — сонно спросила Ксю.
— Пошли в вагон-ресторан? У меня есть две наклейки с голой Мадонной и одна — с Бэтменом. Вполне хватит, чтобы нормально пожрать!
— Бля, а че мы тогда тут сидим? — возмутилась Ксю. — Ты раньше не мог сказать?
— Я хотел оставить себе, но больше не могу тут торчать. Теперь уж точно не усну.
Мы молча встали. Я повесил сумку на плечо. Мы аккуратно обошли спящих людей, стараясь не наступать на их тела, и вышли в тамбур. Было накурено. Даже сильнее, чем в вагоне. Ксюха зажгла сигарету.
— Давай постоим, я покурю?
— Ок.
За окном мелькали зеленые огни. Это означало, что вход на мост между Мирами открыт. Я стоял, и смотрел на свое отражение в грязном стекле окна. Густой сигаретный дым делал меня похожим на героя нуаровых комиксов. Черный силуэт мрачного, одинокого человека смотрел на меня сквозь окно. На миг даже показалось, что человек в отражении реальный. На всякий случай я помахал ему рукой и снял шляпу. Все в норме. Он – это я. Мой красный шарф нехотя дрожал на сквозняке. Я нацепил шляпу и подмигнул себе. Было довольно тепло. Даже жарко. Я расстегнул пальто, снял шарф и ослабил галстук. Шарф выкинул в форточку.
Ксюха молча докурила, выкинула бычок в щель под дверьми, и мы пошли по направлению к ресторану. В других вагонах спящих людей было гораздо больше, чем в нашем. Тут и там валялись пустые бутылки, шприцы, использованные гондоны, банки, бычки, остатки еды... И среди всего этого бардака по полу были хаотично разбросаны мешки со спящими людьми. Причем, в некоторых вагонах люди спали в два, а то и в три слоя. Пробираться сквозь них было очень неудобно. Стоял ужасный храп, сопение, кряхтение, кваканье. Некоторые люди что-то шептали друг другу. Две девочки в школьной форме сидели на тройном слое людей, как на пуфиках, и передавали друг другу девайз, по очереди вдыхая густой дым гашиша из приспособленной пластиковой бутылки. Вообще, в последних пятнадцати вагонах было много школьников. И все они бодрствовали. Это слегка раздражало. Теперь нам приходилось не просто пробираться сквозь кучи мешков с людьми, но еще и отбиваться от вопящих, брыкающихся и кусающихся детей. Конечно, я в свои юные годы был точно таким же, поэтому понимаю, как трудно заставить школьников спать ночью в поезде. Их учителя извиняющимся взглядом провожали нас с Ксюхой, наблюдая, как ловко мы отбиваемся от орды навязчивых кричащих детей. Мы с облегчением вышли из последнего школьного вагона и встали в тамбуре отдохнуть.
— Ненавижу детей! — улыбаясь, сказала Ксю. — Черт, какая тварь порвала мне блузку?!
— Ну, зато повеселились. Все равно, делать нечего!
— Да уж. А ты видел, как на тебя смотрели две крашенные сучки? Ну те, которые дубасили? — спросила Ксю сквозь смех.
— Как они на меня смотрели?
— Они когда твою шляпу увидели, одна из них аж на изнанку вывернулась! Я думала, она в тот момент забудет, как дышать, и умрет. Представь картину! Ты идешь, короче, по вагону, и все школьные телки старших классов умирают после одного только взгляда на тебя? Забывают, как дышать, и умирают!
— Мне бы это польстило! — говорю. — Хотя, на самом деле, мне не нравится школьная форма. По-моему, это совок какой-то. Вернее, мне нравиться стильная форма, но это не про нас. У нас, как всегда — полный ****ец.
— А пионерские галстуки тебе нравятся? — спросила Ксю.
— Ну, блин, фиг пойми, короче. Мне нравится сама идея пионерского галстука. Знаешь, это как-бы, корпоративный стиль. Даже не так... Это отличительная фишка. Знак такой. К примеру, все сталкеры носят красные шарфы. Все пионеры — синие галстуки. Хотя, это палево. Сейчас у сталкеров новая мода. Они трипуют без отличительных особенностей. Не знаю, правильно это, или нет...
Ксюха неожиданно застыла в безмолвии, устремив свой взор в окно. Мы добрались до моста между Мирами. Поезд выехал из тоннеля наружу, в Пространство Желтого Луча. Сначала я подумал, что ослеп — так непривычно было видеть Свет! Но вскоре я стал различать очертания реальности. Сначала я увидел Ксюху, которая терла слезящиеся глаза. Затем стали прорисовываться очертания города. Дома поочередно появлялись в слепящем пространстве. Сперва просто коробки с окнами, посреди бескрайнего поля. Затем возникали более мелкие детали — дворовые дорожки, детские площадки, магазины, машины, люди. Вдалеке был виден противоположный берег Оки с живописными горами и мелкими пестрыми точками загородных домиков. Вскоре мир предстал передо мной во всей своей обыденности: люди ходили туда-сюда, не обращая внимания друг на друга, постоянно сигналили машины, откуда-то гремела ужасная скрипящая музыка, в лицо дул тихий весенний ветер, а Ксю стояла рядом, жмурилась и курила. Мы находились в просторной лоджии на 15 этаже и смотрели в утреннее пространство города. Почему-то, в своей правой руке я обнаружил блокнот. В нем было что-то написано, но складывалось ощущение, что я забыл, как читать. В ушах стоял шум, а мысли сбивались в клубок непонятных огней, знаков и голосов. Но меня это не волновало. Странным было другое: я совершенно четко осознавал, что нахожусь в двух местах одновременно, и в то же время, нигде. Но меня это совершенно не удивляло. Наоборот, казалось чем-то привычным и обыденным. Я посмотрел в небо. На фоне голубого, безоблачного, пустого экрана плыли туши дирижаблей. А уже через миг картинка изменилась, и я созерцал розовый куб, висящий в фиолетовом пузыре. Я сидел на облаке, скрестив ноги, и безучастно наблюдал за происходящим. В моем уме мелькали огни, и каждый из них что-нибудь, да означал. Это можно сравнить с кино. В зале темно, но на экране постоянно что-то происходит, поэтому внимание находится именно внутри фильма, а не в реальности. Реальность, как правило, не представляет особого интереса. Наоборот, она отвлекает всеми своими телефонными звонками, жующими поп-корн студентами, прыгающими туда-сюда тенями, открывающимися и закрывающимися дверьми, вскриками, шепотами, визгом, топотом, хлопками, шорохами, чавканьем, лязганьем, мерцанием, жужжанием... А в итоге, включается свет, и ты понимаешь, что реальность — это реальность. Не важно, что еще несколько минут назад ты был эльфом, отважным летчиком или безжалостным убийцей. Теперь ты — это ты. А я — это я...
Только я привык к Свету, как наш состав опять погрузился во тьму тоннеля. Обычно переход из одного Мира в другой длится несколько секунд, но мы ехали на устаревшем составе, поэтому даже успели привыкнуть к Свету, пока поезд перебирался через мост. Обычно образы, которые проецирует Желтый Луч, совершенно неуловимы, но в этот раз мы с Ксюхой были удивлены: переход был довольно длинным, поэтому Искажения вполне явственно ощущались не только в ментальной зоне, но и в физической. Например, Ксюха подобрала на лоджии чей-то телефон, и теперь сжимала его в руке. А я утащил толстый блокнот и перьевую ручку. Довольно прикольный баг, надо заметить, только толку-то? Вот если бы я понимал, что происходит, вот тогда я бы может и вынес что-нибудь полезное, но вспышка длилась лишь несколько мгновений, поэтому, нафига мне теперь этот блокнот? Я положил его в сумку, а ручку спрятал в карман. Мы пошли дальше. До ресторана надо было пройти еще пару десятков вагонов. Но дети, слава богам, закончились, да и спящих мешков стало гораздо меньше. Возможно, многих выбросило в Пространство Желтого Луча на мосту между Мирами. Не зря же врачи не рекомендуют спать в поездах. Но нам-то от этого только лучше.
Через несколько минут мы добрались до ресторана. Надо заметить, что пять ближних к нему вагонов разительно отличались от того кошмара, в котором ехали мы. VIP-вагоны были крайне чистыми и ухоженными. Никаких окурков, никаких бомжей и малолетних наркоманов. Спящие были аккуратно уложены на расстоянии друг от друга, чтобы через них было удобно переступать. В каждом таком вагоне был свой провожатый, а в дверях стоял коренастый вышибала, который пресекал все попытки остаться в этих вагонах на халяву. Людей тут надо было переступать со всей осторожностью, ведь каждый шаг по телу спящего человека карался внушительным штрафом. Тут была даже услуга привязывания мешка к полу, чтобы не укатиться во сне или не выпасть на мосту между Мирами. А особо деловые люди спали в интернет-шлемах, чтобы даже во сне контролировать свою жизнь.
Мы вошли в ресторан. Вдоль окон стояли уютные низкие столики, а в конце вагона находилась небольшая барная стойка с высокими стульями. Играл тихий ненавязчивый эмбиент. Окна были занавешены плотной голубой тканью, а в углах вагона нашли свое пристанище скульптуры Атлантов, которые держали на плечах потолок, стилизованный под небесную твердь с многочисленными спотами звезд. На стенах между окнами висели картины современных художников. Пол был накрыт белым длинноворсовым ковром. Вместо стульев вокруг низких столиков были хаотично разбросаны мягкие, эргономичные пуфики.
Посетителей было не так уж и много. За дальним столиком сидела молодая парочка, а два столика в середине вагона были смещены. За ними отдыхала компания из пяти мужчин интеллигентной наружности. За барной стойкой одиноко пил мрачного вида молодой человек, почему-то похожий на художника тех картин, которые висели в салоне. В общем-то, ресторан был вполне скромный, но не убогий. То, что надо. Мы прошли ближе к бару и сели за свободный столик в самом углу вагона, возле одного из Атлантов. Немного пощелкав по экрану меню, мы позвали кибер-официантку и сделали заказ.
Ксю заказала двойной чизбургер с майонезом и молочный коктейль «Мона Лиза», а я ограничился картошкой по-деревенски и кружкой темного пива неизвестной марки. Официантка-биоробот быстро приготовила заказ на пищевом визуализаторе и подала, вместе с вилками, ложками и ножами, завернутыми в салфетки. Надо сказать, что любая искусственная еда была очень вкусной и не причиняла никакого вреда для здоровья. По крайней мере, все врачи говорили именно это, и насчет заявления о вкусовых качествах я соглашусь с ними в полной мере. Разумеется, пиво было живым. На пищевых визуализаторах никогда не производят алкогольные напитки. Исключением являются дешевые газированные коктейли, но такую дрянь, вероятно, даже тот бомж из нашего вагона отказался бы употреблять. Хотя, на самом деле, когда мы проходили по школьным секторам, большинство детей пили именно эти вонючие искусственные коктейли, ведь кроме прикольных цветных баночек, это пойло отличается еще и низкой ценой, а так же, довольно высоким градусом. Не говоря уж о пиаре, который ценится среди школьников, как априорная истина. Именно по этой причине, после легализации в России легких наркотиков, пошла такая бурная мода на гашиш и курительные смеси китайского производства. В наше время почти все родители верят, что некоторые вещества и травы полезны для детского здоровья.
Ксюха ела молча, изредка поглядывая на чувака за барной стойкой. Пиво я пил без особого энтузиазма, но вот картошка оказалась очень вкусной. Я даже решил взять еще порцию. Жалко конечно, наклейки были очень старые, еще из жевательных резинок 90х годов, но я решил пожертвовать двумя голыми Мадоннами ради здоровой и очень вкусной пищи, да и возвращаться обратно не было никакого желания. Собственно, остаток пути можно было провести тут, присев на пол. Думаю, что никто против не будет. Да и спать больше не хотелось. Так мы и решили. Доев, мы расположились под Атлантом. Я отдал наклейки официантке, и она приклеила их на специальную панель. Эта мода своими корнями упирается в холодильники с многочисленными магнитиками на белом корпусе. Теперь почти в каждом заведение можно расплатиться такими наклейками, причем, Бэтмена я сэкономил, сделав достаточно простенький заказ.
Мы сели в углу салона на приятный, мягкий ковер. Я допивал пиво и был в легкой растерянности. Все дело в наклейках с голой Мадонной, которыми я расплатился за еду. Уж очень это было... Необычно. Я понимал, что таковы традиции, но дело совсем в другом. Я не помнил, откуда у меня эти наклейки. И вообще, я стал ощущать странное, давящее на тыльную сторону черепной коробки — чувство забвения. Мне вдруг на миг почудилось, что я нахожусь совершенно в другом пространстве и времени. Казалось, нет ничего странного в происходящем: вот, я держу в руке недопитое пиво, вот Ксюха, рядом со мной, вот ресторан. Но как так? Ведь Ксюха давно уже закончила институт и уехала к себе домой, в Пермь! Но с другой стороны, куда она уехала, если вот она, рядом со мной, черт побери! Я пошевелил правой ногой, потом левой. Это не мое тело! Это не мой мир. Я живу где-то очень далеко, и в то же время, прямо здесь и сейчас.
— Достань мою голову, пожалуйста, — прошептала на ухо Ксю. — Мне надо поправить прическу.
— Что? — испуганно переспросил я.
— Вытащи мою голову из сумки! Вытащи мою голову из сумки! Я задыхаюсь! Мне нужен воздух!
И тут мир распался на осколки! Столы рухнули на потолок вагона, вместе с немногочисленными посетителями, стены поезда со скрипом трещали по швам, а парень за барной стойкой превратился в огромного черного петуха с когтистыми лапами и острым металлическим гребнем.
— Что это ****ь такое происходит!!! — завопил я. — Верните меня на место!!! Верните меня обратно!!! Сууууки!!!
Я обернулся, и увидел Ксюху. Она спокойно сидела на полу и пила свой коктейль. А еще через миг я понял, что сидим мы не на полу вагона, а в центре странной комнаты с двумя окнами. В ушах зазвенело, и тут опять появилось пространство вагона, а парень-петух мирно пил за барной стойкой.
Я потерял контроль над своим телом. А еще через мгновение неведомая сила, как магнитом, притянула меня к потолку вагона. В ушах стоял невероятный по своей мощности звенящий шум. Я был парализован, руки и ноги перестали подчиняться моей воле. Свет погас, и я оказался в полной тьме. Но я чувствовал присутствие Призраков. Они мельтешили вокруг меня, как рой агрессивных насекомых, готовых в любой момент заживо сожрать мое тело, мои кости, мой мозг и мою душу. Стены, пол, потолок и даже тоннель, по которому мы ехали, пропали навсегда. Я оказался в центре вихря Призраков и видел перед собой только два окна и стену. Правда, окна эти непонятным образом то менялись местами, то всевозможно деформировались, то закручивались в воронку, то загорались голубым светом, то исчезали совсем. Исчезала и моя память. Моменты, когда мы сидели с Ксюхой в ресторане и ели, казались мне событиями десятилетней давности, а уж про нашу посадку в поезд я помнил лишь малыми фрагментами. Но в то же самое время, мне стало казаться, что это все не так уж и важно, так как постепенно в моем сознании стала вырисовываться картина совершенно другого мира. Мира, где нет странностей, мира, где нет противоречий и наслоений пластов реальности, мира, где все предельно понятно. Но я все еще находился в несуществующем поезде. Было темно. Призраки отключили свет и звук. Призраки отключили память.
Где я нахожусь? Я понятия не имел. Вернее, я находился в трех местах одновременно! В забытом поезде, в странной комнате с двумя окнами, и где-то еще. И самым важным было вспомнить, где! Мне казалось, что если я не вспомню, кто я и где я, то мучительно умру. Шум поглотит все мое существо и выплюнет в небытие.
Геометрия комнаты непрерывно ломалась. Стены и окна постоянно меняли свои пропорции, так же, как и мое тело! Мой ум балансировал между всем и ничем. Я то исчезал, то появлялся на свет. То умирал, то рождался заново. Все чаще и чаще, быстрее и быстрее. Мое сердце неистово билось в грудине. С каждым ударом воспоминания стирались и заменялись другими. В голове прокрутилась вся моя жизнь, начиная с момента рождения в снегах. Прошло несколько миллионов одинаковых лет созерцания Камня, прежде чем я попал в поезд. И все эти миллионы лет одним кликом были стерты из моего ума. Затем стерся и сам ум со всей присущей ему двойственностью. Остались лишь звезды. Именно их держали на своих плечах четыре Атланта. Я видел красивое звездное небо и полную луну, неестественно-жирную и ослепительно-яркую. И два окна, на поверхность которых проецировалась вся эта красота...
И тут мой ум заработал. Я словно перезагрузился. Я вспомнил, где я. Вспомнил, кто такой я. Вспомнил, каков был мой мир и практически забыл то, чем мой мир не являлся. Мое тело все еще было бесчувственным и обездвиженным, в ушах по-прежнему стоял невыносимый шум, но я вспомнил все. Я медленно восстанавливался. И тут в голове что-то хрустнуло и меня моментально выбросило в Шлюз.
продолжение следует...