Не по характеру работа

Владимир Огневец
               

С  Володей мы знакомы  так,  налегке.  Встречаясь,  здороваемся,  молчим.  Но,  иногда  его прорывает,  и  он  начинает  с  азартом  рассказывать  что-то  из  своей  жизни.  Вот  и этот  раз  его  понесло.  А  я  стоял  на  холоде  и  слушал,  надеясь  записать  услышанное,  пока  не  забыл.  Вот  что  он  поведал:

                *    *    *    *

-  С  Мартиросяном  я  познакомился  по  долгу  службы,  когда  был  призван  в  армию.  В  то  время  было  организовано  новое  Министерство  Охраны  Общественного  Порядка  (МООП),  в  котором  я  и  отбывал  положенную  воинскую  повинность.

Мартиросян  был  красавец – парень.  Вернее,  не  парень,  а  мужчина.  Рослый,  стройный,  сильный,  с  горячим  кавказским  характером.  В  нашей  связке  двух  напарников  он  был,  конечно,  первым  номером.  Поэтому    за  рулём  М-72 – мотоцикла сидел  я,  а  Мартиросян  катался  в  люльке.

Общественный  порядок  мы  охраняли  в  городе.  Он  был  большой,  с  разношёрстным  населением  и  работы  хватало.  Вот  ты  говоришь,  тёзка,  что  нужно  иметь  подходящий  характер  для  службы  в  милиции.  Это  точно.  У  Мартиросяна  такой  характер  был.  И  вот  об  этом  я  тебе  хочу  рассказать.

Было  лето,  стояла  жара,  а  мы  в  милицейской  форме  рассекали  по  городу. Тут  бы  раздеться  и  в  речку.  Но,  служба  есть  служба.   А   у  Мартиросяна  под  гимнастёркой  трико. Представляешь, в такую жару и трико! Я спрашиваю: «Ашот, ты что это трико напялил? Оно у тебя постоянно из под рубашки виднеется. Это же нарушение формы одежды, да ещё в такую жару.

«Надо так», - ответил напарник. А когда наступил вечер, я понял, почему ему так надо.

Мы остановились около «Парка строителей» и, вдруг, Мартиросян начал снимать с себя всё милицейское, пока не остался в одном трико.

-  Слушай, напарник, - сказал мне чисто по деловому, - у меня сегодня свидание с девушкой. Я не хочу, что бы она узнала, что я милиционер. Одежда пусть в люльке лежит, а я туда-сюда быстренько. Полчаса мне хватит, - подмигнул он как-то хитренько.

-  Хорошо, - ответил я, пожимая плечами.

Пока я пирожки съел, кефира бутылку выпил и Мартиросян вернулся. Оделся не спеша, сел в люльку, и мы поехали по маршруту.  А утром был, как обычно, развод. Мы стояли повзводно и поротно, так что я видел перед собой Мартиросяна, Он стоял на противоположной стороне плаца, через проход, в своём строю. В середине, перед нами, находились наши командиры. Самый старший – полковник, давал основные указания. Например, говорил, что на РТИ (завод резинотехнических изделий) выдают зарплату. Могут быть пьянки и случаи воровства или грабежа. Обратите на этот объект пристальное внимание. И сразу зачитывались ориентировки по свежим преступлениям. Слышу, читают, что вчера, в «Парке строителей» примерно в двадцать один час произошло изнасилование девушки. Приметы преступника: рост - выше среднего, спортивного телосложения, чернявый, с усиками, одет был в спортивное трико. Я сразу посмотрел на Мартиросяна. А он уже смотрел на меня и наши взгляды встретились. При этом он мне подмигнул так хитро, как у парка. Мне в голову ударило, и я остолбенел. После развода мы опять вместе поехали патрулировать улицы по маршруту. 

-  А ты свой, - похлопал он меня по плечу и сел в люльку.

Едем, впереди остановка трамвая, огороженная низеньким заборчиком из труб. На эти трубы опирается пьяненький и его слегка мотает.

-  А ну ка, останови, - говорит Мартиросян.

- Да, хрен с ним, пусть едет, вон, трамвай идёт.

-  Тормози, я сказал.

Я остановился и Мартиросян быстренько к этому мужику.

-  Пьяный? А ну, предъяви документы!

-  А я стою спокойно, никого не трогаю, - отвечает мужик. – Сейчас на этом трамвае уеду.

-  Быстренько документы, я сказал!

-  Нет документов с собой.

И тут Мартиросян шасть своей рукой этому мужику во внутренний  карман пиджака и достаёт бумажник.

-  А это что?

И я смотрю, он приоткрывает бумажник, а там стопка двадцати пяти рублёвых купюр. Тут же, одной рукой удерживая бумажник, другой  вытащил  бОльшую часть денег и ловко зажал  их в  кулаке.

- Топай на свой трамвай, пока в отрезвитель не оформил! – и ширк ему бумажник на место.

- А я видел, - набычился мужик.

-  Что ты видел, свинья пьяная!

-  Ты деньги у меня взял.

-  Что ты сказал, сволочь!

В это время трамвай укатил и на остановке остались эти двое.

-  Ты мои деньги забрал.

-  Ах, деньги! Ну,  получи свои деньги!

И Мартиросян со всей силы - дрыньск мужику в челюсть кулаком в котором деньги.  Мужик  через ограждение и об асфальт.  А напарник невозмутимо  сел в люльку и спокойно так: «Поехали, работы ещё очень много».  Ну, поехали мы.  Честно скажу, я опять промолчал. Попал к нему в зависимость по полной.

-  Почему в зависимость, - спросил я.

- Ну, за сокрытие преступления мне светила статья. Я стал, как бы,  сообщником Мартиросяна. Пришлось и дальше молчать. И вообще, там у нас такое творилось, что лучше было помалкивать.  Людей били и издевались над ними, не дай Бог. Вот недавно показали, как в колонии полицаи – охранники били зеков. Такое всегда в милиции было. Я, уже с другим напарником ехал как-то в усилении наряда на служебной «Волге». Впереди два мента, а сзади  мы – срочнослужащие. И видим, в центре города, на площади, стоит мужик и махается. Здоровый мужик, килограмм под сто пятьдесят. Спортсмен, наверно. Ну, бугай  колхозный. Хоть и пьяный, а дерётся так, что все от него как семечки отлетают.  Мы, вроде, мимо хотели проскочить, но тут к машине прилипли двое-трое и кричат, что мужик этот к ним доклепался и молотит всех.

Подъехали к нему сзади, остановились, и, сидевший впереди, подошёл к нему с дубинкой. Как раз дубинки только что ввели. Были летние и зимние дубинки. Летние – короткие, а зимние выдвигались и становились в два раза длиннее.  И на конце у них в резину был вделан шарик. И вот этой дубинкой тот мент сзади мужика по спине как стебанул. Того как подрубили.  Ох, он ревел  и извивался на асфальте, будто зверь какой. Мы его вчетвером в машину впихнули еле, еле, кое как. Но и в машине он не сидел, сопротивлялся. Только мы заехали за угол дома, остановились. И опять дубинкой как начал тот мент этого мужика охаживать, у того кровь пеной изо рта. Успокоился. Довезли его до вытрезвителя, завели внутрь и на лавку посадили. А там двумя движениями оставили в одних трусах. Отработано это было до тонкости. Снизу верхнюю одежду через голову на раз снимали, а сверху – нижнюю так же, на раз. А он сидит голый и смотрит из подлобья на мента, что его месил. Тот против него со своей дубинкой стоял. И, вдруг, мужик как бросится на своего обидчика. А тому, видно, не впервой. Он увернулся, а мужик хлоп в стену, а сверху дубинка по нему давай вжикивать с пришлёпом. Представляешь, по голому телу зимней дубинкой. Кровь брызгами по сторонам. Вот повыл и помычал несчастный. Это всё у меня на глазах. И вообще, насмотрелся я.

А однажды, помню, ехал старшим группы по маршруту, а у ресторана мужик пьяный сидит в каракулевой шубе и с пыжиковой шапкой на голове.   Ты помнишь такие шапки? Редкость была дорогая, и носили их только блатные. Видно мужика разморило и он задремал. Мы к нему.

-  Эй, мужик, вставай, поехали!

Он очухался и спрашивает:

-  А куда вы меня?

-  Давай, садись, в отрезвитель едем!

Затолкали в машину, везём.

-  Ребятки, пожалейте меня, - взмолился он. – Я кандидат наук, преподаю на кафедре высших партийных курсов. Если попаду в отрезвитель – это позор, конец карьеры, несмываемое пятно на всю жизнь. Это погибель!

А служивые поносят его и так, и эдак. И мужик заплакал, как баба. Кстати, он как-то вмиг отрезвел.

-  Отвезите меня домой, я здесь живу рядом.   Не пьющий я. Очень редко и по малу позволяю себе. А в ресторан попал – давние выпускники пригласили.  Посидел  с ними, и выпил немного, а в голову ударило.

-  Говори адрес, - согласился я, и поехали мы к дому. Отпустил я его. Он, конечно, благодарил, обещал в институты нам помочь поступить, дескать, связи везде имеются. Но больше я его в жизни не видел.  А вот с Мартиросяном мне довелось перед его дембелем близко столкнуться.  Он сам подошёл ко мне и предложил махнуться часами.

-  Буду на гражданке тебя вспоминать, - сказал мне и стал снимать часы с руки. А когда мои стал пристёгивать, я смотрю, а на руке у него уже есть часы.

-  О, у тебя и другие есть?
Мартиросян поднял рукава гимнастёрки, а у него этих часов пристёгнуто до самых плеч на обеих руках. Там и на ремешках, и с браслетами, и с позолоченными корпусами, и с золотыми. А потом открыл свой дембельский чемодан, сдвинул бельишко в сторону, а там пачки двадцати пяти рублёвок в упаковках по сто листов. Представляешь, две упаковки – «Жигули» машина стоила. А у него целый чемодан  пачек.  Вот так служили некоторые во внутренних войсках. А я, бывало, получу письмо от родителей, а там написано, что высылают они мне пять рублей в конверте. Только нет там этих пяти рублей. Вытащили их по дороге. А, между прочим, запросто вытаскиваются. Иголкой. Ну, а когда я вернулся со службы домой, пытались меня через военкомат устроить работать в милицию. Но я сказал: «Нет». Не по моему характеру быть ментом.
   
                4. 12. 2012 г.